Пандавы скрывают свой истинный облик

 

Страну проиграв кауравам, пандавы

Лишились приюта, лишились державы.

 

Расплата за проигрыш в кости — сурова:

Двенадцать мучительных весен, без крова,

 

Да будут скитаться тропою лесною,

А после, с тринадцатой, новой весною,

 

Пусть город найдут, где в течение года

Их облик да будет сокрыт от народа...

 

В изгнании горя изведали много. o

Юдхиштхира, отпрыск всеправого бога,

 

Сын Дхармы, как старший, собрал своих братьев,

Сказал им: "Былое величье утратив,

 

Мы жили в двенадцатилетней кручине.

Тринадцатый год начинается ныне.

 

Ты, Арджуна, брат мой, поведай: где будем

Теперь обитать, неизвестные людям?"

 

Ответствовал Арджуна: "Дхармой всеправым

Дарована милость несчастным пандавам:

 

Свой облик менять по желанию можем.-

Да станет любой на себя непохожим.

 

Спросил ты: "Где место для жительства?" — Внемли:

Кругом — превосходные, щедрые земли,

 

Где влага вкусна и где пища отменна:

И Матсья, и Панчала, и Шурасена,

 

Югандхара, Шалва, Чеди и Дашарна,-

О всех вспоминает молва благодарно.

 

Владыка царей, назови нам державу,-

Какая из них тебе больше по нраву?"

 

А старший: "Ты прав, многодоблестный воин,

Да будет приют наш красив и спокоен.

 

Потомкам Панду да пребудет защитой

Вирата, над матсьями царь знаменитый,

 

Казной, добротой, благочестьем богатый,-

Весь год проживем в государстве Вираты.

 

Но службу какую царю мы сослужим?

Уменье и навыки в чем обнаружим?

 

Склоняются люди к различным занятьям,-

Какие из них предпочтительней братьям?"

 

Ответствовал Арджуна старшему брату:

"А сам-то обрадуешь чем ты Вирату?

 

Исполнен ты чести, и правды, и блага,

Известны и щедрость твоя и отвага,

 

Но люда простого не ведал ты тягот,-

Какое же дело ты сделаешь за год?"

 

Юдхиштхира молвил: "Задумал я дело,

Которое надобно делать умело.

 

Скажу я, придя к повелителю в гости:

"Я — брахман Канка, я — играющий в кости.

 

Умением этим я славлюсь повсюду,

Тебе я в игре сотоварищем буду.

 

По-разному кости приводят к удаче:

Одни — словно глаз голубеют кошачий,

 

Из злата, из бивней слоновых — другие,

А доски что камни блестят дорогие".

 

С царем будем кости бросать до рассвета,-

И черного цвета, и красного цвета.

 

И так я скажу, если спросит Вирата:

"С Юдхиштхирой в кости играл я когда-то..."

 

Дошло мое слово до вашего слуха.

А ты, Бхимасена, а ты, Волчье Брюхо,

 

Каким государя обрадуешь делом?"

Ответил могучий душою и телом:

 

Себе я присвою прозванье Баллавы.

"Я повар, скажу. Я готовлю приправы,

 

Чей запах и царские тешит покои".

Такое искусство явлю поварское,

 

Такие придумывать стану приправы,

Что будет доволен властитель державы.

 

Взвалю себе горы поленьев на плечи,

Хотя бы пришлось их таскать издалече,

 

Я с самыми сильными справлюсь быками,

Слонов укрощу я своими руками,

 

На всех состязаньях борцов одолею,

Однако соперников я пожалею,

 

Помилую их на высоком собранье,-

Похвалит меня властелин за старанье,

 

А спросит — отвечу я речью такою:

"Юдхиштхире был я когда-то слугою,

 

И шел обо мне во дворце его говор,

Что лучший борец, и мясник я, и повар".

 

Юдхиштхира молвил: "Воюющий смело,

Ты, Арджуна, выбрал ли новое дело?

 

Не ты ли великим и сильным родился?

За помощью Агни к тебе обратился,-

 

Ты двинулся, богу огня помогая,

И быстро сгорела чащоба глухая,

 

Ты справился с Индрой, напасти развеяв,

Ты сжег, уничтожил и бесов и змеев.

 

Воинственней всех из воинственной рати,

Какое же выберешь ты из занятий?

 

Как солнце среди вековечного свода,

Как брахман среди человечьего рода,

 

Среди поражающих стрел — громовая,

Среди угрожающих туч — грозовая,

 

Как кобра средь тварей, исполненных яда,

Как бык, что горбат, — средь коровьего стада,

 

Как змей Дхритараштра — средь нагов подвластных,

Как слон Айравата — средь стад трубногласиых,

 

Как пламя o— среди обладающих блеском,

Как море — среди привлекающих плеском,

 

Как сын среди близких, жена — среди милых,

Воитель, что биться и с Индрою в силах,-

 

Средь самых могучих — ты самый могучий,

Средь лучников лучших — лишь ты наилучший,

 

Коней обладатель и лука Гандивы,

Скажи мне, о Бхараты отпрыск правдивый,

 

Какая в душе твоем дума созрела,

Какое избрал ты в изгнании дело?

