Лекция 9. Семейно-бытовая обрядность восточных славян

Брак и семья у восточных славян

Первым известным документом, в котором упоминаются брачно-семейные обычаи восточных славян, является “Повесть временных лет. Древний летописец, говоря о полянах, древлянах, вятичах, радимичах и северянах, указывает на существование у них следующих форм бракосочетания: 1) при­ведение невесты в жилище жениха (“привожаху вечеръ”); 2) похищение в собственном смысле этого слова (“умыкиваху у воды девица’); 3) похищение или увод по предварительному сговору (“и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съ вещашеся”). Приведение как форма брака, судя по летописи, первоначально была известна только полянам. Суть этой формы заключалась в “приведении" невесты к жениху, причем вместе с невестой приносили в жилище жениха и приданое. Можно полагать, что происхождение этой формы брака у полян не чуждо христианского влияния, так как поляне гораздо раньше других восточных славян познакомились с христианством. Что же касается непосредственных предков белорусов, то у них, по мнению Н.М.Никольского, наиболее часто бракосочетание совершалось либо путем похищения, либо в форме купли-продажи невесты. Установить с полной определенностью, какая из этих форм древнее, нельзя, хотя в литературе предпочтение отдается точке зрения, согласно которой похищение было первой формой бракосочетания, а покупка - последующей. Существование браков у восточных славян с использованием похищения невест подтверждается не только древней летописью, но и более поздними свидетельствами.

Так, А.Терещенко писал в середине прошлого века о бело­ русских свадебных обрядах: «Между некоторыми расколами брак не считался действительным, доколе жених не похитил девушку с ее согласия. Такое обыкновение было в употреблении еще недавно в некоторых уездах Витебской губернии: Динабургском, Режецком, Люценском и проч. между раскольниками». На существование у некоторой части белорусов вплоть до конца XIXb. обряда похищения невест как пережитка, запрещенного церковью, указывает и Н.М. Никольский.6 Этнографические данные убеждают, что похищение, “умыкание" не было основным способом заключения браков у наших предков.7 Уже в языческую эпоху у них преобладало заключение брака в форме “купли-продажи”. Суть этой формы бракосочетания заключалась в передаче (за соответствующую плату) молодой женщины из-под власти родителей или родственников под власть будущего мужа. Процесс бракосочетания четко подразделялся на два действия: 1)”сватовство”, т.е. осмотр невесты посторонними лицами и 2) “рукобитие” - заключение “сделки” сторонами, в качестве которых выступа­ ли родители жениха или сам жених и родители невесты. Содержание покупки составлял устный договор о величине выкупа и о сроках совершения брака. Плата за невесту была и реальной, которую обычно получал отец невесты, и обрядовой (“выкуп”), которая передавалась либо брату невесты, либо ее подругам, но и обрядовая форма лишь маскировала реальную продажу. C течением времени плата за невесту утрачивает истинное значение и пре­ вращается в символический обряд.

В языческую эпоху в семейной жизни восточных славян имело место многоженство. Это подтверждает и летопись: “И Радимичи, и Вятичи, и Север... имяху по две и по три жены...”. Правовое положение всех жен в семье было, по-видимому, одинаковым. Дети от разных жен также пользовались одина­ ковыми правами, прежде всего в наследовании отцовского имущества. Известно также, что некоторые, наиболее знатные и могущественные вы­ ходцы из славянских племен, кроме жен, имели еще и наложниц. Особенно много наложниц было у князя Владимира: “Бе же Володимир побежден по­ хотью женьскою, быша ему водимая:Рогнедь... от Грекине... от Чехине... а от другое... а от Болгарыни... а наложниц бе у него 300 в Вышгороде, а 300 в Белгороде, а 200 на Берестове в сельци, еже зоуть ныне Берестовое”, - указывалось в древней летописи.

