Исходный пункт в решении вопроса о бракоразводном процессе

Главное затруднение в вопросе об изменении порядка производства бракоразводных дел усматривается в том, что при этом изменении всегда предносится и высказывается мысль о необходимости перенесения судебной части по брачным делам из духовного в светский суд. Перенесение это признается неудобным ввиду соображения, что брак есть таинство церкви и что посему дела о расторжении брака должны быть всецело сосредоточены в духовном суде. Проникая трезвою мыслию в глубину вопроса, нельзя не признать поспешным заключения, будто расторжением брака, словом - разводом, уничтожается таинство, совершаемое церковию и состоящее в сообщении особой благодати сочетавающимся. Если бы в самом деле расторжением брака, разводом, разрушалось таинство церкви, разрушалась благодатная стихия, присущая сему таинству; то надо думать, что ни церковь в своих канонах, ни государство в своем законодательстве не допускали и мысли о расторжении брака, по причине невозможности уничтожения какого бы то ни было таинства. Если церковь допускает, хотя бы из снисхождения к человеческой слабости, расторжение брака, - то тем самым она обязывает смотреть на дело и взирать на предмет иначе. Таинственная сущность брака, действительно, связывается с тем благословением, которое преподается церковию чрез браковенчание. Но эта сущность никоим образом не может быть отожествляема с брачным сожительством, а потому и прекращение сего сожития нельзя принимать за уничтожение таинства.

"Еже Бог сочета, человек да не разлучает". Во власти человека нет средств посягнуть на то, чтобы уничтожить дары божественной благодати. Если бы сие было возможно, то для падших людей оставалось бы невозможным покаяние. Как нет греха, побеждающего милосердие Божие, так и Господь всех людей призывает к спасению. Не приходят к Господу и не участвуют в дарах Его благодати только те, кто не хочет, не ищет и даже чуждается этого. В таинстве брака, действительно, преподается сочетающимся особая благодать, которая греховный, плотский союз мужа и жены* одухотворяет, возвышает и совершенствует до уподобления его духовному, таинственному союзу Христа с Его церковию; но она не перерождает природы естественных влечений, не уничтожает свободы человека и не ставит его в положение раба для исполнения ее требований и в пользовании ее спасительными средствами.

______________________

* Так и запомним: "Греховный, плотский союз мужа и жены". Очень важно для анализа дела. В. Р-в.

______________________

"Привязался жене, не ищи разрешения", - говорит апостол. Этим он научает обуздывать плотские вожделения, чтобы не попасть в плен страсти, отравляющей мирные, супружеские отношения. В таинстве брака преподаются человеку потребные средства, необходимые для препровождения святой и богоугодной жизни в условиях плотских влечений; но всем этим супруги пользуются тогда, когда устрояют свою жизнь и свои супружеские отношения на страхе Божием, с мыслию взаимного доверия, взаимной помощи, взаимного самопожертвования. "Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена". Отожествление интересов, мыслей и чувств до уничтожения раздельности между моим и твоим должно сопровождать истинный супружеский союз. Кто живет и действует по указанию этих начал, тот благодушествует и мирствует под сению благодати, скрепляющей и освящающей супружество. Кто устраняется от сих начал, тот утрачивает и свой благодатный жребий.

