Американское индустриальное общество

 

В 1967 году Джон Кеннет Гэлбрейт опубликовал свою главную книгу – «Новое индустриальное общество», анализируя самое современное ему государственное устройство, одним из механизмов деятельности которого была культура. Население Соединенных Штатов перевалило за 200 млн. человек. Эрих Фромм предупреждал, что в цивилизованном обществе бродит призрак – призрак полностью механизированного социума, в котором человек становится просто частью машины.

Первым создателем американского компьютера был Джон Мочли, но он не верил в силы и способности отдельно взятого человека и считал, что только четыре или пять гигантских фирм окажутся способны использовать эти машины с пользой для себя. Однако уже в 1967 году в США было около 40 000 персональных компьютеров.

Гуманисты в США были в тревоге. Либералы в политике, они все более становились традиционалистами в социальной сфере. Мрачные пророчества романа Оруэлла «1984» нависали над миром. Культура, ориентированная не на человека, а на вещи, очень беспокоила интеллектуалов. Но между тем нация все более подчинялась интересам консьюмеризма – начиная с автомобиля и заканчивая косметикой. Телевизионная реклама бесцеремонно и со всей вульгарной прямотой демонстрировала, о чем мечтает американский народ.

Телевидение, которое еще недавно обещало быть главным мотором американской культуры, подкосило не только эту культуру, но и здоровье нации. Прежние любители спорта на открытом воздухе, проводившие вечера напролет у телеэкранов, стали пивными алкоголиками. Стадионы никто не ликвидировал, но они пустовали. Особенно впечатлял новомодный «Астродром» в Хьюстоне – с 46 000 кожаных кресел для зрителей, со стальной арматурой и покрытием от нежданных дождей, настоящий символ отсутствия вкуса и пресыщенности людей, которые забыли, как светит солнце.

Эрик Голдман писал о том, что американцы желали бы иметь меньше пищи, более скромные дома, менее шикарную одежду, но зато найти надежный способ, как жить в условиях немыслимой роскоши. Уильям Уайт объяснял, что массовое распространение «Бэббитов» (персонаж Синклера Льюиса, отчасти напоминающий «Мещанина во дворянстве» Жана Батиста Мольера и «Недоросля» Дениса Ивановича Фонвизина) является следствием развития нашей цивилизации, чьи плоды стали доступными массам.

Полная занятость и процветание в 1960‑е годы привели, как ни парадоксально, к общему упадку в морали, компетентности, вежливости, энергии и дисциплине. Многие стремились к улучшению качества жизни и не сводили это качество к одним лишь цифрам. И все же одна цифра, безусловно, важна: продолжительность жизни в США достигла 80 лет.

В 1968 году Герман Кан создал тысячестраничную монографию о недалеком будущем Соединенных Штатов – о том, что будет происходить в 2000 году. Кан предсказал средний заработок в 7500 $ в год. Но все предположения были спорными, потому что в Соединенных Штатах началась технологическая революция. Самый консервативный пласт – фермеры – теперь ощущали на себе ее ход. Создание гибридной кукурузы повысило ее урожайность на 20 процентов. 15 млрд. долларов в год шло на механизацию фермерского труда, и дом фермера теперь радикально отличался от хижины 1930‑х годов.

Культура городов также изменилась до неузнаваемости. Социальный слой, ранее называвшийся «пролетариатом», окончательно исчез. За первую половину XX века численность представителей ручного труда уменьшилась cil млн. до 6 млн. человек. За прошедшие тринадцать лет рабочая сила Америки увеличилась на 10 млн. человек. Число «голубых воротничков» постоянно уменьшалось. Мощь некогда всемогущих профсоюзов ослабла. Зато по мере того, как уменьшалась нужда в грубой рабочей силе и расширялась сфера услуг, увеличилось число работающих женщин. В обществе массового потребления изменилась структура занятости. Много слов было сказано по поводу книги Джеймса Бернхэма «Революция менеджеров».

