Глава 17. О том, как Щетка, Великий Садовник и невидимый Трубач старались утешить Татти

 

 

На полу в подземелье стояла короткая свеча. В углу на соломе

сидели Татти, Щетка и Великий Садовник. Около них тихо вздыхал

Невидимый Трубач, которому и в тюрьме не разрешали снять

колпак-невидимку.

-- На это у нас есть свои невидимые соображения! -- сказал

ему капитан невидимых стражников. -- Вот отрубим тебе голову,

тогда...

Перед каждым из узников стояла кружка с водой, покрытая

куском сухого черного хлеба.

Щетка быстро съел свой хлеб и выпил воду. Ведь он никогда в

жизни не ел ничего другого. Хлеб и вода, стоящие перед

Невидимым Трубачом, тоже постепенно исчезли. Даже Великий

Садовник отломил от своей корки несколько кусочков.

И только Татти ни к чему не притронулась.

-- Неужели ты ничего не будешь есть? -- ужаснулся Щетка. --

Ведь нас казнят только завтра утром. Неужели ты и на казнь

пойдешь голодная?

-- Она разочарована, -- прошептал Трубач. -- О, это ужасно

быть разочарованной в таком нежном возрасте!..

Щетка придвинулся к Татти.

-- Ну, Татти, ну, поешь... -- прошептал он, стараясь

заглянуть ей в глаза. -- Ты что, плачешь?

Татти подняла глаза. Ее светло-зеленые глаза были сухими и

горячими.

-- Я больше никогда не буду плакать, -- сказала она. -- Я

плакала, когда мне было чего-нибудь жалко. А теперь мне больше

ничего не жалко. Мне все противно.

-- И я? -- прошептал Щетка и опустил голову.

-- Не спрашивай меня. Я не буду тебе отвечать.

Щетка отвернулся, руки его мяли солому. Рыдания просто

разрывали ему грудь. Он задыхался, кашляя от соломенной трухи и

пыли.

Великий Садовник положил руку на худое плечо Щетки. Рука у

Великого Садовника была тяжелая и древняя. По ней, как корни,

извивались синие и коричневые жилы.

-- Ты не права, девочка! Ты поступаешь слишком жестоко. Так

нельзя...

-- А они? Они не поступили жестоко? Я им так верила. Больше,

чем себе. Я была хорошей... Ну, может быть, я не была уж такой

хорошей... Но я хотела хоть немного походить на них. Я им

верила. Я думала, таких на свете больше нет. А они... Лучше бы

их...

-- Ох!.. Ты бы предпочла, чтобы братьев казнили?!

-- Да! -- в запальчивости закричала Татти, вскакивая на

ноги. Ландыши посыпались на солому. -- Да! Хотела бы! Я бы

тогда тоже умерла от горя. Но я умерла бы от хорошего горя. Я

бы все равно не могла без них жить. А теперь пускай меня

казнят. Я все равно умру от плохого горя. Я все ненавижу! Мне

все отвратительно!

-- Бедная девочка, -- прошептал Великий Садовник. -- Ты еще

ничего не знаешь и знаешь слишком много. Но в жизни так много

прекрасного.

-- Ничего, ничего в ней нет прекрасного! -- И Татти упала

лицом на колючую солому.

-- Музыка! -- тихо сказал Невидимый Трубач. -- Глубокая и

печальная. Она могла бы рассказать все, о чем я сейчас думаю. О

том, что ждет меня завтра утром. И даже о том, что будет со

мной после казни. Только музыка знает эту тайну.

-- Мама... -- всхлипнул Щетка, -- я только не знаю, какие

они бывают. Но, я думаю, мама -- это самое лучшее на свете.

-- Зеленый лист, -- сказал Великий Садовник. -- С тонкими

прожилками... Лист дуба, клена, все равно. Молодая острая

травинка -- это уже чудо.

Он посмотрел на небо в маленькое окно под самым потолком.

Небо было похоже на кусок черного бархата с вышитой в одном

углу серебряной звездой.

Невидимый Трубач вздохнул у себя в углу.