Брак есть союз мужа и жены, установленный и благословенный Богом* еще в невинном состоянии** человеков для взаимного удовлетворения половых влечений, для взаимного блага и счастия - словом, для взаимного существования, а вместе и продолжения человеческого рода. Но этот союз, по падении, приобрел еще новое значение: он сделался средством - для ограждения себя человеков от греха любодеяния. "Во избежание блуда, - научает апостол, - каждый муж имей свою жену и каждая жена имей своего мужа". Поставляя брак законною нормою земного существования человека, в параллель девству, апостол и продолжение брака ограничивает пределом смерти. "Жена, если умрет ее муж, свободна выйти за другого". Как параллельная девству норма правильного земного существования человека, брак и его отношения оканчиваются земным пределом. "В воскресение ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают как ангелы Божий на небесах". Если брак есть союз мужа и жены, определенный пределом их земного существования, и назначен для земной жизни человека, - то, следовательно, в условиях этого существования и в требованиях земной жизни должны быть рассматриваемы и уклонения от этого союза, коль скоро они существуют. У нас речь о расторжении брака, иначе говоря - о разводе, и притом не в принципиальном значении сего слова, т.е. допустим или недопустим развод с церковной точки зрения, а в практическом - именно в том, какие можно начертать правила, какой следует принять порядок для правильного применения допущенного церковию развода. Церковь не узаконяет, а лишь допускает развод, и не в угоду произволу супругов*** или в удовлетворение обоюдных их желаний, хотя и не без их законной инициативы. Церковь соглашается на разлучение супругов в том случае, если между ними в корне нарушена связь супружеских отношений, если муж, оставив свою жену, или жена, оставив своего мужа, начали прилепляться телом, которым ни тот ни другая не могут свободно располагать, к другой жене или к другому мужу. В этом случае брак оказывается нарушенным в самой основе супружеских отношений. Нарушающий супружескую верность супруг оказывается оскорбителем чести и прав другого супруга и нарушителем данного им пред людьми, Богом и церковию обещания - пребывать в союзе до конца жизни; но он становится вместе и грешником, ответственным перед благодатию, которая освятила и возвысила его плотский союз до духовного, благословенного Богом сопряжения. Посему, при нежелании обиженного супруга искать развода и при последовавшем примирении супругов, брак остается в силе и действии. При отсутствии сих мотивов наступает вопрос о разводе, которым обиженному супругу предоставляется свобода, но не изглаживается грех обидевшего.

______________________

* Как, "Богом установлен" "греховный плотский союз" (выше слова)?! Не есть ли это богохульство? Нет, это просто бессмыслица невыспавшегося семинариста. В. Р-в.
** Как, "в невинном состоянии", когда он (см. выше) есть "греховный" союз? Но семинарист все еще спит душевно и только машинально водит по бумаге пером, обмакнутым в чернилицу. Из таковых вождений мокрым пером по сухой бумаге образованы не только журнальные статьи, но даже существенные части самых "трансцендентных" рассуждений ученых из Москвы, Питера, Казани и Киева. В. Р-в.
*** Всегда казалось мне удивительным и непонятным: да если жить в супружестве можно принудить насильно, то отчего не допустить насилия в венчании?! Ведь страшно не час под венцом против воли простоять, а страшно - после венца супружествовать против воли! и для предупреждения этого второго страха, - в супружестве, а не при венчании, - и запрещено насильно венчать! Но, не давая развода "по произволу супругов", мы ео ipso [тем самым (лат.)] устанавливаем насильственное супружество, и уж ничего не стоит, пусть отцы духовные не стесняются, объявить позволительным и принуждение к венчанию. Все одно; для нас, мирян, и для самого таинства - одно. Свобода в венчании без свободы в разводе есть просто риторический остаток, потерявший всякое для себя основание предрассудок. В. Р-в.

______________________

В расторжении брака следует различать два предмета: законную причину к разводу и самый развод, или разлучение супругов. Первая требует исследования, удостоверения в том, что действительно обвиняемый супруг виновен в приписываемом ему преступлении; последний нуждается в санкции, объявляющей брак более несуществующим. Можно ли без усилия мысли утверждать, что для расторжения брака должно иметь преимущественное значение то, чтобы прелюбодеяние было исследовано и доказано на духовном, а не на светском суде. Исходный пункт к решению вопроса в том, какой суд имеет более способов и располагает более надежными средствами для раскрытия и исследования причины преступления. Светские суды, при настоящем их устройстве, имеют более способов и средств для разрешения исков о прелюбодеянии, духовные суды, наоборот, ввиду нынешнего неудовлетворительного их состояния, должны быть преобразованы. Преобразование это может и не привести к желательным результатам уже потому, что духовные суды без посторонней помощи не могут управиться. Если же эта помощь будет нужна в некоторых случаях и светскому суду, то последний с большим правом и удобством может ею пользоваться.

