Лекция 4. Формирование славянского аграрного календаря

Народный календарь.

Итак, к важнейшему историко-культурному достоянию русского народа относится народный календарь — своеобразный дневник и подлинная энциклопедия русского крестьянского быта. Надо помнить, что народный календарь — сложное культурное явление, формирование и эволюция его происходили в течение длительного времени и, разумеется, под воздействием многих внешних и внутренних факторов.

Становление календаря неразрывно связано с осмыслением времени и его исчислением, с установлением годовой системы будней/праздников. В первую очередь календарь, конечно же, это система отсчета времени. Однако у любого народа он насыщен самыми разнообразными элементами, имеющими различное происхождение, свою скорость эволюции, особое функциональное предназначение. Здесь знания, полученные путем эмпирических наблюдений и опыта, тесно переплетены с иррациональными представлениями и верованиями. Причем, это надо особенно подчеркнуть, здесь не простая совокупность, некая сумма, а живой, сложный организм, столетиями действовавший механизм культуры, который обеспечивавший удивительную жизнестойкость и работоспособность традиционного календаря.

Глубинной основой русских календарных обычаев и обрядов является земледельческое мировоззрение с характерным для него осознанием взаимосвязи человеческого и природного, с идеей обмена между этими сферами, с верой в наличие внешних (часто сверхъестественных) сил, с которыми человек связан отношениями ритуального договора. В народном представлении календарь обладал сакрально- профанным единством, что закреплено в таких важнейших понятиях, как обряд, порядок, обычай, которые у восточных славян обозначали конкретные стереотипизированные способы человеческой жизнедеятельности, а также систему символических действий, придающих прагматической, мирской стороне календаря сакрализованный и эмоционально окрашенный характер.

Формальной основой русского традиционного календаря были церковные святцы, в соответствии с которыми за каждой датой закреплялись церковные праздники и дни

 

 чествования православных святых. Однако этот месяцеслов создавался не сразу и не на пустом месте. Формируясь на протяжении веков, он учитывал, приспосабливался, но и существеннейшим образом корректировал бытовавший задолго до него и параллельно ему земледельческий календарь, превратив последний в стройную и удобную систему времяисчисления и придав ему статус высокой духовности.

Синхронизация природных ритмов и хозяйственной деятельности человека привела к особой отмеченности начальных и завершающих моментов природных циклов, обрядовых комплексов, ритуалов, возрастных этапов и т.п. Магия начала и окончания ярко прослеживается в существовавших в народном сознании и актуализируемых в культурной деятельности «кругов» с относительно замкнутым пространством и временем. Круги эти имели разные масштабы – от годового круга до обыденного обряда, того, который справлялся в течение одного дня. При этом рамки, которыми оформлялось какое-либо действие, не только отгораживали, замыкали, но и соединяли, сопрягая его с другими явлениями, пластами календаря. Здесь каждый день и цикл наполнены своим содержанием (богатым или скромным) и всегда подготовлены предшествующими циклами или отрезками времени и всегда были проецированы на следующие. Особенно это касается переходных, переломных периодов - времени начал и итогов, свершений, откровений и проекций на будущее: это святки, масленица, Иван Купала, троицкий цикл и, конечно же, время уборки урожая – жатва.

Напомню, что русский аграрный материал консервативен и архаичен. При очевидной рациональности он сохранял такой взгляд на природу, когда все, что окружает человека, одухотворено, наделено жизненной силой, способно помогать или препятствовать, причинять зло или доставлять радость. Живыми, почти что одушевленными, в глазах земледельца были не только земля (вспомните наше выражение: матушка-земля!), но и водоемы, напомню такие выражения как: Волга- матушка, Онего-батюшка. Живыми были и растения, явления природы, и, самое поразительное, — годовой круг с составляющими его единицами времени. Не случайно и календарь в народе называли месяцесловом — все его части (сезоны, месяцы, недели, дни, посты, праздники) поименованы. Собственное имя было у многих недель (пестрая, всеядная, Фомина, русальная, зеленая, сборная, сырная и т.д.); названия имели посты (холодный, голодный, великий, лакомка), даже морозы и оттепели (введенские, никольские, афанасьевские, сретенские, власьевские и пр.) День, наделенный именем того или иного святого, как бы оживлялся, переводился в область реального и чувственного.

