Самый большой риск – не рисковать

 

Женщины держат половину неба.

Мао Цзэдун

 

Когда я стояла на перекрестке, рядом с которым захолустная африканская деревушка целовала подножие величественного горного хребта, деревенские мужчины все как один по третьему разу задавали мне все тот же вопрос: уверена ли я, что хочу подняться на эту гору?

Конечно же, на нее поднимались и местные мужчины, и иностранцы, и местные женщины, но для гостьи с Запада, прибывшей без сопровождения, желание подняться на эту гору отнюдь не было нормой.

Я объяснила, что довольно долго готовилась – и теоретически, и практически, наращивая физическую силу, – и показала им разрешение правительства их страны на восхождение. Подчеркнула, что буду очень рада блюсти их местные традиции и нанять одного из жителей деревни проводником, но это, похоже, ничуть не умерило их озабоченности.

Мужчины из деревни рассказывали мне о «зыбучей грязи», с которой я непременно столкнусь. Они говорили, что она засосет мои ноги, а может и целиком проглотить, уверяя, что наверняка так и будет, учитывая мой небольшой рост. Хотя они не смогли припомнить ни одного человека, с которым это случилось бы на самом деле, похоже, реальность такого исхода не вызывала у них сомнений.

А вот деревенские женщины, напротив, цокали языками, глядя на своих мужчин; как я поняла, это тамошний эквивалент неодобрительного качания головой. Они ласково улыбались мне, а несколько из них одновременно вскинули руки в воздух, издавая радостные громкие гортанные крики, которые я восприняла как высказывание в мою поддержку.

Тогда мужчины пустились в рассказы о непредсказуемых маленьких слонах, которые, как они утверждали, были свирепыми кузенами более спокойных видов, известных нам, и могли угрожать мне во время восхождения. Чем дольше я стояла и слушала их, тем фантастичнее становились байки об опасностях и тем шире я улыбалась.

 

* * *

 

Я мысленно возвращалась к тем временам, когда была десятилетней девочкой и стояла со своей двоюродной бабушкой Хеленой в очереди, дожидаясь свободного столика в местном ресторане. Она рассказывала мне о своем грядущем путешествии в Китай, и другие люди в очереди прислушивались с огромным интересом.

Хотя в то время бабушка водила знакомство с молодой китаянкой из Гонконга, с которой собиралась встретиться в Китае, она также планировала в одиночку поездить по отдаленным районам страны, в которых, как правило, иностранцы были редкими гостями.

Я с энтузиазмом засыпала ее лавиной вопросов – как и другие посетители ресторана, стоявшие вместе с нами в очереди. Даже мне, ребенку, не составило труда почувствовать их неодобрение.

Они спрашивали, как она будет справляться с неминуемыми опасностями, которые, как они полагали, поджидают ее в чужой стране, и как она будет ездить по стране, не зная языка. Один мужчина даже усомнился в здравости ее рассудка: разве женщина может в одиночку путешествовать в дикой глуши?

Верная своему характеру, моя бабушка отвечала на все их вопросы спокойно, остроумно и с юмором, воспринимая их как совершенно нормальные. Она, бывшая учительница, всегда радовалась, когда подворачивалась возможность поделиться с другими знанием, будь то исторические факты или интересные культурные различия. Она всегда делала это с присущей ей скромностью, позволяя каждому собеседнику чувствовать себя интеллектуально равным ей.

Когда мы наконец сели за столик, я спросила ее, почему совершенно незнакомые люди так сердятся из-за ее будущего путешествия. Лично я не могла представить себе ничего более волнующего. Путешествие в Китай в то время казалось настоящей экзотикой, и я не могла дождаться возможности рассказать об этом подругам.

Бабушка спокойно объяснила, что женщина, путешествующая в одиночку, в особенности по нетрадиционным маршрутам, для некоторых людей – явление непривычное. Возможно, они просто боятся неизвестного и нового. Она напомнила мне, что самый большой риск – это не рисковать вообще и что нам всегда следует идти за своей мечтой.

 

* * *

 

Увидев дружную поддержку со стороны местных женщин и услышав их энергичные голоса, мужчины согласились на договор, который, похоже, как-то примирил их с моим будущим восхождением. Они пожелали, чтобы я не только взяла местного проводника, но и заручилась поддержкой как минимум одного носильщика и трех охранников с оружием – для защиты.

Женщины прибавили к списку собственное требование – чтобы моим проводником была местная женщина; это гарантировало бы, что у меня будет защита «сестры» во время восхождения в компании нескольких мужчин – а ведь я не придала этому особого значения.