Передача бракоразводных дел из духовного в светский суд, кроме обеспечения большей правильности производства этих дел, освободит духовное начальство от множества обременительных для него функций. Производство этих дел бывает иногда сопряжено с крайне неблаговидными действиями. Кроме того, сколько епархиальными преосвященными затрачивается времени на прочтение иногда обширных, полных всякого рода ухищрений, бракоразводных дел, каковое время с большею пользою могло бы быть употреблено преосвященными на другие, более ценные занятия. Позволительно усумниться в том, чтобы чтение консисторских протоколов по бракоразводным делам облегчало пастырскую деятельность для воздействия на паству в духе христианского назидания; еще менее можно утверждать, что материал бракоразводного процесса составляет необходимое приобретение для пастырского понимания недугов общественной среды. Вообще трудно указать стороны, которые бы свидетельствовали, что выслушивание судных речей на бракоразводном процессе требуется именно пастырским служением духовных лиц. Бракоразводные процессы в большинстве случаев касаются таких житейских отношений, которые чужды нравственной стихии, от начала до конца бывают проникнуты одними ухищрениями развращенного чувства и страстию помраченного рассудка. И ужели все это необходимо выслушивать собственным ухом, чтобы быть, как говорится, в курсе дела, дабы увериться в факте преступления и постановить решение? Ничего не потеряет духовная власть и не снизойдет с высоты своего положения в том случае, если она, устранившись от соблазнительных сторон бракоразводного процесса, сохранит за собою пути свойственного ей духовно-нравственного воздействия на страждущих недугом взаимного отчуждения супругов. Не так на суде, при всей торжественной обстановке, при всех искусных, инквизиционных приемах судебного процесса, можно испытать нравственное состояние человека и увериться в его испорченной настроенности, влекущей к падению, как всего этого и с большим успехом возможно достигнуть на домашнем суде, при испытании глаз-на-глаз образа мыслей и настроенности человека, при увещании его сознать и возненавидеть грех, примириться с обидчиком и простить его суетные и страстные увлечения. Формализм суда не столь надежное средство для осязательного убеждения в истине исследуемого, как непосредственность обращения к мыслям и чувствам испытуемого. А потому и гнаться за судебного процедурою, чтобы удержать ее в своих руках, нет резонного основания.

Кто-нибудь, может быть, скажет: светский суд, исследуя факт прелюбодеяния как причину к разводу, будет заниматься анализом таинства церкви? Отвечаем - нет. Светский суд будет исследовать и определять взаимные отношения супругов и, в частности, прикосновенность обвиняемого к приписываемому ему деянию. Благодатная таинственная сущность брака этим не затрагивается. Тяжущиеся виновны и ответственны пред этою сущностью тем, что они не соблюли и не сохранили залога освятившей их плотские греховные вожделения* благодати. Они уклонились из-под сени этой благодати на распутия страсти, нарушив притом общепринятый и общеустановленный порядок супружеской и семейной жизни. Действительность и мера нарушения этого порядка и исследуется на суде, а не потеря и утрата супругами полученной ими в церковном благословении благодати. Действия последней супруги снова могут приобщиться, искренно раскаявшись в своем увлечении и вступив в мирные, супружеские отношения. Брак честен и супружеское ложе не скверно, но лишь при том необходимом условии, если супруги взаимно хранят целомудрие, оберегают чистоту собственного тела от постороннего прикосновения и воздерживаются в мыслях, чувствах и внешних действиях от расслабляющих и отравляющих нравственное чувство порочных вожделений. Если же указанные условия супружеских отношений нарушены супругами, в таком случае вместе с сим они сами устраняются и от действенности благодати. А потому и светский суд, рассматривая и констатируя ненормальность супружеских отношений, тем самым только может подтверждать и то, что супруги пренебрегли полученным ими благодатным даром и не сохранили добровольно данного ими пред людьми, Богом и церковью обета взаимной супружеской верности и неразрывного супружества. При наглядном подтверждении этого судом станет и для духовной власти очевидным то, что супруги утратили залог безмятежного и мирного существования, - а потому могут быть разведены от обязательного по закону церкви и государства купножительства. Развод в таком случае явится необходимым последствием существующего морального разобщения супругов и прекращения их супружеских отношений.

