Земное искусство и неоконсерватизм

 

Архитекторы возглавили движение по обновлению облика страны, Джон Перро говорил, что ему и его коллегам надоели холод площадей и монотонная череда небоскребов. Подобный протест становился все более громким. Повсюду обсуждалась книга Джейн Джекобе «Смерть и жизнь великих американских городов» – страстный призыв возвратиться к прежней городской жизни с ее социальным и профессиональным многообразием, человеческим общением на улицах, мешаниной старых и новых домов, Архитектура больше, чем живопись и скульптура, обнажила самоотрицание ультрамодернизма. Теперь художникам предлагали вернуться назад, а архитектура первой «раскололась» на модернизм и постмодернизм.

Идеалом в архитектуре продолжал служить Людвиг Мис ван дер Роэ, его «Фарнсворт‑Хауз», апартаменты на «Лейк Шор Драйв». Это была оптимистическая Америка, чистая, здоровая и, главное, рациональная: кубическая простота и элегантная точность, завершенность деталей, Металл и стекло слепили и воодушевляли одних и вызывали протесту других. Получивший большую известность Льюис Мамфорд не знал жалости, утверждая, что Мис ван дер Роэ использовал возможности, предоставляемые сталью и стеклом, для создания нескольких элегантных монументов… ничему. Сухой вкус машинных форм не имеет внутреннего содержания. Это пустые стеклянные скорлупы.

 

Людвиг Мис ван дер Роэ. Жилые дома на Лейк Шор Драйв

 

Враждебность к пуризму Мис ван дер Роэ и Ле Корбюзье, к безличности международного архитектурного стиля стала ощутимой в выдающихся работах Фрэнка Ллойда Райта. Райт категорически отказывался провозглашать свою принадлежность тому или иному движению. Он всегда шел своей дорогой. Его музей современного искусства Гугенхайма был своего рода вызовом функционализму. Это «восстание» поддержали молодые архитекторы, среди которых нужно выделить Пола Рудольфа. Большое воздействие на культурный мир Америки оказал выход в 1970‑е годы двух книг: «Сложность и противоречия в архитектуре» и «Учась у Лас‑Вегаса», написанных двумя архитекторами – Робертом Вентури и Денизой Скотт Браун. Эти авторы создали в американской архитектуре так называемый постмодернизм, стремясь приблизить прежние стерильные образцы к традиции, к улице.

Дело было в том, что все поддерживающие модернизм течения в большой идеологии – утопическое направление, коллективизм, революционный взгляд, технологизм и функциональность, обещавшие рациональность модернистской архитектуре, – потерпели крушение, Наступил тот вид эклектизма, который, пожалуй, лучше других отразил Вентури в своих многочисленных зданиях. В них видны «домодернистские черты», в них нет стремления сохранить пропорции, в них ощутима тысячелетняя европейская традиция и явный кивок в сторону маньеризма. Но в новом стиле чувствуется и жестокая неприязнь к модернизму с его скучными плоскими поверхностями. Только живое противоречие передает новым зданиям жизнь.

Событием стало открытие площади для итало‑американского сообщества в Новом Орлеане – яркое, многоцветное море неонового огня, украшенное колоннами, башнями и фонтанами. Еще более монументальным было созданное Майклом Грейвсом здание общественных служб в Портленде (Орегон). Здесь международный модернизм, воплощением которого были груды стекла и стали, оказался представлен как часть большого и разнообразного архитектурного пейзажа, как лишь один из исторических стилей Америки. Другими историческими стилями были ар‑деко и ар‑нуво. В новом стилистическом подходе прежняя основа – понимание архитектуры как гражданского искусства – была высмеяна. Целью Грейвса было создание города вопреки безразличному ко всему бетону стали и стеклу. Его влекла архитектура, которой восхищаются не только профессионалы, но и людская масса на улицах.

