Отступление: не умеешь - не берись, или дело федора васильева

7 июня 1716 г. в Городовой канцелярии был заключен договор подряда. Архитект (так называли тогда архитекторов) Федор Васильев обещался построить «своими работными и мастеровыми людьми» на берегу Невы дом для генерал-майора Павла Ивановича Ягужинского, «совсем в отделку» (как сказали бы теперь - под ключ) согласно утвержденному проекту. В договоре было указано, что дом должен быть построен «каменною, штукатурною, столярною, плотничною, кузнечною, оконичною и прочими работы». Дом строился на казенные деньги, выданные Городовой канцелярией. Однако Васильев договор не выполнил. Некоторые историки искусства бросаются на защиту Федора Васильева, который был неплохим художником и вошел в историю русской живописи первыми видами Петербурга. Во всем-де виноват был начальник Канцелярии князь А. М. Черкасский, который поставил Васильеву невыполнимое условие - закончить стройку за одно лето. Но подряд - это не обычное задание служащему архитектору, подрядчик отдает себе отчет в том, что он обещает и может сделать. По-видимому, Васильев оказался плохим организатором работ, и двести нанятых им рабочих за два года вывели стены дома всего на 3,5 фута, то есть на высоту чуть больше метра.

Черкасский был вне себя от гнева и сильно «докучал» незадачливому подрядчику. Васильев же, бросив долгострой и заручившись поддержкой Меншикова, уехал в Петергоф наблюдать за штукатурными работами, а попросту говоря, скрылся от Черкасского. Однако осенью 1717 г. Черкасский случайно встретил Васильева возле Адмиралтейства и, как пишет художник, «напал на меня и безвинно бил смертным боем и волочил за волосы». Думаю, что гнев обычно флегматичного Черкасского понять можно.

Той же осенью имущество Васильева описали за то, что «он, архитект, по договору своему оного дому за взятые денги не построил», и посадили его под арест в самой Канцелярии - в те времена во всех учреждениях были «кутузки» - «тюремные светелки» для преступников. Несчастного зодчего можно было видеть там еще в апреле 1720 г. Но и в заточении он времени не терял: приготовил для царя и царицы семь альбомов отличных рисунков, за что был прощен государем и отправился в Киев строить в Киевo-Печерском монастыре колокольню, которая и до сих пор украшает лавру. А браться за подряды Васильев, видно, уже навсегда зарекся и правильно сделал!..

Дело подрядчика было непростое, хлопотное. Подрядчики сами набирали бригаду, обещая «класть (или строить, рубить) своими работными людьми», следили за их работой и обеспечивали их всем необходимым. Власти понимали, что подряд - самый выгодный вид строительства даже в сравнении с наймом рабочих с поденной оплатой и охотно, несмотря на риск, как в случае с Васильевым, шли на заключение подряда.

Впрочем, было бы ошибкой думать, что после 1718 г. на стройках Петербурга использовали труд только свободных подрядных бригад. Ничего подобного! Без каторжников, военнопленных, солдат, работных команд из крестьян, мастеровых «вечного житья» стройка не обходилась. Принцип здесь был простой: если из-за невыгодных условий или заниженных расценок никто не брал работу на подряд, то в дело вступали вначале штатные бригады работных от Канцелярии, а если они были заняты на других объектах, то к месту работ отправляли партии каторжников, солдат или матросов. Особенно нещадно круглый год эксплуатировали гарнизонных солдат. В 1709 г. Петр приказал сформировать специальный строительный батальон численностью 517 человек. Но сил первого в России стройбата было недостаточно, и основную массу работ осуществляли гарнизонные полки. Труд гарнизонных солдат чаще всего применяли на строительстве пригородных дворцов и парков, особенно в Петергофе и Стрельне. Вообще же на стройках столицы солдат было очень много - не менее 8 тыс. человек.

«По улицам мертвые валялись», или Цена Петербурга

Здесь уместно сказать о той цене, которую заплатила Россия за строительство Петербурга. С давних пор встречаются примерные данные о потерях, гибели людей от болезней, голода и непосильных работ при возведении столицы. Речь идет о десятках тысяч трупов, положенных в основание города. Сведения о потерях идут преимущественно от иностранных путешественников и дипломатов, приехавших в Петербург много позже его основания. Так, Ю. Юль, побывавший в городе в 1709-1710 гг., сообщал о Кроншлоте: «Говорят, при сооружении его погибло от голода, холода, морозов и изнурительных работ более 40 000 крестьян», а при строительстве крепости на Заячьем острове погибло не менее 60 тысяч человек.