______________________

* Слова, опять важные для теории брака: вся его материальная сторона, т.е., в сущности, весь его субстрат, то - для чего он и чем он отличается от дружбы, союза и пр., квалифицируется, без доказательств и сомнения в истине слов, "плотским греховным вожделением". В. Р-в.

______________________

Высказывают и другие опасения, что передача бракоразводных дел в светский суд поведет к дальнейшему ослаблению брачных уз, которые и без того в наше время шатки и непрочны, и вместе с тем проложит путь к водворению гражданского брака с потемнением идеи брака церковного. Шаткость и непрочность брачных уз в настоящее время достигли крайней степени расслабления. Явления эти возымели силу в последнее время, при сосредоточении бракоразводных дел в духовном суде. Следовательно, для борьбы с этими пагубными для общества явлениями надо призвать других деятелей. На органах гражданской власти не может не лежать обязанности охранения государственного и общественного благоденствия посредством скрепления брачных уз и отвердения семейного счастия. Позволительно питать надежду и быть уверенным в том, что брачные узы окрепнут и погоня за разводами уляжется, если с передачею бракоразводных дел в светский суд получение развода будет обставлено такими условиями, которые повлекут за собою последствия, могущие отрезвляющим образом действовать на произвол и легкомыслие, с которыми в настоящее время ищут и домогаются разводов. Этого надо желать и к этому стремиться; иначе какое же получится улучшение с перенесением бракоразводного процесса из одного суда в другой, если сим делом станут заниматься только новые люди, но без новых идеальных требований, а на старых изветшавших основаниях. Передачею бракоразводных дел в светский суд надо стремиться не только усовершить бракоразводный процесс, но и поднять идею самого брака чрез отрезвление его нарушителей. Идея гражданского брака с потемнением церковного уже предносится в сознании увлекающихся умов, но эта идея требует многого для своего действительного осуществления. Для сего надо перевоспитать народное сознание и довести его до забвения религиозных начал. Но... гражданский брак не сроден русскому народу, как удостоверяют в том наши раскольники, которые чуждаются записи своих браков в установленные для них гражданские метрики, а ищут Для них благословения у своих уставщиков. Посему опасения насчет водворения гражданского брака есть очень отдаленные стадии, а потому об них можно и умолчать...

С осторожностию следует относиться и к заверениям, будто передачею бракоразводных дел в светский суд духовная власть отказывается от своего законного права, нисходит на степень исполнительной, чуть не полицейской официи, и становится в несвойственное ей приниженное положение. Подобные заверения проистекают из предубеждения и могут влиять на нервность, оставляя в стороне сущность дела. Ничего подобного не последует, если за духовною властию останется, как сказано выше, неотъемлемо принадлежащее ей право увещания супругов к примирению и санкция развода; если это право увещания не будет одним официальным в руках епархиального архиерея распоряжением о производстве увещаний, а будет выражаться в действительном архипастырском слове, растворенном любовию и участием к разобщающимся супругам. Вообще все рассеиваемые в мотивах за оставление бракоразводных дел в духовном суде уверения насчет неблагоприятных последствий от передачи этих дел светскому суду следует отнести к преждевременным. Останется нетронутою благодатная сторона таинства, сохранится достоинство духовной власти, имеющей дело с совестию и внутренним настроением человека; не привнесет и светская власть плотских взглядов на брак, если ее деятельность будет ограничена присущею ей сферою. Для сохранения всего этого надо желать, чтобы бракоразводный процесс в его развитии был направлен к тому, чтобы, ограничив произвол и страстность разводящихся супругов, оградить семейное начало от потрясений, поддержать устои общественной нравственности, сохранить церковную дисциплину и дать государственному закону право предупреждать анормальные явления. Со всем этим необходимо считаться, чтобы избежать худших последствий*...