-- Надо ее чем-то развлечь, -- шепнул он на ухо Великому

Садовнику. -- Или хотя бы отвлечь. Ведь она совсем еще ребенок.

Расскажите ей что-нибудь такое, от чего она стала бы хоть

немного повеселее.

-- Я сам уже думал об этом, -- тихо сказал Великий Садовник.

-- Но что я вам расскажу? Что-то ничего не могу припомнить.

Хотя, пожалуй, вот что. Я расскажу вам удивительную историю

старой дубовой рощи.

Великий Садовник поудобнее устроился на соломе, привалился

спиной к стене.

И вот что он рассказал.

Это было в долине, окруженной горами. Там, в долине, росла

чудесная дубовая роща. Белки прыгали по веткам. Под деревьями

была холодная, влажная земля.

Да. Рос в этой роще один удивительный дуб. Ствол такой

могучий, даже втроем не обхватишь. Между его корнями из-под

земли выбивался голубой прозрачный ключ. Как он звенел! Будто в

земле был спрятан серебряный колокольчик.

На опушке рощи стоял дом. В доме жили отец и три сына.

Старшего звали Чел. Он был похож на отца. К тридцати годам

волосы у него на висках начали седеть. Он любил работать в

поле. Рано вставал. Всегда был тих и спокоен.

Среднего сына звали Ов. Он любил бродить по лесу и петь

песни. И каждая малая пичуга вторила ему. Ну да, был еще

младший -- Ек. До того веселый парень, если уж начнет смеяться,

будет смеяться до вечера.

Однажды в полдень, когда солнце стояло прямо над головой, к

дому на опушке подошла какая-то старуха. На беду отец куда-то

отлучился, так вот вышло, не было его в этот час дома.

Ек посмотрел на старуху и еле удержался от смеха. Глаза, как

угли в яме, а изо рта торчит один-единственный желтый клык.

Старуха оперлась рукой о перила, и дерево обуглилось под ее

рукой.

Ов вынес ей стакан воды, а Чел -- тарелку с яблоками и

вишнями. Старуха только поглядела на них, и вода тотчас же

высохла в стакане, яблоки почернели, а от вишен остались лишь

косточки, обтянутые кожей. Ек как увидел, чем собираются Ов и

Чел угощать старуху, так от смеха чуть не свалился на землю.

Но тут Чел рассердился и велел ему уйти в дом. Что хорошего

-- смеяться над старостью?

А старуха сказала Ову и Челу:

-- Глупые мальчишки! Живете в нищете, а могли бы иметь

дворец не хуже любого королевского. Разве вы не знаете, что в

стволе одного из этих дубов спрятано золото? Надо только

срубить этот дуб. И тогда вы будете богаты! Золото, золото,

золото!.. -- повторяла старуха, раскачиваясь из стороны в

сторону.

Ов и Чел смотрели на нее, не в силах выговорить и слова.

-- Много полновесных блестящих, звонких монет, -- будто про

себя бормотала старуха. В воздухе что-то заманчиво заискрилось,

забренчало.

-- В каком дубе они спрятаны? Укажи нам этот дуб! --

закричал Ов.

-- Много хочешь знать! Много хочешь знать! -- захихикала

старуха. Трава дымилась под ее ногами.

-- А не врешь? Может, ты обманываешь нас? -- подозрительно

спросил Чел.

-- Мы колдуны и ведьмы никогда не лжем, -- старуха хитро

посмотрела на юношу. -- Другое дело, чем это оборачивается для

вас, людей. Но это уже ваше дело.

Старуха прошептала какое-то заклинание трухлявыми губами и

вмиг исчезла с глаз.

Ек выскочил из дома, услышав бешеный стук топоров. Ов и Чел

рубили дубы.

-- Золото! Золото! -- повторяли Ов и Чел хриплыми голосами.

До позднего вечера Ов и Чел валили дубыю А Ек в отчаянии

сидел на первом срубленном ими деревею Птицы с криком кружились

над нимию Белок становилось все больше и большею Они

перебирались на еще не срубленные деревья и, мелькая, как рыжие

огоньки, прыгали с ветки на ветку.

