Гражданская война и ее последствия в культуре

 

Следующим переломным событием в истории США, равным по масштабу Войне за независимость, стала Гражданская война (1861–1865), вооруженный конфликт между буржуазными штатами Севера и рабовладельческими – Юга. Противоречия между двумя экономическими системами, в основе одной из которых лежало рабовладение (Юг), а другой – свободный труд по найму (Север), к середине XIX века стали вопиющими и вылились в общегосударственное противостояние двух антагонистических лагерей. Важной также являлась и аграрная проблема – экстенсивный, как мы уже видели на примере табачных плантаций, способ обработки земли требовал расширения владений плантаторов; вместе с тем на свободные земли претендовали новые волны иммигрантов, мечтавших получить в США свой земельный надел.

Неприятие рабства росло и в самом обществе – об этом свидетельствует организованная деятельность аболюционистов и поддержка их политики со стороны населения. Ядром борьбы с рабовладением стала республиканская партия под предводительством Абрахама Линкольна, победившего в I860 году на президентских выборах, Выбранная Линкольном линия поведения побудила одиннадцать южных штатов (Южная Каролина, Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана, Техас, Вирджиния, Арканзас, Теннеси, Северная Каролина) выйти из состава Союза. Изначальные цели войны – экономическое доминирование Севера – постепенно приобретали иной характер: в ходе конфликта они оказались четко сформулированы как борьба с рабовладением и категорическое требование полной ликвидации этого социального института. 30 декабря 1862 года Линкольн подписал «Прокламацию об освобождении» рабов с 1 января 1863 года. Кровопролитные сражения велись с переменным успехом, однако в конце войны успех окончательно закрепился на стороне северного Союза, южная Конфедерация прекратила свое существование. Правда, на алтарь победы была принесена жертва – жизнь Линкольна: 14 апреля 1865 года на него было совершено покушение, ранение оказалось смертельным, и президент, не приходя в сознание, скончался утром следующего дня.

На американскую культуру оказала определенное влияние политическая проза Абрахама Линкольна. Пост, который он занял, словно в одночасье, резко расширил его мыслительный горизонт. Слова обращений Линкольна к стране приобретали философский смысл. Он как бы поднимался над схваткой, и звучали его глубокие суждения о насилии, справедливости, трагедии жизни. В противоположность философской высоте Линкольна еще один гений этого периода – поэт Уолт Уитмен (1819–1892) – подошел к анализу жизненных явлений совсем с противоположной стороны. Его видение Америки не воспаряло над эпохами и континентами, а сосредоточивалось на почти невидимых чертах ландшафта, на обычной траве, дороже которой нет ничего в жизни человека. И даже смерть – это всего лишь уход одного человека на фоне бессмертной природы, равнодушно взирающей на мучительную агонию.

А рядом Джеймс Рассел Лоуэлл (1819–1891) в классических «Записках Биглоу», охватывающих войну США с Мексикой и последующий период, обращался не к мировым столицам, а к забытым уголкам Новой Англии. После кровавых полей Гражданской войны Уитмен и Лоуэлл обращались к милым сердцу полям и прудам родного края, чья безмятежность ближе к людскому счастью, чем скрежет клинков на полях боев национальной бойни.

В это же время врач и писатель Оливер Уэнделл Холмс‑старший (1809–1894; отец известного судьи Верховного суда США) делал медицинские открытия, спасающие жизнь американских рожениц. Человек мысли и науки, Холмс‑старший непосредственно участвовал в культурном подъеме Америки. Поколения гарвардских студентов прошли его школу. Он неутомимо боролся с косностью, утверждая новую тогда дисциплину – гигиену – как безусловное условие жизни американцев, Особенно это было важно в начинающийся индустриальный век, когда промышленные компании в погоне за прибылями поставили часть американского народа в невыносимое положение.

Холмс был певцом гуманизма, он ушел от эпических славословий в мир гуманной прозы жизни, в замкнутое пространство семьи. Недаром для растущей Америки он оказался примером служения обществу. Он не только стремился к физической и нравственной чистоте жизни, но и воспевал ее – как в поэзии, так и в прозе. Его поэмы и вдохновляли читателей, и воодушевляли на общественную активность. Проза его («Самодержец обеденного стола», «За чашкой чая» и др.) исполнена оригинальных размышлений. Холмс ненавидел «заборы респектабельности», за которыми пряталось безразличие к бедам общества, к его потребностям. В культурной истории американского общества художественные творения и философия Холмса, сторонника идеи поэтического в частной обыденной жизни, стали вехой трезвого служения человечеству.