("Церковный Вестн." за 1901 г. N 22-30).

______________________

* И в этих пространных диссертациях о разводе, весьма нами сокращенных через пропуск духовно-канцелярских подробностей, и в которых, казалось бы, так и иначе трогаются: а) интересы ребенка, Ь) интересы мужа, с) интересы жены, - о первом вовсе не упоминается, а двое последних трактуются как не то прощелыги, не то преступники. Так что перенесенное в Кормчую из Corpur juris civilis еще языческое определение брака: "Брак есть мужа и жены союз и жребий на всю жизнь, соединение божественного и человеческого права", - к концу XIX века стало читаться уже так: "Брак есть переписка между канцеляриями духовного и светского ведомства и взаимное их препирательство о том, кому принадлежит священное право и значительные выгоды мучить и разорять единопаспортных мужчин и женщин". В. Р-в.

______________________

LII. Из "Дневников" кн. В.П. Мещерского

Суббота, 4 августа 1901

С легкой руки "Церковного Вестника", которому почему-то придают значение чуть ли не официозного церковного органа, пошла по всей линии газетной печати пальба по вопросу о разводе!.. Обрадовались наши писаки, так как все решительно вопросы русского "быть или не быть" ими были истрепаны, и не о чем было писать; и вдруг такая находка: брачный развод, да еще с переводом его из-под рясы под фалды чиновничьего виц-мундира судебного ведомства!

Действительно, лакомый кусочек для нашей исхудалой от безвопросицы печати.

Когда-то Прекрасная Елена пела под крики восторгов ее обожателей: "Все мы жаждем любви", теперь газетная толпа орет: "Все мы жаждем развода"... И Боже мой, сколько явилось на газетных простынях драматических изображений, сентиментальных излияний, крокодиловых слез; потоками они полились над бедными жертвами затрудненного развода. А главное, какая лафа, вприпрыжку за "Церковным Вестником", доказывать, что развод - дело вовсе не Церкви, а окружного суда!

Все это очень занимательно и пикантно. Но всего интереснее - это вопрос: почему-де вздумалось нынешним рясоносцам* "Церковного Вестника" пустить в печать мысль об отнятии у Церкви ведения дела о брачном разводе и о передаче его светскому суду? Потому ли, что Церковь не может с ним справляться по скудости своих духовных средств, по своей духовной немощи, или потому, что в XX веке приличнее для духа времени дела о расторжении таинства брака передать в ведение светских судей, тем паче что по нынешним временам, вероятно, большая их часть ни в какие таинства не верует?

______________________

* Какой жаргон у кн. Мещерского. Ну, можно ли представить, чтобы, надсмеиваясь над "рясою", т.е. над таинством священства, он уважал "таинство брака "! Ведь равны все таинства. Но, видите ли, консерватизм бы нечто потерпел, если б умалился авторитет церкви, и автор говорит: "Не берите брака из ее рук, ибо это - таинство ". Это показывает, что консерватизм и клерикализм хорошо умещаются на острие одной иглы с атеизмом. В. Р-в.

______________________

Вопрос этот очень интересен и очень серьезен, и серьезнее, чем это может казаться с поверхностного на него взгляда, ибо если ни для кого не тайна, что образ, коим церковь ведает у нас дела о разводе, очень уж устарел, и вследствие этого является мысль о передаче этих дел в светские суда, как об единственном средстве улучшить порядок их ведения, то всякий благочестивый член церкви с душевным смущением должен задать себе вопрос: неужели церковь наша до того духовно немощна, что, сознав недостатки ведения у себя бракоразводных дел, она не в силах их исправить настолько, чтобы довести их до уровня, подобающего таинству, и о своем бессилии свидетельствует, сдавая эти дела светским судам?

Мне кажется, что над этим вопросом стоит призадуматься...

Затем есть другое весьма серьезное соображение, над которым не мешало бы призадуматься, прежде чем увлекаться либеральною затеею, - дела о брачном разводе сдать в ведение светских судов.

