Пока он договаривал эту фразу, на озере начали происходить Странные события. Посреди него взметнулся фонтан воды, и вскоре над поверхностью озерца поднялось нечто огромное, темное и страшное.

– Морской змей! – вскричала София.

Чудовище несколько раз качнулось взад-вперед и нырнуло обратно в глубину, вода постепенно успокоилась. Альберто лишь отвернулся.

– Пойдем внутрь, – позвал он.

Оба встали со ступенек и вошли в хижину.

София остановилась между картинами, изображавшими Беркли и Бьеркели. Указав на вторую из них, она сказала:

– Мне кажется, где-то на этой картине живет Хильда. Сегодня между пейзажем и портретом висела вышивка со словами: СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО.

– Это ты повесил? – спросила София, оборачиваясь к своему спутнику.

Альберто только покачал головой. Лицо его исказилось гримасой безутешной тоски.

Теперь и София заметила на каминной полке конверт, адресованный «Хильде и Софии», и мгновенно сообразила, от кого он может быть. Впрочем, ее позабавило, что этот человек начал считаться и с ней.

Разорвав конверт, София вслух прочла:

 

Дорогие девочки! Софииному учителю философии нужно было еще подчеркнуть значение французских просветителей для идеалов и принципов, на которых зиждется ООН, Двести лет тому назад лозунг «Свобода, равенство, братство» способствовал сплочению французской буржуазии. Сегодня те же самые слова могут объединить весь мир. Как никогда раньше, верно, что человечество представляет собой одну большую семью. Наши потомки – это наши собственные дети и внуки. Какой мир они получат в наследство от нас?

 

Хильдина мама прокричала ей наверх, что через десять минут по телевизору начинается «Деррик» и что она уже поставила пиццу в духовку. Хильда устала от бесконечного чтения – она все-таки проснулась в шесть утра. Остаток вечера Хильда решила посвятить маме и своему дню рождения. Но сначала нужно посмотреть кое-что в словаре.

Гуж?… Нет. Де Гуж? Тоже нет. Тогда, может, Олимпии де Гуж? Ничего похожего! В энциклопедическом словаре Книжного клуба не было ни одного слова про женщину, казненную за участие в феминистском движении. Не возмутительно ли?

Ее-то папа не придумал?

Хильда кинулась на первый этаж за большим словарем.

– Я только найду одну статью, – объяснила она недоумевающей маме.

Прихватив соответствующий том энциклопедии издательства «Аскехоуг», она помчалась обратно наверх. Гуж… ага, вот она!

 

Гуж, Мария Олимпия (1748-1793), франц. писательница, заявила о себе в период Великой франц. революции, в частности, многочисл. брошюрами, посвященными социальным проблемам, а также рядом пьес. В числе немногих боролась в период революции за распространение прав человека и на женщин, в 1791 издала «Декларацию прав женщины». Казнена в 1793 за то, что осмелилась выступать в защиту Людовика XVI и нападать на Робеспьера. (Лит.: L. Lacour, «Les enginesdu féminisme contemporain», 1900.)

 

 

KAHT

 

…звездное небо надо мной и моральный закон во мне…

 

Лишь ближе к полуночи майор Альберт Наг позвонил домой, чтобы поздравить Хильду с пятнадцатилетием. Трубку взяла мама.

– Тебя, Хильда.

– Алло?

– Это папа.

– Вот сумасшедший. Уже почти двенадцать часов.

– Я просто хотел тебя поздравить…

– Ты занимался этим целый день.

–…но выжидал, когда день подойдет к концу.

– Почему?

– Ты разве не получила моего подарка?

– Конечно, получила! Большое спасибо.

– Тогда не мучай меня, скажи, что ты о нем думаешь.

– Безумно интересно. Я сегодня почти не ела.

– Нельзя ходить голодной.

– Но это же так увлекательно!

– Докуда ты дочитала? Пожалуйста, Хильда, ответь мне.

– Они вошли в Майорстуа, потому что ты начал дразнить их морским змеем…

– Эпоха Просвещения.

– И Олимпия де Гуж.

– Значит, я не сильно ошибся.

– В чем ошибся?

– По-моему, там осталось одно-единственное поздравление. Зато очень весомое.

– Я еще немножко почитаю перед сном.

– Ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Я с сегодняшнего утра узнала больше… больше чем за всю школу. Трудно поверить, что прошел всего один день с тех пор, как София вернулась домой после занятий и нашла первый конверт.

– Какой малостью можно угодить человеку.

– Но мне ее жалко.

– Кого, маму?

– Да нет, Софию.

