Онтологические основания знания

Творческий характер познания

 

Познание не сводится просто к восприятию и воспроизведению объектов действительности. Познание – это еще и творческий процесс. Данное обстоятельство обнаруживает себя прежде всего в следующих ситуациях:

1) важнейшим аспектом познания является отбор информации, которой затем присваивается статус существенной, значимой в деле построения той или иной картины мира. Познание никогда не имеет дела со всей возможной информацией, поскольку подобная полнота охвата действительности вообще практически не достижима. И в этой вариативности критериев отбора существенной информации собственно и сказывается творческий характер познавательной деятельности;

2) творческий характер познания проявляется на этапе обобщения значимой информации и на этапе построения абстрактных умозаключений, опирающихся на подобные обобщения. Ведь нельзя забывать о том, что любой отвлеченный интеллектуальный конструкт имеет только опосредованное отношение к реальной действительности. Собственно данное опосредование и содержит потенцию к творческому преобразованию мира в соответствии с видением субъекта;

3) неотъемлемой частью познавательной процедуры всегда выступают реконструкция прошлых состояний действительности и прогнозирование ее будущих состояний. Однако в силу того, что ни прошлое, ни будущее актуально не существуют, необходимо констатировать творческий характер упомянутых выше операций.

Все это дает нам основания определять существо познания в качестве конструирования, опирающегося на творческое воображение субъекта. Причем в подобном контексте данное воображение носит аналитический характер. Речь идет об общей способности разума познающего человека к пребыванию в некоем состоянии псевдонаблюдения в отношении собственных сложных идей, т. е. в состоянии конструирующего, конституирующего и, одновременно, анализирующего усмотрения, умозрения. Иными словами, аналитическое творческое воображение – это интеллектуальная phantasia, позволяющая «видеть» («воображать») разного рода теоретические ландшафты. В этой связи полезно будет вспомнить некоторые высказывания одного из крупнейших геометров XX в. Г. Вейля, который утверждал, что настоящий математик всегда сначала «видит» ту или иную теорему и понимает, что она «верна», и только затем пытается «придумать» для нее доказательство. По сути, Вейль здесь подразумевает необходимость наличия у познающего субъекта развитого творческого воображения, которое позволяло бы ему «придумывать» и «воображать» различные теории.

Как ясно видно, логика и анализ не исчерпывают ресурсов творческого мышления человека. Всегда необходимо помнить о возможности разного рода интуитивных озарений, без которых, по сути, не обходится ни одна познавательная процедура.

Интуиция – это способность разума к постижению истины путем прямого ее усмотрения без предварительного обоснования с помощью доказательства. В акте интуиции реализуется способность познающего субъекта к непосредственному, «внезапному» нахождению истины. Французский мыслитель Р. Декарт так определял сущность этого явления: «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что оно не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция».

В XX в. роль интуиции в познании мира была в полной мере описана представителями так называемой интуиционистской математики (например, Л. Брауэром), которые утверждали, что вообще все математические объекты были изначально построены интуитивно и что математика в целом является разновидностью интуитивного умозрения. Причем поскольку интуитивно построенное понятие всегда не закончено, всегда находится в процессе развития, постольку, по мнению интуиционистов, применение в математике и логике, например, понятия актуальной, завершенной бесконечности невозможно.

Конечно, не следует забывать о том, что интуиция не осуществляется произвольно, что любое интуитивное озарение возможно только в подготовленном для этого пространстве. Всякий акт интуиции вызывается, с одной стороны, определенным интенсивным напряжением мысли субъекта, стремящегося к осознанию некоего познавательного затруднения, а с другой стороны, наличием необходимого и достаточного количества соответствующей информации, позволяющей субъекту быть уверенным в том, что его собственный разум его не обманывает.

Таким образом, можно утверждать, что процесс познания мира как таковой следует рассматривать в качестве совокупности актов творчества, в которых проявляется собственно творческая природа человеческого разума.

 

Индукция и дедукция

 

В качестве основных непосредственных, практических методов построения научных гипотез можно указать на методы индукции и дедукции.

Индукция – это переход в процессе исследования от единичных, частных, отдельных сторон того или иного объекта к рассмотрению его в общем виде, а также логический вывод какой-либо общей закономерности развития некоторого класса элементов на основе знаний, полученных для отдельных объектов данного класса.

