Производственный цех краснознаменной шерстомойной фабрики им. А. И. Деникина.

Магда и Тулуз.

МАГДА (в бесформенном сером халате, в руках у нее швабра с тряпкой; она моет полы и разговаривает сама с собой). Как же меня это всё достало! Чтобы ничего, ничего в жизни… Мне скоро… Боже, даже про себя произнести не могу, сколько мне… нет, лучше не вслух – с ума сойду… Господи, как же пусто-то! Сплошная дыра в душе. Даже не дыра, а ведро ржавое. С водой мыльной. Только тряпку туда макать! И выкручивать ее, выкручивать. От грязи этой. Как же грязно-то! Не вышла, не родила… чёрт, даже стиралку до сих пор не купила. Даже телевизор до сих пор ламповый… Вот что у меня есть? (Застывает.) Ни-че-го. Ни-ко-го. Только хоронила всех и хоронила, хоронила и хоронила... Родителей не состарившихся, детей не родившихся, любовников не дозревших… (Моет полы.) А если б не хоронила, с другой стороны? (Вскидывает голову.) Чтобы сейчас имела? Стариков с пенсиями на лекарства? Детей на азотном комбинате, в ноль унюханных? Трясущихся любовников с проданным кинескопом?.. (Остервенело срывает тряпку со швабры, окунает ее в воду; вытаскивает, крепко выжимает, приподнимает на уровень глаз, разговаривает с тряпкой.) Вот ответь мне? Оно мне это всё надо? В мои за тридцать? К моим сорока? Что имеешь, что не имеешь. И так плохо, и так злокачественно. Вытащишь из ведра, отожмешь нас – серые и влажные, а опустишь – черные и мокрые. Один хрен получается. Как ни выкручивай. (Бросает тряпку на пол, заворачивает на щетке, рьяно водит шваброй.) А Элка эта – карга старая! Маши ей ногами – растягивайся. (Прекращает мыть, разворачивается в сторону предполагаемой двери, кричит.) А у меня до сих пор денег на духи французские нет! На помаду нормальную! Сумочку! На лифчик, наконец! С чашечками! Мягкими! А не с нашими алюминиевыми мисками! Дура я! И зачем я в этот «Мулен Руж» своими резинками подвязалась, зачем я повелась на эту авантюру дурацкую?! (Моет полы, бубнит под нос.) Тоже мне,купилась, идиотка, на быстрые деньги, а их как не было, так и нет… Думала встречу там, кого приличного… Уеду… Заезжают ведь иногда… (Распрямляется, кричит в сторону предполагаемой двери.) Между прочим, я не мельница, чтоб лопастями крутить, я – Женщина! Я в партере хочу сидеть!.. (Снова моет полы.) А красные белогвардейцы эти? Азотники и шерстомойщики? Ворошилов их с Тухачевским, видите ли, перестали устраивать, им теперь – Деникина с Колчаком подавай. У них, что азота больше от этого стало? Шерсть гуще расти начала?.. Вот интересно, у меня от них теперь какая пенсия будет?.. И вот неинтересно вовсе. Потому что не доживет никто, а кто доживет – тот еще жалеть будет, что раньше не сдох… да пошло оно всё… к едрене… (Опирается на швабру. В зал.) И эти, блин, овцы, из европ и америк своих понаедут на туристических автобусах… в паричках и бусиках, с сумочками через сморщенную ручку… а за ними пердуны в замшевых пиджачках, мокасинах и цифровых аппаратиках… шасть-шасть… Сладенькие все, как пирожные, глаза во! – чисто желе на блюде. И плещутся, по тарелке, плещутся. Безумцы. Никаких мыслей. Как коровы на пастбище. Жуют и церкви наши щелкают. Зэ бест! Вандерфул! Найс! Утопила бы! В азотной кислоте! Шерстяной бы нитью придушила!.. Что вам вообще дались наши церкви? Сплошные сараи с куполами. Лучше б в «Мулен Руж» хоть раз зашли. Нет, стороной все. Я туда, зачем пошла? Ляжками трясти? Из любви к искусству, может?.. Еще батюшка этот на днях устроил… мол, блудница я… да ты на себя посмотри, морда небритая, где ты таких слов понахватался! Давно из своей алкоголической поэзии выбрался?! Мне, Инесска, всё про тебя рассказывала. И про оды твои на звезды, и про «мяу-мяу»… Где ты блуд вообще такой видел, чтоб, я – актриса, со студийным районным образованием, можно сказать почти самородок, ночью тут шваброй всё драила, а вечерами ноги нарастяг корячила? Ты крест бы приберег для целей эмиграции в автобусы… к парикам… козлина такой… Боже, как же так? Ну почему одним фотоаппараты, а другим засвеченные пленки? Вроде, не дура. А вся жизнь нарастяг пошла… (Смотрит на руки.) Сволочи, даже резиновых перчаток не дали. Намывай им шерсть тут. Глядишь, золотое руно намоешь. Чёрт бы вас всех побрал! Не свою жизнь я прожила, не свою… Работать, Магдочка, работать! (Молча моет полы.)