Ни для кого тоже не тайна, что благодаря разным причинам, изложение коих составило бы многостраничный том, мы дожили до эпохи, когда в так называемых образованных слоях общества разврат в браке до такой степени умножился, что именно он, а не те трудные и, действительно, безвыходно несчастные положения в отдельных случаях брачного сожития, которые делают развод необходимым, ставит усиленно на очередь вопрос об облегчении брачного развода... В этом для всякого, добросовестно относящегося к вопросу, никакого нет сомнения.

А раз это так, я, признаюсь, никак не могу мириться с мыслью, чтобы в удовлетворение потребностей не жизни, а разврата в браке приняты были меры к облегчению развода, ибо по пути этого облегчения очень легко дойти до такого положения, что церковь будет призвана таинством брака укреплять только временные связи любодеяния, и больше ничего.

Что положение у нас брачного развода с точки зрения нравственности ужасно, в том ни малейшего нет сомнения. Непостижимая чуть ли не вековая апатия* иерархов церкви к этому вопросу довела его до такого низкого положения, что судьба каждого развода, по установившейся в церкви практике, поставлена в исключительную зависимость от двух, так сказать, условий sine qua поп, одинаково для нее позорных: 1) от известной платы, вносимой чиновникам в консисторию, соразмерно состоянию хлопочущего о разводе, и 2) от исполнения в натуре самой грубой сцены разврата... Я говорю о разводе по случаю прелюбодеяния, который издавна практикуется как единственный способ добиться развода по причине нежелания продолжать брачную жизнь. Вследствие этого мы как ни в чем не бывало примирились с толком, повторяемым ежедневно в любой гостиной, что без денег и без гнусной сцены разврата при свидетелях нельзя добиться расторжения брачного союза - от кого же? от церкви!

______________________

* Ради этой одной строчки перепечатываем "Дневники". Да чем же лично и вообще живо иерархи были заинтересованы в постановке развода? Они - девственники, сами в браке не нуждающиеся, и судили чужое дело. Итак, ужасный в Европе вопрос о разводе, определивший весь ужасный уклад семьи, имеет корнем под собой - просто ненужность семьи духовным главам Европы. А это имеет под собою корнем верховенство девства перед супружеством. И все оканчивается бесполостью, внеполостью теизма. Вот куда восходит удивившая кн. Мещерского "непостижимая вековая апатия". Слишком все "постижимо"... и до чрезвычайности все опасно - именно если добираться до корней. В. Р-в.

______________________

Но неужели потому, что до такого нравственного падения довела практика вопроса о брачном разводе, в явное оскорбление святыни таинства и церкви, следует поднятия этого уровня для брачного развода искать в отнятии его у церкви и в предоставлении его светским судам?

Вот вопрос, ставящийся сам собою...

Мне кажется, что он требует в интересах и церкви, и общества, и общественной нравственности - глубокого и серьезного размышления.

Неужели все должны узнать, что церковь не имеет средств поставить вопрос о разводе на ту высоту, на какой он должен стоять, как вопрос неотделимый от церковного таинства; неужели церковь не в силах от делопроизводства по брачным делам - устранить все подкупное и все грязное и давать делу быстрое и чистое решение?

Что-то не хочется верить!

Воскресенье, 5 августа

Возвращаюсь к вопросу о брачном разводе.

Так как у нас нет гражданского брака, а есть только брак в силу церковного таинства, то и развод брачный должен быть церковный, а не гражданский. Некоторые полагают, что ведение гражданским судом бракоразводных дел будет иметь последствием ускорение хода этих дел. Я позволяю себе сомневаться, ибо практика нашего гражданского судопроизводства достаточно научила нас не верить в возможность скорого делопроизводства, и два, три года для производства гражданского дела стало обыкновенным явлением... Но, оставаясь в области церковной, бракоразводные дела, очевидно, требуют совсем иного производства, чем теперь. Теперь главное в бракоразводном деле - это формальности, а между тем всякий понимает, что главное в этих делах - это их живая и часто мучительная сущность. Дарение формализма совсем мертвого и совсем безучастного к жизненной сущности в каждом деле произвело то, что весь центр тяжести бракоразводных дел сосредоточивается, как я сказал выше, в двух безнравственных формальностях: 1) в производстве дела в консистории, где дело без денег обходиться не может, и 2) в исполнении формальности прелюбодеяния при свидетелях...