Повесть Холмса «Моя охота за капитаном» рассказывает о поисках отцом своего сына, раненного в одной из битв Гражданской войны. На книжных полках художественные произведения писателя стоят вперемежку с его сугубо научными произведениями, в частности, об анормальной психологии, о шизофрении. Высокий моральный облик бостонского врача повышал общий уровень американской культурной жизни. Генри Джеймс писал, что Холмс демонстрировал «высшую интеллигентность, сопряженную с подлинной скромностью».

Оливер Уэнделл Холмс‑младший стал выдающимся судьей, и его деятельность сказалась на культуре правосудия в США. Его впечатляющая работа в деле распространения справедливости подняла культурно‑цивилизационный уровень Америки. В отличие от отца он был примерным материалистом, типичным для своего времени. Своими страстными речами Холмс‑младший продемонстрировал немалое искусство красноречия и немало страсти в утверждении справедливости, Благодаря ему американская юстиция набирала высоту – подъем осуществлялся и в этой области культуры.

 

Контрольные вопросы

 

1. Какие четыре важнейших обстоятельства повлияли на рубеже ХVIII – ХІХ веков на становление американской культуры?

2. Какой политический акт способствовал фактическому удвоению территории США?

3. Охарактеризуйте просветительскую деятельность Т. Джефферсона как пример целенаправленной культурной активности.

4. Какие изменения в социальной стратификации способствовали демократизации общественных отношений в США?

5. В чем суть расхождений во взглядах основателей демократической и республиканской политических партий – Эндрю Джексона и Дэниэла Вебстера?

6. Какую роль в культурном и политическом становлении Америки играла периодическая печать?

7. Какова суть романтического историзма в Америке? В чем состоит роль Френсиса Паркмена в развитии американской историографии XIX века?

8. Как проявилось воздействие промышленной революции на культурное развитие страны?

9. Почему жажда обрести национальную пейзажную школу стала ведущей чертой художественной культуры США?

10. Каковы предпосылки создания интеллектуальной декларации независимости Эмерсона?

11. Кого объединяла первая независимая «научно‑философская школа» и «трансцендентальный клуб»?

12. Каковы особенности литературного творчества Генри Дэвида Торо?

13. Охарактеризуйте попытки реализации идей утопического социализма в Америке XIX века.

14. Каковы отличительные черты американской историографии последней четверти XIX века?

15. Каковы причины Гражданской войны в Америке?

 

 

Глава пятая

Америка городов

 

После Гражданской войны произошел очевидный спад в области культуры и цивилизации Соединенных Штатов. Военный конфликт вовсе не разрешил всех противоречий, стоявших перед американским государством. Так, чернокожие рабы получили свободу, но не обрели гражданских прав, равных с белым населением. Были введены так называемые «законы Джима Кроу», получившие название по нарицательному имени бедного негра, жителя южных штатов, где чернокожее население по‑прежнему подвергалось унижениям и лишалось возможности социальной адаптации. Собственно, это была расовая сегрегация, и ее адепты терроризировали афроамериканское население страны. Штат Миссисипи послал в Конгресс Джона Линча, потомка тех Линчей, которые в XVIII веке принимали законы о казни или избиениях негров‑рабов, и этот палач был вице‑председателем национального конгресса республиканской партии в 1884 году.

 

После Аппоматокса

 

Последняя армия южан капитулировала в апреле 1865 года в сражении при Аппоматоксе. В 1865 году, когда тишина легла на поля сражений Гражданской войны между Севером и Югом, положившей начало беспрепятственному индустриальному развитию, страна стояла на пороге огромного экономического броска. Мечты великих демократов об Америке вольных хлебопашцев оказались обреченными. Правда, крытые фургоны переселенцев еще долго шли к обрывистой линии тихоокеанского побережья, еще манили необъятные просторы по обе стороны Скалистых гор, и по меньшей мере еще одно поколение пришельцев могло рассчитывать на такую полосу земли, какой в Европе владели лишь лендлорды. Однако политической власти уже не суждено было прийти в Вашингтон из лесистой Вирджинии вместе с современными Вашингтоном, Джефферсоном, Мэдисоном и Монро, как не могла она прийти вместе с новым Эндрю Джексоном из поселений на западной границе. Политика творилась в кирпичных особняках городов Северо‑Востока. Путь от Америки фермеров до Америки железных дорог и колониальных владений был пройден за считанные десятилетия.

