Судебная хроника. Сгоревший муж

28 февраля в петербургском окружном суде началось слушаться громкое дело о поджоге в Шувалове дачи. Обвиняемыми явились вдова провизора М. Краевская, 30 лет, и мещанин А. Ведерников, 27 лет.

В 6 часов утра 16 июня 1901 года в дачной местности Шувалово, расположенном по Финляндской дороге, близ Петербурга, случился пожар, истребивший до основания двухэтажную деревянную дачу Константиновой, в которой жил тогда со своим семейством провизор Э.Ф. Краевский, погибший в огне во время пожара.

Покойный в ночь пожара вернулся домой, где уже спали его дочь Мария-Антуанета и мать его жены, Мария-Амалия Брюне, в пятом часу утра с праздника пожарной дружины, происходившего в саду "Озерки", в сопровождении проживавшего вместе с ним арендатора сада "Озерки", мещанина А.А. Ведерникова, своего сына Георгия, гостившего у него гимназиста Карчевского, кассира сада Островского и Бандурова. Жена Краевского, Мария, после праздника поехала кататься с брандмейстером пожарной дружины Лоренцсоном и его помощником Мордуховским и во время пожара в доме не находилась.

Придя на дачу, Краевский, бывший в сильно нетрезвом состоянии, отправился с Бандуровым в верхний этаж и почти тотчас же уснул. Ведерников остался на террасе, Островский же начал в гостиной подсчитывать расходы по празднику по саду "Озерки"; будучи тоже в нетрезвом состоянии, он задремал, но вдруг почувствовал жар и, оглянувшись, увидел, что лежавшие в гостиной на полу в большом количестве конфетти горят. Он закричал об этом Ведерникову, который, вбежав с террасы в комнату, хотел потушить пожар, но, увидев, что сделать этого нельзя, бросился будить успевшего заснуть Карчевского и помог выбраться чрез окно Амалии Брюне. В то же время сверху сбежал мальчик Георгий Краевский, сестра его Мария-Антуанета выскочила на крышу и была снята оттуда дворником. Бандуров выпрыгнул из второго этажа и, упав, сломал руку. Краевский один остался в своей спальне, и обгоревший труп его был найден в развалинах уже после того, как дача сгорела.

Сначала причина пожара не могла быть установлена, но 8 августа Ведерников, переехавший с семьей Краевского на дачу Строганова в той же местности, пригласив к себе чрез урядника Людорфа местного станового пристава Недельского, заявил ему, что дача Константиновой была подожжена им, Ведерниковым, по подговору Марии Краевской, для получения страхового вознаграждения за ее движимое имущество, помещавшееся в сгоревшей даче и застрахованное в Русском страховом обществе.

Допрошенный Ведерников показал следующее. Несколько лет назад отец его, привезя его из Киева в Петербург, передал ему приблизительно на 9000 р. разного товара и около 2000 р. деньгами для того, чтобы он мог завести собственное дело. Распродав весь товар за безделицу, он на вырученные деньги начал вести веселую жизнь, предаваясь главным образом игре в карты, и на бегах, и на скачках, причем играл довольно счастливо. Около пяти лет назад знакомый его по Киеву, землевладелец Катежинский, сказал ему, что с ним хочет познакомиться одна дама, жена провизора Мария Краевская. Он согласился быть представленным ей, и Катежинский привез его к Краевским, занимавшим в то время небольшую квартиру по Николаевской ул., за которую они платили 720 р. в год. Недели через две после первого знакомства Ведерников вступил с Краевского в интимную связь. Сперва они видались в разных местах, но затем, когда связь их стала настолько очевидною, что ее не мог не замечать муж Краевской, который, однако, не препятствовал ей, Ведерников переехал в качестве жильца к Краевским. После этого они наняли другую квартиру на той же улице, ценою в 2060 руб., приобрели роскошную обстановку, завели лошадей; все эти расходы производились на счет Ведерникова, продолжавшего играть в карты в Петербурге как в клубах, так и у частных лиц, а равно и в других городах, напр. в Орле, куда он ездил к своему брату. В четыре года Ведерников выиграл около 60 000 руб., из которых проиграл тысяч двадцать, остальные же были им истрачены на Краевскую.

Однако денег этих не хватало, и он должен был делать постоянные займы у своих братьев и сестры А.А. Муравлевой. Так продолжалось до осени 1900 г., когда дворянином Аксюком было возбуждено против него обвинение в том, что он ведет игру краплеными картами.