Значительный культурный поворот произошел в отношении социальных слоев друг к другу. В годы Великой депрессии отношение интеллектуальных лидеров общества – писателей, публицистов, общественных деятелей – к «боссам» было сугубо отрицательным. В кинематографе «босс» изображался не в меру полным, грубым, часто невежественным. То же происходило и в романах. В Америке помнили определение Герберта Спенсера, что наиболее циничные политики имеют собственный умывальник и являются членами республиканской партии. Но прошли годы, и журнал «Форчун» объявил, что старый «босс» мертв. Теперь «Тайм» описывал бизнесменов новой формации как лидеров индустриального общества, умелых специалистов, подлинных знатоков и психологии рабочих, и хитроумных машин. Случилось неожиданное – определенное социальное примирение. Гэлбрейт называл верхний слой общества «техно‑структурой». Это были уже яркие, стройные, спортивные, интеллектуальные люди.

 

Демонстрация против войны во Вьетнаме

 

Правый республиканец, сенатор Барри Голдуотер, призывал «оценить и полюбить» того, кого раньше называли не иначе, как эксплуататором. Смешение умов наблюдалось у экономистов и социологов. Они многократно пытались найти идейную состыковку различных классов, ища социальный консенсус. А американские бизнесмены были удивлены переменой отношения «нижней» части общества к президенту и его окружению одновременно с критикой «тех, кто производит напалм»: неудачи во Вьетнаме вызывали уличные шествия. Разве демонстранты не знают, что правительство и бизнес – враги, а не союзники? Ведь это так очевидно, особенно после президентов Теодора Рузвельта, Вудро Вильсона и Франклина Рузвельта. И не американцев ли предупреждал президент Эйзенхауэр, говоря о «военно‑промышленном комплексе»?

Фактом уже в 1960‑е годы было то, что пятьсот ведущих корпораций производили две трети производимой страной индустриальной продукции. При этом такие корпорации, как «IBM» кормились за счет заказов преимущественно Пентагона, a «ІТТ» получала главные заказы от государственного космического агентства НАСА. Результатом сотрудничества государства и монополий стали подводные лодки «Поларис» и истребители с меняющейся геометрией крыла Ф‑111. Француз Жан‑Жак Серван‑Шрейбер писал об американской системе, что за каждым из недавних нововведений стоит огромный резервуар федеральных фондов, которые финансируют наиболее выгодные инвестиции, когда‑либо осуществленные людьми.

Между изобретением фотографии и производством фотоаппаратов прошло 112 лет, между изобретением телефона и началом массового производства телефонных аппаратов – 56 лет, радио – 35 лет. Все изменила американская государственная администрация: гарантируя средства и рынок, Вашингтон довел разницу между изобретением и массовым производством в случае с атомной бомбой до шести пет, в случае с транзистором – до пяти. В условиях, когда в руках государства было 15 млрд. долларов, расходуемых на исследования и разработки, крупные американские компании ощущали зависимость от федерального правительства. Для сравнения: в 1929 году государство отвечало за 8 % экономической активности в стране, а в 1960‑х годах – за 25 %. Государство финансировало 90 % исследований в авиации и космосе, 65 % всех видов разработок, связанных с электричеством, 42 % производства новых инструментов, 31 % – в станкостроении, 24 % – в автомобильной промышленности, 20 % – в химической.

Америка теперь активно училась, повышая свой культурный уровень, В 1941 году в университетах и колледжах находились всего 15 % молодого поколения, а в 1965 году – 40 %, то есть более пяти миллионов молодых людей возрастом от восемнадцати до двадцати одного года. Через четыре года эта цифра поднялась до 6,7 млн. Более 30 млрд. долларов расходовалось на образование.