Мне кажется, что если хорошенько призадуматься над вопросом, то явится возможность, оставляя бракоразводное дело в области церкви, устроить его с соблюдением чистоты и интересов нуждающегося в разводе лица.

В то же время мне представляется, что делопроизводство по бракоразводному делу может и не быть делом церкви; вмешательство консистории в эти дела надо обязательно, из уважения к церкви, считать непригодным. Но затем, вряд ли представляется удобным и необходимым приобщить лиц духовной иерархии к производству бракоразводных дел, требующих по отношению к разводам по прелюбодеянию - известного следствия, а в особенности знания светской жизни, которого требовать в достаточной мере от духовенства довольно трудно.

Вот почему мне представляется возможною и целесообразною следующая, например, комбинация. В каждой епархии мог бы существовать особый совет по бракоразводным делам, под председательством епархиального архиерея, в котором присутствовали бы главные должностные лица в губернии, а именно: губернатор, губернский предводитель дворянства, губернский воинский начальник, губернский городской голова, председатель губернской земской управы, председатель окружного суда и прокурор и старший благочинный в губернском городе, - и этому совету были бы подведомственны все бракоразводные дела, причем этот совет все исследования по каждому делу возлагал бы на одного из своих членов. Совет этот решал бы дело о разводе и о судьбе детей, прижитых от расторгаемого брака, окончательно, - за исключением случаев, когда архиерей не соглашается ни с одним из мнений совета, и тогда дело переносится в Синод для окончательного решения.

Сомневаюсь, что при таком составе совета можно было бы не быть уверенным в том, что дело о разводе получать будет всякий раз решение чистое и добросовестное.

Надо помнить, как я вчера говорил, что главными крикунами за облегчение развода являются те, которым это нужно в интересах разврата, а вовсе не те, которым это нужно в интересах жизни и действительно безвыходного положения. Вот почему для первых развод должен быть, елико возможно, затруднен, а для вторых, наоборот, облегчен.

Именно этого такое самостоятельное и состоящее из лучших людей губернии коллегиальное учреждение под председательством главы местной церкви может достигать всегда. При таком совете не возьмешь ни деньгами, ни протекциею: одна правда будет иметь решающую силу.

И сверх того получится огромное благодеяние: быстрота производства дел и отсутствие всякой волокиты.

ФРАГМЕНТЫ О БРАКЕ

О наказании смертью и еще, сверх этого, чем-нибудь...
(Письмо в редакцию "Нов. Вр.")