Отношения между супругами в индивидуальном браке первоначально строились в соответствии с принципом, по которому муж являлся владыкой жены, а жена - его рабой. По древнему обычаю, известному не только у славян, но и в Индии, Греции, у древних германцев, женщин, оставшихся после смерти мужей вдовами, умерщвляли, поскольку считалось, что жена должна была следовать за мужем-владыкой везде, даже на тот свет. Вместе с тем исследователи отмечают любовь и привязанность славянских жен к своим мужьям, да и вообще супружескую верность славян во времена язычества. Добряков А., например, описывает случай, когда архиепископ Германии св. Бонифаций в письме английскому королю Альфреду, упрекал его в “порочной жизни”, а в качестве примера приводил семейную жизнь славян. “У них муж и жена ревностно хранят взаимно супружескую любовь, что жена, по смерти своего мужа, отказывается жить, и та хвалится особенно, которая сама себя убивает, чтобы сгореть с мужем на одном костре”. Принятие христианства, утверждение церковной организации существенно изменили сферу брачно-семейных отношений восточных славян и их право­ вое регулирование. Брачные союзы, заключавшиеся путем похищения или покупки невест, сточки зрения христианства были уже немыслимы. Церковь учила, что брак есть таинство, следовательно, установление божественное. Поэтому вводился новый, церковный порядок совершения бракосочетания, в соответствии с которым жених или его родители обращались к епархи­альному архиерею с просьбой о совершении венчания предстоящего брака. После этого архиерей выдавал просителю специальный указ на имя соответствующего священника с предписанием ему совершить венчание, пред­варительно “обыскав”, т.е. убедившись, нет ли каких-либо препятствий к заключению предполагаемого брака. Этот указ назывался венечной памятью и без него ни один священник не имел права венчать браки. За выдачу венеч­ной памяти взымалась пошлина, размер которой зависел от того, в который по счету брак вступали жених и невеста.

Право решать внутрисемейные вопросы, касавшиеся отношений между мужем и женой, а также жены с окружавшим ее миром, как и право наказания за проступки, принадлежало мужу. Устав князя Ярослава определял мужчине наказание только в тех случаях, когда он оскорблял или бил чужую жену. Подобные же действия по отношению к собственной жене расценивалось не как преступление, а как выполнение долга. После принятия христианства под влиянием канонических предписаний и византийского законодательства личные и имущественные права жены в семье возрастают. Кроме прав ”на признание в ней индивидуальности, лично­сти, а не вещи, и полной неразрывной принадлежности мужа",21 она получает право на приданое, которое являлось ее личной собственностью, и некоторые права на общесемейное имущество. Женщины из привилегированных сосло­вий - княжны, боярыни - становились собственницами сел, даже городов. Уже тогда оформлялись обязанности супругов о взаимной поддержке. Ни муж, ни жена не имели права оставить друг друга, если один из них был тяжело болен: “Если будет у жены тяжелый недуг, или слепота, или долгая болезнь, то ее нельзя оставить. Также и жена не может оставить мужа”, - гласят ст.ст.11 и 12 Устава Ярослава.22 Здесь, очевидно, речь идет не о формальном разводе, после которого супруг имел право вступать в новый брак, а лишь об оставлении супруга без помощи. Молодая жена, входя в семью мужа, должна была уважительно и почти­тельно относиться к старшим членам этой семьи. Церковный устав Владими­ра квалифицирует неуважительное отношение снохи к свекрови как проступок, подлежащий духовному суду. Родители по отношению к своим детям имели большие права и обязанно­сти. В соответствии с Уставом Ярослава, они могли даже заставить свою дочь вступить в брак вопреки ее желанию, поскольку отвечали перед публичной властью за невыдачу дочерей замуж. Эта норма, неизвестная византийскому законодательству, отражала закрепление в церковном законодательстве древнего обычая восточно-славянского общества, согласно которому старшие члены семьи несли ответственность за обеспечение младших и устройство их в жизни. Традиционное наследственное право материально не обеспечи­ вало дочерей (в отличие от сыновей) после смерти родителей. В силу этого общинная организация, а с Xi в. и церковь, обязывали родителей устраивать будущее дочерей и наказывать их за нарушение такой обязанности. Невыдача дочери замуж каралась штрафом в пользу митрополита: “Если девушка из великих бояр не выйдет замуж, родители платят митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр - гривна золота, а нарочитых людей - 12 гривен серебра, а простой челяди - гривна серебра.

