Никогда не поздно стать тем, кем ты мог бы стать

 

В самом центре страдания мы найдем вдохновение и то, что поможет нам выжить.

Уинстон Черчилль

 

Это случилось летом, перед тем как я должна была приступить к обучению в магистратуре в соседнем городке. Я мечтала стать лицензированным психотерапевтом, и эта мечта начинала сбываться. Все шло так, как мне хотелось. Но в конце августа я узнала страшную новость: у меня в голове опухоль.

Женщина-нейрохирург пыталась сообщить мне об этом так, чтобы я испытала как можно меньше боли. Она взяла в руки пластиковую модель черепа и, показывая карандашом на глазные впадины и нос, произнесла: «У нас нет никакой возможности проникнуть в мозг. Через эти отверстия не получится… Мне очень жаль, но ваша опухоль растет, и ее нельзя оперировать».

Я вышла из кабинета и, не глядя на окружающих, прошла по коридорам огромной больницы. Было ощущение, что мое тело потеряло чувствительность. Я схватилась за поручень в лифте и постаралась перевести дыхание. Когда я увидела своего мужа на парковке перед зданием больницы, у меня внутри все болело.

– Они не будут ее вырезать! – сказала я мужу, упала в его объятия и разрыдалась. О том, чтобы стать психотерапевтом и помогать людям, можно было позабыть.

Я дождалась, пока мои дети вырастут и обзаведутся собственными семьями, и только после этого пошла учиться, чтобы получить диплом колледжа. К тому времени мне был уже пятьдесят один год. Я с детства мечтала стать психотерапевтом, но моим планам мешали то одни, то другие обстоятельства.

Меня исключили из школы за год до окончания, и я вышла замуж. Я выросла в сильно пьющей семье, и мне хотелось как можно скорее уехать из дома. Через полгода после замужества я забеременела. Еще через год муж бросил меня с новорожденным сыном, и моя жизнь пошла под откос. В восемнадцать лет я стала жертвой группового изнасилования. После этого я год жила на улице и принимала наркотики.

 

Я уже прошла долгий путь и не собиралась сдаваться без боя.

 

Потом мой брат покончил жизнь самоубийством. Еще через три года наложил на себя руки мой отец. У меня началось серьезное психическое расстройство, от которого я с Божьей помощью постепенно избавилась. Мой жизненный опыт привел меня к мысли помогать подросткам, попавшим в тяжелую ситуацию.

Я получила диплом о среднем образовании, когда мне было уже тридцать четыре года. Я начала ходить на курсы в местном колледже, но при этом работала на полную ставку и воспитывала троих детей, так что на учебу у меня не хватило сил и времени.

В сорок два года я вышла замуж за прекрасного человека. Мы уехали из Калифорнии и поселились в Монтане, с ее синим небом и прекрасными пейзажами. Летом мы ходили в походы, ловили на блесну рыбу, а зимой катались на лыжах. Впервые я была довольна своей жизнью.

На шестом году замужества я упала с лестницы и сломала шею. Прошло много времени, прежде чем я окончательно выздоровела, и я продолжала мечтать о том, что стану психотерапевтом. Мой муж поддерживал меня во всех начинаниях, и я села на студенческую скамью.

Через четыре года я получила диплом бакалавра по специальности «психология». Трое моих детей прилетели в Монтану на церемонию вручения диплома. Я вышла на сцену, чтобы получить диплом maxima cum laude – с самым высоким отличием. При этом я училась с людьми, которые были в два раза меня моложе, а в зале сидели мои взрослые дети. Тех минут я никогда не забуду.

Но новая болезнь означала, что степень магистра я уже не получу никогда.

Несколько дней я пыталась осознать, что значит для меня мой диагноз, и пришла к выводу, что у Бога на меня другие, более приятные планы. Я уже прошла долгий путь и не собиралась сдаваться без боя. Я начала искать в Сети врачей и клиники, которые могли бы что-то для меня сделать. Я уже отчаялась, когда получила ответ от одного нейрохирурга из Калифорнии: «Я готов вам помочь». Это было все, что я хотела услышать.

В октябре 2006 года мне сделали очень рискованную операцию. В какой-то ее момент нейрохирург доктор Шаниниан велел всем остановиться и вышел проконсультироваться с моим мужем Томом.

– Вся опухоль опутана нервами, – сказал он Тому. – Она гораздо больше, чем я думал. Если мы вырежем всю опухоль, есть вероятность того, что ваша жена уже не сможет ходить или улыбаться. А может, она потеряет слух или ослепнет. Но если мы отрежем только часть опухоли, то она сюда вернется через пять лет.