Существует полная и неполная индукция. Полная возможна только в том случае, если проверены все элементы изучаемого класса, поэтому в ряде ситуаций она принципиально неосуществима: прежде всего это относится к ситуациям, когда исследуемый класс очень большой или бесконечный, а также к ситуациям, когда исследование оказывает негативное либо разрушающее воздействие на элементы класса. В подобных случаях применяется неполная индукция, которая опирается на экстраполяцию знаний о части элементов на весь класс в целом. Именно в результате неполной индукции получены все основные эмпирические научные законы.

Видами неполной индукции, характерными для обыденного мышления, являются популярная индукция (обобщение на основе простого перечисления) и индукция от прошлого к будущему (ожидание наступления какого-либо события на основе выявленной связи между этим событием и некоторыми фиксированными обстоятельствами, имевшими место в прошлом).

В организованной практике и в науке применяются другие виды неполной индукции:

1) индукция через отбор, т. е. логическая операция, включающая в себя в качестве вспомогательных приемов процедуры структурирования некоторого класса объектов, выделения подклассов в его составе и изучения выборки элементов, представленных пропорционально соотношению этих подклассов (примером такой индукции является социологический опрос);

2) естественнонаучная индукция, т. е. логическая процедура, заключающаяся в обосновании связи между каким-либо обобщаемым признаком и специфическими свойствами определенного класса элементов (примером такого рода индукции может считаться исследование электропроводности металлов);

3) математическая индукция, т. е. логическая операция, в которой сначала устанавливается наличие обобщаемого признака у первого элемента некоторого связанного множества, а потом доказывается, что наличие его у каждого последующего элемента следует из его наличия у предыдущего (примером подобной индукции выступает любое исследование числовых последовательностей).

Типичными ошибками неполной индукции являются излишне поспешное обобщение, а также стремление выдать уникальное за закономерное.

Для повышения достоверности неполной индукции имеет смысл принимать следующие меры.

Во-первых, следует работать над расширением базы индукции, т. е. общего числа рассмотренных элементов исследуемого класса.

Во-вторых, естественнонаучную индукцию правомерно применять только для изучения предметов, объединенных в реальные классы по каким-либо существенным признакам, свойствам или целям.

В-третьих, иногда полезно применять разные виды индукции в рамках одного исследования.

Дедукция – это переход в процессе исследования от общего видения объекта к конкретной интерпретации его частных свойств, а также логический вывод примерных следствий на основании общих посылок.

Хотя сам термин «д едукция» впервые был употреблен Северином Боэцием, понятие дедукции – как доказательство какого-либо предложения посредством силлогизма –фигурирует уже у Аристотеля. В философии и логике средних веков и Нового времени имели место значительные расхождения во взглядах на роль д едукции в ряду других методов построения научных гипотез. Так, Р. Декарт противопоставлял д едукцию интуиции, посредством которой, по его мнению, человеческий разум непосредственно усматривает истину, в то время как д едукция доставляет разуму лишь опосредованное, т. е. полученное путем рассуждения, знание. Ф. Бэкон, который справедливо отмечал, что в заключении, полученном посредством д едукции, не содержится никакой информации, которая не содержалась бы (пусть неявно) в посылках, утверждал на этом основании, что для науки д едукция является второстепенным методом по сравнению с методом индукции.

В кантианской логике существует представление о трансцендентальной дедукции, которая выражает способ отнесения априорных понятий к предметам фактического опыта.

С современной точки зрения вопрос о взаимных преимуществах д едукции или индукции в значительной мере утратил смысл.

Иногда термин «д едукция» употребляется как родовое наименование общей теории построения правильных выводов, умозаключений. В соответствии с этим последним словоупотреблением те науки, предложения которых выводятся (хотя бы преимущественно) как следствия некоторых общих базисных законов, аксиом, принято называть дедуктивными (примерами дедуктивных наук могут служить математика, теоретическая механика и некоторые разделы физики), а аксиоматический метод, посредством которого производятся выводы подобного рода научных предложений, часто называют аксиоматико-дедуктивным. Данная интерпретация самого понятия «дедукция» нашла отражение в так называемой теореме дедукции, выражающей взаимосвязь между логической связкой импликации, формализующей словесный оборот «если..., то...», и отношением логического следования, выводимости. Согласно этой теореме, если из системы посылок А и входящей в нее посылки В выводится некоторое следствие С, то импликация «если В, то С» доказуема, т. е. выводима уже без всяких иных посылок, из одних только аксиом системы А.