За несколько лет были вырублены леса Среднего Запада, в долине Питсбурга запылали огни сталелитейных заводов, по бескрайней Миссисипи поплыли дымные монстры‑пароходы. Чикаго – место, где еще в 1837 году бродили волки, – через три десятилетия стал одним из крупнейших городов мира.

После окончания в 1865 году Гражданской войны президентской властью в Соединенных Штатах завладели весьма посредственные личности, что, собственно, и сместило конституционный баланс в сторону законодательной власти, Конгресса. Имена королей индустриализации, таких как Вандербильт и Рокфеллер, оплачивающих деятельность конгрессменов, больше говорили американскому уху, чем президенты из ряда Ратерфорда Хейса (1822–1893) и Джеймса Абрама Гарфилда (1831–1881). Хотя вначале казалось, что функцию реформирования страны возьмет на себя республиканская партия Абрахама Линкольна.

Гражданская война оборвала зависимость США от европейских индустриальных центров, дала импульс развитию собственной промышленности. В 1858 году в Америке насчитывалось сто сорок тысяч промышленных предприятий, спустя десять лет их стало в два раза больше. К 1875 году – через десять лет после первого литья в бессемеровском конвертере, осуществленного в штате Мичиган, – в США было уже двенадцать сталелитейных заводов. Стальной магнат Э. Карнеги организовал в Питсбурге грандиозную компанию с капиталом в 700 тысяч долларов. Конкуренты яростно боролись за месторождения железной руды в Мичигане, строили конвертеры в Чикаго, Кливленде и Сент‑Луисе. С середины 1870‑х годов изобретение холодильника и появление консервной промышленности дали толчок развитию скотоводства и вывели американскую мясную промышленность на мировой рынок Эмблемы мясных консервов Свифта и Армура появились во всех уголках земли. Мелкий предприниматель, фермер и владелец мясной лавки были сбиты с ног одним ударом.

В 1858 году полковник Э. Л. Дрейк пробил в Западной Пенсильвании первую нефтяную скважину. В 186 5 году первый нефтепровод вывел пенсильванскую нефть к пароходам, курсировавшим по реке Аллегани. В это же время создана нефтяная железнодорожная цистерна. Крекинг нефти быстро вырос в целую индустрию, центрами которой стали Кливленд и Питсбург. Основанная в 1870 году молодым дельцом из Кливленда Джоном Рокфеллером «Стандарт Ойл Компани оф Огайо» стала быстро поглощать конкурентов. В этой борьбе не на жизнь, а на смерть велика была роль железнодорожных компаний, и Рокфеллер сумел создать синдикат железнодорожных и нефтяных дельцов, доставлявших к океану дешевую нефть.

 

Главные процессы

 

Два главных процесса радикально изменили лицо Америки. Первый – развитие транспортных средств, второй – рост городов.

По окончании Гражданской войны в США было тридцать пять тысяч миль железнодорожных путей, их совокупная стоимость приближалась к миллиарду долларов. Семью годами позже железнодорожная сеть удвоилась. Дороги связали два океана, окончилась историческая глава о необозримости Америки. Экспрессы сократили многомесячный путь переселенческих караванов до нескольких суток движения стальных поездов.

Строительство трансконтинентальных магистралей – веха в американской истории. Что же вызвало их к жизни? В Вашингтоне боялись, что удаленные и растущие штаты, не будучи связаны с центрами страны, последуют примеру Южной Конфедерации и выйдут из федерального союза. Религиозные деятели, в свою очередь, сокрушались по поводу падения нравов среди грубых, оторванных от церковной службы пионеров Запада. Их заботил и сбор средств с паствы. А банкиры Северо‑Востока видели прячущиеся за Скалистыми горами доходы – и это предопределило появление дорог Миллионы долларов и тысячи безымянных тружеников, проложивших полотно магистралей через долины и горы, над реками и каньонами, – такова основа дорожного строительства Америки.