Похоже, от такого соглашения выиграли все стороны. Я смогла внести небольшую лепту в доход деревни, а мне наконец позволили начать мое путешествие при полной поддержке и с добрыми пожеланиями местных жителей – как мужчин, так и женщин.

Пока я прощалась и шла по проселочной дороге в сторону горы, ко мне присоединилась в торжественной процессии не только моя новая альпинистская команда поддержки, но и все женщины деревни. Две из них шли рядом, держа меня за руки, остальные плясали вокруг нас кругами, распевая победные песни, словно мы были на праздничном параде.

Я знала, что буду не первой белой женщиной, совершающей восхождение на эту гору, и уж точно не последней. Но в сопровождении деревенских женщин, гордо шедших рядом со мной, я ощущала поразительное чувство коллективного достижения. И, глядя на их победоносные улыбки, подозревала, что мои «сестры» испытывают такие же чувства.

 

Мелисса Валкс

 

 

Дебет с кредитом

 

Хорошие события происходят, когда четко выстраиваешь свои приоритеты.

Скотт Каан

 

– Ненавижу воскресные вечера, – пожаловался мой пятилетний сын Джордан. – Они означают, что выходные кончились и придется целых пять дней ходить в садик до следующих выходных, когда можно будет снова играть!

– Понимаю, приятель, но так уж устроена жизнь, – сказала я. – Мне это тоже не нравится.

– Ты ненавидишь свою работу? – с интересом спросил он.

Я пожала плечами.

– Я не то чтобы не люблю свою работу. Просто я очень скучаю по тебе и твоей сестре в будние дни.

– Я тоже по тебе скучаю, мамочка. Жаль, что мы не можем побольше быть вместе!

 

Очень часто нам кажется, что что-то невозможно, пока мы не пропишем все шаги на бумаге.

 

Я притянула его к себе, чтобы он не увидел слез на моих глазах. Как это бывает у большинства работающих матерей, мои дети проводили весь день в детском саду, а наши совместные вечера были заполнены торопливым приготовлением ужина, домашними делами и купанием. Многие из них напоминали гонки: успеть накормить, помыть и уложить детей спать вовремя.

Выходные были для нас теми днями, когда можно просто играть и наслаждаться обществом друг друга. Я обожала это время, но его было катастрофически мало. Бросить работу я не могла, так как наша семья зависела от моего дохода. Мне казалось, что выхода нет и нужно просто смириться с этим.

Как-то подруга спросила, почему бы мне не найти работу с частичной занятостью, например в ближайшем гипермаркете.

– Я не могу! – воскликнула тут же я. – Частичная занятость означает частичную зарплату. Нам просто не хватит денег на жизнь.

Я с тоской вспомнила этот разговор, укладывая в тот воскресный вечер детей спать. Потом пошла на кухню, прихватив с собой блокнот, и начала составлять список доходов и расходов: бензин, еда, одежда и т. д. Самой большой статьей расходов оказался детский сад. Я тратила половину своего дохода, чтобы платить другим людям за заботу о моих детях – работу, которую я хотела делать сама!

И все-таки без детского сада я не смогу работать совсем. Как ни крути, я оказываюсь в тупике. Или нет…

Я начала искать по Интернету все детские садики в нашем районе и нашла тот, который предлагал неполный день – на три часа и на шесть. Затем зашла на официальный сайт сети гипермаркетов и нашла вакансию кассира, открытую в ближайшем гипермаркете. Позвонив по указанному телефону, я спросила, сколько смогу заработать за шестичасовой рабочий день. Сумма вновь оказалась в два раза больше, чем оплата за садик. Но оставшаяся половина была меньше, чем половина с моей текущей зарплаты за полный рабочий день.

Я снова приуныла. А потом мне в голову пришла мысль. В гипермаркете мне выдадут бесплатную форму, так что я сэкономлю на одежде – это раз.

И садик, и работа теперь будут ближе к дому, а значит, на бензине я тоже сэкономлю примерно половину текущих расходов – это два.

И, работая неполный день, я буду успевать готовить дома, а значит, ни я, ни муж не будем платить за ланчи в кафе – это три.

Слезы навернулись на глаза, когда до меня дошло, что все действительно может получиться.

Я ушла со своей прежней работы и устроилась кассиром. Отвозила утром детей в их новый сад, а в 2 часа дня уже забирала. Всю вторую половину дня мы читали книги, готовили ужин и пекли печенье, сидели в обнимку на диване и смотрели мультфильмы. Мы даже завели собаку, на которую раньше не хватало бы времени.