Сельская община

О появлении пашенного земледелия говорит и рост размеров поселений. При подсечном земледелии, когда через 2–3 года участки пашни надо было бросать, и возвращаться к их обработке вновь можно было лишь спустя 40–50 лет, каждой земледельческой общине нужна была огромная площадь для ведения примитивного земледелия, и поселения были очень малы. В VIII–X вв. размер поселений значительно увеличивается. Это отнюдь не города, а разросшиеся сельские поселения.

Появление новых орудий труда способствует возникновению индивидуальных форм земледелия. Возникновение новой земледельческой техники приводит к тому, что не семейная община может вести самостоятельное хозяйство, но и даже малая семья.

Это приводит к распаду сохраняющихся в большой семье остатков первобытного коллективизма и появлению в ее недрах индивидуальных семей, ставших самостоятельной экономической единицей и воплощающих начало частной собственности.

Старая патриархальная большая семья («задруга», «вервь») распадается. Из ее среды выделяется ряд малых семей, отдельных пар, уже ставших хозяйственно самостоятельными. Первобытный коллективизм, результат слабости отдельной личности, сломан внедрением новых орудий труда и становится ненужным, сковывающим хозяйственную инициативу. Вооруженные новой земледельческой техникой, отдельные малые семьи расходятся во все стороны, выжигая и выкорчевывая леса под пашню, заселяя и осваивая ранее пустынные пространства, обзаводясь новыми лесными, охотничьими, рыболовными и промысловыми угодьями. Здесь, на новых местах, они часто дают начало новым большим патриархальным семьям («дворищам», «печищам»), а когда дальнейшее развитие хозяйства в рамках семейно-общинной организации становится уже невозможным, от них отпочковываются отдельные семьи, осваивающие новые участки леса, пашни, новые угодья и т. д.

Здесь, на новых местах, они владели всем, «куда топор, коса, соха ходили», всем, «что к тому селу исстарь потягло», ставя свои «знамения» на дубах и соснах, на бортных деревьях, ревниво оберегая свои пашни, луга и угодья от «чужаков», сходясь с ними лишь на «игрища межи села», умыкая невест и собираясь на религиозные праздники.

Так расползалась по лесной полосе славянская колонизация, так заселялись и осваивались дремучие дебри лесов и пущ Восточной Европы.

В процессе своего расселения, сохраняя связи с сородичами, эти малые и большие патриархальные семьи, покинувшие свое родовое гнездо, сталкиваются на новых местах со встречными потоками, идущими из других распадающихся семейных общин. Поскольку в общем владении этих случайно встретившихся людей по-прежнему находились леса, сенокосы, воды и угодья, они объединялись в общину, покоящуюся уже не на старых кровнородственных, а на новых – территориальных связях. Так возникает поземельная сельская или территориальная община.

В быту же сохраняются старые патриархально-родовые обычаи и традиции. В свадебных обрядах, в песнях и поговорках уже гораздо более поздних времен соседи-односельчане именуются по-прежнему «родичами», «родными», а все село – «родом».

Родовые связи все еще тянут членов уже территориальной общины к старому родовому, семейно-общинному гнезду (родовое кладбище, «братчины», поездки по родственникам и т. д.), да и сама сельская поземельная община представляет собой пестрое объединение малых и больших семей. Семейная община отнюдь не исключает территориальную, а наоборот, длительное время существует наряду с ней и даже внутри ее.

Вместе с появлением соседской общины изменяются и сами поселения. Появляются большие городища, часто окруженные отдельными домами, и открытые поселения – «селища», постепенно вытесняющие городища.

Древние землянки постепенно исчезают, уступая свое место полуземлянкам и наземным бревенчатым избам. В Белоруссии и на Смоленщине встречаются избы со слюдяными окнами, с печами, слепленными из глины, без трубы. Такие же деревянные избы господствуют на севере, в верхнем Поволжье.