Муж посоветовался с моей дочерью. Вдвоем они приняли решение и попросили доктора Шаниниана попытаться вырезать всю опухоль за одну операцию.

Приходила в себя я очень тяжело. В глазах все двоилось, потому что во время операции мне повредили зрительный нерв. Я полностью оглохла на левое ухо. В голове стоял как будто шум огромного водопада. У меня было нарушено чувство равновесия, и время от времени я падала.

Но я не хотела жить просто для того, чтобы существовать. Я все еще мечтала помогать людям. Я полгода пролежала в кровати и приняла решение окончить магистратуру в аккредитированном онлайн-университете.

Три года ушло на то, чтобы пройти курс, а также набраться сил, чтобы «наработать» 3000 часов. Только после этого я стала дипломированным специалистом с лицензией на работу в штате Монтана. Каждый шаг давался мне с трудом. Постепенно вернулось зрение в одном из глаз и чувство баланса. Водопад в голове перестал гудеть, физически я окрепла. Когда мне становилось тяжело, я напоминала себе, что в моей жизни есть цель.

После операции прошло семь лет. Сейчас у меня частная психотерапевтическая практика. Я работаю с подростками и взрослыми, которые страдают от того же, от чего в свое время страдала и я. Я пишу мемуары – это я тоже давно хотела сделать.

Когда я оканчивала школу, а потом колледж, у меня над рабочим столом висела цитата одной английской писательницы.

Мери Эванс писала под псевдонимом Джордж Элиот, потому что в те времена женщин-писательниц не принимали всерьез. Вот ее слова: «Никогда не поздно стать тем, кем ты мог бы стать». И я от себя подтверждаю: никогда не поздно.

 

Линда Лохридж

 

 

Горячая штучка

 

Забота о себе – вот топливо, что позволяет сиять ярко.

Неизвестный автор

 

Недавно я узнала, что мой будущий-бывший муж встречается с другой женщиной. Мы с ним сидели в школьном коридоре и ждали, когда начнется родительское собрание. На школьных мероприятиях, где присутствуют родители, легко можно вычислить разведенных. Они мрачны и напряжены, почти не разговаривают друг с другом и избегают любого физического контакта. Всем видом они как бы говорят: «Мы вынуждены сейчас быть вместе под одной крышей, потому что у нас общие дети».

 

Итак, я – разведенная немолодая женщина, бывший муж которой уже начал с кем-то встречаться.

 

По школьному коридору проплыла не знакомая мне дама. «Приве-е-ет!» – протянула она певучим голоском. Она обращалась не ко мне. Мой будущий-бывший муж покраснел, как свекла. В тот момент я словно сама стала школьницей, бывший парень которой на глазах у всех начал встречаться с королевой школы.

Тут подошла учительница Гарри и пригласила нас в класс. Кое-как пережив это собрание, я одна вернулась домой и позвонила своему будущему-бывшему.

– Ты с ней встречаешься? – без обиняков спросила я.

– Откуда ты знаешь? – Он никогда не умел врать.

На меня это подействовало, как удар под дых. Наш брак длился целых восемнадцать лет, и я до последнего пыталась его спасти. Когда мои подруги говорили, что спасать уже нечего, что я просто трачу время и нервы, я продолжала цепляться за эти отношения, потому что боялась оказаться разведенной немолодой женщиной, бывший муж которой уже начал с кем-то встречаться.

И вот я здесь.

У меня началась депрессия. Она была похожа на медленное погружение под воду со здоровенной каменной глыбой на спине. Любая мелочь вызывала у меня желание удариться в слезы. Я репетировала, как звоню коллеге-психиатру (кстати, я психотерапевт) и говорю ей, что настало время сажать меня на антидепрессанты. Даже в самые трудные времена я сопротивлялась этому варианту.

В пятницу утром я поплелась на работу. В приемной меня ждала красивая женщина и… я не узнала ее, это же была моя клиентка! Обычно одетая в мешковатые джинсы, темные свитера и старые кеды, в тот день она выбрала розовую блузку, белую юбку и туфли на каблуках. Волосы, чистые, слегка завитые, небрежно рассыпались по плечам. Лицо свежее, помолодевшее. Не удивлюсь, если в то утро несколько мужчин обернулись ей вслед.