– Почему?…

– Она совсем сбита с толку.

– Но она же… я же ее…

– Ты хочешь сказать, что ты ее просто-напросто выдумал?

– Что-то в этом роде.

– А мне кажется, София и Альберто существуют на самом деле!

– Мы поговорим об этом, когда я вернусь.

– Ладно.

– А теперь – желаю тебе хорошего дня.

– Как-как?

– То есть покойной ночи.

– Покойной ночи.

Когда полчаса спустя Хильда легла в постель, на улице было еще так светло, что она видела сад и залив. В это время года темнота вообще не наступала.

Хильда поиграла с мыслью о том, что она живет в картине, висящей на стене в лесной избушке. Интересно, можно ли выглянуть из картины и посмотреть, что делается вокруг?

Прежде чем заснуть, она прочитала в папке еще несколько страниц.

 

София положила письмо от Хильдиного отца обратно на каминную полку.

– Я ничего не имею против ООН, – сказал Альберто, – но мне не нравится, что он вмешивается в мои рассказы.

– По-моему, тебе не стоит принимать это близко к сердцу.

– Во всяком случае, я собираюсь впредь игнорировать морских змеев и прочие из ряда вон выходящие явления. Давай сядем вот тут, у окна, и я расскажу тебе про Канта.

София заметила на столике между двумя креслами пару очков. Она также обратила внимание, что оба стекла у них были красного цвета. Может, это особо сильные очки против солнца?

– Уже почти два часа, – сказала она. – Я должна попасть домой до пяти. Мама наверняка что-нибудь придумает насчет дня рождения.

– Значит, у нас есть три часа.

– Приступай.

– Иммануил Кант родился в 1724 году в городе Кенигсберге (Восточная Пруссия) и был сыном седельного мастера. В Кенигсберге он и прожил почти всю свою жизнь, до самой смерти, последовавшей в возрасте восьмидесяти лет. Он происходил из крайне религиозной семьи. Вера Канта имела немаловажное значение для его философской системы: как и Беркли, он стремился спасти основы христианской веры.

– О Беркли я уже наслышана, даже слишком.

– Кант был также первым из рассматриваемых нами мыслителей, кто получил в университете должность профессора философии. Он был, так сказать, философом-предметником.

– Предметником?

– Дело в том, что слово «философ» сегодня употребляется в двух несколько отличных смыслах. Прежде всего под философом подразумевается мыслитель, пытающийо найти собственные ответы на философские вопросы. Не философ – это и специалист по истории философии, вовсе не обязательно разрабатывающий свою теорию, а, скажем преподающий философию как учебную дисциплину.

– И Кант был таким специалистом?

– Он сочетал в себе обоих философов. Если бы он был только хорошим профессором, то есть знатоком учений, разработанных другими философами, он бы не оставил по себе памяти в истории философии. Но не мешает подчеркнуть, что Кант был отлично знаком с предшествовавшей философской традицией, в частности, с рационалистами Декартом и Спинозой, а также с эмпириками Локком, Беркли и Юмом.

– Я просила тебя не упоминать Беркли.

– Как мы выяснили, по мысли рационалистов, основа всего человеческого познания заключается в разуме. С другой стороны, нам известно и то, что, согласно эмпирикам, все знания о мире идут от чувственных впечатлений. Юм к тому же указывал на существование очевидных пределов для выводов, которые мы можем делать на основании чувственного опыта.

– С кем из них был согласен Кант?

– Он считал, что обе стороны отчасти правы и отчасти ошибаются. Мыслителей занимал вопрос о познаваемости мира. Эта философская проблема объединяла всех, кто шел после Декарта. Указывалось на две возможности: мир либо в точности таков, каким мы его ощущаем, либо таков, каким он представляется нашему разуму.

– А что утверждал Кант?

– Кант утверждал, что в нашем восприятии мира важную роль играет и ощущение, и разум. Но, по его мнению, рационалисты переоценивали разум, а эмпирики заходили слишком далеко в акцентировании чувственного опыта.

– Если ты не собираешься привести хотя бы один убедительный пример, все это останется словесами.

– Отправная точка у Канта такая же, как у Юма и эмпириков: все наши знания о мире идут от чувственного опыта. Но – и тут он протягивает руку рационалистам – в нашем разуме также заложены важные предпосылки того, как мы воспринимаем окружающий мир. Иначе говоря, в человеческом сознании существуют некие условия, определяющие наше восприятие.

– Разве это пример?

– Давай я лучше дам тебе задание. Пожалуйста, принеси с того столика очки. Вот так. А теперь надень их!