Ушли в прошлое торопливые вечера, не дававшие возможности насладиться обществом друг друга. Ушли в прошлое чувства вины и одиночества, вызванные тоской по детям.

Я перестала бояться утра понедельника и начала наслаждаться жизнью. Я была по-настоящему счастлива.

Очень часто нам кажется, что что-то невозможно, пока мы не пропишем все шаги на бумаге. И тогда невозможное превращается в ряд сложных, но разрешимых задач. У нас появляется выбор. И власть над собственной жизнью.

 

Диана Старк

 

 

Как я рассталась с Чарли

 

Ты никогда не изменишь свою жизнь, пока не изменишь свои ежедневные привычки.

Джон Максвелл

 

Наконец-то я развелась с Чарли! Позвольте объяснить подробнее. Последние двадцать пять лет я провела в отношениях, в которых «моя вторая половина» подавляла меня и манипулировала. Когда я говорю «вторая половина», я имею в виду сто двадцать килограммов лишнего веса, которые как будто ожили и превратились в отдельного человека. Я назвала этого воображаемого человека Чарли.

Вначале он был достаточно позитивным персонажем, и мы весело проводили время. Ели и пили, постепенно ослабляя ремень на штанах, чтобы можно было побольше выпить и съесть. Философия Чарли была простой, как три рубля: «Ешь, пей и веселись!» И Чарли всегда был верен собственным принципам. По-своему он был амбициозен: все, что он ел, должно было быть большим или супербольшим. Если он заказывал пиццу, то самого большого размера, с дополнительным сыром и всеми остальными добавками. Если ел гамбургеры, то выбирал самые гигантские.

Постепенно Чарли оттеснил на задний план моих знакомых и друзей, а также исключил из жизни почти все интересы и увлечения. Я все реже выходила из дома, потому что не могла отразить аргументы Чарли: «Зачем идти в пиццерию, ведь у них есть доставка на дом? Зачем идти в кино, у нас же огромная плазма».

Я превратилась в его заложника. Жизнь потеряла радость и смысл, все сводилось к одному – накормить ненасытного Чарли. За это он щедро одаривал меня разными подарками. Такими, как паранойя, высокое кровяное давление и депрессия. Я тоже не осталась в долгу и отдала ему свое здоровье, счастье и свободу.

Но вот однажды я почувствовала, что буквально задыхаюсь в обществе Чарли. Что наши отношения зашли в тупик. Мы молча сидели на кухне и обжирались, набивая живот до отказа. Я поняла, эти отношения пора заканчивать.

Я попросила его на время расстаться. Просто чтобы попробовать, как мы можем жить отдельно друг от друга. О, как он тогда спорил со мной! Уговаривал, угрожал, пытался манипулировать.

Я вступила в клуб желающих похудеть, начала много гулять и снова пошла учиться. Я пыталась вернуться к своей прежней жизни без Чарли.

Время от времени он появлялся вновь, выбирая моменты, когда я была слаба: чувствовала голод или усталость от физических нагрузок. Но у меня перед глазами всегда были фотографии моих свежих фоток и фоток ДО, и разница между ними давала мне силы противостоять настойчивому Чарли. Постепенно я становилась все более независимой, мое здоровье пошло на поправку, и он возвращался все реже.

 

Я превратилась в его заложника. Жизнь потеряла радость и смысл, все сводилось к одному – накормить ненасытного Чарли.

 

И вот теперь я освободилась от него окончательно! Развелась с ним, и назад дороги нет! Чарли, моя «вторая половинка» – и, скажу вам, точно не лучшая половинка, – исчез из моей жизни. Он уже не вернется.

Прощай, Чарли, слава богу, что ты ушел. Сейчас я понимаю, что жила с ним только потому, что боялась его отпустить.

 

Алана Мари

 

 

Нечаянные уроки

 

Мы, матери, учимся измерять собственный материнский успех продолжительностью полета своих дочерей.

Летти Коттин Погребин

 

Есть уроки, которые мы намеренно преподаем своим детям. А есть нечаянные уроки. Моя мать научила меня быть писателем – нечаянно. Это случилось в тот день, когда я нашла ее черную папку.

В папке оказался рассказ, который она писала – тайно, упорно, прямо у нас под носом. Это было завораживающее открытие для десятилетней девочки, которая любила красивые блокноты и чудесный вымысел. В тот день во мне зародилось желание писать.