Минималисты изменили свое видение мира, но ненадолго. Американские художники сами называют последующий период – 1970– 1980‑е годы «промежуточным временем». Наиболее видным пропагандистом в эти годы стал американец болгарского происхождения Христо Явачев. Его ранние работы включали в себя фотографии груды металлических бочек из‑под бензина. Но зрел гигантизм невиданных пропорций. Художник Уолтер де Мария создал первую гигантскую ландшафтную работу «Рисунок длиною в милю» в пустыне Мохаве в Калифорнии, а через несколько лет – «Поле молнии» в штате Нью‑Мексико: две параллельные линии, проходящие через выжженную пустыню, в которой были размещены 400 столбов из нержавеющей стали. Де Мария многократно утверждал, что для него эффект молнии более важен, чем сама молния. Весь замысел становится видимым лишь на закате. В подражание уже проявившему себя гигантизму в Северной Аризоне Джеймс Таррел в 1973 году создал «Кратер Родена» – спящий вулкан, создающий у зрителя «космическое ощущение». Таррел был профессиональным психологом. Для него игра пространства с солнечным светом стала символом эпохи и художественного направления. Особенно он настаивал на том, что осмотр его произведения необходимо производить со дна вулканического кратера – это был взгляд сквозь божественное око на гигантский пантеон природы.

В 1976 году центром всеобщего обсуждения стал «Бегущий забор» Христо Явачева и Жана‑Клода Денат де Гильбон – 40 километров белой синтетической пряжи на калифорнийском побережье. А в 1983 году они опоясали одиннадцать маленьких островов близ Майами и покрыли шесть с половиной миллионов квадратных футов морского побережья красным пропиленом. В США, где пейзаж – бесценное национальное достояние, ничего подобного еще не было. А в Соленом озере штата Юта скульптор Роберт Смитсон создал нечто вроде змеевидной дороги длиной 457 метров. Когда он сам смотрел на это место, озеро казалось ему раскинувшимся до горизонта, словно его принес циклон. Берега озера виделись гранями солнца, а кипящая кривая указывала на колоссального размера взрыв в виде спирали.

Все стало возможным в искусстве, в американской жизни и на маленькой планете Земля. А в политической теории Америки в 1980‑е годы дал о себе знать неоконсерватизм.

 

Контрольные вопросы

 

1. Почему Америка оказалась в послевоенный период самой богатой страной мира за всю историю цивилизации?

2. В чем состояла суть внешнеполитического курса правительства Г. Трумэна?

3. На какие зоны влияния определили США регионы Европы и Азии?

4. Когда и при каких обстоятельствах окончательно оформилась идея американской ответственности за весь мир?

5. Что означает тезис «Расширение рыночной демократии», введенный администрацией Б. Клинтона?

6. Опишите состояние художественной культуры 1950‑х годов.

7. Почему молодежь 1950‑х характеризовали как «молчаливое поколение»?

8. Как влияло американское телевидение на общественное сознание и культуру повседневности?

9. Каковы, с вашей точки зрения, наиболее примечательные черты культуры повседневности Америки 1960‑х годов?

10. Какова динамика художественных стилей в культурной жизни Америки 1960‑х – 70‑х годов?

 

 

Глава четырнадцатая

Конец XX века

 

Последнее десятилетие XX века явилось примечательным многими новыми тенденциями. В литературе это был отказ от доминирующей традиции. В политике – однополярность и значение США как мирового гегемона. Американское искусство и науки, изучающие общество, задумались об американской идентичности. Политика мультикультурализма изменила соотношение этносов в США.

 

Литература последних десятилетий XX века

 

В художественной сфере ощущение всемогущества американского искусства всегда шло параллельно ощущению всемогущества американского государства.

Литературный процесс приостановила Вьетнамская война, но после своеобразной паузы 1970‑х годов американская литература снова развернулась во всю ширь. Почти канонической стала «культура бестселлеров», выпускаемых сразу грандиозными тиражами. Ежегодно в печати стали появляться пятьдесят‑семьдесят тысяч новых названий, но, разумеется, только несколько сотен из них становились бестселлерами, Большинству авторов их книги не приносили ни денег, ни славы. Так, бывший президент США Джимми Картер опубликовал несколько поэтических сборников, но стихи его не вызвали читательского интереса. В течение многих лет, получив очередной отказ, Картер неутомимо обращался к следующему издателю. А журналист Роберт Тимберг вынужден был брать взаймы, чтобы закончить свою книгу о пяти важнейших государственных лицах эпохи войны во Вьетнаме.