Но в студенческих кампусах 1960‑х годов царили далеко не американские ценности: маоизм, троцкизм, сталинизм, чеизм, анархизм, утопические учения, нигилизм. Журнал «Форчун» назвал революционерами 12,5 % студентов. Но все же революционеры всегда были в меньшинстве, будь это 1776, 1861 или I960 год. Опрос Гэллапа говорил, что 81 % студентов не удовлетворен ни страной, ни системой обучения. И выражалось это мнение свободно – дни маккартизма прошли. Популярен стал лозунг: «Не доверяйте тем, кто старше тридцати лет» – что было жестоко по отношению к большинству американцев, желающих быть вечно молодыми, Молодежь до двадцати лет расходовала более 25 млрд. долларов в год – немыслимая цифра для любого из предшествовавших поколений.

В культурно‑артистическом мире произошла важная перемена. Против абстрактного экспрессионизма выступил поп‑арт, возглавляемый Роем Лихтенстайном, чья ирония была в этом отношении убийственной. В 1966 году он развенчал абстрактный экспрессионизм, говоря о том, что старшее поколение художников безуспешно пыталось достичь подсознательного – и ушло от конкретной реальности. Новое поколение видит в поп‑арте выход за ограниченные пределы мастерской художника и его творческого эгоизма.

Ранние работы представителей поп‑арта создавались в значительной мере под влиянием восточного философского мировоззрения, Подчас к этому направлению относили все то, что выходило за рамки традиции и принципиально отличалось от абстрактного импрессионизма, который, по мнению корифеев поп‑арта, к этому времени исчерпал свои творческие возможности.

 

Рой Лихтенстайн. Вслед за барокко

 

Поп‑арт был определен как стиль, сознательно избегающий печати личности художника. Он возник практически одновременно в США и в Британии. В ход пошло папье‑маше, автомобильные части, бесконечные фотографии, даже само слово «поп».

Американский поп‑арт с самого начала покоился на амбивалентности, на явной провокационности таких работ, как «Гигантский гамбургер» Клаэса Ольденбурга (1962), представляющий собой три круга друг на друге. Крайние линии искусства поп‑арта эстетически отразили работы Энди Уорхола, добившегося исключительной популярности. Он жил на Мэдисон‑авеню и писал статьи для журнала «Гламур», также писал полотна, снимал фильмы, ваял скульптуры, руководил поп‑группой, и в конечном счете стал во главе течения поп‑арт. Его привлекали теории массовой культуры, особенно работы немецкого исследователя Вальтера Беньямина, который предсказывал самоуничтожение искусства в процессе его коммерциализации. Энди Уорхол утверждал, что его привлекает лишь механическое повторение и что сам он желает быть машиной. Знаменитыми стали 25 повторенных портрета Мерилин Монро (1962), «Несчастье 22» (1964). Он культивировал скучное, банальное и поверхностное, создав повторением своего рода эпоху необычных сюжетов. Заслуживает внимание сдержанное, предметное творчество Джеймса Альберта Розенквиста. В одной из галерей Нью‑Йорка было представлено гигантское полотно длиною 30 метров – картина «F‑111» – изображение новейшего истребителя‑бомбардировщика, о производстве которого как результате заказа Пентагона в начале 60‑х гг. говорилось выше. Это несомненная политическая манифестация художника глубоко разочаровавшегося в идее прогресса. Для данной разновидности поп‑арта было характерно ощущение катастрофичности жизни, того восприятия образа мира, которое известный политический философ и историк Ханна Аренд в своей книге о процессе над Адольфом Эйхманом назвала катастрофой как повседневной реальностью. Сама Аренд, оказавшаяся в результате Второй мировой войны в США и принявшая в 1951 г. американское гражданство, была всегда в оппозиции, длительное время к американскому маккартизму.

 

Джеймс Розенквист. F‑111 (фрагмент).

 

Это было особое время. С точки зрения художественных стилей начинают лидировать минимализм и концептуализм. Это, возможно, самые «американские» стили искусства, вызревшие после второй мировой войны. Американцев привлекало, что минимализм требовал цельности, чистоты и откровенности вплоть до примитивности. Средства художника оказались низведенными до минимума. Многие критики утверждали, что минимализм в наибольшей мере отвечает национальным идеалам, Один из идеологов минимализма – Франк Стелла резюмировал, что единственное, чего он хочет от своих творений – это чтобы идея была видна сразу и полностью. Известность приобрела «Черная картина» Стеллы (I960) – строгий орнамент по черному полю.