Мы никогда не говорили об этом с матерью, но я наблюдала за ней, примеривалась пальцами к ее пишущей машинке, когда она не видела.

В какой-то момент моя мать перестала писать и увлеклась другими занятиями. Я же осталась верна словам.

Я писала для школьной и университетской газет. Сочинила одну пьесу, которая выиграла конкурс. И еще одну, которая так и осталась рукописью.

А потом я стала матерью, но не перестала быть писателем. Я знала, что это возможно, потому что так делала моя мать. Я вынашивала и растила детей, и также вынашивала и растила свои статьи и рассказы, заполняя ими собственные черные папки.

Я стеснялась говорить кому-либо, что я писатель, поскольку для этого – как мне казалось – нужны были обоснования: публикации в книгах, газетах, журналах. На собственном опыте я узнала, что путь к этой обоснованности вымощен отказами.

Когда мои дети пошли в школу, положение начало меняться. Медленно. Очень медленно.

Я начала писать колонку для местной газеты, Battle Creek Enquirer. Так приятно было снова видеть напечатанной собственную подпись! Она позволила мне, говоря о себе, пользоваться замечательным словом – «писатель» – и при этом не краснеть. Меня так называли даже мои дети, что тоже было формой официального признания.

 

Следовать своей страсти – это и благословение, и проклятие.

 

Моя колонка, прежде выходившая от случая к случаю, постепенно стала еженедельной, воскресной. Чуть позже я стала печататься в литературных журналах и антологиях. Пару моих пьес приняли к постановке. Я работала над книгой. Мою первую книгу, «Учительница по имени Вера», опубликовало издательство Cairn Press.

И вот мне сорок четыре года. Трое моих детей – подростки. Старшая любит музыку так же, как я люблю литературу. Мой опыт сослужил мне хорошую службу в непростые моменты общения с ней, когда ей с трудом удавалось совмещать занятия музыкой и школьную программу. Я поддержала ее, так как хорошо понимала: следовать своей страсти – это и благословение, и проклятие. Успех, признание (и оплата труда) могут прийти не сразу – или не прийти вовсе. Поэтому ты годами работаешь на нелюбимой работе, чтобы иметь возможность потом, вместо отдыха или сна, делать то, что по-настоящему любишь.

Однажды после работы (офисной скучной работы, где мне иногда удается писать) я приехала домой и нашла на столе записку от дочери.

Она написала, что во время собеседования в колледж один из членов комиссии спросил, какая книга больше всего ее вдохновляет. Дочь назвала мою книгу и объяснила, что именно она научила ее не отказываться от своих увлечений, доказав, что можно сделать карьеру в музыке, даже если не станешь к концу колледжа поп-звездой, потому что ее «матери сорок с лишним лет, а она до сих пор реализует свои мечты».

Свою записку дочь завершила словами: «Вот это и есть вдохновение».

Я разрыдалась. И плакала не минутку, а все десять.

Я не намеревалась преподавать ей этот урок. Даже не предполагала, что она сделает такой вывод.

Я не знаю, добьется ли моя дочь успеха на музыкальном поприще, но она точно преподаст много чудесных нечаянных уроков своим детям. И это вызывает у меня улыбку.

 

Николь Л. В. Маллис

 

 

Найти свой дом

 

Дом – это укрытие от бурь, от всевозможных бурь.

Уильям Дж. Беннетт

 

Мои ладони вспотели, а ноги то и дело пускались в нервный пляс, и я не могла их удержать. Естественно, я нервничала, но при этом испытывала приятное возбуждение, сидя рядом с агентом по недвижимости в кабинете нотариуса и заполняя документы. Поставить еще пару подписей – и я домовладелица. В двадцать пять лет! Это был один из лучших дней в моей жизни, уступавший только тому, когда я пару месяцев назад стала дипломированным бухгалтером. У меня всегда имелся жизненный план, и этот дом определенно был его частью. Я хотела получить собственную долю «американской мечты» столько, сколько себя помнила, и теперь стояла на ее пороге – во всей ее кирпичной семикомнатной красе в стиле ранчо.

Эта покупка была важна во многих отношениях. Моя родная мать отказалась от меня сразу после моего рождения. И пока других новорожденных встречали с цветами и шариками близкие и везли домой, я отправилась в детский приют, где жила, пока меня не удочерили. Моей приемной матерью стала прекрасная женщина, которая руководила успешным бизнесом, но не могла иметь своих детей. Через шесть лет, когда она ехала на рабочее совещание, ее машину занесло на обледенелой дороге и она врезалась в ограждение. Проведя около недели в реанимации, она все же скончалась. Мне даже не довелось с ней попрощаться. Вот так я вновь осталась без матери. И без дома.