Я смотрела на ее прекрасное лицо и думала, почему же она раньше не красилась. А потом, точно удар молнии, настигли слова: «А почему я так не крашусь?»

«Как так, Боже?» – мысленно вопрошала я, одновременно подчеркнуто внимательно слушая клиентку. (Только по-настоящему опытные психотерапевты могут одновременно слушать и Бога, и своих клиентов.)

«Ответ» пришел тут же, громко и четко: «Ты тоже можешь стать горячей штучкой».

«А как же жировые складки на бедрах? И потом, мне уже пятьдесят шесть лет», – сразу засомневалась я. Но спорить с Богом бесполезно. Мой путь был определен. Что бы для этого ни потребовалось – тренер, диета, макияж, шопинг…

До последнего заседания суда еще несколько месяцев. И можно ли представить себе более сладкую месть, чем явиться в суд на развод, превратившись в настоящую горячую штучку?

Итак, теперь я на пути к тому, чтобы стать горячей штучкой. И знаете что? Моя депрессия каким-то таинственным образом испарилась. Пуф!  Расступилась, точно море перед Моисеем. Я теперь женщина с важной миссией.

И стоит мне начать оплакивать прошлое или даже просто задуматься о том, что мой будущий-бывший сейчас где-то с другой женщиной, как я произношу эту маленькую мантру: «Я – горячая штучка!»

И это помогает. Я уже сейчас выгляжу лучше.

 

Линда Хофф Ирвин

 

 

Отважная мама

 

Жить – значит не ждать, пока минуют бури.

Жить – значит научиться танцевать под дождем.

Вивьен Грин

 

Мой муж уже пару недель как работал в Нью-Йорке на своей новой работе. А мы с детьми дома, в Техасе, ждали, пока компания-перевозчик поможет нам переехать вслед за папой со всеми нашими пожитками. Но в результате дождались не переезда, а урагана – урагана «Харви». И в пятницу он нанес удар.

Телефон круглые сутки разрывался от звонков: меня предупреждали о потенциальных наводнениях и торнадо. Что я сделала? Первым делом выключила новости. Мне нужно было сберечь нервы и силы для той опасности, которая грозила именно нам, я не хотела знать, что происходит на всей территории Хьюстона. А потом мы стали просто ждать – четверо трудных суток.

Когда пик урагана миновал, мы вздохнули с облегчением. Наш дом остался совершенно нетронутым. Многим повезло гораздо меньше.

Дожди продолжались, и потенциальная угроза наводнения не отступала. Все аэропорты были закрыты, и не было никаких сведений о том, когда они снова откроются. Я решила, что мы поедем в Нью-Йорк на машине, вместо того чтобы ждать у моря погоды. Наш переезд все же начался, несмотря на множество закрытых и признанных опасными дорог.

Идея перебираться из Хьюстона в Нью-Йорк своим ходом, на машине с тремя детьми и собакой, была поначалу встречена не слишком хорошо. Друзья и родственники ужасно волновались за нас. Я же поступала так, как было, по моему мнению, лучше всего для нашей семьи. Дети устали ждать, тосковали по отцу и не хотели пропускать первый учебный день в новой школе.

Мы выехали во вторник и направились на север, чтобы уйти от шторма. Первой остановкой на нашем пути должен был стать дом друзей нашей семьи в Далласе. Они открыли для нас свои двери, и трое их детей приветствовали наших очень тепло, как давным-давно потерявшихся кузенов. Дети тут же принялись играть вместе, а потом нас накормили горячей домашней едой. Отдохнув и набив животы, мы загрузились обратно в машину. Теперь над открытым шоссе нас манили солнечные небеса, и мы ехали и ехали без конца.

Я поддерживала контакт со своей мамой в Лос-Анджелесе, которая с готовностью стала нашим диспетчером. Она нас просто спасала! Утром по телефону мы решали, каким маршрутом ехать в этот день, а на вечер она уже бронировала для нас придорожный мотель, куда пускали с собаками. Первую ночь мы провели в Маскоги, штат Оклахома. Успев благополучно зарегистрироваться еще до темноты, мы быстро поужинали, а потом уснули как убитые. На следующее утро встали рано, и начался второй день нашего пути.

Останавливались мы, только чтобы воспользоваться туалетом и перекусить. Дети были бодры духом и на удивление хорошо себя вели. Как правило, у нас не обходится без эпичных истерик в торговых центрах или даже на прогулках с собакой, так что тот факт, что они ни разу не пожаловались и не подрались, был выше моего понимания. Я буду вечно благодарна за то, что некая таинственная сила выудила детей из пучины их повседневных капризов и одарила способностью примерно себя вести, слушаться и помогать мне.