Кроме того, крестьянин был уверен, что слово обладает особой силой воздействия на природу и человека. «Чем далее в старину, тем обычнее и крепче вера в способность слова одним своим появлением производить то, что им означено», — писал когда-то А.Потебня. Считалось, что даже просто назвав явление или предмет, человек уже приобретает над ним власть. Это, кстати, очень хорошо видно на заговорах. Слово, соединенное с музыкой и движением, обладало еще большей силой. Тем более неудивительно, что в обрядовых текстах столь часты обращения и повелительная интонация: Родись, капуста, бела и крута! Солнышко, покажись, красное, появись! Жаворонки, прилетите, весну красну принесите! и пр.

Народный календарь дает прекрасную возможность увидеть, услышать, прочувствовать всю красоту и емкость фольклорного слова. Наши неграмотные предки умели находить особую прелесть и смысл в звучании слова. Яркий пример — обыгрывание имен святых в народном календаре.

Теперь самое время перейти к интереснейшему феномену, к сожалению, мало изученному в отношении народного календаря. Я имею в виду так называемую народную этимологию, с помощью которой неясные (чаще всего иноязычные) слова, выражения подвергаются фонетической адаптации и получают семантическую мотивировку, т.е. приобретают внутреннюю форму путем сближения с созвучными, близкими, понятными, «своими» словами.

Народную этимологию обычно называют ложной в сравнении со строго научной. Это справедливо. Однако не достаточно для того, чтобы игнорировать народную этимологию при изучении традиционной культуры, в частности, народного календаря. Народ совершал «словесную операцию» на собственных основаниях и придавал ей огромный смысл, при этом очень лихо, красиво, творчески обращался со словом. Напомню, что, скажем, Антип мог называться и водопол и полово, что от слова «роса» было произведено и росенник и росяный и росовыдающий, т.е.это особое отношение к слову, которое, действительно не читалось, как мы это сегодня чаще всего делалось, а сышалось и в него вслушивались.

Еще в 1870-е годы И.П.Калинский, автор «Церковно-народного месяцеслова на Руси», писал: «Простым нашим людям не понятно само значение церковного праздника Обновления Царяграда (он приходится на 12/25 мая), и неудивительно потому, если по звуковому сходству в представлении народном Царьград или Царь-город смешался с Царь-градом или просто градом, т.е. физическим явлением, и таким образом праздник Обновления Царя-града сделался праздником умилостивления царя (повелителя) града». На то же указывал в свое время и А.Н.Афанасьев: «Созвучие имени святого со словом, указывающим на дар земного плодородия, оказало... несомненное влияние на убеждения пахаря».

В традиционной культуре с помощью народной этимологии нередко мотивируется совершаемое действие, запрет, существующее представление, обуславливается система сходств и различий, устанавливаются связи между отдельными, казалось бы далекими, явлениями. Народная этимология выполняет и генерирующую роль, порождая обрядовое действие. Примеров можно привести много, скажем, в Чистый понедельник или Чистый четверг все должно быть чистым, и, действительно крестьяне и сами моются, и белье стирают, и избу всю вычищают и вымывают, вплоть до потолков; в мае (это хорошо известно до сегодняшнего дня и можно спросить у наших, даже городских пожилых людей), в мае нельзя жениться — будешь всю жизнь маяться; на Пестрой неделе тоже нехорошо выходить замуж потому, что пестро жить будешь; при болях следует обратиться к святому Тихону, он снимет боль и она, как говорят в народе, утихнет, утихает; На святого Луку пекли пирожки с луком и т.д.

Родство, сближение понятий часто устанавливается на основе звуковой ассоциации, как мы только что видели, нередко усиленной внутренней рифмой — На Прокла нечисть проклинают, или На Прокла поле от росы промокло. Сеют лен у семи Ален(очень мне нравится это выражение, оно такое красивоеи очень звучное); На Прохора зима заохала, Пришел Пахом — запахло теплом, На Феклу — дергай свеклу, На Благовещение дождь — родится рожь (в народе говорят «дош», поэтому получается более точная рифма). Поразительно, что красочные, яркие, смелые в языковом отношении суждения обычно точны в самом прямом — погодном, временном, хозяйственном смыслах. Например, зиме действительно приходится «заохать» с Прохора, день памяти которого выпадает на 10/23 февраля (оговорюсь, что я буду, в основном называть числа по старой системе, поскольку они более точны и показательны для народного календаря). Примета «Мокро на Мокея, жди лета еще мокрее» относится к 11 мая, когда часто выпадают дожди и, начавшись, действительно, могут надолго затянуться. Однако за верными в целом наблюдениями и «правдой жизни» здесь стоит и «правда поэтическая». Именно она определяет притягивание примет, правил поведения к конкретным дням и датам, не к периоду, а именно к конкретным дням и датам и служит основанием для «индивидуальной» характеристики дня. 25 ноября — день св. Климента, папы Римского, он отмечен выражением «С Климента зима клин клином вышибает» — фиксация холодов именно в этот день объясняется не столько реальной погодой (хотя и не противоречит ей), сколько созвучием имени святого и выражением «клин клином».