Спустя пару недель я уехала жить в Миссисипи. Суд назначил сестру моей приемной матери моей официальной опекуншей. Она сразу дала мне понять, что будет обеспечивать меня жильем лишь до тех пор, пока я не окончу школу, как это предписано ей судом. Следующие десять лет были для меня безрадостными. За пару месяцев до окончания школы моя опекунша сказала мне, чтобы я и не думала подавать заявление в колледж. «Ищи работу и снимай жилье» – таким был ее настоятельный совет. Она не желала заботиться обо мне на собственные деньги после того, как ей перестали выплачивать пособие на меня. За неделю до вручения аттестатов она снова напомнила мне, что я должна покинуть ее дом сразу после этого события, потому что срок ее опекунства на этом закончится. Я получила аттестат и осталась одна. Без дома. Снова.

 

После недели в реанимации моя приемная мама скончалась. Я осталась одна. Снова.

 

Несмотря на совет моей опекунши забыть о колледже, я понимала, что хорошее образование – мой единственный шанс на достойную профессию, работу, жизнь. Нужно было всего лишь решить две проблемы: нечем платить, негде жить.

Решение первой проблемы стоило мне многих ночей и выходных, посвященных зубрежке, пока мои сверстники дружили, влюблялись и веселились на вечеринках. В итоге я таки получила полную академическую стипендию и выбрала колледж в городе, где жила моя кузина.

Идея найти биологическую семью отчасти решила проблему с жильем. Я не смогла наладить контакт с родной матерью, но кузина и ее семья приняли меня с распростертыми объятиями. Они разрешили жить у них дома во время каникул, в остальное время я пользовалась общежитием.

И снова веселая сторона юности прошла мимо меня. Пока однокурсники всячески развлекались, я бралась за любые подработки и готовилась к жизни после колледжа, в реальном мире. Знала, что меня никто не подстрахует, поэтому не имела права на неудачу. Я выбрала профессию бухгалтера-аудитора, потому что с ее помощью могла заработать достаточно денег, чтобы обеспечивать себя.

После того как я подписала последний документ, агент радостно вручила мне ключи от моего прекрасного нового дома на Лейсвуд-Коув. Мне нравилось даже название моей улицы! Я зарулила на подъездную дорожку и выскочила из машины. Бегом помчалась к двери и едва сумела повернуть ключ в замке, так отчаянно тряслись мои руки. Вбежала внутрь, опасаясь, что это всего лишь сон и что я сейчас проснусь. Рухнула прямо на пол гостиной с голыми стенами – и разрыдалась.

Больше никто не отдаст меня в приют, не выгонит вон. Никто не будет скверно обращаться со мной и указывать, что мне делать. В этот момент я почувствовала себя сильной, как никогда. Я была такой потерянной, когда умерла моя приемная мать! После долгих лет страданий и физического насилия я упорно трудилась, чтобы стать тем человеком, которым мне было предназначено стать. В тот день, обводя взглядом пустую комнату, я поняла, что наконец-то нашла свой дом.

 

Шейла Тейлор-Кларк

 

 

Последняя коврига хлеба

 

Помогая другим, мы поможем себе, ибо любое добро, которое мы отдаем, совершает полный круг и возвращается к нам.

Флора Эдвардс

 

Когда мы с мужем оба лишились работы, нам втроем с сыном пришлось переехать из дома в пустую, но довольно просторную квартиру с одной спальней. И, само собой, мы отказались от привычного образа жизни.

Некоторое время мы жили скромно, но более или менее сносно. И все же в какой-то момент, несмотря на свою гордость, нам пришлось признать, что без помощи через день нам просто нечего будет есть.

Муж нашел поблизости благотворительную организацию, которая принимала в качестве пожертвования еду и вещи, чтобы потом раздать тем, кто в них нуждался. Сначала мы попросили только один пакет с продуктами – крупой, молоком, хлебом, маслом, мукой, консервами, – этот набор помог нам продержаться несколько дней до зарплаты. Затем мы не удержались и выбрали несколько вещей и кое-что из мебели, чтобы обставить нашу почти пустую с момента переезда квартиру. Люди были щедры и готовы помочь, не задавая вопросов.

Сразу после того, как и я, и муж нашли постоянную работу, мы решили, что пришла пора возвращать долги. Каждый раз, делая покупки в супермаркете, я покупала лишнюю пачку масла, или пакет муки, или пару банок с консервами, чтобы в конце недели собрать одну большую сумку с продуктами, примерно такую, какую получили мы, обратившись за помощью в самый первый раз.