Аналогичный характер носят и другие связанные с понятием д едукции логические термины. Так, дедуктивно эквивалентными называются предложения, выводимые друг из друга. Дедуктивная полнота системы относительно какого-либо свойства состоит в том, что все выражения данной системы с этим свойством доказуемы в ней.

Таким образом, в рамках современной науки гипотезы формулируются благодаря использованию логических процедур индукции и дедукции. Причем с очевидностью можно констатировать, что дедуктивный вывод наиболее продуктивен при работе с разного рода фундаментальными, философскими, математическими и другими системами, а индукция весьма эффективна при рассмотрении того или иного фактического материала. В метафизическом контексте можно сказать, что индукция целесообразна при исследовании объектов, содержание которых в полном объеме отражается в совокупности их проявлений, а дедукция осмысленна в ситуации нетождественности существа изучаемых объектов сколь угодно полному множеству их конкретных свойств.

 

Традуктивный метод аналогии

 

Помимо методов индукции и дедукции необходимо отдельно рассмотреть метод традукции.

Традукция – это логический вывод, в котором посылки и заключение являются суждениями одинакового уровня общности. Русский логик Л. В. Рутковский характеризовал традукцию как такой вывод, в котором какое-либо определение приписывается предмету в силу того, что это же самое определение принадлежит другому предмету.

Разновидностью традукции является аналогия. Сам этот термин означает «сходство предметов в каких-либо признаках», а аналогия как метод рассуждения является заключением о свойствах объекта на основе его сходства с другим, ранее изученным объектом.

Аналогия имеет разные сферы применения. В науке она используется собственно для построения гипотез, для экспериментальной работы (ведь любая научная модель основана на аналогии) и как прием аргументации. Аналогия широко представлена также и в техническом творчестве (многие выдающиеся изобретения были результатом переноса некоторого технического решения из одной сферы в другую).

Существуют различные виды аналогий.

1) Аналогия свойств. Речь идет о вероятности предположения наличия некоторой общности характеристик у объектов, для которых ранее уже были выявлены определенные общие свойства (например, поскольку и Земля, и Марс – планеты, постольку предположение о действии на Марсе, по аналогии с Землей, некоторых физических сил является научно оправданным).

2) Аналогия отношений. Подразумевается возможность переноса логики связей между некоторыми объектами на связи объектов, в чем-то сходных с ними (например, поскольку площади геометрических фигур, связанных отношением подобия, находятся друг к другу в определенной пропорциональной зависимости, постольку есть основания предположить, что и объемы тел, связанных этим отношением, также будут демонстрировать наличие такой зависимости). Сложным случаем аналогии отношений является структурная аналогия, или аналогия через изоморфизм, при которой устанавливается нечто общее в организации различных систем (примером может служить планетарная модель атома).

3) Аналогия умозаключений. Речь идет о возможности построения – в тех случаях, когда это оправдано, – взаимно подобных дискурсов (например, поскольку в эмпирических науках чрезвычайно продуктивно проведение разного рода практических экспериментов, постольку есть основания для моделирования мыслительных экспериментов в дедуктивных науках).

Следует также различать простую (от сходства двух объектов в одних каких-либо признаках заключают об их сходстве в других признаках) и распространенную (заключают от сходства явлений к сходству их причин) аналогию. Равным образом необходимо дифференцировать строгую (рассуждение идет от сходства двух объектов в одном признаке к их сходству в другом признаке, который, однако, зависит от первого) и нестрогую (заключение от сходства двух объектов в известных признаках к их сходству в таком новом признаке, о котором неизвестно, находится ли он в зависимости от первых или нет) аналогию. И, наконец, нужно вычленять условную (ситуация, когда однозначно не установлена связь между общими признаками, имеющимися у сопоставляемых объектов, и тем признаком, который присваивается исследуемому объекту по аналогии с уже известным объектом) и безусловную (ситуация, когда упомянутая выше связь установлена однозначно, определенно и конкретно) аналогию.

Типичными ошибками при построении аналогии являются чрезмерное упрощение и вульгаризация исследования, когда объекты начинают сопоставляться не по существенным признакам, а только по внешнему сходству.