Хорошо известно, что имя, по народным представлениям, не внешний, случайный знак лица, оно, как отмечено не один раз и как написано в недавно вышедшем этнолинвистическом словаре «Славянские древности», — «персональный знак человека, определяющий его место в мироздании и социуме: мифологический заместитель, двойник или неотъемлемая часть человека». Отмечена также вера в сакральность и судьбоносность   имени, использование его как инструмент и объект магии, функционирование в качестве знака и (или) символа культуры. С последним мы сталкиваемся при обращении к народному календарю с его особым отношением к именам святых — покровителей того или иного дня, с особым прочтением этих имен или названий праздников, с типично фольклорным развертыванием наименования, актуальным для земледельца. Другими словами, нередко именно имя, наименование порождают обряд; развертывание имени, реализация его прямых и переносных значений (на уровне слова) оправдывает или прямо вводит конкретное действие, поступки, правила, оценки.

«Прочтение» имени святого может исходить из фактов жития соответствующего праведника или тех качеств, которые ему приписывает народная легенда. Иногда именно календарная приуроченность и определяемые ею «заботы», «обязанности» святого создают новую легенду и приводят к закреплению за святыми новых качеств. Так, первые русские святые — благоверные князья Борис и Глеб, невинно убиенные — конечно же, не имели никакого отношения к труду земледельца, но поскольку дни памяти их приходятся на 2 (15) мая и 24 июля (6 августа), они, эти связые, издавна связывались с началом и завершением полевых работ. Определялось это и календарной приуроченностью борисоглебских дней, и своеобразной «расшифровкой» имен страстотерпцев, когда слух земледельца улавливал созвучность Глеба с хлебом, а в Борисе — напоминание о бороне, борозде, барышах. Потому 2 мая называлось «Борисоглебы-сеятели», «барыш день» и предписывало начинать обработку земли или сев: Борис и Глеб сеют хлеб, Пришел Борис — сам боронись. Такие присловья можно записать в любом почти месте нашей огромной России. У купцов и торгового люда, по свидетельству В.И.Даля, Борисов — «барыш день» — праздновался «для получения во весь год барышей». 24 июля, соответственно, ознаменованы были поговорками «Борис– Глеб поспел (дозревает) хлеб», «На Бориса и Глеба берися до хлеба». В некоторых местах из уважения к святым в этот день запрещался выход в поле и тогда поговорку как бы переделывали, апеллировали к ее другому ваарианту — «На Глеба и Бориса за хлеб не берися», иначе гроза спалит копны на поле. Отсюда и широко распространенное наименование князей Паликопы, грозные полики (говорят полъки), и известная легенда, приписывающая Борису создание первого плуга.

Многие народные названия праздников в условиях устного бытования легко превращались в типичную фольклорную формулу с присущими ей вокативностью и порождающим началом, становились, повторю, чем-то вроде руководства к действию. Скажем, ритуалы, характеристики праздника Вознесения осмыслялись как реализация понятия роста, подъема, восхождения. Повсеместно на Вознесенье пекли лесенки, да еще с семью ступеньками, эти лесенки у нивы, помолясь на все четыре стороны, подбрасывали вверх, чтобы рожь росла так же высоко. В Подмосковье молодежь отправлялась в поле, где каждый, подбросив три раза вверх яйцо и немножко откусив от него, разбивал его и остатки закапывал в полосу, приговаривая: «Христос, полетишь на небеси, потяни нашу рожку за колоски».

Большим праздником и важной датой считался Покров Пресвятой Богородицы, отмечаемый 1/14 октября. Русская церковь вспоминает в этот день о чуде, свершившемся в 910 году в Константинополе, когда христианам, молящимся о спасении от сарацинов, явилась Богородица и распростерла над ними свой омофор (головное покрывало).