Наконец, остался один последний дуб. Тот самый дуб Самый

высокий и могучий. Помните, я говорил? У корней которого бил

ключ. Это было уже на третий день Ов и Чел стояли под ним такие

измученные. Они еле держались на ногах Лица черные,

исцарапанные Ек стал их умолять не рубить этот последний дуб.

-- Ты посмотри, мы вырубили уже всю рощу! -- закричал в

ярости Чел -- Поздно! Разве ты не понимаешь, мы уже не можем

остановиться -- простонал Ов -- Иначе, иначе.

Чел с трудом поднял топор, размахнулся и вонзил его в старый

дуб. Топор зазвенел. Чел ударил еще раз. Длинный кусок коры

упал на землю. И сейчас же из ствола, как из кошелька, в

котором проделали дыру, на землю потекло золото.

Тут они с яростью набросились на старый дуб. Даже Ек начал

помогать им. Топоры, звеня, сталкивались в воздухе. Во все

стороны летели искры, щепки и золотые монеты. Старый дуб

заскрипел, затрещал, вздохнул и тяжело рухнул на землю.

Тогда они остановились и перевели дыхание. Их поразила

тишина. Ужасная, непривычная тишина Не пели птицы. Куда-то

улетел ветер.

-- Вот что, -- озираясь, сказал Чел -- Здесь страшно Нам

теперь нельзя здесь оставаться Все. Мы уйдем отсюда. Мир велик.

А для богатого дом повсюду. И родина там, где он захочет.

И тут они увидели своего старого отца. Они даже не заметили,

как он подошел к ним. Слезы текли по его лицу.

-- Отец, отец! -- закричал Ек, протягивая к нему руки. --

Нам привалило счастье! Мы нашли золото, золото!

-- Что вы наделали глупые, неразумные дети? -- тихо сказал

отец. -- Человек, срубивший одно дерево, уже виноват перед всем

миром. А вы?.. Сколько зеленых жизней погублено вами. А птицы?

Пение птиц на заре? А прохлада, а узорные тени? Нет, вы не

уйдете отсюда, пока здесь не поднимутся, не зашумят молодые

деревья. А тогда делайте что хотите...

Отец повернулся и ушел в дом. Он как-то сразу постарел,

сгорбился.

-- Старик спятил с ума, -- сказал Чел. Он ползал по земле,

сгребая в кучу золотые монеты. -- До чего же я устал. Как ломит

спину. Тяжело было рубить эти проклятые дубы. Ладно, утешим

старика. Посадим новые деревья. Это проще простого. Ткнул в

землю желудь -- вот тебе и дерево. Это не то что их рубить.

На следующий день братья взялись выкорчевывать пни.

-- Они словно когтями держатся за землю! -- в ярости сказал

Чел.

Так прошли лето и осень. Зиму братья метались в доме,

ссорились, делили деньги. Отец сидел, запершись в своей

комнате.

Чел стал злым. Теперь карманы его куртки всегда были

оттянуты. В одном он носил нож, в другом -- связку ключей. Ек

больше не смеялся, а Ов не пел песен.

Весной они, наконец, посадили желуди. И когда из земли

полезли зеленые ростки, Чел захохотал и сказал Ову и Еку:

-- Ну вот, скоро мы будем далеко отсюда. Богатые и

свободные.

Но лето пришло сухое и засушливое. Земля потрескалась.

Источник пересох. Напрасно Ек разрывал в этом месте чуть

влажную землю. Он нашел только почерневшие щепки и три золотые

монеты. Чел был страшен. Он сжимал кулаки и проклинал солнце. К

нему боялись подходить.

На следующую зиму Ов и Ек уехали далеко-далеко, захватив с

собой свою долю золота. Но к весне они вернулись. Они привезли

с собой семена чудесных деревьев, которых раньше никто не знал

в этих краях. Семена голубой ели, кедра...

Чел расчистил источник и обложил его камнями, и ручей снова

побежал между деревьями. В молодом лесу появились птицы. И вот

как-то вечером Ов запел одну из своих любимых песен.

Шли годы. Умер старый отец.