Потом я заметила, что всегда готовлю больше, чем необходимо нашей семье. Чем выбрасывать остатки испорченной еды, почему бы сразу не отложить лишнее, угостив тех, кому сейчас эта еда особенно нужна. Мы начали раздавать готовую еду как минимум раз или два в неделю, всегда дополняя ее домашним десертом.

О нас пошла молва. И у нашей двери стали спонтанно появляться коробки с продуктами для раздачи. Продавцы с рынка делились овощами и фруктами, когда понимали, что не успеют их продать. Кто-то, зная, что я люблю печь, приносил муку, сахар и свежие яйца.

На пакетах с готовой едой я обычно писала: «Для тех, кому просто нужно подкрепиться» – и никогда никого не спрашивала, почему они оказались в такой ситуации. Помню, как нам самим было неловко обращаться за помощью.

А потом мы узнали, что я беременна. Сперва я не сильно обрадовалась, так как до этого у меня было несколько выкидышей, но с каждым месяцем моя радость росла вместе с животом.

Рожать мне предстояло на День благодарения. Я понимала, что после рождения ребенка мне придется взять паузу в благотворительной готовке, которой я все это время занималась. Я сильно прибавила в весе, отекала и больше утомлялась в течение дня. Мы с мужем обстоятельно обсудили мою потребность в этом перерыве, а на следующее утро он пошел выгуливать нашу собаку – и едва не полетел с крыльца, споткнувшись о ящики с цукини.

– Для тебя это чересчур большая нагрузка, – сказал он мне. – Передай их кому-нибудь другому.

Но этот благодатный урожай был вверен моим заботам, и как бы муж ни пытался отговорить меня, я понимала, что должна что-то сделать, чтобы люди гарантированно насладились этими овощами в День благодарения. Так начались следующие четыре дня, наполненные самой тяжелой и самой благодарной работой, какой я когда-либо занималась.

Одну ковригу хлеба из цукини приготовить нетрудно, но представьте себе, как готовите более шестидесяти таких ковриг! Я действовала по отработанной программе. Встать ранним утром, подготовить все ингредиенты, в том числе натереть на терке целый ящик цукини, проводить сына к школьному автобусу, замесить и поставить в холодильник тесто, а потом начать ставить ковриги в духовку по четыре штуки зараз. Духовка работала с девяти утра до шести вечера. В нашем многоквартирном доме витали райские ароматы. Соседи стучались в двери и робко просили кусочек попробовать. Я совершенно уверена, что даже муж и сын благоухали хлебом из цукини, уезжая в школу и на работу.

На улице было около ноля, но все окна в квартире, от кухни до гостиной, были открыты, иначе поддерживать комфортную температуру было невозможно. Я слышала, как люди комментировали замечательные ароматы, проходя мимо наших окон.

Я опубликовала объявление о ковригах, пояснив, что их будет много. Люди заглядывали за хлебом ежечасно: и просто нуждающиеся семьи, и представители церквей, которые планировали раздавать или совместно преломлять хлеб; были и пожилые люди, которым предстояло праздновать День благодарения в одиночку.

Я закончила печь ковриги за полтора дня до праздника. После этого изматывающего приключения я чуть ли не светилась. Пусть у меня болели кисти рук и голени, ныла спина, зато дух парил высоко. Но все хорошее когда-нибудь кончается, и это время настало. Я опубликовала объявление о том, что у меня остался еще один, последний, пакет с продуктами для Дня благодарения – ужин с мясным рулетом и одна коврига хлеба из цукини.

В своем объявлении я объяснила, что это последний ужин, а дальше я беру перерыв в благотворительной готовке, чтобы подготовиться к родам и сосредоточиться на заботах о дочке, когда она появится на свет.

Было семь часов вечера, когда раздался стук в дверь. Я никогда не забуду момент, когда открыла ее.

На пороге стоял отец семейства, опустив голову и обнимая стоявшую рядом дочь. Девочке было лет десять-двенадцать. Этих людей я никогда прежде не видела.

Мужчина робко спросил:

– Вы наверняка уже отдали последний ужин?

– О нет, он как раз ждет вас, – улыбнулась я и протянула сумку мужчине, а девочке – ковригу, обернутую в бумагу. Девочка сразу приободрилась, мужчина тоже поднял голову, и его покрасневшие глаза встретились с моими.