 

Церемония в честь стыковки железнодорожных путей восточного побережья США в Калифорнии, штат Юта, 10 мая 1869

 

Одно из высших достижений XIX века – трансконтинентальная магистраль от Атлантики до Тихого океана – была создана за несколько лет. «Сентрал Пасифик» с запада и «Юнион Пасифик» с востока встретились в Промонтори Пойнте, знаменуя победу над пространством. Со стороны Калифорнии ветку тянули восточные рабочие, более десяти тысяч китайских кули. Они пробивали тоннели, строили мосты через горные реки, обходили снежные лавины. Навстречу им через бескрайние засушливые прерии тянули ветку переселенцы из Европы, преимущественно ирландцы. Уже 10 мая 1869 года телеграф передал во все более или менее крупные города: «Раз, два, три, сделано!» Трехтысячекилометровая трасса связала американский Восток и Запад.

В считанные годы Америка покрылась плотной сетью железных дорог. Знай строители тех лет об автомобиле и шоссе, которые через полвека обрекут железнодорожные станции на запустение, возможно, накал страстей не был бы таким яростным. Но в те времена прогресс виделся в образе локомотива, прорезающего девственные прерии.

Вдоль главных магистралей выросли города, вытесняя поселения пионеров. В 1800 году аграрные демократы правили пятимиллионной страной, где лишь пять процентов населения жило в похожих на европейские городах. К 1875 году в сорокамиллионных Соединенных Штатах города стали средоточием экономического богатства и политической мощи. В 1870 году мегаполис Нью‑Йорк с его миллионным населением один имел больше жителей, чем все американские города эпохи Джефферсона. Небольшая двухэтажная Филадельфия периода континентальных конгрессов стала колоссальным семисотпятидесятитысячным Вавилоном. Еще недавно в деревянном Цинциннати лошади тонули в грязи, а теперь это был каменный гигант с населением в четверть миллиона.

Города восточного побережья становились в эти годы своего рода посредниками между Америкой и Европой. В то самое время, когда с окончанием Гражданской войны культурный прогресс в обожженной войной Америке замедлился, Старый Свет протянул руку помощи. Корабли плыли все быстрее, а электрический кабель прочно связал два величайших континента. Любознательные американцы устремлялись в Германию, сделав ее своей культурной Меккой. В Германии получили образование наиболее яркие умы, и именно отсюда в Америку пришли влиятельнейшие идеи в историографии, литературоведении, философии, экономике. Плеяда ученых, выпускников германских университетов, вскоре стала передовым отрядом американской науки и культуры, привнося методы Гегеля и Моммзена в научную и культурную жизнь претерпевающей вторую революцию страны.

 

Бруклинский мост через Ист‑Ривер

 

Первый трансатлантический кабель был проложен в 1866 году. «Ассошиэйтед Пресс» тотчас передала речь прусского короля, биржа узнала о стоимости ценных бумаг в Лондоне. Были изобретены телефон и пишущая машинка. Их звуки вскоре стали самыми обычными среди городских шумов. Началась эра строительства мостов. Флагманом явился Бруклинский мост через Ист‑Ривер. Для освоения Запада особое значение имели мосты через Миссури и Миссисипи. Канзас‑Сити и Омаха гордились своими стальными великанами. Чикаго построил трехкилометровый тоннель под озером Мичиган. Нью‑Йорк, однако, не потерпел конкуренции. Уже в 1867 году здесь открылось движение по сабвею – поднятой на колонны городской железной дороге. Напрасны были жалобы коммерсантов, что шум разгонит покупателей, стенания ревнителей красоты, обличавших бездумное уродство, мольбы кэбменов, видевших конец своей профессии. Сабвей имел поразительный успех, он разгрузил нью‑йоркский даунтаун (центр города) и оказался экономически выгодным.

Устойчиво держалось предубеждение американцев в отношении асфальта. Хотя Париж и Лондон восприняли его благожелательно, «янки» (с XVIII века прозвище американцев, изначально – жителей Новой Англии, затем США в целом) долго считали его дорогим удовольствием, предпочитая каменное покрытие. Зато Нью‑Йорк, Филадельфия, Бостон и Чикаго могли похвалиться бетонными тротуарами. Однако более перспективным оказалось иное употребление этого материала. В 1870 году первые здания из бетона выросли в городе Белвилл, штат Нью‑Джерси.