Они все трое были уже не молоды, а Чел ходил с палкой, и

волосы у него стали совсем серебряные. Однажды Ов и Ек сказали

Челу:

-- Видишь, два дуба соединили ветви над крышей нашего дома.

Ты можешь уйти, твое золото лежит нетронутым на чердаке.

-- Уйти отсюда? -- прошептал Чел. -- Да разве я могу жить

без моего леса? Каждое третье дерево я посадил своими руками.

Здесь мне говорит "здравствуй" каждая белка и каждая птица.

Здесь вся моя жизнь. Я здесь счастлив. А дождь в лесу, когда

стоишь под большой елью?.. А потом выходит солнце... А весной,

когда зелень еще такого цвета, как будто деревья пьют зеленое

молоко... А осень? Какое золото сравнится с осенним лесом? Ведь

каждый лес -- это золотой клад, и осенью он говорит об этом

всему миру.

Великий Садовник замолчал.

-- Значит, они вырастили новый лес, -- прошептал Щетка. Он

слушал Великого Садовника, полуоткрыв рот, моргал глазами,

когда тот моргал, вздыхал, когда тот вздыхал.

Великий Садовник тихо улыбнулся.

-- О... вырастить лес, вырастить лес! Для этого нужна целая

человеческая жизнь. А иногда и этого мало. Ведь дерево растет

медленно-медленно, впитывая в себя время, пение птиц, соки

земли.

-- А почему братьев так звали? -- тихонько спросил Щетка. --

Я никогда не слышал таких имен. У меня-то имя, конечно, еще

хуже, но все равно они какие-то не такие.

-- Чел, Ов и Ек. Отец дал им такие имена, потому что все они

вместе составляют слово "Человек". Человек всесилен, дитя мое.

Но не потому, что он может вырубить лес, а потому, что он может

совершить чудо, если только он этого захочет.

-- А та старуха, кто она была?

-- Не знаю, мой мальчик. Но мудрые люди говорят, что дьявол

посылает на землю своих умелых в обмане слуг смущать юные

неокрепшие души. Горе тому, кто доверится злу и ступит на

дорогу, протоптанную дьяволом, но еще хуже тому, кто не

раскается и не свернет с нее вовремя. Может, все это и так, а

может быть, это просто сказки, рассказанные у камелька долгими

зимними вечерами, когда за окном темно и воет ветер.

Великий Садовник замолчал и посмотрел на Татти. Она лежала

не шевелясь, закрыв лицо руками. Нет, нет, она не стала

веселее. Невидимый Трубач смущенно кашлянул и зашуршал соломой.

-- То, что вы нам поведали, удивительно, необыкновенно, но,

я бы сказал, чуть-чуть мрачновато... Признаться, я тоже хочу

рассказать вам одну историю. Я много раз рассказывал ее перед

сном дочке и сыну. И они на следующий вечер снова просили ее

повторить. Конечно, это история о музыке и музыкантах. Только,

может быть, вам это неинтересно?

-- Нет, нет, расскажите, непременно расскажите, -- тихо

сказал Великий Садовник. -- А то я своей историей, кажется, еще

больше огорчил нашу девочку...

И Невидимый Трубач начал свой рассказ.

Это было далеко отсюда, совсем в другом королевстве. Правил

там король Самый Первый. Конечно, вы скажете, странное имя для

короля? Да нет, если вдуматься, оно как раз ему подходило. Ведь

он собрал у себя во дворце все самое редкое и невиданное, что

только можно сыскать на свете. В короне у него сверкал самый

большой алмаз, бесценный, заглядишься на него, так, пожалуй,

ослепнешь. На охоту он выезжал на самой породистой прекрасной

лошади, а в его свинарнике хрюкала самая толстая свинья на

свете. В погребах он хранил старинные благородные вина,

привезенные из далеких стран. Вино за обедом он прихлебывал из

бокала столь тонкого и прозрачного, что, казалось, вино висит в

воздухе. Его дворец был самый высокий на свете, и облака

ночевали на зубцах дворцовых башен, как на горной вершине.