Позвольте мне опротестовать явно неверную ссылку и могущую иметь вредные законодательные последствия. До сегодняшнего дня я думал, что после смертной казни уже нет наказания. С каким же изумлением я прочел в академическом здешнем органе, "Церк. Вестн.", следующие строки: "А как за прелюбодеяние по Ветхому завету положена смерть, в греческих же царских законах вместо смерти положены и другие казни, то и ныне нужно"... и т.д. Очевидно, "нужно" или казнить, или еще как-нибудь расправляться с несчастными разводимыми по консисторскому приговору мужьями и женами. Не знаю, почему же это при таком строгом законе не казнили "по Ветхому завету" Давида и Соломона, которые по нашим законам оказались бы крайними прелюбодеями? А в "Книге числ" написано, что Бог призвал к суду своему и покрыл проказою Мариам за то, что она упрекала брата своего Моисея, взявшего эфиоплянку в жены себе при живой другой жене Сепфоре. И каким образом Соломон не казнил, а рассудил известным мудрым судом двух блудниц, пришедших к нему с мертвым и живым ребенком? Явно, что случаи нашего прелюбодеяния, служащие поводом к разводу, не считались вовсе прелюбодеянием в Ветхом завете, ни по закону, ни практически, и вопрос может идти не о "казни" или "наказании" разводящихся супругов, как предлагает аноним академического журнала, а о том, читал ли он когда-нибудь Ветхий завет, и если читал, то для чего он так искажает его смысл, и притом с практическими, ясно законодательными целями: внушить мысль нашим русским светским судам о необходимости налагать уголовную кару на виновную при разводе сторону. Ни о какой такой каре не может идти речь, потому что указы греческих царей для нас так же малообязательны, как и "Litterae obscurorum virorum" ("Письма темных людей" (лат.)), а в Ветхом завете все устройство брака и семьи было иное, и там никогда не было тех чудовищных стеснительностей, какие к нам перешли из этой же Греции и составляют наше историческое несчастие. А не было там такого тесного и жестоко поставленного брака, то, следовательно, нет нужды и "наказания" или их идею переносить к нам. Ведь с точки зрения греческих средневековых законов весь народ израильский, от Авраама, имевшего наложницею Агарь, и до последнего еврея последних времен, всех надо бы предать "казни за прелюбодеяние". Но как же тогда он был "народом возлюбленным и избранным"? Об этом, как и о многом другом, не думают беззаботные viri obscuri (темные люди (лат.)) времен греческих и наших. Примите и пр. В. Розанов.

О древнерусском разводе

Худое знание истории едва ли не есть главная причина недвижности нашего бракоразводного процесса. Представляется неопытным, что мы имеем в существующих затруднениях к разводу что-то древнее и уже священное в силу этой древности. Между тем это вовсе не так. М. Руднев в последней книжке "Христианского Чтения", в статье "Церковное судопроизводство по делам о расторжении брака по причине супружеской неверности", указывает, что в старой допетровской Руси, когда, конечно, благочестия было не меньше, чем теперь, и семья не была слабее теперешней, был факт "существования добровольных бракоразводных договоров, утверждаемых подписями священнослужителей: порешившие разойтись супруги менялись друг с другом распускными листами" (ноябрьская книжка, стр. 685). Здесь сохранено было и участие церкви, в лице священника, но супруги не были поставлены в то бесправное парализованное положение, в каком находятся сейчас, когда могучими вершителями дел семейных являются консистории. В процессе об убийстве Комарова, секретаря полтавской духовной консистории (дело братьев Скитских), показывалось очевидцами, что он был принципиальный противник развода и не давал хода или донельзя тормозил бракоразводные дела. Отдельная частность показует общее положение дел, и секретарь Комаров не чинил волю свою, но был исполнителем существующих правил, дававших ему право "вязать" и "разрешать". Впрочем, это и до дела Скитских было довольно известно. Так вот кто, значит, по существу-то дела "разводит" и "не разводит" в Российской империи: секретарь, лицо светское, имеющее так же мало священной санкции, как и мы с вами, читатель. И вот в чью пользу и в рост чьего авторитета изъяты как права у священников, так и права у супругов. Прикажет секретарь - и обязан муж жить с развратною женою; прикажет он же - и будет жена нести побои и увечья от мужа, терпеть его распутную и пьяную жизнь. Только неведение истории, незнание Св. Писания и какая-то овечья запуганность вообще всех несчастных людей сделали то, что ищущие развода люди, уже сломленные и так судьбою, без гордости и без самолюбия несут этот не столько суд над собою, сколько измывательство над собою. Давно пора вернуться здесь к закону, настоящему и древнему: что развод принадлежит тем самым лицам, которые и заключили брак, т.е. благословившему чету священнику и самим сочетавшимся. Написав же "распускное письмо" или "разводное письмо", они могут нотариальную копию с него отправлять в консисторию, вообще в некоторый архив "дел", и одновременно священник, с приложением церковной печати, писал бы в паспортах обоих бывших супругов о новом их состоянии вдовства. Во всяком случае - это почва, которую можно разработать.

Ценные слова