Линии, «першпективы», адреса

Как известно, вместо типичных для Москвы и других русских городов улиц, переулков, проулков, закоулков, тупиков и тупичков, в Петербурге были, в основном, «линии» и «першпективы». Первый историк города А. И. Богданов так объясняет суть понятия «линия»: «Линиями называются потому, что каждая линия пересекается каналами, по которым как пеши ходят и конные ездят не по середке, но по сторонам, и в каждой улице одна сторона называется первая линия, а другая сторона называется вторая линия». Линии были символом регулярного строительства, судя по проектам и наброскам, Петр мечтал видеть весь город в линиях. Первая линия была проложена на Адмиралтейском острове и называлась Миллионной, что, по мнению Богданова, отражало богатство стоявших здесь домов знати. Появление термина «линия» О. Г. Агеева относит к 1712 г., а появление понятия «прешпективной улицы», как сугубо сухопутной, столь же прямой (как и линия), широкой, уходящей вдаль улицы или дороги, относит к 1721 г., когда оно упоминается в указах. Думаю, что понятие и термин эти появились наверняка ранее 1721 г. По крайней мере, понятие «прешпективная» мне попадалось в документах за 1720 г. (указ об отпуске Фонармусу кирпича «на дело слюзов на прешпективную»). Известно также, что художник Иван Никитин с братом Романом в 1720 г. получили место под двор «на Адмиралтейском острову по берегу речки Мыи на перспективной дороге близ Синяго мосту...»

Точно сказать, когда появились названия улиц, линий, прешпектив, мы не можем. Первыми названиями, возможно, были универсальные, типа «Наличная линия» и «Задняя линия», а также «номерные» («1-я линия», «2-я линия» и др.), хотя настаивать на этом не буду. По крайней мере, не позже 1718 г. петербуржцы знали, где искать «1-ю линию» Васильевского острова. Не позже середины 1720-х гг. известно название «Францужеской улицы» на Васильевском острове. Там жил архитектор Леблон и другие французы. Часто упоминается «Посадская улица» на Петербургской стороне, «Татарская улица» за кронверком, «Литейная линия (улица)» на Московской стороне. Впрочем, сила московских традиций, принципы земляческого и профессионального расселения привели к тому, что в Петербурге долго сохранялось понятие «слобода». На Городовом острове были Оружейная, Татарская, Русская, Дворянская, Казачья слободы. Упомянутая «Францужеская улица» (на месте современных 1-4-й линий Васильевского острова) известна также как «Францужеская слобода». На Адмиралтейском острове были Немецкая слобода, Греческая, две Морские, Кузнечная, Астраханская, одна или две Пушкарские, Прядильная, три Шневенские слободы, на Московской стороне - две или три Ямские, Литейная, Аничкова, Смоленская слободы. При этом термины «слобода» и «улица» бывали синонимами. Более четко понимался термин «сторона» как определение части, большого района города.

В документах петровских времен встречаются и первые названия мостов: «...от Морскова мосту по берегу Мыи-речки до Краснова мосту». Последнее название, как и название Зеленого моста, объяснялось первоначальной окраской сооружения. Безымянный ерик не сразу превратился в Фонтанку, а долго был Фонтанной речкой и даже Фантальной рекой, как и Мойка долго называлась Мыей или Маленькой речкой, что, кстати, распространялось и на другие малые реки города.

Одни адреса сразу были просты и понятны («На Московской стороне по Литейной улице»), нo многие линии и улицы оставались безымянными, и ориентироваться в городе было непросто, - называя адрес, обычно указывали наиболее приметное строение поблизости. Когда вновь прибывшему говорили, что дом, который он ищет, расположен за Шневенским рынком, то ему объясняли, что нужно идти по Миллионной линии, выйти на Луг - незастроенное пространство рядом с Адмиралтейством, пройти мимо кабака, вдоль длинного канатного сарая, где вили корабельные канаты, затем мимо «Исакия» - деревянной церкви Исаакия Далматского - и выйти к Шневенской слободе и рынку, названному по имени командира поселенных тут морских пехотинцев Шневенца.

Город поразительно мало (учитывая численность его населения) имел церквей и всего лишь один монастырь - Александро-Невский. Поэтому в толпе первых петербуржцев мы почти не увидели бы людей в рясах - не то что в Москве с ее «сорока сороками».