Вторую ночь, спасибо моей надежной помощнице – маме, мы провели в Терре-Хот, что в штате Индиана. Это красивый исторический университетский городок, где мы не только переночевали, но и прекрасно выгуляли свою собаку. Из окон нашего номера на пятом этаже дети с восторгом наблюдали сначала заход солнца, а потом и его восход.

На третий день мы остановились в центре Колумбуса, города в штате Огайо, и устроили пикник на Кэпитол-сквер. Посмотрели огайский Мемориал холокоста, познакомились с дружелюбными местными жителями. Всем встречным непременно хотелось остановиться и погладить Бонзо, нашего чудесного двухлетнего кокер-спаниеля.

Пейзаж «за бортом» постепенно менялся, и дети, в особенности младшая Хенни, ахали над видами гор, открывавшимися из окон. Последнюю ночь мы провели в Бедфорде, штат Пенсильвания.

Мы не видели Стива несколько недель, поэтому в последнее утро нашего пути быстренько позавтракали и в нетерпении устремились в Нью-Йорк. По мостам, сквозь туннели, минуя один пост за другим, ехали мы – и, наконец, увидели статую Свободы и громадные небоскребы Нью-Йорка. Добрались! Сияя от гордости, мы подкатили к отелю на Лонг-Айленде. Стив сумел записать детей в школу, так что они успевали на учебу с первого дня. Мы сделали это!

Не раз случалось мне задуматься о том, кто я такая теперь, когда стала матерью. Мне часто казалось, что я распрощалась со смелостью и отчаянной независимостью, которые когда-то бурлили в моих «домамских» венах. Но эта поездка напомнила мне, что я отважная и независимая женщина, способная на что угодно – и в еще большей степени, чем прежде.

 

Молли Ингленд

 

 

Чужая среди чужих

 

Забыть предков – все равно что быть ручьем без истока, деревом без корней.

Китайская пословица

 

Я не помню точно, когда это случилось, зато отчетливо помню, что я при этом чувствовала.

Мне было тогда лет семь, и одна родственница куда-то везла меня на машине. Мы остановились на светофоре, и с нами поравнялась другая машина. Два парня, сидевшие в ней, выкрикнули в наш адрес два слова, которым предстояло навсегда поселиться в моей душе.

– Гребаные чурки! – обозвали они нас с издевательскими ухмылками, а затем продолжили с жаром выкрикивать другие оскорбления, пока не загорелся зеленый свет.

Поначалу я просто запаниковала, не в силах разобрать, что они кричат и почему. И что такого мы им сделали? Но когда до меня дошло, что «чурка» – это я и это что-то очень плохое, кровь прихлынула к моему лицу, и я ощутила стыд и унижение.

До этого инцидента я уже знала, что чужая в этой стране. Я катастрофически отличалась от детей, с которыми училась в начальной школе. Меня не понимали и часто дразнили.

 

Сидя в той машине, я сложила два и два. И поняла: эти парни просто передали мне сообщение от остального мира, и я должна стыдиться того, кто я есть. Что я и сделала.

Мне стало ненавистно быть вьетнамкой. Я ненавидела странное звучание своего имени – Май[10]. Вьетнамский язык. Нашу национальную кухню, которая так разительно отличалась от американской. Ненавидела свои жирные черные волосы, некрасивую желтоватую кожу и узкие глаза, которые превращались в две щелочки, когда я улыбалась.

Однажды мы с мамой зашли в гипермаркет. Там стоял большой стеллаж с именными кружками. Пока мама делала покупки, я тщетно пыталась найти кружку с именем «Май». Но мне попадались только «Мэри», «Мэгги», «Мелани». Кружек «Май» просто не существовало. Иногда у детей есть склонность чересчур драматизировать события, и я не была исключением. В очередной раз я пришла к выводу, что я недостаточно хороша, что я здесь чужая, и это лишь подливало масла в огонь, уже разожженный теми парнями.

Шли годы. У меня появились друзья, их было немного, все – белой расы. Я разговаривала по-вьетнамски только тогда, когда без этого нельзя было обойтись. 95 процентов моего рациона составляла американская кухня – и не без причины. Однажды кто-то фыркнул, что бань куон (блинчик из рисовой лапши), который я ела, напоминает «прозрачное дерьмо». Все мои усилия были направлены на то, чтобы как можно меньше выделяться из толпы. Самым лучшим комплиментом для меня стало замечание одного мужчины, что я разговариваю, как типичная калифорнийка. Миссия выполнена!