Вдохновленные чудесным видением жители Византии изгнали врагов. На Руси праздник Покрова установлен был князем Андреем Боголюбским еще в ХII веке и с тех пор неизменно пользуется у всех православных особым почитанием. Россия всегда верила в то, что Богородица покровительствует ей, незримо простирая свой Покров над русским людом, спасая его от невзгод, бед, всякого лихолетья. Свидетельство тому — огромное количество храмов во имя Покрова Богородицы, построенных в разные времена и в различных уголках России.

Покров в сознании земледельца - рубежная дата, сопрягающая разные начала и концы, начинания и завершения. Это граница между теплой и холодной половинами года, между временем работы на земле ради урожая (пахота, сев, жатва, уборка огородных культур, заготовка ягод, грибов и пр.) и временем потребления урожая. С Покрова шел отсчет зимнего времени. в народе говорили: «До Покрова — осень, за Покровом — зима идет!» или «Покров–Батюшка, до обеда — осень, после обеда — хима». Резко менялся после Покрова образ жизни, поведение, внешний вид, состояние как людей, так и природы во всем ее разнообразии.

«Сидящие на земле» россияне не сомневались, что именно с 1 октября земля заменяет свой зеленый наряд белым или, по крайней мере, должна заменить, прикрывая наготу полей и лесов пушистым снегом, что Покров заставляет журавлей улетать в южные края, белок — линять, приспосабливаясь к зимним условиям, что в эту пору засыпают медведи и пчелы. Действительно, в климатических условиях средней России к Покрову обычно выпадает снег, а в южных областях заканчивается листопад, и многочисленные поговорки, присловья, приметы, построенные на обыгрывании названия праздника, как бы закрепляли и узаконивали связь Покрова с началом зимы. Вот два лишт примера: «На Покров земля снегом покрывается, морозом одевается», «Покров землю покроет где листом, где снежком». Добрым знаком воспринимался первый снегопад, случившийся в этот день. Он обещал «правильное» становление зимы и нужное состояние природы в ближайшие значимые дни земледельческого календаря. Белоснежный Покров рассматривался и как одеяние и как засыпание, «умирание» земли. Бесснежный праздник грозил бесснежной зимой и недородом, гибелью озимого хлеба. В тех местах, где Покров ассоциировался с завершением листопада, существовала своя примета: «Если лист с дуба и березы на Покров упадет чисто — к легкому году, не чисто <т.е. на до конца> — к строгой зиме».

К этому времени мужской работы в хозяйстве заметно убавлялось, и многие мужчины охотно, ну а кто и победней —поневоле отправлялись на заработки, занимались отходничеством, «бурлачеством», как говорили в народе. Покров был одной из наиболее устоявшихся дат заключения разного рода договоров о найме на работу или о завершении работы. Сроки обычно устанавливались «от Покрова до Крещения», «от Покрова до Евдокеи» (1/14 марта), «от Покрова до Егория» (23 апреля / 6 мая).

Некоторые виды работ, напротив, заканчивались к 1 октября, и отходники возвращались домой. Женщины с этого же времени, после Покрова всерьез садились за рукоделье — главным женским занятием до Рождества становилось прядение. Начиналась пора девичьих посиделок. Ближе к концу XIX столетия, когда вошли в моду частушки, тема посиделок в них заняла заметное место. Зафиксировали они и связь Покрова с вечерками, приведу один лишь пример:

            Скоро, девушки, Покров,

            Скоро нам гуляночка,

            Скоро, скоро заиграет

            Милого тальяночка.

     Как видим, осмысливая праздник, Покрова в данном случае, русский крестьянин выходил далеко за рамки его церковного содержания. Обрядовое и хозяйственное наполнение праздника, исходя из «фольклорной» логики, было заложено, мы бы сказали «запрограммировано», в самом названии его, производном от глагола «крыть», и большая часть того, что традицией предписывалось делать в этот день, мотивировалось идеей открывания, покрывания, закрывания и т.д.

Понятие заботы, тепла, сохранения переносилось на избу: в Покров принято было конопатить домашние строения, утеплять их к холодному времени года. При этом ссылались на авторитет давнишней поговорки: «Чини избу до Покрова, не то не будет тепла». Превосходный знаток этнографии и фольклора Вологодского края, П.А.Дилакторский, писал в конце XIX века: «Некоторые хозяева в этот день затыкают кое-где пазы стен мохом и приговаривают: "Батюшка Покров, покрой нашу избу теплом, хозяина добром"». Жители Вятского края при этом произносили: «Батюшка Покров, покрой избу теплом, а старую старушку горячим пирогом!».