 

В производственном цехе появляется неопределенного возраста невысокий мужчина – это Тулуз. Он в солдатских штанах, сапогах и телогрейке. На носу – очки. Борода – редкими кустами.

 

ТУЛУЗ. Привет, Магдуль.

МАГДА. О! Не было печали. Картину написал?

ТУЛУЗ. Нет.

МАГДА. Краски пропил?

ТУЛУЗ. Магдуль, ну чего ты. У меня кризис.

МАГДА (перестает мыть, опирается на швабру.) А мучить меня не кризис? Ты декорации вчера, как поставил? Девки себе чуть все ноги не переломали.

ТУЛУЗ. Как смог. Магда, я один на весь «Мулен Руж». Пойми меня правильно. Времени не хватает.

МАГДА (подбоченясь). А я на всю фабрику. Деникинскую, кстати сказать!

ТУЛУЗ. Лучше Махновскую.

МАГДА. Один хрен. Чё приперся? Видишь, у меня работы невпроворот. Кто тебя вообще впустил?

ТУЛУЗ. Так ворота настежь. Я и прошел. Магдуль, мне ночевать негде.

МАГДА. Тебе всегда негде было. И что?

ТУЛУЗ. Ну, Магда.

МАГДА. Я тебе – общежитие?

ТУЛУЗ. Магда…

МАГДА. Да, Тимофей? Тебя остальные профурсетки взашей погнали?

ТУЛУЗ. Ну, если честно, на профурсеток-то вы все не очень…

МАГДА. Еще слово, ты шваброй по художественному загривку получишь.

ТУЛУЗ. Хорошо, пусть будет – профурсетки.

МАГДА. Поиронизируй мне тут.

ТУЛУЗ. Магда, я спать хочу. Я устал очень.

МАГДА. Отчего это так, дорогой мой?

ТУЛУЗ. Устал. Просто. Спать хочу.

МАГДА. Тулуз, ты дурак? Ты что, не видишь, что творится?

ТУЛУЗ. Что?

ИНЕССА. Ты спиваешься.

ТУЛУЗ. Знаю.

МАГДА (моет полы). Знать мало, понимать нужно.

ТУЛУЗ. Я пытаюсь.

МАГДА. На пакеты с дихлофосом переходишь?

ТУЛУЗ. Ну что ты, в самом деле?

МАГДА. Надоел ты мне. Где картины?

ТУЛУЗ. Я пишу.

МАГДА. Ты последнюю полгода тому назад начеркал. Мы на рынке ее продать не смогли. Что с тобой?

ТУЛУЗ. Пишу.

МАГДА. Ты не пишешь. Ты – бухаешь! А остальное жжёшь!

ТУЛУЗ. Магда. Пусти меня. Я спать хочу.

МАГДА. Полы помоешь?

ТУЛУЗ. Магда, я – художник.

МАГДА (бросает ему швабру с тряпкой). А я – актриса. Вот, бери кисть и рисуй. Только аккуратно, не разводи тут творческое болото.

ТУЛУЗ. К себе пустишь?

МАГДА. Ты рисуй, рисуй, там посмотрим.

 

Тулуз нехотя берет швабру, неумело моет.

 

МАГДА. Нарастяг бери. Не халтурь.

ТУЛУЗ. То есть?

МАГДА. Профессиональное. С захватом. И амплитудой. И не елозь. На себя тяни. Вот, видишь, получается, когда хочешь.