В год, когда Америка праздновала двухсотлетие, все номинированные деятели ее культуры получили Нобелевские премии. Поэт Джеймс Дикки полагал, что главным итогом двухсотлетней годовщины станет укрепление во всех американцах чувства национальной гордости и принадлежности к давней славной традиции. Еще при жизни нынешнего поколения, предрекал Дикки, наступит «золотой век искусств», благодаря, в частности, возросшей роли государства в финансировании творческой деятельности. В духе «праздничной» историографии был выдержан роман Макинли Кантора «Вэлли Фордж» (1975). Еще более обширные цели ставил перед собой Джеймс Митченер в романе «Часовой» (1974), претендовавшем на то, чтобы на тысяче с лишним страниц представить образ «Америки в микрокосме». Это типичный «митченеровский» патриотический эпос.

Более художественно выдержанным было осмысление «уроков» американской истории в пьесе Джона Апдайка «Бьюкенен умирает» (1974) и в романе Джеймса Херси «Заговор» (1972). Но особенной удачей стало обращение к прошлому страны у Гора Видала в книге «Вице‑президент Бэрр» (1973) – иконоборческой, но мастерски написанной. В послесловии Гор писал, что американская история стала полем битвы. Но этот роман получил восторженный прием. Гор Видал – один из тех американских писателей, которые усмотрели прямое соответствие между литературным творчеством и формированием менталитета народа. Своими книгами последней четверти XX века он привил Америке вкус к произведениям исторического жанра.

В его же духе создал панораму американской жизни Эдгар Лоренс Доктороу в романе «Рэгтайм» (1975). Поворот к эпическому виден и в книгах Ричарда Прайса «Лицо земли» (1975), Лайонеллы Войвоуди «За стеной спальни» (1975). В их романах нет упоения взаимной отчужденностью людей, нет бескрайнего пессимизма. Наблюдается тяготение к расширению временных рамок, насыщению сюжета социальной проблематикой – это заглавная тенденция американской литературы наших дней. Блистательно выразил ее Ирвин Шоу, дебютировавший еще до Второй мировой войны, – автор романа об этой войне «Молодые львы» (1948), двухтомной эпопеи «Богач, бедняк» (1970) и «Нищий, вор» (1977), Взошла звезда афроамериканки Тони Моррисон. Социальный психологизм доминирует и в романе «Ланселот» Уокера Перси (1977), и в «Октябрьском свете» Джона Гарднера (1976).

Не молчало и старшее поколение. Роберт Пени Уоррен опубликовал в 1971 году роман «Приди в зеленый дол». Это – важная веха на многотрудном пути талантливого писателя. Философский роман – не самый распространенный жанр американской прозы, и в этом плане следует отметить Джона Гарднера с его романом «Диалоги с Солнечным» и «Никелевая гора». Уже упомянутый «Октябрьский свет» раскрывает борьбу экзистенциалистского и органичного восприятия жизни. Это видно также и у Конрада Джаретта в «Обыкновенных людях».

 

Джон Апдайк

 

Трумэн Капоте

 

Среди писателей‑властителей дум значатся также имена Трумэна Капоте, Джерома Сэлинджера, Джона Чивера. И все же именно драма Вьетнама послужила своеобразной отправной точкой в современном литературном процессе. Нужно отметить громкий факт: в 1988 году издательство «Рэндом Хауз» выпустило долгожданную (она писалась шестнадцать лет) книгу Нэйла Шихэна о войне во Вьетнаме под названием «Оглушительная ложь». Шихэн до этого много лет писал репортажи из Вьетнама для самых солидных американских газет. И его книга претендовала на место классического произведения о болезненном этапе американской истории. Эта тема и эта книга сформировали новое поколение американцев. Телекомпания Си‑СПЭН именно с Шихэна начала свои популярные телевизионные передачи об американских авторах и их книгах (1989). С этих пор довольно широкая публика начала обсуждать дела в отечественной литературе США.

Нашла свою аудиторию книга экс‑президента США Ричарда Никсона «Используй момент», широко обсуждавшаяся по телевидению. Но наибольший успех пал на огромную историческую биографию президента Гарри Трумэна, написанную Дэвидом Маккалохом. Альберт Мюррей показал нации, как на 132‑й улице Гарлема он писал девять своих популярных произведений. А Герберт Дэвид Дональд представил свою огромную библиотеку на улице Линкольна в городе Линкольн (подходящие названия для автора лучшей биографии Линкольна). Неподалеку – в городе Конкорд (Массачусетс) – миссис Гудмэн создала свое превосходное исследование о времени Франклина Рузвельта. Все время в ее доме звучала музыка, исполнявшаяся в те времена, которые она описывала.