Хотя дело это и было прекращено, но оно доставило столько неприятностей как ему, Ведерникову, так и его родным, что он решил перестать играть. С тех пор он стал постоянно испытывать нужду в деньгах, а между тем Краевская по-прежнему требовала их и, не получая, - ссорилась с ним и постоянно упрекала его. Весною 1901 года она сообщила ему, что нашла способ добыть денег: способ этот состоял в том, чтобы нанять где-либо дачу, которая бы стояла особняком и в стороне от других, перевезти туда всю их обстановку, застраховать ее и затем поджечь и получить страховое вознаграждение. Подсудимый ужаснулся и не хотел согласиться, но Краевская начала убеждать его, говоря, что он ничем не рискует, если устроят все умно и осторожно, и что она уже раз поджигала свое имущество в Одессе, была под судом и ее оправдали. Страстно любя Краевскую и всецело подчиняясь ее воле, Ведерников согласился на предложение.

Вскоре после этого они наняли дачу Константиновой в Шувалове, перевезли туда всю мебель и застраховали ее в Русском обществе за 12 000 рублей. В Шувалове, для того чтобы сойтись ближе с местной полицией и членами пожарной дружины, Ведерников арендовал от имени велосипедно-атлетического кружка местный сад и театр, причем антреприза была всецело его. Действительно, ему удалось вскоре стать членом пожарной дружины, а когда она стала устраивать свой праздник, Ведерников предложил для этого арендуемый им сад. Предполагая, что праздник этот затянется до поздней ночи и что большинство дружинников напьются допьяна, Краевская избрала для поджога ночь, последующую за днем праздника; он состоялся 15 июля, причем была устроена битва цветов и шествие, в котором участвовала и Краевская в костюме Орлеанской девы. Вечером состоялся в саду "Озерки" ужин, на который Краевские пригласили, между прочим, брандмайора Лоренцсона и его помощника Мордуховского.

Когда все выпили, Краевская стала говорить о том, что будто бы наклеенные в Шувалове и Озерках на заборах и столбах театральные афиши закрыли афиши праздника пожарной дружины, и под предлогом проверить это обстоятельство пригласила с собой Лоренцсона и Мордуховского и увезла их в своем экипаже, взглядом дав понять Ведерникову, чтобы он привел их умысел в исполнение.

Тогда подсудимый отправился домой вместе с Краевским, его сыном и кассиром сада Островским, которого он пригласил под предлогом свести счета, в действительности же для того, чтобы во время пожара на даче находилось постороннее лицо для отвлечения подозрения; с ними пошел и Бандуров, который, опоздав на отходивший в Петербург поезд, просил разрешения ночевать у них. Когда все они пришли на дачу, Краевский с Бандуровым отправились наверх, Островский же сел в гостиной подводить счета, но, будучи выпивши, задремал. Тогда Ведерников поджег спичкой лежавшие в углу гостиной в мешке конфетти и вышел на террасу.

Вскоре послышался крик Островского, и тогда он кинулся будить спавших. Спаслись все, бывшие на даче, кроме Краевского; смерть его была большою неожиданностью как для Ведерникова, так и для вернувшейся в конце пожара Краевской и сильно поразила их. После пожара Ведерников с Краевской, ее матерью Брюне и детьми Краевского переехали на дачу Строганова. Здесь отношения Краевской к нему резко переменились, она стала сторониться от него и в то же время, видимо, сближалась с своим кучером А. Полозом, с которым ходила гулять, покупала ему в Петербурге дорогое белье, ездила с ним по городу на извозчиках. Кроме того, вернувшись раз вечером домой, подсудимый видел чрез стеклянную дверь, как после его звонка из спальни Краевской вышел Полоз в одном белье и прошел к себе наверх. Затем он стал замечать, что Краевская и Полоз что-то умышляют против него и что-то шепчутся между собою, причем до него долетали слова: "отравить", "отделаться", "убить". Это заставило Ведерникова опасаться за свою жизнь, и, не желая быть более игрушкой в руках Краевской, он сделал заявление полиции обо всем происшедшем.

Установлено, что покойный Краевский занимался в лаборатории при аптеке Глокова приготовлением желатиновых капсюль и зарабатывал около 200 р. в месяц, занимая в то же время квартиру, за которую платил 2060 р., держал нескольких лошадей и проживал в год тысяч семь или восемь. Обстановка в его квартире была очень хорошая и все вещи ценные. Вместе с Краевскими проживали сын и дочь его от первого брака и старушка М.А. Брюне, про которую Краевские говорили иногда, что она тетка М. Краевской, иногда же - ее мать и, выдавая ее за очень богатую женщину, рассказывали, что живут на ее счет и квартиру нанимали на ее имя; равным образом на ее же имя было застраховано и имущество при переезде на дачу в Шувалово, между тем как в действительности Брюне заменяла им кухарку.