– Не знаю, удалось бы нам сегодня поесть или нет, если бы не вы. Мы… – он запинался, пытаясь подобрать слова. Как будто надо было что-то объяснять!

Я перебила его и пожелала им самого счастливого Дня благодарения.

Слишком часто, когда мы в нужде, другие люди требуют, чтобы мы рассказали свою историю. Мы должны представить доказательства, и попытки сделать это нередко превращаются в унизительный процесс, лишающий нас гордости. Очень может быть, что тому мужчине никогда прежде не приходилось просить о помощи, и я видела, насколько он мне признателен за мою деликатность. День благодарения стал для него не календарной датой, а моментом, когда он понял, что может накормить своего ребенка.

С тех пор я больше никогда их не видела. Не узнала их имен, их историю. Но каждый раз, когда приближается этот праздник, я улыбаюсь, вспоминая их.

 

Николь Рук-Макалистер

 

 

Моя одержимость «глухарем»

 

Разница между трудным и невозможным заключается в том, что на невозможное требуется намного больше времени.

Леди Абердин

 

В прошлом году в Страстную субботу я навещала могилу дедушки и бабушки. На кладбище всегда было тихо, и я это особенно ценила. Повсюду росли лилии, а на детских могилах сидели мягкие игрушки – зайчики. В отдалении ухала сова. Я некоторое время посидела в молчании, потом решила пройтись по траве босиком, и тут ко мне обратился мужчина. Он был с виду чуть моложе меня, с черными вьющимися волосами.

– У вас есть ручка? – спросил он.

Я немного растерялась. Во-первых, потому что он нарушил мой покой, во-вторых, потому что его вопрос был таким странным.

– Да, есть, – ответила я, достала из сумки ручку и передала ему.

– Спасибо, я через минуту верну.

Из любопытства я запомнила могилу, к которой он подошел и что-то записал в блокноте, затем вернул мне ручку, еще раз поблагодарил и ушел. Уходя с кладбища, я таки заглянула на эту могилу.

Она была совсем юной. Четырнадцать лет. Судя по фотографии на ее надгробии, у нее были длинные светлые волосы, большие глаза. Красавица. Сюзанна Арлин Бомбардье. Родилась 14 марта 1966 года. Умерла 22 июня 1980 года. На ее надгробии были высечены слова: «Ты в моем сердце».

Я поискала это имя в Интернете на своем телефоне. Когда прочла ее историю, мои глаза налились слезами.

Сюзанна Бомбардье жила вместе со старшей сестрой в Антиоке, штат Калифорния. В наши дни он известен как город, где Филипп Гарридо восемнадцать лет держал пленницей Джейси Ли Дюгард[15].

Однажды сестра задержалась на работе. Дома Сюзанна ее не встретила, но сестра подумала, что та уже спит в своей комнате. Только на следующее утро она поняла, что Сюзанна пропала. Никаких следов борьбы или взлома не было. Единственным следом пребывания Сюзанны в доме остался портфель, все так же стоявший у дивана. Она позвонила в полицию.

Через три недели по почте пришел ее табель. Она стала круглой отличницей и получила похвальную грамоту. В тот же день рыбак заметил труп в реке Сан-Хоакин неподалеку от Антиока.

Опознал тело отчим Сюзанны. Она была изнасилована и убита ударом ножа в сердце. Убийцу так и не нашли.

Стоя у ее могилы, я прикрыла ладонью рот. Убрала в карман телефон.

– О, прости! – прошептала я. Я даже не понимала, за что извиняюсь – за тот факт, что она стала жертвой такого чудовищного преступления, или за то, что ее убийца до сих пор на свободе.

Придя домой, я сделала то, что часто делаю, когда пытаюсь найти смысл в каком-то переживании: написала обо всем этом в блоге и озаглавила статью «Потерявшаяся девочка». Эта история не давала мне покоя. Но что мне делать – искать убийцу? Я не журналистка, занимающаяся расследованиями. В своем блоге я обычно пишу о «Маппет-шоу» и о невозможности найти подходящую сумку. Как я буду искать концы этой истории? Но тут история сама начала находить меня.

После праздников мне написала женщина по имени Лиса. Она дружила с Сюзанной (которую родственники и друзья называли Сюзи) и благодарила меня за то, что я написала о ней. В 1979 году, когда они сдружились, им было по тринадцать лет – обе недавно переехали в Антиок, разговаривали о мальчиках и своих семьях. Лиса рассказала мне, что в Интернете о Сюзи почти ничего нет.