На юге еще некоторое время сохраняются землянки и жилища, плетенные из хвороста, обмазанные глиной, но и здесь они со временем исчезают.

Общинно-родовые формы помощи и поддержки были связаны с языческим родовым пространством, которым выступала "вервь" – круговая порука. Вервь – идеологическая система взаимоподдержки общинниками друг друга. "Институт старцев" появляется не сразу: община должна была сформировать определенное отношение к людям, не являющимся активными участниками трудовой и коллективной жизни. Под институтом в данном случае понимаются устоявшиеся формализованные отношения. Инфатицид узаконенное убийство ребенка, а первоначально – и старика. Детский инфатицид сохраняется вплоть до XVIII в. В основном обязанности по уходу за старцем брала на себя семья. Если семья отсутствовала, заботу о стариках брала на себя община.

Формы поддержки стариков: отвод земель но решению общины; кормление по дворам; уход на погост. Погост от древнерусского гостьба – место возле скудельницы, где совершался товарообмен с представителями других родовых сообществ. В том случае, когда старики окончательно "впадали в дряхлость", они призревались общиной. Старика определяли на постой на несколько суток на ночлег и пропитание, затем он менял своих кормильцев. Такой вид помощи был своеобразной общественной повинностью. Возможно, в древности формы поддержки были иными, но их архаическая форма, несколько видоизмененная, сохранилась до конца XIX столетия.

Другой формой поддержки старцев был их добровольный уход из общины. Пожилые люди, которые в силу возрастных возможностей не могли участвовать в трудовой деятельности, селились недалеко от общины на погостах. Они строили себе кельи и жили за счет подаяния.

Похожие формы помощи можно наблюдать и в отношении сирот.

Самые ранние формы "института детского сиротства" были связаны с формами домашнего рабства. Домашнее рабство выросло из распространенного обычая, по которому захваченные в плен взрослые мужчины умерщвлялись, а женщины и дети адаптировались племенем победителей и входили в одну из его семей.

Существовали различные формы поддержки сирот: приймачество (аналог усыновления); мирская помощь в виде кормления по дворам; назначение общественных родителей (аналог опеки).

Приймать сироту в семью могли, как правило, пожилые люди, когда им уже было трудно управляться с хозяйством или когда у них не было наследников. Принятый в семью должен был почитать своих новых родителей, вести хозяйство, а также обязан был их похоронить. Здесь налицо принцип дара и отдара. Усыновление как "искусственное сыновство", как прием "стороннего" в состав семьи совершалось в Древней Руси еще во времена язычества. Когда на смену язычеству пришло христианство, усыновление осуществлялось церковью посредством особого акта, исходящего от церковной власти. Оно освящалось особым церковным обрядом "сынотворенья". Для того чтобы усыновление имело силу, оно подлежало утверждению епархиальным архиереем при соблюдении определенного церковного обряда. Эти требования к порядку усыновления были продиктованы нормами византийского права, под влиянием которых тогда находилась Русь. Что касается русского обычного права, то оно предусматривало различные процедуры усыновления, сохранявшиеся долгое время. Среди них можно назвать такие, как обряд фиктивного рождения, представлявший собой имитацию родов. Для большей достоверности в некоторых местностях на мнимую роженицу надевали рубашку, испачканную кровью. Имитировать роды мог и мужчина. Считалось, что обряд, имитирующий роды ребенка мужчиной, сопровождал усыновление им ребенка; женитьба на вдове брата; фактический прием усыновляемого в дом; особый договорный акт между усыновителем и усыновляемым. Длительное время правила, касающиеся усыновления, не подвергались существенным изменениям. Но затем все большее значение стало приобретать предписание.

Другой формой поддержки сирот была общинная мирская помощь. Она совпадает по своему характеру с помощью немощным старикам, когда ребенок переходил из дома в дом на кормление.

Сироте могли назначить "общественных родителей", которые брали их на прокорм. Если сирота имел собственное хозяйство, община препятствовала усыновлению. Вдовы, как старики и сироты, считались также социально ущербными субъектами в родовой общине.