Путями повышения достоверности аналогии в науке могут служить:

1) увеличение количества базовых признаков, по которым собственно и проводится аналогия;

2) установление существенного характера общих признаков сопоставляемых объектов;

3) установление разнородности и специфичности общих признаков сопоставляемых объектов;

4) фиксация зависимости признака, переносимого с одного объекта на другой, от их общих друг с другом свойств;

5) строгий учет всех препятствующих аналогии различий между сопоставляемыми объектами.

Всегда нужно помнить о том, что выводы по аналогии носят только вероятностный характер и вследствие этого их истинностный или ложный статус может быть установлен исключительно по прошествии некоторого времени.

При этом вероятностный характер выводов по аналогии не следует абсолютизировать. Ведь вообще вероятность в науке характеризует все-таки некоторую объективно существующую связь между вещами, и любое вероятностное суждение, которое высказывают ученые, касается объективно возможных событий.

К тому же не следует забывать, что в отличие от популярных аналогий, используемых в обыденной практике людей, многие научные выводы, основывающиеся на аналогии, близки по своей сути к достоверному знанию. Например, всем известно, что функционирование таких монументальных сооружений, как мост или плотина, первоначально изучается на моделях. Модель в данном случае выступает аналогом соответствующего объекта. Моделирование позволяет на уменьшенной (или в ряде случаев увеличенной) модели проводить качественное и количественное изучение процессов, протекающих в объекте, который недоступен для детального исследования. Результаты единичного опыта затем обобщаются и переносятся на целую группу объектов, подобных изучаемому. Метод моделирования базируется, следовательно, на принципе аналогии, которая дает обоснование для переноса закономерностей, рассмотренных на модели, непосредственно на сам фактический объект. При этом окончательные выводы носят скорее достоверный, чем вероятностный характер, поскольку нельзя же считать достаточными суждения «плотина, вероятно, выдержит напор воды» и «мост, вероятно, не обвалится».

Таким образом, значимость традуктивного метода аналогии для построения научных гипотез трудно переоценить.

 

Роль интерпретации в науке

 

Интерпретация, как особый метод с фиксированными правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания, очень широко используется современной наукой (в том числе и для построения собственно научных гипотез).

В общем виде интерпретация может быть определена как установление системы объектов, составляющих предметную область значений терминов некоторой теории. Она выступает в качестве логической процедуры выявления денотатов абстрактных терминов, их фактического смысла. Один из распространенных случаев применения метода интерпретации – это содержательное представление исходной абстрактной теории через предметную область другой более конкретной теории, эмпирические смыслы понятий которой уже установлены. Интерпретация занимает центральное место прежде всего в дедуктивных науках.

В гуманитарном знании интерпретация является фундаментальным методом работы с текстами как знаковыми системами. Текст в качестве формы дискурса и целостной функциональной структуры открыт для множества смыслов, существующих в системе социальных коммуникаций. Текст всегда предстает в единстве явных и неявных, невербализованных значений.

В современной философии и методологии науки существует представление о том, что гуманитарное знание (как пространство работы с текстами) может быть рассмотрено в качестве сферы применения организующего принципа, названного французским философом-постмодернистом Ж. Деррида принципом деконструкции. Этот принцип может быть сформулирован в следующем виде: всякий эксплицированный смысл является продуктом аналитики лишенных инвариантного содержания означающих. По большому счету суть заключается в том, что любое преобразование гуманитарного знания, любое расширение его объема мыслится теперь как осуществляющееся за счет смещения привычных значений означающих (в процедуре интерпретации), ставших объектом аналитики в рамках того или иного конкретного исследования. При этом постоянно подразумевается, с одной стороны, склонность всякого подобного смещения к превращению в самодовлеющую, т. е. абсолютизирующую самое себя процедуру, а, с другой стороны, невозможность смещения некоторых значений (имеется в виду невозможность в рамках той или иной конкретнойпопытки смещения) никакими сознательными усилиями. Поэтому всякое гуманитарное изыскание сейчас начинается фактически с рефлексии над основаниями и обстоятельствами производимого смещения. Таким образом, следует заключить, что гуманитарное знание вообще – это знание, эксплицирующее интерпретацией экономику смещения значений.

В естественных и математических науках интерпретация имеет значение демонстрации осмысленности научных выражений, поскольку уж смысл каждого такого выражения предполагается с самого начала известным. Так, например, одно из основных понятий дифференциального исчисления – понятие производной функции – может быть интерпретировано как скорость процесса, описываемого этой функцией. При этом само понятие скорости процесса получает полную четкость лишь после введения понятия производной. Более того, вполне правомерна точка зрения, согласно которой понятие скорости интерпретируется, осмысливается при помощи понятия производной.

