Отступление: без короны он зябнет на балтийском ветру

Mocквa при Петре l, как и всегда, была истинным сердцем России. За ней стояли традиция, бытовые, экономические, геополитические преимущества и удобства, инерция памяти. Петр перенес столицу на берега Невы волевым усилием, не считаясь с мнениями и желаниями своих подданных. И тут выяснилась одна важнейшая черта Петербурга, его «родимое пятно», по которому он узнаваем и до сих пор, 300 лет спустя после его возникновения. Так уж получилось, что, основывая Петербург, государь-романтик, если можно так сказать, поспешил. Он открыл «окно в Европу» несколько раньше, чем его преимущества были Россией осознаны, а результаты затеи построить большой город на Неве востребованы. Долгое время Петербург был неудобен для торговли и предпринимательства, труден для житья, к нему вели плохие дороги, словом, петербургская торговля не приносила дохода. Поэтому, заботясь о развитии Петербурга, Петр создал ему, в сущности, тепличную обстановку за счет ограничения внешней торговли в городах Прибалтики и особенно в традиционном русском порту Архангельске. Но и это не помогало. В 1724 г. Петр с гневом писал, что русские купцы, приехав в Стокгольм, торгуют перед королевским дворцом только деревянными ложками и орехами! И ради этого было пролито море крови на войне? К концу петровского царствования иностранным судам уже стало тесно в порту у Троицкой площади, пришлось перенести его при Анне Иоанновне на Стрелку Васильевского острова. Но русских торговых кораблей в Европе не видели фактически до екатерининских времен, то есть еще лет пятьдесят...

Но суть не в том, ведь с годами Петербург рос, его преимущества как балтийского порта становились все очевиднее. К середине XVIII в. ему уже не нужны были «экономические костыли». Петербург мощно развивался, и, как магнит железную крошку, начал притягивать к себе людей из ближних губерний и уездов. Под его мощным экономическим и социальным влиянием стала меняться вся традиционная структура северо-запада. Изменились транспортные потоки, занятия людей, вообще жизнь в этой части России. Но все это еще не могло сделать город на Неве таким, каким мы его знаем: «блистательным Петербургом», соперником старой столицы. Как известно, Петр ll, преемник Екатерины I, в начале 1728 г. переехал в Москву. И тут всем стало видно «родимое пятно» Петербурга, то, что он может жить полнокровной жизнью, блистать только как СТОЛИЦА, как основная императорская резиденция. Иначе он гаснет, теряет блеск, становится провинциальным, пустынным и как будто покрывается пылью. Кстати, это и теперь бросается в глаза после возвращения из Москвы.

В 1728-1732 гг. жизнь города продолжалась по инерции и ее, этой инерции, вполне хватило на четыре года безвременья... Потом к власти пришла Анна Иоанновна и вернула столицу в Петербург. Но все же, все же... одна мысль не покидает меня. Император Петр II умер в 14 лет, а ведь он мог жить и жить, править, как его современник, Людовик XV, лет шестьдесят. Он женился бы, устроился в Москве навсегда. А что было бы тогда с Петербургом? Нет, Петербург не умер бы, не исчез бы в болотах, как был занесен африканскими песками Ахетатон - столица фараона-реформатора Эхнатона. Мы знаем, что церковное здание живет теплом маленьких свечек и верой прихожан, а без этого гибнет и разрушается. Так и город существует и живет людьми, их любовью и суетой. И Петербург продолжал бы жить жизнью своих горожан. И это могло длиться очень долго.