Эти сведения подтверждает шведский пленный Л. Ю. Эренмальм. Он был в Петербурге в 1710-1712 гг. и потом писал, что только в Петропавловской крепости за 1703-1704 гг. «было погублено свыше 50-60 тысяч человек». Г. Геркенс, побывавший в Петербурге в 1710-1711 гг., упоминает, что при строительстве города погибло «как говорят, даже свыше ста тысяч человек». Во второй редакции записок Геркенса за 1718 г. об этом сказано осторожнее: «...около ста тысяч человек».

Ганноверский резидент Вебер, широко использовавший в своем труде «Преображенная Россия» записки Геркенса, смягчил эту оценку: «...при этом погибло едва ли не сто тысяч человек». Французский путешественник О. де Мотрэ, приехавший в Петербург в 1726 г., писал, что с мая 1703 по конец 1705 г. «от недостатка провизии и пагубного климата умерло не менее 30 тысяч человек». Есть факты и соображения, которые говорят как за, так и против утверждений об огромной смертности работных людей в Петербурге. Сомнительно, чтобы при строительстве Кроншлота и первых сооружений Кронштадта погибло 40 тыс. человек. Для такого огромного числа людей (ведь не все же умерли!) трудно представить себе даже фронт работ на небольшом пространстве острова, тем более, что по-настоящему возведение укреплений на Котлине началось не ранее 1711-1712 гг., когда начали реализовывать упомянутый выше «котлинский проект». Но и тогда указы требовали высылки на Котлин «для строения фортеции и иных строений» сразу не более 3 тыс. человек. Это и понятно - больше там разместить было негде. К тому же на котлинских укреплениях находилось более 2 тыс. гарнизонных солдат.

То же можно сказать и о Петропавловской крепости. Кажется невероятным, чтобы с весны до осени 1703 г. на ее строительстве погибли 60 тыс. человек. В принципе, уморить в России 60 тыс. работников всегда было нетрудно, однако доставить их в Петербург за одно лето было задачей по тем временам невыполнимой. «Ведомости» от 4 октября 1703 г. сообщали, что на работах в крепости занято 20 тыс. землекопов, и эта цифра кажется максимальной, учитывая, что среди них наверняка было много солдат 5-тысячного гарнизона самой будущей крепости.

Вместе с тем, отмахнуться от данных, приводимых в мемуарах, нельзя. Считать, что большая смертность на стройке - миф, пустые слухи, было бы неверно. В 1716 г., когда в городе была уже налажена более или менее сносная жизнь, А. Д. Меншиков писал кабинет-секретарю Петра I А. В. Макарову, что среди рабочих, занятых на строительстве Петергофа и Стрельны, «больных зело много и умирают непрестанно, из которых нынешним летом больше тысячи померло». При этом генерал-губернатор сделал специально для Макарова приписку, что об этом царю сообщать необязательно, «понеже чаю, что и так неисправления здешние Его царское величество не по малу утруждают». Если гибель целой тысячи людей в течение одного лета только на двух загородных стройках не кажется Меншикову достойной внимания царя, то при каком количестве умерших государя следовало «утруждать»?

28 ноября 1717 г., Петр писал начальнику стройки сенатору М. М. Самарину: «Я слышал, что при гаванной работе посоха (т. е. крестьяне. - Е. А.) так бес призрения, а особливо больные, что по улицам мертвыя валялись, а от больных и ныне остаток вижу, милостыню просят». То, что не иностранцы-мемуаристы, а информаторы царя видели валявшихся на улицах мертвецов, говорило о явном неблагополучии на стройке даже в те времена, которые считались не самыми суровыми в истории города.

Проверить, систематизировать сведения о причинах гибели людей, как и привести сводные данные о потерях, практически невозможно, поскольку статистики убыли людей на строительстве Петербурга не существует. У нас есть только отрывочные данные. Так, в 1704 г. генерал-адмирал Ф. М. Апраксин, сообщая о высокой смертности среди работных, меланхолически писал: «И отчего такой упадок учинился, не можем рассудить». Причина этой неизвестности кроется в организации системы учета работных. Ушедшие после окончания работ, выбывшие по разным причинам (кроме побегов - здесь был особый присмотр), в том числе - умершие, были уже отработанным материалом, и никого в Городовой канцелярии не интересовали. Поэтому их никто и не считал. Совершенно очевидно, что потери в начальный, самый трудный период строительства города должны быть выше, чем в последующие годы. Неустроенность, голод, болезни делали свое дело. Проведем самые общие, приблизительные расчеты.