В то же время нужно понимать, что понятия (и предложения) всякой научной теории интерпретируются через ссылки на образы человеческого сознания (в том отношении, что апеллирование к объектам как таковым в чистом виде вообще невозможно), поэтому необходимо постоянно заботиться о том, чтобы любая интерпретация была изоморфна своему предмету.

Кроме того, у одной и той же теории в принципе могут быть различные интерпретации (как изоморфные между собой, так и неизоморфные). В таких случаях одна из этих интерпретаций обычно является той областью, для изучения которой и возникла рассматриваемая теория. Эту интерпретацию обычно называют естественной интерпретацией данной теории.

Наконец, возможна одна и та же интерпретация существенно различных теорий. Например, круг явлений, рассматриваемых оптикой, получил удовлетворительную интерпретацию как в волновой, так и в корпускулярной теории света, и для согласования этих точек зрения потребовались дополнительные экспериментальные данные и теоретические допущения.

Важным обстоятельством является также и то, что по мере развития логических средств науки и возрастания уровня сложности ее абстракций интерпретируемость ее понятий при помощи представлений, почерпнутых непосредственно из созерцания внешнего мира, становится все менее очевидной. Так, понятия таких разделов современной математики, как алгебра или топология, интерпретируются, как правило, не непосредственно в терминах реальной действительности, а в терминах других областей математики. В качестве примера можно вспомнить о построении интерпретации понятий геометрии Лобачевского через термины геометрии Евклида, осуществленном математиками А. Пуанкаре и Ф. Клейном (тем самым была показана непротиворечивость геометрии Лобачевского относительно геометрии Евклида).

Отношение интерпретируемости транзитивно, т. е. интерпретация интерпретации какой-либо теории дает возможность указать и непосредственную интерпретацию этой теории.

Особенно значительную роль процедура интерпретация играет в логике, поскольку именно благодаря той или иной подобной процедуре логические исчисления становятся формализованными языками (ведь до проведения процедуры интерпретации выражения логических исчислений вообще ничего не означают, т. е. до интерпретации эти исчисления могут рассматриваться только как образованные по определенным правилам комбинации особых материальных объектов). Различным системам логики высказываний и логики предикатов соответствуют различные интерпретации употребляемых в них логических операторов.

Таким образом, роль интерпретации в научном познании в целом и в построении научных гипотез в частности огромна.

 

Тема 9. ПРОБЛЕМА ДОКАЗАТЕЛЬСТВА И ОПРОВЕРЖЕНИЯ

 

Допустимые приемы полемики

 

В реальной научной практике доказательства либо опровержения тех или иных научных гипотез очень часто формулируются в ходе научной полемики, дискуссии, в которой каждый из участников стремится утвердить свою точку зрения, опровергнув иные. Полемическая аргументация очень разнообразна, поскольку в любом споре (в том числе и научном) целью является не только установление истинности некоторого тезиса, но и обоснование его значимости, целесообразности, актуальности и эффективности. Вследствие этого обстоятельства в полемике используются не только строго логические, но и риторические, и эмоциональные приемы воздействия на собеседника.

В самом общем виде можно выделить три типа полемики.

Во-первых, следует говорить о познавательной полемике, которая так или иначе ориентирована на достижение соглашения в отношении истинного знания о своем предмете (собственно научная полемика является одной из разновидностей этого типа полемики).

Во-вторых, существует деловая полемика, направленная на достижение и фиксацию некоторого определенного социально значимого результата, в качестве которого может выступать договор, протокол совещания, соглашение, приговор и др. Важно понимать, что целью деловой полемики является взаимоприемлемое урегулирование, устраивающее все участвующие стороны.

В-третьих, выделяют игровой тип полемики. Для него характерно выдвижение на первый план мотивов личностной заинтересованности. Такая полемика подобна спортивному поединку, где достижение субъективных целей оказывается важнее истины и согласия.

Существует представление о принципах и допустимых приемах полемики (причем в пределы этой допустимости входят все ее типы).

1) Прежде всего всегда следует четко определять предмет дискуссии, поскольку есть вещи, спорить о которых непродуктивно (например, о вкусах, о непроверяемых субъективных ощущениях, о мелочах и др.).