После отъезда двора Петербург не покинули иностранные специалисты, они, нанятые еще Петром I, честно отрабатывали свои контракты. Как всегда пунктуально являлись на стройки Доменико Трезини, отец и сын Растрелли, возводил Ладожский канал Б. Х. Миних. Английские корабельные мастера Козинц, Броун и Рамз на стапелях Адмиралтейства продолжали строить корабли и без своего «камрада Питера». Да разве только иностранцы знали и любили свое дело! В Петербурге жили во множестве новые русские люди (не будем воспринимать это словосочетание иронично!), талантливые и работящие, честные и верные своему предназначению. Это были «птенцы» опустевшего гнезда Петрова. Он их уже «поставил на крыло», дал им, как написали бы в советское время, «путевку в жизнь». Это было совершенно новое поколение русских моряков, инженеров, мастеров и художников, родившихся в самом начале петровских реформ и уже вдохнувших воздух западной цивилизации. Многие из них учились в Амстердаме, Лондоне, Флоренции, Риме. Они вернулись в Россию, и Петербург стал их домом. Они хорошо понимали значение Петра Великого в своей жизни и жизни страны. Они искренне, не «послюня глаза», скорбели о кончине великого государя, свято чтили его память. Один из них, русский резидент в Стамбуле, Иван Неплюев нашел самые точные слова для выражения чувств «птенцов» о Петре: «Он научил узнавать, что И МЫ ЛЮДИ, одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и, что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут».

Длинен ряд этих «птенцов»: архитекторы Михаил Земцов, Петр Еропкин и Иван Коробов, корабельные мастера Филипп Пальчиков и Гаврила Меншиков, художники Андрей Матвеев, Иван Никитин, Григорий Мусикийский и многие-многие другие. Для них уже не было другой жизни, кроме жизни в Петербурге - городе их славы. Впрочем, город жил теплом и других людей. Их, как и всегда, было большинство. Одни невольные петербуржцы рады бы уехать из этого гнилого места, да не могли, другим некуда было возвращаться. С тех пор как их согнали с родного гнезда и переселили в Питер, прошла целая вечность, и на родине остались только руины да могилы. Наконец, третьи не могли сдвинуться из-за присущей многим лени, из-за боязни испытаний, неизбежных трудностей и расходов, да и какой смысл в переездах? Хорошо там, где нас нет!

Все так. Город жил теплом и делами людей. Но мы-то знаем, что люди, их мнения, мысли и чувства - это совсем не то, чем определяется судьба России. У нас власть почти всегда важнее человека. Так что же было бы с Петербургом, если бы Петр II правил долго? Я думаю, что, лишенный императорской короны, Петербург жил и развивался бы как крупный промышленный и портовый, но все-таки провинциальный центр. И сейчас бы мы перечисляли его в одном ряду с достойными провинциальными городами России, основанными Петром I и его преемниками: Таганрог, Екатеринбург, Санкт-Петербург, Петрозаводск, Оренбург, Омск, Пермь, Владивосток, а также с городами Новороссии (ныне Украины) - Симферополь, Одесса, Екатеринослав, Севастополь, Николаев. И мы бы сейчас гордились, что у нас есть областная филармония, драмтеатр, «недурной городской сад с аттракционами», что скоро построят метро, что к 300-летию города на главной площади, вместо памятника Ленину, уже поставили (вместо снесенной в 1918 г.) конную статую Петра работы З. Церетели и что, наконец, реставраторы по эскизам восстановили в заброшенном Петергофе уже второй фонтан! А о «блистательном Петербурге», о его необыкновенной судьбе мы бы даже не подозревали...

И только возвращение в Петербург императрицы Анны Иоанновны в 1732 г. дало мощный импульс для его развития. Блеск императорской короны стал для города светом солнца, несущим жизнь...

ПОРТРЕТ ПЕТРОВСКОГО ГОРОДА

Главная площадь столицы

Ту часть нашего города, которая теперь называется Петроградской, а ранее называлась Петербургской стороной, иностранцы, приехавшие уже после того, как центр города сложился на Адмиралтейском острове, именовали «Старым Петербургом». В русских источниках петровского времени нашу Петроградскую сторону называли Городовым, или Петербургским островом. Здесь, на Городовом острове, сразу же после основания крепости на соседнем Заячьем острове и стал строиться Петербург как город, торговый и административный центр.