 

Гэрэнти Пруденшиал

 

Оригиналы‑бизнесмены стали делать огромные окна – стеклянные витрины на первом этаже.

 

Небоскребы

 

А архитекторы бились в поиске идеального стиля, и здесь характерен был откат на столетия назад – к готическому искусству. В Нью‑Йорке хорошим свидетельством тому была созданная Ричардом Апджоном церковь Троицы в старой части города, Прошло еще значительное время, прежде чем индустриальная Америка встала в авангард всей мировой архитектуры. Но уже вскоре стиль ар‑нуво[3] (другие названия – югендштиль, модерн: стиль искусства, распространившийся в Европе и Америке с начала XX века) достиг Соединенных Штатов, где на него отреагировали с волнением. Орнамент прото‑ар‑нуво был уже создан архитектором Луисом Генри Салливеном (1856–1924). Салливен выразил свое кредо в 1892 году. Он считал, что было бы эстетическим благом воздерживаться от использования орнаменталистики на долгие годы с тем, чтобы сконцентрироваться на строительстве полезных домов, формы которых не требовали бы украшательства. Салливен работал в Чикаго, который тогда отнюдь не был центром архитектурных новшеств. Но страшный пожар 1871 года разрушил огромный город и заново поставил задачу его строительства. Именно Салливен и дал воплощение идее небоскреба как архитектурного новшества нового времени. Офисные здания в Нью‑Йорке уже достигали десяти этажей, но новатор устремился еще выше. Однако сделать это с традиционными материалами было уже невозможно. Потребовалось то, что позже было названо железобетоном – его идея пришла Салливену в 1883 году, когда Ле Барон Дженни построил «Хоум Иншуэрэнс Билдинг». Теперь основными элементами здания стали не стены, а внутренние конструкции. Америка вышла на рубеж одного из наиболее примечательных открытий. И первым подлинным небоскребом следует считать построенное Салливеном здание «Гэрэнти Пруденшиал» в недалеком от Нью‑Йорка городе Буффало.

Использование металла открыло новую страницу в мировой архитектуре. Сначала металл использовали при строительстве мостов (как Джон Реблинг при создании Бруклинского моста, 1869–1883), но Салливен породил необоримую идею, которую в архитектуре индивидуальных домов развил в США Генри Ричардсон в 1880‑е годы.

 

Индустриальная эпоха

 

Американское общество новой, индустриальной эпохи с пренебрежением взирало на шаткие теории раннего этапа развития, казавшиеся теперь провинциальным мечтательством. С расширением страны до Тихого океана и, главное, с наступлением мощного подъема индустрии была сметена наивная вера в землю, плуг и первозданные добродетели свободного пахаря как гаранта власти в североамериканской республике. В городах воцарилось машинное производство, а его магнаты цепко взялись за руль управления растущего государства. Бизнес крупных компаний делал Америку «великой», бизнесмены желали возвышения США как признания мирового индустриального первенства страны в мире.

Однако подчеркнем еще раз, что война между Севером и Югом, война между капиталистами и плантаторами негативно подействовала на поднимающуюся американскую культуру. Пришедшая к власти в период массового капиталистического грюндерства (периода спонтанной организации огромного множества промышленных, строительных, торговых и др. акционерных обществ, банков, кредитных и страховых компаний и проч.) плутократия была далека и от аристократических корней, и от эстетических посылов. Здесь разорвалась нить пусть тонкой, но традиции, вперед вышли агрессивные и лишенные вкуса дельцы, Культура сделала шаг назад. Нувориши Америки должны были пережить одно‑два поколения, прежде чем культурные основы нации снова получили поддержку.

Такие города, как Нью‑Йорк, росли в невероятном смешении стилей, в очевидном стремлении выставить богатство напоказ (а зачем иначе, рассуждали вчерашние бедняки, оно нужно?). Рядом с копиями флорентийских дворцов строились «французские шато» и «английские замки», Живописные произведения закупались десятками, позолота превратилась в символ «новой культуры» невиданных состояний. Целый слой европейцев переселился в Америку для того, чтобы осуществлять своего рода культурное «менторство» над владельцами новых состояний. Атмосфера рынка вытеснила атмосферу творчества. Эпоха, когда «жили скромно и думали высоко», решительно сменилась эпохой, в которую «жили высоко и думали скромно». Бессмысленное безделие стало модой, бриллианты начали прикреплять на собачьи ошейники, обедали, сидя в седле, сигареты оборачивались в стодолларовые ассигнации. На раутах рядом с приглашенными сидели… тренированные обезьяны, в бассейнах плавали атлеты, считалось высшим шиком вставлять алмазные зубы. На каком‑нибудь шикарном празднестве хор девушек мог выйти из гигантского пирога. Услышав однажды стенания о культурном бедламе, известный владелец медных рудников попросту купил крупнейший в стране музей. Тогда его коллега, дабы не ударить лицом в грязь, приобрел театральную труппу.