-- Я самый добрый король на свете! -- частенько говорил

Самый Первый король. -- Потому что я ничего не требую от своих

подданных. Пусть только девушки приносят мне свои самые

красивые украшения, старухи -- самые теплые платки и чулки,

рыбаки -- самых больших рыб, а гончары -- самую красивую

посуду. Словом, пусть все приносят мне все самое лучшее, что

только у них есть. А больше мне ничего не надо.

Однажды слуги донесли королю, что в его страну приехал

какой-то заморский ученый. Карета у него набита книгами. А еще

он возит с собой какуюто большую трубу, чтобы смотреть на

звезды. Уж онто, конечно, объездил полмира, а может быть, даже

и больше.

Король, конечно, тут же пригласил ученого к себе во дворец,

ему не терпелось показать ему все свои сокровища и диковинки.

-- Да, -- сказал ученый королю. -- Я побывал во многих

странах. Я много чего повидал, но должен признаться: вы

владеете самым большим сокровищем на свете.

Король, ясное дело, пришел в восторг от его слов.

-- Так что ж тебе больше всего понравилось? Самые высокие

колонны у меня во дворце или самый пушистый ковер? Нет,

наверное, драгоценный алмаз в моей короне? Ну, говори же

скорей, мне не терпится узнать!

-- В вашей стране живет великий музыкант. Самый великий

музыкант на свете, -- ответил ученый. -- Когда я слушал его

музыку, я был так счастлив, как никогда в жизни.

-- А, так это Иги-Наги-Туги, -- сказал король. -- Так вот

что тебе больше всего понравилось! Ну еще бы! Мой Иги-Наги-Туги

-- самый замечательный музыкант на свете. Он живет у меня во

дворце и играет только для меня и моих придворных.

-- Нет, нет, -- сказал ученый королю, -- его зовут как-то

иначе. И живет он вовсе не во дворце, а в маленьком доме, на

чердаке. Я поселился в этом доме. Я услышал шаги над головой, а

потом эту музыку. Я был потрясен.

Король Самый Первый от неожиданности чуть не поскользнулся

на полу. Этот пол был натерт, конечно, лучше всех полов на

свете.

-- Как?! -- вскричал он. -- Этот музыкант еще лучше, чем мой

Иги-Наги-Туги? Мерзкая выдумка! Низкий обман! Мой Иги-Наги-Туги

-- лучший музыкант на свете! Эй! Привести сюда этого музыканта

с чердака. Этого нахала! Немедленно. Пусть они оба сыграют нам.

И тогда сам убедишься, кто лучший музыкант! Право, удивляюсь

тебе, я думал ты умнее.

Через полчаса в зале собрались все придворные. Пришел

знаменитый музыкант Иги-Наги-Туги. Он вошел в зал, помахивая

своей золоченой скрипкой. Стражники втолкнули в зал бедного

музыканта. Он был еще совсем молодой, но волосы седые. Узкие

плечи. Печальные глаза.

-- Ну, играй же, мой Иги-Наги-Туги! -- нетерпеливо приказал

король.

Иги-Наги-Туги заиграл. Он заиграл веселый лукавый танец.

Король стал притопывать толстой ногой. Иги-Наги-Туш заиграл еще

быстрее и веселее. Придворные начали повторять в такт музыке:

-- Иги-Наги-Туги! Иги-Наги-Туги!.. -- Все громче и громче

Раскачиваясь и хихикая. Колени начали сами сгибагься. Лица у

них сгали бессмысленными. Они высоко вскидывали нот. Широко

раскрытые рты орали: "Иги-Наги-Туги! Иги-Наги-Туги!.." Можно

бьию подумать, что все они сошли с ума.

Сам Иги-Наги-Туги, длинный, гибкий, сверкающий, крутился

среди танцующих, и скрипка в его руке взвизгивала и хохотала.

Вдруг: дзинь! На скрипке лопнула струна.

Тут сразу все заговорили, перебивая друг друга, тяжело дыша:

-- Какая чудесная музыка!

-- Прелестный танец!

-- Невозможно усидеть на месте!

-- Ну, конечно, конечно, Иги-Наги-Туги самый великий

музыкант на свете!

-- Ну что, убедился? -- с торжеством сказал король ученому.