Учась в старших классах, я наконец получила американское гражданство. Наконец-то мне представился шанс избавиться от имени, данного мне при рождении. Обдумывая множество вариантов для нового имени (чем более по-американски они звучали, тем лучше), я остановилась на Кристен. И, конечно же, по чистой случайности, именно так звали популярную светловолосую голубоглазую девчонку, капитана команды болельщиц, королеву школьного бала и подружку самого лучшего футбольного игрока школы. Она была моим идеалом.

Со своим новым именем я могла официально начать новую жизнь, и я была вне себя от радости. Мне не терпелось оставить позади и забыть ощущение стыда, унижения, комплексы.

Через какое-то время я познакомилась с девушкой. Она была вьетнамкой и даже не пыталась изображать из себя кого-то другого. Помню, как впервые услышала, как она говорит по-вьетнамски в среде американцев-одноклассников. Говорит без тени смущения, наоборот, с чувством гордости. Это восхитило меня.

В следующие несколько месяцев мы были почти неразлучны. Я наблюдала за ней пристально, практически как ученик наблюдает за учителем. Она комфортно уравновешивала свои два мира, живя в настоящем, но чтя прошлое. С каждым днем нашей дружбы ее чувство любви к себе «заражало» меня и питало, словно бальзам, мою изъязвленную душу.

С ее подачи у меня появились и другие друзья-вьетнамцы. С ними мне не приходилось притворяться и чувствовать себя человеком второго сорта. Они понимали, что значит быть беженцами, и принимали меня целиком – такой, какой я была и какой не была. Мы обедали во вьетнамских ресторанах и слушали вьетнамскую музыку. Между собой мы всегда общались на вьетнамском. Мои глаза вновь открылись для мистического мира, от которого я отвернулась много лет назад, сидя в той машине.

Мне перестало казаться, что я должна вписываться в чей-то чужой мир. Задача найти кружку с именем «Май» утратила свою важность, потому что я наконец поняла, что перестала быть одна. Моя «инаковость» перестала быть поводом для стыда. Теперь она стала поводом для принятия.

И хотя по документам я все-таки Кристен, друзья зовут меня Май. Американское имя, прежде такое манящее, теперь кажется мне неестественным и просто смешным. Когда на одной из студенческих вечеринок меня познакомили с симпатичным парнем, я, не задумываясь, представилась «Май».

Через многие годы после того, как я позволила двум совершенно незнакомым людям и двум злым словам определить мое чувство самоценности и идентичности, я наконец вернула себе способность любить себя настоящую.

 

Кристен Май Пхам

 

 

Любить, не съеживаясь

 

Что позади нас и что впереди – это такие мелочи по сравнению с тем, что есть внутри нас!

Ральф Уолдо Эмерсон

 

 

Я из древнего рода женщин,

Которые втягивают животы

И болезненно широко улыбаются,

Которые наказывают себя за ужином За то, что пообедали.

Голоса их как порывы ветра,

Молчание их отдается эхом из поколения в поколение.

Вечно съеживающиеся, они собирают листья и пыль

Немытыми волосами, стелясь по земле,

Чтобы их мужчины казались себе выше на нашем фамильном древе.

Вот почему, когда я встретила тебя,

Мне было страшно занимать слишком много пространства.

Я пыталась согнуться, ужаться и позволить тебе вырастать из освященной земли

Моей голодной сути.

Но ты не имел ничего против того, чтобы я заполняла хоть всю комнату.

Мне было страшно показать тебе накопленные мнения и мечты,

Которые я хранила в самом дальнем чулане.

(Я всегда намеревалась выбросить их, когда влюблюсь, – чтобы освободить место для твоих.)

Но ты просто попросил дать их тебе посмотреть,

И теперь они занимают наши стены, точно произведения искусства.

Когда я съеживаюсь

По привычке,

Ты наливаешь мне полный черпак храбрости.

Ты говоришь,

Мол, чем горделивее я выпрямляюсь,

Тем больше меня

Ты видишь.

Надеюсь, когда-нибудь мои дочери улыбнутся и скажут:

«Я из рода волевых женщин, не боящихся занимать собственное пространство»,

И портреты на их фамильных древах

Будут начинаться с меня и тебя.

 

 

Кристал Бирмингэм-Овермейер

 

Глава 5