Институт вдовы формировался постепенно, проходя в своем развитии определенные этапы. Жена была обязана следовать за своим супругом. Ее хоронили (сжигали) вместе с культовыми предметами, хозяйственной утварью и продуктами питания.

Институт вдовы, возможно, сформировался незадолго до принятия христианства.

Формы поддержки вдов: наделение вещами покойного в случае активного участия в обряде подготовки покойника к уходу в другой мир; хождение за "навалным", участие в мятье льна с последующим вознаграждением.

Хождение за "навалным" – вид общинной поддержки, которая встречалась в прошлом веке на юге Украины и заключалась в том, что женщине оказывали помощь продуктами, как правило, осенью, после уборки урожая. Так же, как и старикам, сельская община предоставляла вдовам землю, на них распространялись те же "льготы" в аспектах мирского призрения. Находясь близко к миру смерти, вдовы становились "безгрешными", "чистыми", и им доверяли обмывать и обряжать покойников. Возможно, это древняя форма языческой магии, однако в качестве отдара за это они получали вещи покойного.

Соблюдался определенный ритуал, который включал в себя особым образом организованный приход в дом, где будет оказана помощь. Вдовица иносказательно приглашала соседей в гости, а затем, когда "гости" приходили и приносили определенное количество запасов, предлагала им выпить и закусить. Здесь мы можем также наблюдать древнейшую форму обмена "я тебе, а ты мне".

Хозяйственные формы помощи условно можно подразделить на сезонные и внесезонные, на обязательные и необязательные. В основе хозяйственной взаимопомощи и взаимоподдержки лежит взаимовыручка, или форма обмена, зародившаяся в первобытной общине с появлением в ней распределения по труду и личной собственности. В результате ее лежит взаимовыгодное экономическое сотрудничество, благодаря которому материальные блага и услуги находятся в постоянной циркуляции между субъектами на основе их взаимных обязательств.

По ранние хозяйственные формы поддержки первоначально носили ритуальный характер и до XIX столетия сохранили форму народных праздников. Древнейшие земледельческие славянские праздники обыкновенно связывают с четырьмя временами года, каждому из которых соответствовали свои "братчины", "ссыпщины", "холки", "посиделки", "беседы", "николыщины". Как правило, эти праздники связывали с ритуальным персонажем Ярилой, который олицетворял плодородие, прибыток, урожай. Выдающийся историк Владимир Соловьев, изучая мифологический процесс в древнем язычестве и проводя сопоставительный анализ с культами богов других культур, считает, что вакхический культ Шивы, Диониса, Адониса, Фро соответствует славянскому Яровиту, или Ярилу, для которого также характерны народные игры, танцы, угощения, употребление в неограниченном количестве спиртных напитков. Вакхический культ сопровождался оргиями, в которых человек терял свою сознательность, свой личный разум и волю, приходил в экстатическое состояние, становясь в уровень со слепой, инстинктивно действующей природой. К обязательным несезонным видам помощи можно отнести такие формы поддержки, которые связаны с экстремальными ситуациями, например пожарами или наводнениями. Особой формой поддержки можно считать "наряды миром". Она осуществлялась в том случае, когда в общине заболевали взрослые и нужна была помощь в деле управления хозяйством. В перечень таких помочей входили растапливание печи, кормление домашнего скота, уход за детьми.

К этой группе поддержки можно отнести и обязательные "помочи" при постройке дома, мельницы, других общественных объектов, когда за угощение осуществлялся весь необходимый комплекс работ. Обязательные сезонные помочи связаны с такими сельскохозяйственными работами, как покос общественных угодий, сбор урожая и т.д.

Толоки включали в себя не только формы совместной обработки земли, но и различные виды перевозок: сена, хлеба, навоза. Своеобразной формой помощи была и форма складчины. Под этим явлением понималось не только совместное кормление, но и заготовка складчиной корма для скота. Супряга – разновидность обязательной сезонной помощи в виде обработки земли наемными волами. К необязательным и несезонным видам помощи можно отнести различного рода соседские помочи. По завершении работ устраивались совместные трапезы, игры, танцы, катания.