Я решила найти человека, который смог бы по-настоящему написать эту историю. «Настоящего журналиста». Отправила письма нескольким репортерам местных газет. Один из них вроде бы заинтересовался; однако никаких новых ниточек в деле не было, так что писать ему было не о чем. Я просила и других писателей – безрезультатно. Тогда я послала эту историю в This American Life. Никакой реакции. Может быть, я смогу написать ее сама? Или это безумие?

Что было хорошо в моей работе с частичной занятостью, так это то, что у меня оставалось время для исследований. Я поехала в отдел микрофильмов библиотеки Плезант-Хилл и нашла там статьи в газетах Contra Costa Times и The San Francisco Chronicle.

Когда я рассказывала людям об истории, над которой работала, они удивлялись. А как же твой роман о Джонстауне? Или собрание эссе о поп-культуре? Да, я работала над обоими этими проектами, но они временно отошли в сторону. Я хотела писать о Сюзи. Эта история меня не отпускала. Отчасти потому, что в юности, когда мне было шестнадцать, в той местности, где я жила, за шесть месяцев были похищены четыре девушки. Одна была найдена мертвой. Другие – Эмбер Шварц-Гарсия, Микаэла Гарехт и Айлин Мишелофф – так и считались пропавшими без вести.

Я помню, как после этих похищений стала очень осторожной. Не разговаривала с незнакомцами. Старалась быть рядом с людьми. Шла домой быстрым шагом и всегда тут же запирала за собой дверь. У меня всегда был этот страх – что-то плохое может случиться, если я не буду бдительной. Но что, если быть бдительной недостаточно?

Другая причина заключалась в том, что я переживала довольно безрадостный период моей карьеры, и потому, конечно, мне хотелось совершить что-то героическое, преуспеть в чем-то.

Я отправила краткое описание этой истории на сайт под названием «Разморозка «глухарей»[16] (Defrosting Cold Cases). Элис, владелица сайта, захотела получить ее полную версию – да поживее. Так что писала я быстро. В следующем месяце ее приняли к публикации, и она была признана «глухарем» месяца» июня – как раз на тридцать четвертую годовщина смерти Сюзи.

 

У нее были длинные светлые волосы, большие глаза. Красавица.

 

У Сюзи появился свой профиль на sfgate.com, в онлайн-издании San Francisco Chronicle. Подруга, довольно популярный блогер, взяла у меня интервью. И сама я делилась этой историей в соцсетях, а затем просила друзей делиться ею дальше. Я очень хотела добиться результатов, не сознавая, насколько это желание наивно. Наверное, я думала, что полиция, как по волшебству, найдет улики и скажет, что это сделал такой-то и такой-то.

Ужасные мысли вползали в мою голову: Зачем ты ищешь на свою голову приключений? Ты серьезно думаешь, что способна раскрыть преступление тридцатичетырехлетней давности? Все твои знания о детективной работе почерпнуты из «мыльных опер» и сериала «Закон и порядок». Ты не боишься, что преступник жив и ему не понравится твоя активность? Что, если он придет за тобой?

Однажды вечером после работы я опоздала на свою электричку. Я осталась на станции ждать следующую и ужасно разнервничалась. Ко мне вернулся мой старый страх: что-то плохое может случиться, если я не буду осторожна. Я увидела, что на меня смотрит какой-то мужчина. Он выглядел нормальным. Потом я вспомнила, насколько нормальным, даже красивым мужчиной казался Тед Банди[17]. Я торопливо перебралась на другую скамейку, неподалеку от телефонной будки. Мой сотовый был разряжен. Я немного знала карате и, наверное, могла оказать некоторое сопротивление. Боролась ли Сюзи? Да, я знала, что она бешено сопротивлялась. Когда, наконец, подошел поезд, я выбрала место рядом с группой женщин и попыталась успокоиться. Я не хотела жить в страхе. Я всегда была осторожна. Но я также знала, что ужасные события происходят даже с осторожными людьми.

Как-то вечером пришло электронное письмо от человека по имени Грегори Глод, который хотел поговорить со мной о Сюзи. Он был младшим детективом, работавшим над этим делом, потом ушел из полиции в разведку и проработал там двадцать шесть лет. Теперь он был заместителем директора службы охраны Пентагона. Мы назначили дату и время для разговора.

Когда Сюзи пропала, он только начинал работать в полиции. Грегори не мог забыть тот день, когда нашли ее тело. Это было первое убийство, над которым он работал. У полиции было несколько ниточек, но все они оборвались. Прошло много лет, но Грегори так и не забыл.