Задачей минималистов стал уход от индивидуальности в письме и от самовыражения – двух главных черт искусства (особенно абстрактных экспрессионистов). Экспрессия и иллюзия стали изгоняемыми чертами нового искусства, владевшего умами американцев не менее десятилетия, Минималисты стремились к геометрически точным рисункам. В этом стиле преуспели Дональд Джадд, Роберт Моррис, Карл Андре. Их лозунгом была «самодостаточность и либерализм во всем». Правда, вопреки общему кредо, минималисты постепенно усложняли свои работы, о чем можно судить по «Эквивалентам» Карла Андре (1966). Здесь видны дальние подходы к концептуальному искусству.

Андре объяснял, что в его скульптурах идет переход от «формы» и «структуры» к «месту». Чтобы избежать всякой ассоциации с человеком, с гуманизмом, минималисты сосредоточились на горизонтальных композициях. Их произведения чаще всего лежат на полу. Специалисты искали корни американского минимализма в Малевиче, в «неискусстве» Дюшана, в работах последнего эпигона «Баухауза» Джозефа Альберса, Но минималисты видели и крайности своей позиции. Один из них – Роберт Моррис заключал, что единственное – чувство не может быть перенесено на новое место, потому что зритель наблюдает одновременно более чем одну из частей композиции. Простота рисунка вовсе не обязательно проистекала из простоты опыта.

Суровая интеллектуальная природа минимализма, самопоглощенного мировидением художника и его ироническим обособлением от содержания, от артистических традиций ограничивала притягательность его творений. Минимализм стал уходить с национальной арены. Эпигонами, пост‑минималистами были такие художники, как Ева Хессе, героиня неформального культурного объединения, обратившаяся к самым разнообразным материалам – латексу, резине, фиберглассу веревкам и тканям. Ее ранняя работа «Подвешенный» является пародией на дадаизм, Хессе говорила о себе, что не хочет «чистенького» искусства, не хочет антропоморфизма, не хочет чисто геометрических украшений, но желает приподнять горизонт, расширить видение зрителя.

В воздухе царили голоса Элвиса Пресли, Джоан Баэз, Боба Дилана, Дженнис Джоплин. Впервые в истории американской культуры музыкальный рынок полностью подчинялся вкусам молодежи. И повсеместно молодежь употребляла наркотики. «Плейбой» оценивал, что 47 % студентов курят марихуану. То было время, когда женщины начали занимать рабочие места, прежде принадлежавшие мужчинам: инженеры в шахтах, водители грузовиков, агенты секретных служб. Актриса Мия Фарроу сделала модными мужские прически у женщин. Магазины армейской одежды стали очень популярными – тяжелые ботинки, брюки‑клеш, армейские рубашки и шинели.

В 1968 году Голливуд ввел систему обозначения сексуально откровенных сцен – XXX был максимумом. G – фильм для семьи; M – для взрослой аудитории; R – ограничение по возрасту; X – запрещено зрителям до 16 лет. Порноиндустрия стала отраслью промышленности. Все прежние поколения всех стран мира были лишены столь откровенного показа интимной стороны жизни, а некоторые продолжали и далее пребывать в том же состоянии. Но не Америка – с этого времени. Американскую культуру окончательно соблазнил запретный плод. Отныне эта тема неизбежно звучала в популярной литературе, в наиболее «кассовых» фильмах, в словах общеизвестных песен, была представлена на обложках журналов, на телевидении, в пьесах и т. п.

Список наиболее читаемых книг этого времени возглавляет «Полет над гнездом кукушки» Кена Кизи. Появилось понятие «хиппи», и колонии хиппи образовались во всех больших городах Америки. Среди фильмов выделялось «Лето любви» (1967). Но уровень рождаемости опустился до 17,9 – самая низкая планка в американской истории.