Несколько комнат в своей квартире Краевские отдавали внаймы, и одну из них занимал Ведерников; он в семье Краевских держал себя на положении как бы хозяина, и ни для родственников его, ни для родных Краевского не было тайной, что Ведерников состоит с женою Краевского в интимной связи. Краевская на братьев своего мужа и на его сестру производила впечатление женщины фальшивой, двуличной и распущенной, но в то же время с сильным и настойчивым характером; муж ее, Краевский, и Ведерников были оба люди слабохарактерные, мягкие и во всем подчинялись Марии Краевской. Ведерников за последние четыре года до пожара в Шувалове жил исключительно карточной игрой. Играл он в клубах в Петербурге и Орле, где в короткое время выиграл около 25 000 рублей, и у себя дома, в квартире Краевских, где с одного лишь Аксюка выиграл 15 000 рублей. Все приобретенные им этим путем деньги он тратил на Краевскую, которую очень любил и ревновал ко всем посещавшим ее мужчинам.

Из-за ревности Ведерникова между Краевской и им часто происходили крупные ссоры и бурные объяснения, кончавшиеся обыкновенно тем, однако, что Ведерников уезжал, привозил вина, фрукт и какие-либо подарки, и они с Краевской мирились. Несмотря на крупные выигрыши, он постоянно нуждался в деньгах, которые занимал у своих братьев, сестер, матери и у посторонних лиц. Весною 1901 года он с Краевскими переехал на дачу в Шувалово, куда перевезли всю мебель, лошадей и экипажи. Конюшня была нанята отдельно от дачи, и рядом с ней снята комната для кучера, где и жил Полоз. В Шувалове Ведерников взял антрепризу сада "Озерки", и сначала дела его шли хорошо, но затем он стал нуждаться в деньгах, задерживать платежи и вынужден был на удовлетворение необходимых расходов прибегать к займам. Перед самым пожаром в саду "Озерки" состоялся ужин, которым закончился праздник пожарной дружины. За ужином Краевская действительно затеяла разговор о том, что будто бы театральные афиши, расклеенные на улицах, закрыли афиши пожарного праздника, и предложила брандмейстеру Лоренцсону и помощнику его Мордуховскому поехать с нею на ее лошадях смотреть афиши. Те согласились, и Краевская уехала с ними. Афиш, однако, они не осматривали, а, заехав в какой-то ресторан, выпили лимонада, поехали обратно и приехали, когда пожар уже кончился.

После пожара Ведерников сильно изменился, сделался рассеянным, грустным и задумчивым. Краевская же заметно стала приближать к себе кучера Полоза, который стал заботиться о своем костюме, носить крахмальные сорочки и ходить с тросточкой. Из комнаты около конюшни, которую занимал ранее Полоз, Краевская перевела его на дачу Строгановой, где она жила сама, и поселила в мезонине. Она ходила с ним гулять, брала его с собою в Петербург и ездила с ним, сидя рядом на извозчике, а также покупала ему в Гостином дворе дорогое, тонкое белье, платки и проч.

Обращение с нею Полоза было таково, что удивляло очевидцев. После арестования ее и Полоза она, через урядника, передала ему два своих новых платка и полотенце и расспрашивала, сильно ли подействовал на него арест...

Судебный отчет "Нов. Вр.".

Было или не было?

Обошедший все, кажется, наши газеты рассказ о том, как саврасы без узды в одном городе опоили нескольких дам каким-то наркотиком и заперли в отдельном кабинете гостиницы в костюмах праматери Евы, послав ключ мужьям, в ту пору картежничавшим в клубе, - удостоверен недавно с географической точностью.

По словам "Русск. Ведом.", история произошла в Рязани. Дам увезли кататься на тройках из тамошнего благородного собрания люди, оказавшиеся весьма неблагородными и гнусно отомстившие своим спутницам за какие-то счеты их с другою рязанскою дамою, якобы по их вине не попавшею в то же самое рязанское благородное собрание. Говорят, добавляет московская газета, - один из этих папуасов за свою мерзкую "шутку" вынужден был подать в отставку, а некоторые из потерпевших дам признали для себя более удобным оставить навсегда этот город. И история на том и кончилась? Покладисты, коли так, рязанские мужья.

Только вот в чем вопрос: так ли точно все это было? Хотя рассказывается это в такой не занимающейся враньем газете, как "Русские Ведом."?