Ричард Бен Крамер проинтервьюировал тысячу человек для создания своего сборника политических биографий «Чего стоит путь в Белый дом?», ставшего приметой 1990‑х годов. Клэр Брандт обследовала на маленькой лодке озеро Чамплейн и реку Гудзон, чтобы написать биографию «предателя Американской революции» Бенедикта Арнольда.

Роберт Kapo прочитал почти миллион страниц в фонде Линдона Джонсона для написания его биографии. Черилл Вудан в соавторстве с мужем Николасом Кристофом создала впечатляющую работу о Китае.

Из исторических исследований можно отметить грандиозную «Гражданскую войну» Кена Бернса – эпос, ставший еще и основой для телевизионного сериала, написанного подлинным историком‑отшельником, создавшим трилогию в полтора миллиона слов за двадцать трудолюбивых лет. В Йельском университете Дэвид Маккалох колебался в выборе между писательским трудом и творчеством художника, но не смел и думать, что станет крупнейшим «биографом» эпохи. Сходный творческий путь прошли Барбара Такмен, Брюс Кэттон, Пол Хорган, Уоллес Стегнер, Роберт Kapo – бывшие журналисты.

Вот несколько штрихов к портретам ряда современных американских литераторов. Маккалох начал работать над биографией Трумэна в 1982 году, и написанное стало подлинным бестселлером. Его постоянные спутники – «Безмолвие в Аппоматоксе» Брюса Кэттона, «Смерть в кругу семьи» Джеймса Эйджи, «Впотьмах» Уильяма Стайрона. Это чисто американская подборка, она характеризует человека, который не читал ни одного русского классика.

На открытой веранде своего деревянного дома в Алабаме Форрест Макдональд начал писать огромный цикл исторических сочинений – пятьдесят предполагаемых томов. Историк изучает интеллектуальные достижения американских президентов и в текущее время. В юности он, техасец, собирался стать классическим писателем, но магнит истории увлек его на путь жизнеописаний. Четыре страницы в день – без этого Макдональд не выходит на любимую ферму. И пишет он не для широкой публики.

Эдмунд Моррис посвятил себя биографиям Рональда Рейгана и Теодора Рузвельта, подчас становясь двойником, тенью своего героя (о самом Рузвельте написано более семидесяти серьезных работ). Любимые писатели Морриса – Чарльз Диккенс и Ивлин Во.

Дорис Керн создала свою классическую книгу «Необычное Время: Франклин и Элеонора Рузвельт», просыпаясь в пять тридцать утра и работая до полудня. Затем она играла в теннис. Писала от руки и довольно медленно. Школой для нее была помощь государственному деятелю США Линдону Джонсону в написании мемуаров.

 

Эдмунд Моррис и Рональд Рейган

 

Тони Кушнер

 

Все эти авторы конца XX века считали Эрнеста Хемингуэя олицетворением Америки, создавшим подлинно «великий стиль», а в музыке восхищались Дюком Эллингтоном, Каунтом Бейзи, Луи Армстронгом.

Вместе с тем культура этого периода теряет свое единство. Исчезновение культурной доминанты привело в конце двадцатого века к распаду единого культурного пространства, формированию культурных гибридов и тотальной фрагментации. Каждое этнонациональное образование стремилось к выражению изобразительно‑выразительными средствами своей идентичности.

Среди лауреатов наиболее престижных литературных премий этих лет в США были отмечены малоизвестные писатели: Оскар Ихуэлос, Ричард Форд, Тони Кушнер, Бхарати Мухери, Джулия Альварес, Рон Ариас, Урсула Хеги и др.

Более традиционная фигура англосакса, белого, протестанта стала уходить из американской литературы.

К концу века американское единство уступило место мультикультурализму Значение центра стало исчезать, что частично связано с глобальными интересами Вашингтона. Современный американец сегодня затрудняется определить свою культурную идентичность.

 

Джулия Альварес