 

Магда садится на край сцены, свешивает ноги.

 

МАГДА (спиной к Тулузу). Ну, ты как сам?

ТУЛУЗ. Страшно. Устал.

МАГДА. Это я слышала. А вообще?

 

Тулуз моет полы, молчит.

 

МАГДА (вполоборота поворачивается к Тулузу ). Отчего устал, спрашиваю?

ТУЛУЗ. От всего. Ты что, не понимаешь?

МАГДА. Нет.

ТУЛУЗ (перестает мыть полы, держит швабру как канатоходец). От натуралистов, от постных модернистов, от авангардистов! От шелупени этой околохудожественной.

МАГДА. Ты опять за старое? Сам-то ты кто?

ТУЛУЗ. Я – псевдореалист, Магда. Что ты меня спрашиваешь? Ты же сама прекрасно знаешь.

МАГДА. То-то мы ни одну твою картину продать не можем.

ТУЛУЗ (взрывается, бросает швабру на пол). Так потому и не можем, что толпа толпу покупает. Что общее мракобесие за всеми стоит. Мы же уже давно одним стадом пишем. Нет художников! Нет писателей! Нет! Одно одутловатое лицо осталось. Тусовщики, союзы, партии, деятели. (Отчетливо.) Де-ла-те-ли. Легион есть, а ни одного воина среди них.

МАГДА. Партии-то тут при чем? (Кивает на швабру.) Реквизит фабричный подними.

ТУЛУЗ (поднимает швабру). Потому что это всё то же самое. Серая безликая масса. Манка. Авангардисты – каша. Натуралисты – каша в комках. Постнодерьмисты – прокисшая каша. А партии – так это вообще каша на воде. Только без крупы. Нам по телику давно уже быдло быдлу впаривает быдло.

МАГДА (сгибает одну ногу в колене и ставит на сцену, другая – свисает, покачивается). Да, только ты забываешь, что у быдла есть одна особенность – оно всегда не ты.

ТУЛУЗ. Только мне это говорить не надо, ладно? Не надо вот этого. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

МАГДА. Может, вам тогда реализм пора всем писать? Чтобы быдлом себя перестать чувствовать?

ТУЛУЗ. А где он реализм? Где? На фабрике этой? На комбинате? В клубе нашем доморощенном? Всё же псевдо. Только не понимает никто.

МАГДА. Ну почему же, всё я понимаю. Вы же сами все псевдо. Ходите только по нам и жизни наши топчете. Мы ж, бабы, для вас никто, так, кому чем придемся… кому палитрой, кому пером, кому пюпитром... А вы по нам – по холстам – тряпкой, тряпкой… Ты выжимай, Тимка, выжимай. Извини, перчаток нет. Все на азотный ушли. Так что – голыми ручками… Вон, Инесска, даже один курс филфака в Питере закончила. А потом ее один профессенок завалил. Объяснял, что очень хочет стихослагать ее образ. Не стихосложилось. В Пэ-Тэ-У пошла. А потом к нам.

ТУЛУЗ (неумело отжимает тряпку). Магда, что ты говоришь такое? Я, конечно, виноват. Очень, но… Я ведь и замуж тебя сколько раз звал.

МАГДА. Ой, ну да ладно тебе, Тимоха. В чем ты тут виноват? Ты ж палец о палец не ударишь. Всё у нас творческие муки. Там запьет, тут загуляет. Я картин твоих не помню. Что на мешок картошки обменяли, что на сивуху. Ну как же – Художник! Замуж за него еще иди. Я похожа на сумасшедшую? На что я тебя потом обменяю? На килограмм сахара? На пуд соли? На десяток яиц?

ТУЛУЗ. Магда, мне плохо очень.

МАГДА (поднимается, подходит вплотную к Тулузу ). А мне, карлик ты этакий, хорошо, по-твоему?! Что я тебе вообще говорю? Ты посмотри на себя, ты даже до карлика не измельчал! Измельчал, может, и, правда, Художником бы стал. А так ни то, ни се. Метр с кепкой – что это у нас за высокорослый гном?

ТУЛУЗ. У меня гормоны.