 

У Индры в чертоге ты прожил пять весен,

Как Тысячеокий, ты стал громоносен.

 

Оружье добыл ты чудесное, мудрый,

Ты стал средь ревущих — двенадцатым Рудрой,

 

О ты, с затвердевшей в сражениях кожей,

С тринадцатым солнечным Адитьей схожий,

 

О воин, всегда приходящий с добычей,

Чьи руки насыщены силою бычьей!

 

Тебя средь морей океаном считаем,

Средь гор уподобился ты Гималаям,

 

Гарудой считаем тебя средь пернатых

И тигром — средь хищных зверей полосатых,

 

О лучший из доблестных в доблестной рати,

Что будешь ты делать, явившись к Вирате?"

 

И Арджуна молвил: "Приду я как евнух,-

Тем самым избегну последствий плачевных:

 

Воитель, привыкший к суровым занятьям,-

По-женски нарядным украшусь я платьем.

 

Приду и царю назовусь: Бриханнада.

Украситься длинной косою мне надо,

 

В чертоге царя, в обиталище власти,

Предстану в блистанье серег и запястий.

 

Сокрыв от придворных начало мужское,

Я в женских покоях и в царском покое

 

Рассказывать буду старинные сказки,

Учить буду девушек пенью и пляске,

 

Сердца привлеку мерно-звонкою речью.

"Откуда ты?" — спросит Вирата, — отвечу:

 

"В державе Юдхиштхиры, в женском наряде,

Служанкою был госпожи Драупади".

 

Как Наль, я надену чужую личину,

Никто не узнает в служанке мужчину".

 

Юдхиштхира молвил: "О юноша стройный,

О Накула, радостей многих достойный,

 

А чем ты займешься, краса простодушных?"

"Надсмотрщиком стану я в царских конюшнях,-

 

Ответствовал Накула. — Этой работой

Начну заниматься с великой охотой.

 

Быть стражем коней — вот мое увлеченье,

Искусен я в их обученье, в леченье.

 

А спросят — отвечу: "Мне Грантхика имя.

Всем сердцем я связан с конями своими".

 

"А ты, Сахадева, — спросил Правосудный,-

Скажи нам, что сделаешь в год многотрудный?"

 

Сказал Сахадева: "Одна мне отрада,-

Быть пастырем верным коровьего стада.

 

Я стану доильщиком, в счете искусным...

Не будешь ты, Царь Справедливости, грустным,

 

Поверь мне, доволен останешься мною.

Тантипалы имя себе я присвою.

 

Ты вспомни: и раньше, под царственным кровом,

Меня приставлял ты как стража к коровам.

 

Повадку я каждую знаю коровью,

Я буду стеречь их с умом и любовью.

 

Быки мне известны, чья стать превосходна:

Любая корова, хотя и бесплодна,

 

Мочу их понюхав, — тотчас отелится.

Так буду трудиться, трудясь — веселиться,

 

Притом никому не внушив подозренья.

Ты выслушал, брат мой, — я жду одобренья".

 

Промолвил Юдхиштхира, горько вздыхая:

"У нас, пятерых, есть жена дорогая,

 

Нам собственной жизни подруга милее!

Ее как сестрицу родную лелея,

 

Размыслим: вдали от родного предела

Какое найдем для возлюбленной дело?

 

Росла Драупади беспечной царевной,

Не ведала женской работы вседневной,

 

Великопрославленной, чуждой печали,

Ей только венки и запястья пристали.

 

Красавица нежная в тонкой одежде

Домашнего дела не делала прежде,-

 

Красивая, верная и молодая.

Так что же ей делать, мужьям помогая?"

 

Послышалась речь Драупади-смуглянки:

"Имеются в мире сайрандхри-служанки.

 

Искусных, свободных, однако бездомных,

Их знают везде как работниц наемных.

 

Берут их внаймы на работу ручную,-

И я этой доли, видать, не миную.

 

Скажу: "Я — сайрандхри. Хочу потрудиться.

Владычиц причесывать я мастерица.

 

Займусь волосами царицы Судешны,-

Старанья служанки ей будут утешны".

 

Промолвил Юдхиштхира слово такое:

"Ты сделаешь, чистая, дело благое.

 

Исполнена ты благочестья и света,

Крепка и тверда в соблюденье обета.

 

Еще, поразмыслив, хочу вам сказать я,

Что выбрали вы неплохие занятья.

 

Пусть жрец охраняет, свершая обряды,

Священное пламя в жилище Друпады.

 

Пусть слуги, погнав колесницы пустые,

Войдут в Дваравати, где стены святые,

 

И пусть повара и служанки царицы

К панчалам пойдут и, достигнув столицы.

 

Всем скажут: "Не знаем, куда из дубравы

Ушли, по домам нас отправив, панданы".

 

Наставления жреца Дхаумьи

 

Пандавам сказал с добротою всегдашней

Жрец Дхаумья — их наставитель домашний:

 

"Быть может, все то, что скажу я, не ново,

Но это — любовью рожденное слово.