-- Понял теперь, а? Ну, что ты теперь скажешь?

Ученый повернулся к бедному музыканту.

-- Сыграйте, прошу вас, -- сказал он.

И бедный музыкант заиграл. Первый звук, чистый и легкий, как

будто стер остатки глупой веселой мелодии. Исчезли улыбки. Шире

открылись глаза. А музыка все лилась и лилась. Музыка говорила

каждому: проснись и оглянись вокруг! Ты забыл о главном! Ты

забыл о главном! Вспомни, вспомни! Музыка вела за собой куда-то

вверх, на вершину волшебной горы, откуда был виден сразу весь

мир. И сердце поднималось вместе с ней и стучало все громче и

громче... и вдруг: дзинь! Лопнула струна! Все кончилось.

Музыкант опустил смычок.

-- Нет! -- закричал вдруг Иги-Наги-Туги. Он наклонился

вперед. Глаза его были полны слез. -- Продолжай, доиграй до

конца! Иначе я умру!

Тут все зашевелились и стали оглядываться. Одни -- с тупыми

лицами, пожимая плечами. Другие -- растерянно улыбаясь.

Музыканты мелодично сморкались. В дверях, позабыв обо всем на

свете, стоял повар в белом колпаке. На его лице застыла

неподвижная улыбка.

Старый поэт сидел отвернувшись. Плечи у него тряслись от

рыданий.

Король с досадой посмотрел вокруг.

-- Ничего не понимаю! -- воскликнул он. -- Какая это музыка?

Грустная и все тянется-тянется. От нее пахнет болотной гнилью.

От нее чешется в носу и хочется спать. Нет, эта музыка просто

никуда не годится!

И вдруг все, кто был в зале, услыхали какой-то шум. Будто

море подошло к дворцу, и его волны бьются о стены.

Король распахнул окно.

Вся площадь перед дворцом была заполнена народом. Люди

стояли, подняв кверху взволнованные лица. Они слушали музыку.

-- Как? -- с изумлением закричал король. Но изумление быстро

перешло в гнев и ярость. -- Им тоже понравилась эта музыка? А!

Теперь я понял! Есть королевская музыка, достойная только

королей. А эта музыка для глупцов, для бедняков и оборванцев!

-- Эту музыку надо слушать сердцем! -- сказал ученый.

-- А-а-а! -- завопил король. -- Новое дело! Ты что же,

считаешь, что у меня нет сердца?

Сейчас же из толпы вышли четыре доктора. Они были одеты во

все черное. Они с четырех сторон подошли к королю.

-- Сердце на том самом месте, где ему полагается быть! --

строго сказал первый врач.

-- Самое-самое здоровое сердце. Здоровее не сыщешь, --

сказал второй.

-- В высшей степени самое! -- сказал третий.

-- Самое! -- сказал четвертый.

-- Что -- видал? -- закричал король. -- И вообще, что ты мне

морочить голову? Музыку надо слушать не сердцем, а ушами!

Но тут короля обступили придворные.

-- Дурацкая музыка. Ваше Величество, и больше ничего. Ноет,

стонет, рассказывает о чем-то далеком и грустном. Гоните вы

этого музыканта. Поберегите ваши бесценные ушки для дивной

музыки Иги-Наги-Туги! Лучшей музыки на свете!

-- А ты чего хнычешь? -- с угрозой спросил король старого

поэта, который все еще сидел, закрыв лицо руками. -- Может

быть, она тебе понравилась, а?

-- Я плачу потому, что мне жаль этого бедного музыканта,

который так плохо играет, -- глухо ответил старый поэт и еще

ниже опустил голову.

-- А ты? -- спросил король у Иги-Наги-Туги.

-- У меня болят зубы, -- ответил Иги-Наги-Туги и рыдая

выбежал из зала.

Вечером ученый услыхал какие-то тяжелые шаги у себя над

головой. Потом раздался чей-то крик и хрупкий треск. Потом

тяжелые шаги протопали вниз по лестнице.

Встревоженный ученый поднялся наверх к бедному музыканту.

Музыкант стоял посреди чердака, держа в руках обломки своей

скрипки.