МАГДА. У меня тоже! Представляешь! Я мужика хочу! Нормального, без закидонов! Без истерик этих. Ты вспомни, что ты неделю назад сделал? Ты пять холстов сжег. Пять холстов!

ТУЛУЗ. Сжег. Согласен.

МАГДА. Тряпку отжимай!

ТУЛУЗ. Я отжимаю.

МАГДА. Фигово ты ее отжимаешь. Давай сюда! (Отбирает у Тулуза тряпку.)

 

Магда моет полы. Тулуз отходит в сторону.

 

ТУЛУЗ. Я, да. Сжег. А потому что. Плохо. Беда пришла, Магда. А я с бедой не могу жить. Когда это не нужно никому. Вообще. Когда только телевизор с куклами или кино с графикой. Любви нет. Понимаешь, Магда? А куклы не рождают любовь. А мне любовь нужна.

МАГДА (снимает тряпку со швабры, опускается на колени, на корточках трет пятно). А кто она, кто, для тебя эта детсадовская любовь?! Поиметься и опохмелиться? Тима, ты фактически несколько лет без нормальной работы. Ты своими кистями и красками уже задрал всех. Ты полукарлик-получеловек давно. По тебе хоббиты плачут. Твои декорации в «Мулен Руж» любой школьник сварганет.

ТУЛУЗ (ходит вокруг Магды ). Но ведь были картины. Была нормальная работа – были и картины. Я же на азотном не последний человек когда-то был. Зам начальника химцеха, между прочим. Так что всё было. Когда-то. Это потом уже всё вкривь и вкось пошло… Руки опустились.

МАГДА. Вот именно, что были, была, было, был! (Выжимает тряпку в ведро.) Когда-то! Сплыло! Барахло осталось! (Поднимает голову, смотрит на Тулуза .)

ТУЛУЗ. И что мне, в петлю теперь?

МАГДА. Нет! Ухо себе, как Ван Гог, оттяпай, чтобы этого не слышать.

ТУЛУЗ. Когда-нибудь я так и сделаю…

МАГДА. Ой-ой-ой! Где ты и Ван Гог? Что вы все бравируете собственным сумасшествием? Ты еще, как Лотрек, прихрамывать начни. А мыть полы так никто, между прочим, из вашего брата и не научился.

ТУЛУЗ. Мы другие полы моем.

МАГДА. Да?! И что ты такого в своей жизни намыл? Ночевать даже негде! Иди домывай давай! (Бросает ему тряпку под ноги.)

ТУЛУЗ (наклоняется, накидывает тряпку на швабру, но полы не моет, смотрит на Магду ). Я вот чего, Магда. Тут так… Как бы тебе объяснить… Да, ты права, конечно… Но отчасти, отчасти лишь… У меня ведь всё – винегретом. Но ведь это не у меня винегрет, а у них бардак… А я пишу, что вижу… А оно страшно… Оно не пишется в стиль… Мне смешно порой даже хочется сделать, забавно, а оно ужасно получается, вкривь и вкось, не держу линию… а жизнь… вообще… она вся – псевдо оказалась… и денег нет… пишу – и в печь. Напишу, и так мне погано. Ведь знаешь же меня, за мной же и художественное, и премии были, а потом вдруг… я и писать тогда перестал толком… ну, когда враги вдруг героями стали, а герои – врагами… Вот ведь… я лишь отражаю… потому и псевдо всё получается… не реально… Теперь вот памятники рушат… И оползни эти, постсоветские, поползли… А ведь у меня деда когда-то убили… то есть вот так получилось… Я ведь, знаешь, права ты… Я теперь почти всё время жгу… Я устал, Магда. Я спать хочу. Как такую реальность писать?..

 

Магда бросает ему ключи.

 

МАГДА. Вали. Сама домою.

 

Тулуз поднимает с пола ключи.

 

ТУЛУЗ. Так вроде домыли уже. Пошли вместе, а? У тебя, кстати, есть дома что выпить?..

МАГДА. Я тебе сейчас вместе с ухом язык отрежу!

ТУЛУЗ. Лучше сразу в гробу постели.

 

Тулуз подхватывает ведро и швабру. Оба выходят.

«Фабричный» занавес поднимается.

 

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

КУЛЬТУРНОЕ ДОСТОЯНИЕ

Кабинет Элеоноры Ласковой.