2) Позиции сторон, участвующих в полемике, должны иметь точки соприкосновения и при этом должны включать в себя существенные различия, поскольку, с одной стороны, дискуссия между представителями абсолютно несоприкасающихся взглядов всегда неминуемо превращается в абсурд, а с другой стороны, вообще вступать в серьезный спор имеет смысл только в случае наличия каких-то принципиальных разногласий.

3) У участников полемики должен быть сопоставимый уровень знаний относительно ее предмета, иначе полноценная дискуссия вообще невозможна.

4) Участникам полемики всегда следует заранее договариваться о ее правилах и о границах значимости ее результатов.

5) Полемика вообще имеет смысл в своем качестве только в том случае, если каждый из ее участников в принципе готов выслушать другого и скорректировать свою позицию.

Практические полемические приемы разделяются на вполне допустимые (например, проявление творческой инициативы, концентрация действий вокруг защиты главного концепта, использование эффекта внезапности, предвосхищение доводов противоположной стороны и др.) и приемы, находящиеся на грани допустимого (например, повышение «ставок» на каком-то этапе дискуссии, внушение согласия силой убеждения и др.).

Основными принципами собственно познавательной (в том числе и научной) полемики выступают следующие.

1) Принцип познавательности, согласно которому соревновательную сторону полемики следует вообще игнорировать. При этом нужно четко понимать, что ради торжества истины в споре можно и отступить, поскольку тактическое отступление не является поражением. Цель познавательной полемики заключается не в моральном удовлетворении от победы и не в получении практической выгоды, а только лишь в достижении полноты знания. Вследствие этого познавательная полемика (если она корректно проведена) никогда не бывает абсолютно бесплодной: даже неудавшийся шаг по направлению к истине является частью движения к ней.

2) Принцип логичности, согласно которому в любой познавательной дискуссии должна быть ясно сформулирована собственно ее тема, должна корректно использоваться соответствующая терминология, должны применяться только достоверные аргументы и доводы, а все рассуждения должны соответствовать законам формальной логики.

Недопустимо с помощью разного рода уловок и софизмов запутывать своего оппонента, и придерживаться принципа логичности следует даже в том случае, если у участвующих сторон разные цели.

Принцип коллегиальности, согласно которому стороны, вступающие в познавательную полемику, не являются врагами и соперниками, а выступают в качестве соавторов по единому и общему творческому процессу познания истин, поэтому для них должны быть характерны предельная корректность и стремление к взаимопониманию. При этом применение данного принципа не носит универсального характера, поскольку сама возможность его использования ограничивается нюансами каждой конкретной дискуссии.

Принцип определенности, согласно которому противоречия между участниками познавательной полемики должны быть с самого начала отчетливо обозначены. Человеческая мысль по своей природе стремится к бесконечности, и наш разум способен развернуть любую хоть сколько-нибудь значимую цепь рассуждений по огромному количеству направлений. Однако ни одно рассуждение (каким бы фундаментальным они ни было) не может охватить все богатство проявлений фактической действительности, поэтому необходимо осознавать, что первым шагом к грамотному говорению об истине является однозначное определение границ той сферы, о которой ничего не будет сказано. Только запрещая себе рассуждать о вещах, не имеющих отношения собственно к предмету рассуждения, можно обеспечить целостность и осмысленность дискуссии.

Однако вступая в полемику в целях доказательства или опровержения того или иного интеллектуального концепта, нужно иметь в виду, что существует ряд проблем, сложившихся вокруг исследования самой идеи возможности окончательного обоснования. Прежде всего следует упомянуть о двух подобных проблемах.

Во-первых, доказательство всегда восходит в конечном счете к аксиомам. Истинность любого утверждения должна быть обоснована, для чего привлекаются другие утверждения, чей истинностный статус уже удостоверен. Следовательно, должны существовать некие предельные утверждения, истинность которых логически не доказывается. Однако возникает вопрос о том, на чем основывается наша уверенность в истинности этих предельных утверждений, аксиом и не являются ли они простыми конвенциями, т. е. условными соглашениями, которые могли бы быть и другими. И не следует ли из этого конвенциональность нашего знания в целом?

Во-вторых, исчерпывающее эмпирическое подтверждение (верификация) любой гипотезы вообще невозможно, поскольку утвердительный модус от следствия условного категорического силлогизма является вероятностным умозаключением (иными словами, любой утверждающий тезис условен по своей природе). Принудительной силой обладает лишь отрицательный модус от следствия, т. е. эмпирическое опровержение (фальсификация) некоторой гипотезы, поскольку ее предсказание относительно опыта не реализуется (иначе говоря, безусловны только отрицающие тезисы). Не означает ли это, что мы можем быть уверены в ложности, но никогда не можем быть до конца уверены в истинности какого бы тони было положения?