Едва ли не по всей России с Покрова «закрывали» скот, т.е. прекращался пастбищный выпас скота, его переводили на стойловое содержание. В самых разных концах страны крестьяне придерживались обычая закармливать домашнюю скотину последним («пожинальным») снопом, сопровождая это словами: «Покров, Покров! Покрой нашу избушку теплом, а хозяина животом» («животом» здесь имелось в виду скотина и добром, прежде всего — благополучием), или «Матушка-Покров! Покрой земелюшку снежком, а коровушку спориной» (т.е. здоровьем, готовностью давать хорошие удои).

Идея покрова объединяла далекие для нас, но почти что родственные для человека традиционной культуры представления — снежный покров земли, священное покрывало Богородицы, погребальный саван и символ вступления в брак — свадебный плат, которым покрывали голову невесты после просватанья.

Традиционно Покров считался покровителем женихов и невест. С него принято было засылать сватов и начинать играть свадьбы. По всей России можно было услышать приговорки, вроде следующих: «Бел снежок землю покрывает, не меня ль, молоду, замуж снаряжает», «Придет Покров, девке голову покроет», «Не покрыл Покров, не покроет и Рождество», то есть, если в Покров или сразу за ним не пришли сваты, то, значит, нечего надеятся и на свадьбу в этом году. На Треском и Онежском берегах Белого моря Покров был днем, когда устраивались своеобразные смотрины невест. Девушки приходили в церковь в лучших своих нарядах. Ставя свечи перед иконами, они приговаривали: «Покров, покрой мне голову золотым кокошником!». Желание посмотреть на будущих невест собирало в церкви много народу. Кем-то руководило чистое любопытство, а родные женихающихся парней рассматривали девушек строго и с пристрастием, полагая, что в храме, да еще в праздник Покрова Богородицы характер, манеры, внешняя и внутренняя красота (или изъяны) каждой девушки будут явлены, раскрыты в полной мере и этому впечатлению можно доверять. Замечу, что даже погодные покровские приметы зачастую трактовались в свадебном ключе: Если на Покров ветер — будет большой спрос на невест, Снег на Покров — к счастью молодым. Если на Покров выпадет снег, то это предвещает много свадеб. Разумеется, соединение образов ветра, непогоды, метели с темой просватанья далеко не случайно. Поэтическая параллель «ветер — приход сватов» хорошо и широко используется русским фольклором, прежде всего свадебными песнями и причитаниями. Например, приведу начало знаменитых, по всей России известных песен

Популярная лирическая песня «Вдоль по улице метелица метет, за метелицей мой миленький идет...», представляющая собой переделку стихотворения поэта начала ХIХ в. Д.Л.Глебова, дает еще один образ, характерный для русской песенности, образ метели — соединение ветра и снега. Из этого снежного вихря и появляется милый, в соответствии с народной поэтикой как бы «придуваемый» к девушке.

Опыт земледельца реально доказывал связь снега с плодородием земли: «Зима без снега — лето без хлеба», «Снег на полях — хлеб в закромах» и т.д. Урожайность земли, по народным представлениям, соотносима с плодовитостью скота и людей. Это с одной стороны, с другой — снежный покров земли осмыслялся и как временное умирание земли (обычно сравнение снежного покрывала с саваном), что в свою очередь сближалось с уподоблением (для девушки прежде всего) перехода из добрачного положения в замужнее и осмысливалось это как умирание в одном состоянии и возрождение в другом, а это опять-таки оправдывало «прописку» темы снега и брака в празднике Покрова. Образ «снега белого», «снега, наметенного ветром» в традиционном сознании ассоциировался с ситуацией свадьбы и через идею покрывания, являющуюся смысловой доминантой праздника Покрова Богородицы. В контексте Покрова свадебная накидка на голову невесты (платок, фата, шаль, полотенце), безусловно, сближалась с омофором Богородицы. Поэтому девушки перед сном считали необходимым произнести вполголоса: «Покров-батюшка! Покрой землю снежком, а меня молоду женишком!» или «Покров Пресвятая Богородица! Покрой землю снежком, меня, молоду, платком» и т.д. Подобных   примеров использования имени собственного, названия праздника, развертывания его в действия, приметы, правила поведения и прочее, в народном календаре можно найти немало. Однако я ограничусь приведенными, в надежде, что продемонстрированный мной один из способов осмысления календарной обрядности и фольклора привлечет внимание исследователей и краеведов и реализованный на большем материале, принесет свою пользу.