-- Они топтали ее ногами, -- сказал он ужасным голосом.

Ученый молча сел на стул. Да что можно было сказать? Чем

можно было его утешить? А музыкант, уже забыв о нем, ходил из

угла в угол, прижимая к груди маленькие изогнутые дощечки

темно-вишневого цвета.

Так прошел вечер и наступила ночь. Вошел человек, весь

закутанный в черный плащ.

Это был Ити-Наги-Туги. Он распахнул плащ и протянул бедному

музыканту чудесную старинную скрипку.

-- Возьмите ее себе, -- сказал он. -- Я играл на ней, когда

был молодым. Теперь она уже не нужна мне. У меня есть другая,

позолоченная, которую мне подарил король. У меня к вам только

одна просьба. Сейчас ночь. Все спят. Мне так хочется еще раз

услышать вашу музыку. Если, конечно, вам не противно трать мне.

Бедный музыкант взял чудесную скрипку и поцеловал ее. А

потом он поднял смычок и заиграл. На столе догорала свеча. В

окно заглянула звезда. Она словно бы заслушалась и облокотилась

о подоконник. А Иги-Наги-Туги слушал и плакал.

-- Я завтра уйду из этою города, -- сказал бедный музыкант

Иги-Наги-Туги. -- Хотите, уйдем вместе?

-- Не могу, -- ответил Иги-Наги-Туги. -- Я привык к этой

жизни во дворце. Но главное не это. Я всю жизнь сочинял только

глупую, пошлую музыку. Это как ядро, привязанное к моей ноге.

Моя музыка держит меня.

Вот что сказал Иги-Наги-Туги и ушел, всхлипывая,

завернувшись в свой плащ.

На следующий день карета ученого подъехала к городским

воротам. На козлах рядом с кучером сидел нищий музыкант.

-- А это еще кто? -- подозрительно спросил капитан

стражников.

-- Да вот нанял парня в услужение, -- сказал ученый. --

Будет бездельничать -- прогоню взашей!

-- А что в этом ящике? -- спросил капитан стражников,

заглянув в карету.

-- Да ничего особенного, -- небрежно отмахнулся ученый. --

Тут у меня ядовитые змеи и больше ничего. Не желаете ли

убедиться?

Но начальник королевской стражи так поспешно захлопнул

дверцу кареты, что чуть не прищемил край своего плаща.

Когда городские стены остались позади, ученый приказал

остановить карету.

Он открыл деревянный ящик и вытащил из него скрипку...

-- Я сразу же догадался, что там никакие не змеи, а скрипка,

-- сказал Щетка.

-- Ну вот, музыкант взял скрипку и ушел.

-- А что дальше?

-- О, это уже другая история. Он стал знаменит. Люди

приезжали из разных стран, чтоб услышать, как он играет.

-- Они полюбили его музыку, значит, они полюбили и его, --

тихо сказал Щетка. -- Как это, наверное, хорошо...

-- А разве тебя никто никогда не любил, бедный ты мой

мальчик? -- спросил Великий Садовник, наклоняясь к нему.

Щетка посмотрел прямо в глаза Великому Садовнику.

-- Меня? Нет. Я так думаю. Больших любят за то, что они

могут сделать что-нибудь хорошее. А маленький что сделает

хорошего? Маленьких любят только папы и мамы. Просто так, ни за

что. А у меня никогда не было папы и мамы. Поэтому меня никто

никогда не любил.

-- Какая страшная мысль! -- воскликнул Великий Садовник. --

Как же странно ты жил, чтобы прийти к такой мысли...

Но Щетка уже не слушал его. Он думал о чем-то другом. Он

очень волновался.

-- Я... я тоже хочу рассказать вам сказку, -- сказал он, и

голос его зазвенел. -- Я только не умею так хорошо говорить,

как вы.

-- Говори как можешь, мой мальчик, -- сказал Великий

Садовник.

-- Сначала я вам расскажу про дракона, -- начал Щетка,

волнуясь и сбиваясь. -- Нет, сначала я вам расскажу про

мальчика.

И он начал свой рассказ.

Жил-был один мальчик. У него была мама. Живая, настоящая.