Таким образом, для развития и совершенствования истинного знания о мире крайне важно умение грамотно полемизировать по поводу этого знания и корректно выстраивать системы доводов.

 

Онтологические основания знания

 

Термин «знание» имеет множество значений. При попытке его философского осмысления высвечивается необходимость рассмотрения данного понятия в следующих смысловых контекстах:

1) знание всегда связано с попыткой установления подлинного бытия вещей. Сама претензия на знание чего-либо содержит указание на обладание более или менее полной, исчерпывающей информацией о природе и структуре объекта знания, а также о его месте в подразумеваемом ряду иных подобных объектов;

2) знание всегда обращено к своего рода «изнанке» вещей, оно апеллирует к тому, что скрыто в глубине мира. Подлинное знание есть отвлечение от непосредственной данности, оно маркирует собой переход от видимого бытия к скрытым за ним универсальным законам;

3) знание ориентировано на создание знаковых систем, репрезентирующих реальность, оно находит свое предельное воплощение в терминологических аппаратах различных наук, в тезаурусах тех или иных дискурсивных практик, в трансформации слов естественного языка. Тем самым на основе знания моделируются особые искусственные реальности, которые имитируют закономерности действительного мира, позволяя человеку на примере этих моделей разобраться с принципами функционирования универсума;

4) знание содержит интенцию к преобразованию мира в направлении, отвечающем человеческим представлениям о должном. Ведь, помимо прочего, «знать» означает «распределять мир», «устанавливать внутренние связи мира». Знание всегда сопряжено с последующим целенаправленным действием.

Если же вести речь непосредственно о научном знании, о его специфических характеристиках, то можно сделать вывод о том, что, во-первых, научное знание всегда «отстранено» от своего субъекта. Эту отстраненность следует понимать либо как стремление к объективности находящейся «в работе» информации, либо как нацеленность ученого, работающего с ней, на беспристрастность. В свою очередь подобная беспристрастность может явиться и как претензия на «чистоту» исследования, и как декларация добросовестности и бескорыстия.

Во-вторых, научное знание системно и дискурсивно, оно формулируется в соответствии с некоторой совокупностью рецептов получения истины, следствием чего выступает также его неизбежный ригоризм.

В-третьих, в научном знании как в смысловой форме заложена интенция к всеобщности и универсальности. Знание имплицитно подразумевает ориентацию на безграничное расширение своего объема.

В-четвертых, научное знание по определению не может быть полным, поскольку предполагает обязательную систематизацию и схематизацию действительности. Наука, следовательно, всегда жертвует частными фактами ради общих закономерностей.

Наконец, в-пятых, в условиях современности научное знание все чаще рассматривается не только как идеал знания, но и как нечто ценное само по себе, ценное формально. Однако нельзя забывать о том, что подобное представление о непосредственной ценности научности как таковой не является научной истиной.

Необходимо учитывать также то обстоятельство, что само обращение к феномену знания предполагает его рассмотрение в единстве представлений не только о его содержании и форме, но и о знании как об особом состоянии мышления человека, о знании как о существенном событии процесса познания мира.

Нужно, следовательно, учитывать то, как именно знающий знает, в чем состоит существо момента осознания знающим своего обладания знанием, момента, когда вопрошание превращается в убежденность, уверенность, момента, начиная с которого знание становится объектом веры, поскольку не подвергается каждый раз переоценке, перепроверке, становится просто фоном для дальнейшего развития мысли. Таким образом, «знать» означает еще и «обладать верой». Вера тут берется как психологическое состояние самоаутентичности, внутренней целостности человека. В определенном смысле вера помещает человека в реальность, поскольку отныне удостоверяет собой любые онтологические ряды. Герметичность мира знания скреплена сопутствующим психологическим состоянием уверенности в нем, поэтому собственно у каждой вещи в этом мире есть свое место.

В современной отечественной гносеологии рассматриваются понятия «фэйтх» (faith) – веры и «билиф» (belief) – веры для прояснения взаимосвязей между верой и знанием в целом, где фэйтх – вера есть духовное влечение души к предельным основа