 

Томас Эдисон, говорящий через усовершенствованный им фонограф, 1870‑е

 

В короткий период между окончанием Гражданской войны (186 5) и франко‑прусской войной, конкретнее – сражением под Седаном (1870), где прусские войска одержали победу над французскими, новые хозяева Америки взяли за образец Париж периода Второй империи. Но поражение французов снова сделало центром притяжения Лондон.

Две европейские концепции более всего подействовали на культурную эволюцию Америки. Первая – дарвинизм, вторая – позитивистская философия Герберта Спенсера (1888–1963).

В 70–80‑е годы XIX века эволюционная теория Дарвина буквально добила старую теологию. Материалистический дух Америки оказался по‑особому восприимчивым к идеям великого англичанина, Эволюционный подход Спенсера к политике и этике как бы подвергал сомнению те республиканские институты, которыми прежняя Америка так гордилась. Он возымел поистине разрушительное воздействие на гуманистическую мысль предшествующей эпохи Эмерсона. В США тираж книг Спенсера был выше, чем во всей Европе, здесь были созданы журналы, посредством которых спенсеризм овладел главенствующими интеллектуальными высотами. Его упрощенное понимание прогресса стало заведомо каноническим.

Впрочем, изобретатели пока затмевали деятелей культуры. В последние десятилетия XIX века Эдисон овладел электричеством, Пульман построил комфортабельные железнодорожные вагоны, Вестингауз создал тормоза, братья Райт дали человеку крылья, Белл – при помощи телефона – уничтожил расстояния, Джордж Истмен, усовершенствовав технологию фотографической проявки и печати, породил массовую фотографию, Шоулз – упомянутую пишущую машинку, а Генри Форд уже собирал свой первый автомобиль.

 

Джордж Пульман в возрасте 26 лет. Дагеротип, 1857

 

Культурное самоосмысление

 

Как уже говорилось, в описываемый период американская культура порождала больше изобретателей, чем ученых теоретиков. Фактом является то, что в Америке во второй половине девятнадцатого века не нашлось мыслителя, который объяснил бы и рационализировал переживаемую эпоху быстрого капиталистического развития, привел бы, образно говоря, хаос к совокупности элементов – ведь это и является основой культурного самоосмысления. Относительным приближением к такому акту культурного строительства была книга Генри Джорджа «Прогресс и бедность», опубликованная в 1879 году. Но это был в значительной мере памфлет, с его контрастом черного и белого, праведного и нечестивого, и с единственной конструктивной идеей упрощенного налогообложения. Заслугой его было все же указание на первостепенную значимость социального вопроса.

Об этом же вопросе как о фундаменте национальной культурной жизни начала напоминать созданная в 1884 году Американская историческая ассоциация. Выпускники германских университетов внесли свежую струю в романтическую традицию, идущую от Банкрофта. Джон Фиске, Френсис Паркмен, Джастин Винзор и Генри Адамс не дали заглохнуть музе истории Клио, они привнесли более совершенные научные методы в историческое ремесло, взялись за реальное осмысление национальной культуры.

Нация, не разгибая спины, осваивала континент, а новые деньги текли в Нью‑Йорк. Начинался так называемый «позолоченный век».

Спускаясь к Манхэттену Гудзон распадается на два рукава, вокруг которых стоит современный Вавилон – гигантский Нью‑Йорк Оставим мегаполис и поднимемся прямо на север. Через полтора‑два часа местность удивит своей естественной первозданностью. Именно здесь, в верхнем течении направляющегося к Нью‑Йорку Гудзона, прибрежные земли в прошлом веке поделили между собой состоятельные люди «позолоченного века» американской истории. Именно в этот период грюндерства создавались немыслимые состояния Джона Рокфеллера и ему подобных, На нуворишей не без удивления – и уж точно без восторга – смотрели представители «старых», солидных денежных семейств, некоторые из которых вели свою родословную еще со времен голландских и английских первопроходцев. Солидный и спокойный мир прошлого следовало оберегать – так жили уже многие поколения тех, чьи голландские предки основали Новый Амстердам, переименованный англичанами в Нью‑Йорк.