Она держала его за руку, когда он шел по узкой дощечке, чтоб он

не упал в ручей. Мама любила своего мальчика. Они жили в

маленькой деревушке. А за холмом в глубокой пещере поселился

дракон. Все люди из деревни ходили к его пещере и клали там

разную еду. Ну, прямо на землю. Всякую вкусную еду, которую

любят драконы.

Однажды этот дракон приполз в деревню. Он был

большой-большой, длинный-длинный. Он зарычал громким голосом:

-- Пусть все-все выйдут на улицу! И люди, и быки, и собаки!

Все очень испугались и вышли.

И большой дракон сказал:

-- Мне мало одной еды. Мне еще нужен ваш страх. Вот сейчас я

дохну огнем на хижину, и хижина сгорит. Дохну огнем на

человека, и человек сгорит. Что, испугались? Ваш страх очень

вкусный. Я буду есть ваш страх. А потом дохну огнем...

Дракон закрыл свои огромные глаза и стал думать, кого ему

сжечь огнем.

Вдруг к дракону подбежала мама мальчика.

-- Дохни огнем на меня! Дохни огнем на меня! -- закричала

она.

-- Почему ты хочешь, чтобы я дохнул огнем на тебя? --

спросил страшный дракон эту маму. -- Может быть, я дохну огнем

на ту птицу или на эту лачугу. Ведь я еще не придумал, на кого

я дохну огнем.

-- Здесь стоит мой маленький мальчик. Мой сын, -- сказала

мама. -- Я ведь не знаю... А вдруг ты захочешь дохнуть огнем на

него. Я не могу стоять и ждать, пока ты там думаешь. Хочешь

кого-нибудь сжечь -- сожги меня!

Вот! Эта мама посмотрела прямо в глаза дракону. И дракон

увидел, что мама его совсем не боится. Совсем-совсем его не

боится. Нисколечко. Дракон заморгал своими страшными глазищами.

Лапы у него задрожали, и он упал брюхом на землю. Он

повернулся и пополз в гору, волоча брюхо по земле.

Люди перестали ходить к его пещере и носить туда вкусную

еду. И больше о драконе никто ничего не слышал...

Щетка замолчал.

По старому лицу Великого Садовника текли слезы. Он потянул

Щетку за руку, нагнул его к себе и поцеловал.

-- Вам понравилась эта сказка, да? -- сказал Щетка,

прижимаясь к нему. -- Я даже сам не знаю, откуда я ее знаю. Но

эта сказка была мне вместо мамы. Нет. Не вместо. А просто я

люблю думать, что мама из этой сказки немножко и моя мама.

Великий Садовник протянул руку и коснулся плеча Татти.

-- Ну, девочка, ну неужели тебе не понравилась эта сказка?

Эта удивительная сказка?

Татти вздрогнула, как будто его рука обожгла ее, и вскочила

на ноги. Ее глаза горели ненавистью.

-- Вы тут все сидите и врете! -- закричала она. -- Ничего

мне не понравилось. Придумали какие-то деревья! Или музыка. Не

хочу я никакой музыки. Это Просто, как деньги. И вас всех можно

купить. За музыку, за деревья. Моих братьев тоже купили.

Купили! Значит, можно купить человека. Как лошадь, как связку

сушеной рыбы... как кусок хлеба. Только вместо денег им дали

жизнь. А тебя вот можно купить за маму. Вот тебе дай добрую

маму, которая будет тебя любить и целовать на ночь... И ты... И

вы все...

Татти снова упала на солому и заткнула уши пальцами.

-- Обманутое сердце... Вот что бывает, когда обманывают

сердце... -- пробормотал Великий Садовник.

-- Она все равно не слышит нас, что бы мы ни говорили, --

вздохнул Невидимый Трубач. -- Она слишком несчастна...

Свеча догорела и, зашипев, погасла, захлебнувшись в лужице

растаявшего воска.

Наступила ночь. Шаги стражника, ходившего под окном, в

тишине зазвучали громче. А вместе с тем они стали более

медленными и сонными.

Все молчали. Так, с открытыми глазами, молча, ждали они

рассвета.