 

Вы знаете, царские дети, прекрасно,

Что жизнь при дворе тяжела и опасна.

 

Скажу я, как надо, избегнув напасти,

Нести свою службу в присутствии власти.

 

Хотя вы могучего царского рода,

Придется и вам в продолжение года

 

Прожить в униженье, лишившись почета:

Нелегкой окажется ваша работа!

 

Без спросу не суйтесь в дворцовые двери.

Вы к царской любви не питайте доверье.

 

Не следует к месту стремиться такому,

Которое будет желанно другому.

 

Слуге, возгордившись, взбираться негоже

На царских слонов, колесницу и ложе.

 

Коль месту сопутствует слава дурная,-

Бегите его, клеветы не желая.

 

К царю, коль не спросит, с советом не лезьте,

Служите властителю молча, без лести:

 

Цари презирают советчиков вздорных,

А также искательных, лживых придворных.

 

Свой ум при дворе только тот обнаружит,

Кто с царскими женами тайно не дружит,

 

И с теми, кого государь ненавидит,

И с теми, кто в каждом недоброе видит,

 

И с теми — свободны они иль рабыни,-

Кто женщинам служит на их половине.

 

Без ведома царского, царского взгляда,

Свершать и ничтожного дела не надо.

 

Служите царю, словно богу, — иначе

Вовек не знавать вам добра и удачи,

 

Любому его подчиняйтесь приказу,

Чтоб ярости царской не видеть ни разу.

 

Царю говорите открыто и внятно

Лишь то, что полезно, лишь то, что приятно.

 

Ценнее приятных — полезные речи,

А все же царю не перечьте при встрече.

 

"Не люб я царю", — этой мыслью тревожим,

Решает мудрец: "Мы старанья умножим".

 

При царском дворе не лишается чести

Лишь тот, кто сидит на положенном месте.

 

Сидеть от царя надо справа иль слева,

Тогда вы избегнете царского гнева,

 

А сзади сидеть полагается страже,

А спереди сесть и не думайте даже!

 

Болтать при царе и шептаться — постыдно;

Ведь это и каждому будет обидно!

 

Царем изреченное лживое слово

Не делайте громким для слуха людского.

 

Не надо кричать: "Я умен! Я бесстрашен!" –

Приятен слуга, что смиреньем украшен:

 

За труд получив от владыки даренья,

Служите, усердья полны и смиренья,-

 

Не спорить же с тем, чья рука самовластна,

Чья ярость ужасна, а милость прекрасна!

 

Придворным не следует громко плеваться,

И ветры пускать, и чихать, и чесаться.

 

Царю неприятен болтливый, и грубый,

И тот, кто кривит с уязвлением губы,

 

Кто, шутку услышав, как буйный хохочет:

Во мненье царя он себя опорочит.

 

Но также нельзя никогда не смеяться,

Быть сдержанным слишком и шутки бояться.

 

Слуга, чтобы жизнь при дворе не затмилась,

Да встретит спокойно немилость и милость.

 

Лишь те проживут при дворе без печали,

Чьи мудрые мысли — царей возвышали.

 

Опальный слуга, без докучного слова,

По милости царской возвысится снова.

 

Кто преданность, верность и разум являет,-

Царя за глаза и в глаза восхваляет,

 

А тот, для кого лишь насилье — опора,

Поникнет, погибнет позорно и скоро.

 

Не надо стремиться к наградам и званьям.

Не надо царя превышать дарованьем.

 

Нужны при дворе правдолюбье и смелость,

Чтоб также и мягкость при этом имелась.

 

Как тень, за царем надо следовать всюду,

Угадывать каждую надо причуду.

 

Он кликнет другого, — скажите поспешно:

"Я сам сотворю это дело успешно!"

 

Лишь тот при дворе свое счастье добудет,

Кто близких покинет, родных позабудет.

 

Не надо носить, чтоб не знать посмеянья,

С царем одинаковые одеянья.

 

Не надо советы давать многократно,-

Царю это будет весьма неприятно.

 

И мзды не берите: берущие — гадки,

Тюрьмой или казнью кончаются взятки.

 

Должны вы беречь, словно ока зеницу,

Любое даренье царя: колесницу,

 

Одежду с плеча, иль кольцо, иль запястье,-

Тогда от царя вы увидите счастье.

 

Вот так и живите в течение года,

Пока не приблизится время ухода,-

 

И снова, о Царь Справедливости, царствуй!"

Юдхиштхира молвил жрецу: "Благодарствуй;

 

Научены мы; кроме Видуры-дяди

И матери Кунти, с любовью во взгляде,

 

Никто бы нас так хорошо не наставил.

Отправь же нас в путь с соблюдением правил".

 

Уста свои гимнами брахман украсил

И пламя возжег с возлиянием масел,-

 

Да будет пандавам и счастье и слава!

Огонь обошли они слева направо

 

И в путь, процветанья и радости ради,

Пошли вшестером — во главе с Драупади.