По мнению С. П. Луппова, несмотря на указы, требовавшие поставлять в Петербург из губерний по 40 тыс. работных в год, фактически присылали меньше 20 тыс. человек в год. С этим мнением трудно согласиться. Отчетность при приеме партий работных была очень строгой. Не следует представлять прибытие работных партий как движение плохо организованных толп. Всех работных при отправке из своих уездов вносили в списки с указанием их имен, фамилий, деревень, сел, вотчин, а также фамилий их помещиков. Ответственные за доставку «приводцы» сдавали их в Петербурге подьячим Канцелярии, которые тщательно, поименно по спискам проверяли всех наличных людей, отмечая расхождения.

По сохранившимся в архиве делам можно понять, как работал механизм «компенсации потерь». Ответственность за доставку работных несли не только «приводцы», но и воеводы, коменданты уездов и провинций. Сохранились и гарантийные письма - «поручные записи» родственников и односельчан работных людей, отправленных в Петербург. Получив сказки «приводчиков», приказные Канцелярии вносили имя каждого не явившегося к сроку работного в особую ведомость, копию которой вместе с указом затем посылали в уезд. Получив указ и ведомость из Петербурга, местные власти были обязаны восполнить недостачу за счет поручителей. А поскольку все знали, что за исполнением этого дела присматривал сам грозный государь, подходить к высылке работных спустя рукава было невозможно. Словом, согласиться с тем, что из партии в 40 тыс. человек в Петербург приходило меньше половины, никак нельзя. Примечательно, что власти определяли число «нетчиков» и беглецов из работных партий в 5% и закладывали эти расчеты при формировании в губернии партий. К тому же в Петербурге постоянно работали солдаты, военнопленные, вольные работники, каторжники. Смертность последних двух групп никто не учитывал. Словом, при такой массе строителей за 15 лет смерть ста тысяч человек не кажется невероятной.

Для гибели такого числа работных были «созданы условия»: людей гнали партиями со всей страны за сотни и даже тысячи верст по трудным дорогам, в Петербурге они селились под открытым небом, в шалашах, землянках, пища была скудной, медицинское обслуживание отсутствовало. Труд же работных был крайне тяжел и изнурителен - в основном это были земляные работы на болотистом грунте, в холодной воде. Почти все работы велись вручную, а масштабы их были грандиозны.

Ни для кого не было секретом, что чиновники, заведовавшие строительством, воровали, для них эти работы были настоящими «серебряными копями», возможностью сколотить состояние, оправдать свою нелегкую и дорогую жизнь в невском «парадизе». Хотя каждому работному полагалось выдавать деньги, которые были ничтожным вознаграждением за тяжелейший труд, у распорядителей работ всегда была возможность «сэкономить». Английский инженер Д. Перри вспоминал, что, когда он потребовал денег для своих рабочих, то Ф. М. Апраксин ему отвечал, что вместо денег «растут в России батоги (т.е. палки) и что если они не исполняют требуемых от них работ, то их следует за то бить». Французский дипломат Лави в 1717 г. писал, что, по словам его знакомых - иностранных инженеров и архитекторов, занятых на строительстве Петербурга, - царь «ежегодно теряет около двух третей людей, употребляемых на эти работы», и указал весьма правдоподобную причину: «А виноваты в том лица, заведующие содержанием этих несчастных, чья жадность, алчность (avarice) губит ни в чем не повинных людей».

Известно и о повальных болезнях, косивших работных. Будущий канцлер Г. И. Головкин в 1703 г. сообщал, что у солдат и рабочих «болезнь одна: понос и цинга». Иначе говоря, это могла быть дизентерия, от которой в те, чуждые гигиене, времена, люди мерли, как мухи. Кроме дизентерии, тифа, в XVIII в., как и ныне, в городе с таким тяжелым климатом часто свирепствовал грипп, уносивший немало человеческих жизней. Скорее всего именно от гриппа умер в апреле 1719 г. наследник Петра I царевич Петр Петрович...