Почти сразу в городе возникло несколько «пятачков», «минуток» - мест чем-то приметных и оживленных. На них встречались люди, здесь оглашали царские указы и «ставили листы» об объявленных подрядах на работы. На известной всем гравюре М. И. Махаева «Проспект Государственных коллегий» видна толпа народа, окружившая столб с балдахином, под которым глашатай читает указ. Рядом стоит барабанщик, который сзывал народ дробью своего барабана. По документам петровского времени можно определить, где были эти «пятачки». Это площадки у государственных учреждений: «у Акцизной камеры», «у Полицмейстерской канцелярии», «у врат Строительной канцелярии», «у Ратуши». Указы оглашались у церквей, но более всего на рынках и у кабаков: «на Сытном рынке», «у кабака на Сытном рынке», «у австерии, что в Татарской улице», «у австерии, что против кронверха», «у кабака в Посадской улице» (все это Петербургская сторона). На Адмиралтейской стороне указы читали «у Мытного двора», «у Летнего двора», «у Почтового двора», «у церкви Богородицы Казанской», «у церкви Исаакия Долмацкого», «у кирхи немецкой, что близ Зимнего дому». Тут можно было поговорить, обменяться новостями, выкурить одну-другую белоглиняную голланд-скую трубку, множество которых (как и красноглиняных и сероглиняных) в разных частях города находят до сих пор археологи.

Первое явление корюшки

В пepвыe годы хлеб и другие продукты в Петербург привозили издалека, по страшно разбитым дорогам из Новгорода, Твери или по воде, через опасную для мореплавания Ладогу, а овощи на открытом петербургском грунте росли плохо. Поэтому поначалу цены на продукты и товары были выше, чем в России, по крайней мере в два раза (по данным 1720 г., колодникам в Петербурге была установлена норма пропитания в 2 коп. на день, а в Москве - 1 коп., но в Петербурге им жилось хуже). В июне 1721 г. Сенявин писал в полицию, что работающие в Летнем саду «сегодня превеликим криком кричали, что помирают голодною смертию». Однако это был случай исключительный, прочие жители Петербурга от голода в это время уже не умирали. Возможностей заработать отходнику, пришедшему в Петербург, было немало - всюду требовались рабочие руки. Несмотря на трудности столичной жизни и ее дороговизну, найти пропитание в городе было всегда можно. Как сообщал обер-полицмейстер Петербурга А. М. Девьер, с 7 по 20 января 1723 г., т. е. за две недели января, через заставы в город проехало 4003 возов с хлебом и припасами, что для города с населением в 40 тыс. человек много. Кроме того, вокруг Петербурга простирались бескрайние, богатые дичью леса. Глухари, рябчики, зайцы повсюду в городе продавались очень дешево. Много было и рыбы, и не только отвратительно пахнувшей (по мнению иностранцев) ладожской селедки - деликатеса простолюдинов. Иностранец замечал: «Рыбой полны все воды. Она разных сортов и отличного вкуса. Особенно следует назвать один вид речных рыб, который они (русские. - Е. А.) называют хариусом». Уже в петровское время (апрель 1719 г.) встречаются упоминания о «рыбных садках», что является верным свидетельством присутствия в рационе петербуржцев свежей рыбы.

Английская гувернантка Э. Джастис, жившая в Петербурге в середине 1730-х гг., не могла скрыть восторга, описывая рыбные блюда, которыми лакомились петербуржцы: «У русских в большом изобилии рыба... Самой ценной мне показалась рыба, которую русские называют стерлядью... Эта рыба чрезвычайно сочна, и вода, в которой она варится, становится желтой, как золото. Стерлядь едят с уксусом, перцем и солью. У русских чрезвычайно хороши судаки и икра, которую добывают из осетра. Большую часть икры они кладут под груз и отправляют в Англию. Но такая не идет в сравнение с местной. Икру едят на хлебе с перцем и солью, и вкус у нее, как у превосходной устрицы... Я обедала с русскими в великий пост и видела, как они с аппетитом ели сырую спинку лосося. Сняв кожу, они режут спинку на большие куски, затем намешивают в тарелке масло, уксус, соль, перец и поливают этим лосося. У них есть маленькая рыбка..., ее жарят и подают на стол в одной и той же посуде. Все дело в том, чтобы есть эту рыбку горячей и хрустящей». Совершенно ясно, что речь идет о знаменитой петербургской корюшке.