Прошло уже довольно времени, чтобы историю могли опровергнуть. Но кто и откуда? Вольные и невольные участники этой скверной истории не имеют понятно особой охоты расписываться в ней. Гласность в Рязани изображается двумя "органами": "Губернск. Ведомостями", в которых печатаются казенные объявления, и иногда выходящим "Рязанск. Листком", в котором печатаются объявления частные. Стало быть, и с этой стороны туго и жидко.

Впрочем, если и случилась среди рязанской обывательщины такая пошлая и скверная история, так не лучше ли ей пропасть в уничижительном молчании, как пропадают же многие и многие скверные и пошлые провинциальные истории? Какой будет толк, если около нее "поднять шум"? Разве просветишь "папуасов" и утешишь опозоренных?

Вот все, что я могу ответить на полученные мною запросы по этому поводу.

А. Артемьев
4. Судебная хроника. Мать-убийца

Дела об умерщвлении незаконнорожденных в большинстве случаев оканчиваются оправданием, так как трудно бывает установить сознательность действий рожениц, за которыми сам закон признает смягчающие вину обстоятельства, вызываемые стыдом и страхом.

Дело крестьянки Дарьи Егоровой представляет исключение и по существу своему является отталкивающим*. Двадцативосьмилетняя замужняя женщина, она проживала в усадьбе Бровкина при селе Михаила Архангела, находящемся под Петербургом. Соскучась отсутствием мужа, отбывавшего воинскую повинность, она завела роман, последствия которого не заставили долго ждать себя, и в начале июня 1900 г. Дарья родила дочь, которую окрестила ее квартирная хозяйка Давыдова. Сознавая свое положение и боясь гнева мужа, Егорова с первых же дней появления на свет ребенка тяготилась им, дурно обращалась, плохо кормила и хотела отдать в воспитательный дом, но там детей от замужних не принимают.

______________________

* Ничуть. Она обещалась жить с живущим с нею мужем, а не отсутствующим. Уходя на годы, хотя даже на один, он мог лишь условно удерживать ее за собою или должен был вовсе дать ей развод: "Я выхожу (из отчего дома) не за твой паспорт, а за тебя; и нет тебя, не вижу, - то и не спрашивай, где я". Этот принцип заставил бы гг. кавалеров позаботиться реальным присутствием дома, а не фиктивным счетом, что-де все равно я числюсь господином дома. В. Р-в.

______________________

Прошло недели две, и Егорова пришла домой без дочки. На вопрос, куда она девалась, мать ответила Давыдовой, что какая-то незнакомая девушка взялась за 30 руб. поместить малютку в воспитательный дом от своего имени.

В ночь на 16 июня в усадьбе чистили отхожее место, в котором нашли труп девочки, и Давыдова признала в ней свою крестницу. Судебно-медицинскою экспертизою установлено, что малютка умерла вследствие удушения, будучи брошена в грязные жидкости, найденные в ее гортани и дыхательном горле.

Подсудимая продолжала уверять, что отдала девочку какой-то Аннушке, но нашлась свидетельница, по фамилии Смирнова, показание которой имело решающее значение. "Приходит Дарья как-то ко мне и говорит на мой спрос: "Перекрестись, что не разболтаешь, что скажу тебе?" Я перекрестилась. - "Я, - продолжала Смирнова, - говорит, дочку задушила и бросила в отхожее место".

Решением присяжных заседателей Егорова признана виновною и приговорена судом к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы на пятнадцать лет*.

______________________

* И справедливо, и не справедливо. Нет органического о разных случаях закона. В. Р-в.

______________________

5. Преступная (?! В.Р.) мать

На этих днях в городе Руане произошел следующий случай: мать, женщина сорока лет, убила своего десятилетнего сына и потом сама бросилась в Сену с моста Боальдьэ.

Женщина эта, г-жа Рульэ, пришла три недели тому назад из Гавра, где муж довел ее до крайней нищеты и бросил совершенно на произвол судьбы; придя в Руан, она рассчитывала найти тут работу и получить возможность к существованию.

Г-жа Рульэ написала письмо к прокурору, прося его содействия и разъясняя свое бедственное положение; она также писала своим родным, что принуждена будет покончить с собою и своим ребенком, если они не придут ей на помощь.

Не получая ниоткуда ответа, доведенная до полного отчаяния, несчастная мать решилась прекратить жизнь своего сына: она положила его на кровать, растопила жаровню и сама легла рядом.

Когда мальчик умер - она выбежала из дома и бросилась в воду.

Труп ее не разыскан до сих пор.

Петербургский Листок N 281