Великий Уитмен скорбел о падении американской культуры: он с горечью писал, что не было никакого смысла в том, чтобы овладеть Техасом, Калифорнией, Аляской, достичь на севере Канады, а на юге Кубы, создать огромное тело, в котором нет или почти нет духа. Единственный великий писатель эпохи, Марк Твен, сделал смыслом своего творчества борьбу с «мамоной». Именно он вместе с соавтором Чарльзом Дадли Уорнером нашел всеми признанный титул эпохи, которым мы уже имели случай воспользоваться – «позолоченный век». Марк Твен при этом создал в мировой культуре образ мира Миссисипи, мира американской границы. Появившаяся же массовая литература – приключения, детективы, фантастика – удовлетворяли невысокому вкусу зарождающегося общества массового потребления.

Но все же Америка «позолоченного века» улучшила общее состояние народного образования. На общественные школы в 1871 году было израсходовано семьдесят миллионов долларов, а через тридцать лет – двести миллионов. Неграмотность отступала: всего семнадцать процентов населения в 1880 году, одиннадцать процентов в 1900 году не умели читать и писать. В 1860 году в США было примерно сто общественных средних школ, а в 1900 году – шесть тысяч. Время было благоприятным и для создания новых университетов. При этом греческий и латинский языки повсеместно уступали место физике, химии, биологии. К концу века получило популярность создание кафедр, специализирующихся на искусстве, литературе, музыке. В 1880 году в Колумбийском университете был создан первый в США факультет политических наук.

В американской культуре появилось понятие, ей прежде не присущее: формирование общественных утопий. В 1887 году Эдвард Беллами в книге «Взгляд в прошлое» дал описание мира, каким он будет в 2000 году. Изображался Бостон, оживленный и процветающий. Мир и благополучие царили повсюду. Причиной грандиозных улучшений стал утвердившийся в Америке социализм (хотя Беллами этого термина избегал). Он пророчествовал, что деньги американцам будут незнакомы, граждане станут пользоваться специальными кредитными карточками, распределяемыми государством и дающими возможность брать невиданные богатства в магазинах. В чем причина процветания? Средства, полезные ископаемые и товары, прежде зря расходуемые в ходе жестокой экономической конкуренции, в счастливом будущем дадут свободу реализации потребностей каждому члену общества.

Именно поэтому бедняки в Бостоне будущего оказались умиротворенными: теперь они не испытывают враждебности в отношении богатой части американского социума, собственно, бедных более вовсе нет, Каждый член общества работает четыре часа в день вплоть до достижения сорока пяти лет. Остальное время используется для удовольствий и развлечений, ради потребления которых создается настоящая индустрия – о ней думают лучшие умы.

Утопия Беллами «Взгляд в прошлое» немедленно приобрела несказанную популярность, книга стала бестселлером, ею зачитывались. Возникали клубы и общества, занятые социальным прогнозированием, Американские мечтатели, грезившие о социальных усовершенствованиях, никак не могли выработать единую платформу. Возможно, ближе других к этой цели подошел Джекоб Кокси – бизнесмен из Огайо, который предложил потребовать от правительства выпуска значительного объема дополнительных денег и сократить безработицу посредством общественных работ. Он начал мирный поход на Вашингтон – с петицией федеральному правительству. Но до столицы дошли только пятьсот человек. Движение Кокси было остановлено, сам он был арестован.

Но традиция не умерла. С тех пор походы на Вашингтон стали одним из стойких культурных обыкновений Америки – яркое отличие от Европы. Этот обычай получил значительное развитие в 1870‑е годы. И собственно социальная окраска американской культуры также стала ее заметной чертой.