 

Вполне возможно, что первоначально на обширном пространстве перед крепостью был лагерь войск, переведенных к месту строительства новой крепости из-под взятого в начале мая 1703 г. Ниеншанца. Известно, что часть войск была сразу же оставлена в лагере после ухода основной армии Б. П. Шереметева к Копорью и Яму как будущий гарнизон новой крепости. Солдаты и строители ее первое время жили неподалеку в палатках и шалашах. Тут же, неподалеку от Петровского моста, на Петербургском острове образовалась первая в городе площадь, названная Троицкой. Она возникла не стихийно - по правилам фортификации перед крепостью должно быть открытое для обстрела с бастионов пространство - эспланада. На этой площади стояло несколько зданий, вокруг которых всегда было много народа. Здесь возник один из первых в городе «пятачков» - мест, где можно было узнать новости. У особого «Столпа на площади, которой близ церкви Живоначальной Троицы» бирючи под грохот барабанов оглашали царские указы и «билеты» о торгах и подрядах. На обширном пространстве площади отмечались официальные праздники, устраивались салюты и фейерверки. Ю. Юль описывает празднование первой годовщины Полтавского сражения в 1710 г. Гвардейские Преображенский и Семеновский полки были заранее построены в каре «кругом на площади». После литургии в Троицкой церкви Петр со свитой вышел на площадь, где был возведен амвон. Оттуда архиепископ Феофилакт Лопатинский произнес проповедь. После этого был молебен, и затем по сигналу пушки начался салют. Стреляли орудия с Петропавловской и Адмиралтейской крепостей и со стоящих на невском рейде военных кораблей. Сам Петр выпил за здоровье солдат чарку водки и «лично дал сигнал к заключавшему салют троекратному залпу Преображенского полка».

Первый порт: Теперь уж «все флаги в гости будут к нам!»

На набережной возле Троицкой площади был главный торговый порт города. Глубины у берега Невы позволяли морским судам причаливать к длинному пирсу. Кроме того, на известной гравюре А. И. Ростовцева «Гостин двор» видно, что корабли стояли и у деревянного, расположенного вдоль берега, причала. Первый Петербургский порт просуществовал до 1732 г., пока его не перевели на Стрелку Васильевского острова. Думаю, что на Троицкой площади были построены и портовые сооружения - пакгаузы, амбары, важни (весовые), таможня. По примеру Амстердама и других портовых городов поблизости от пристани находился Кофейный дом, где желающие могли попробовать «кофий» - входивший в быт петербуржцев заморский напиток. Иностранец упоминает, что Кофейный дом стоял на самом берегу Невы. По-видимому, место это было поприличнее, чем «Аустерия четырех фрегатов», и тут бывали петербургские дамы. После того как помещение кофейни было занято под портовую таможню, в 1722 г. на Троицкой пристани возвели новое здание Кофейного дома с винным погребом.

Очевидно, именно к Троицкой пристани причалил в ноябре 1703 г. первый иностранный корабль, о чем сообщили «Ведомости»: «В ноябре месяце пришел к Санктпитербурху карабль галанской (это был корабль фрисланд-ского шкипера Выбеса. - Е. А.) с товары, с питьями и с солью, на котором был шипер (шкипер. - Е. А.) и неколико матросов, и тот карабль по велению господина губернатора принят по обыкновению, и за приход подарено вышепомянутому шиперу за столом в доме его губернаторском пять сот золотых... и при том сказано ему в обнадеживание других, есть ли потом другой карабль туда придет, и тому, кто на том карабле, дано будет триста золотых...»

Приход корабля Выбеса был настоящим чудом потому, что шведы надежно блокировали подходы к Петербургу с моря и поворачивали все корабли, шедшие, как обычно в прежние годы, за лесом к Ниеншанцу. Еще долгое время плаванье в Петербург было опасным, и даже в 1716 г., уже после Гангутской победы, англичане и голландцы посылали с караванами торговых кораблей военный конвой - шведское каперство (разрешенное государством пиратство) расцвело в эти годы на Балтике, и его жертвами становились не русские суда, которых попросту не было еще на Балтике, а купеческие корабли нейтральных стран. Лишь в самом конце Северной войны, когда преимущество России стало подавляющим, русский десант жег пригороды Стокгольма, а шведы предпочитали не высовываться из своей военно-морской базы в Карлскруне, иностранные корабли стали свободно входить в Неву и во множестве швартоваться у Троицкой пристани. Они приходили сюда регулярно. Это видно по тому, что шкиперы даже называли суда в честь нового города «Санкт-Питербург», а также «Петергов». Позже, во второй половине XVIII в., так же поступали американские капитаны, которые десятки раз (!) пересекали Атлантику на своих судах и приходили в Петербург за русскими товарами.