Феноменальное богатство единиц и горькая бедность большинства волновала интеллектуалов. Одним из провозвестников новой культуры стал журналист из Сан‑Франциско Генри Джордж (1839–1897), вплотную взявшийся за решение этого вопроса. После нескольких статей последовала потрясающая для своего времени книга «Прогресс и бедность», Богатство, полагал Джордж, происходит от несправедливой ренты, и ради восстановления справедливости крупные состояния следует облагать налогом. В этом Генри Джордж следовал за физиократами восемнадцатого века, он испытывал также влияние Джона Стюарта Милля и Карла Маркса.

 

Эдвард Моран. Торжественное открытие Статуи Свободы. 1886

 

Идея Единого Налога стала чрезвычайно популярной в США, и Джордж превратился в фигуру национального значения. Он читал лекции и дважды упорно, хотя и безрезультатно, вступал в борьбу за пост мэра Нью‑Йорка. Бернард Шоу и Фабианское общество в Британии считали Джорджа равным Марксу. Как ни парадоксально, «Прогресс и бедность» стимулировала аграрную реформу в Австро‑Венгрии. Основанная Джорджем Рабочая партия объединила довольно пестрый блок левых сил – профессиональные союзы, социалистов всех направлений, темнокожих американцев, католические круги, издателей нескольких газет (например, «Нью‑Йорк Эйдж»). В его политическом штабе обретались такие деятели, о которых Америке еще суждено было узнать в дальнейшем – например, Сэмюэл Гомперс.

Джордж ходил по кварталам бедноты и показывал, где будут площадки для детских игр, а где дома для бедных. При тогдашней детской смертности, переполненных квартирах, жестокой эксплуатации иммигрантов Джорджу не трудно было затронуть трудовой Нью‑Йорк за живое. «Общество Генри Джорджа» до сих пор продолжает свои заседания в Нью‑Йорке.

Еще один экономист оказал заметное влияние на американскую культуру. Речь идет о Торстейне Веблене, жившем в Чикаго. Здесь он создал «Теорию привилегированного класса». Он развенчивал высшее сословие богачей, говорил о необходимости упрочения положения среднего класса и популяризировал путь к социальным реформам.

Пришла пора подробнее рассказать и о другом талантливом лидере масс, о котором мы уже упоминали – это прежний гринбекер (участник фермерского движения в США в 1870–1880‑х годах), а ныне популист Джекоб Кокси. Обладая недюжинными организаторскими способностями, Кокси создал организацию – «Армию братства Христова», утверждая, что ведет за собой не менее 100 тысяч человек. В майский день 1894 года голодная армия безработных во главе с Кокси и при поддержке Американской федерации труда двинулась к Капитолию с петицией. Он потребовал от Конгресса выпуска дополнительной массы бумажных денег с тем, чтобы строить общественные дороги. Затем «армия» двинулась на Вашингтон. Город охватила паника. На его охрану встали регулярные войска. Кокси и его «штаб» были арестованы полицией… «за ходьбу по газонам», как только они появились в Вашингтоне. Палаточные городки «армии» еще некоторое время сиротливо стояли в окрестностях столицы.

Как демонстрация поход Кокси до некоторой степени, может, и удался, но как политическая акция он явно провалился. Вандербильт и другие начали собирать деньги на строительство на Седьмой авеню Манхэттена воинского арсенала на случай силового исхода социального конфликта. Полиция следила за каждым шагом руководителя забастовки железнодорожников Юджина Дебса (1855–1926), а федеральные службы вошли в помещения профсоюза бастующих. Дебс, выросший в семье немецкого эмигранта, стал фигурой национального масштаба, когда организовал в 1894 году Американский союз железнодорожников, контролировавший 24 железнодорожные компании. Этот профсоюз объединял 150 тысяч рабочих.

 

Рабочие пульмановского завода выходят на забастовку. 1894 год

 

Когда профсоюз восстал против массовых увольнений на пульмановских заводах, хозяин, мистер Пульман, ответил забастовщикам, что лишь он может решать, кто и как будет работать. Союз железнодорожников обратился к своим собратьям по классу во всей стране с призывом поддержать чикагскую забастовку. Пульмановские вагоны замерли на рельсах Забастовка на чикагских заводах Пульмана отозвалась по всей Америке. В десятках городов произошли столкновения рабочих с администрацией и полицией. Организация «Рыцари труда», проявив классовую солидарность, пригрозила предпринимателям всеобщей общенациональной забастовкой.

Закрылись фабрики и шахты, прекратился подвоз продуктов. Президент Кливленд обрушил всю сил