Спасибо, но я все равно попробую

 

«Не могу» – два слова, которых никогда не было в моем словаре. Я верю в себя больше, чем во что бы то ни было в этом мире.

Вильма Рудольф

 

С самого рождения у мира были в отношении меня определенные ожидания: я – чернокожая. Я родилась в большой шумной семье, балансировавшей на грани между жизнью на пособие и мизерными непостоянными заработками. В Бушвике, районе Бруклина, где я выросла, было много таких семей.

Мои родители старались сделать все, чтобы я и мои братья хорошо учились. Несмотря на то что мы часто донашивали старую одежду друг за другом и ходили в обуви, которая была нам не по размеру, у нас всегда были необходимые учебники и школьные принадлежности. Родители умудрялись пораньше уходить с работы, чтобы присутствовать на родительском собрании или встрече с учителем и, несмотря на усталость и обилие домашних дел, сидели с нами до полуночи, не ложась спать, пока мы писали очередное сочинение по прочитанной книге.

 

Люди видели во мне девчонку, которая продает наркотики и забеременеет, так и не окончив школу.

 

Несмотря на особенности нашего социоэкономического статуса и внешности, многие ребята из нашего квартала, с которыми я вместе росла, сумели добиться успеха. Кто-то работал в банке, школе, газете, кто-то профессионально занимался музыкой, спортом, политикой… Кто-то даже стал предпринимателем. Но были и те, кто после учебы вернулся домой, устроился работать туда же, где работали родители, и завел семью.

И пусть наши родители в финансовом плане не могли обеспечить нас ничем, кроме самого необходимого, им удалось вселить в нас уверенность, что мы можем реализовать даже очень смелые мечты и стать прекрасными людьми, которые со временем смогут изменить мир.

Я часто удивляла людей просто потому, что они не видели дальше моего цвета кожи. Например, когда, будучи подростком, я уезжала куда-то за пределы своего района, люди видели во мне девчонку, которая, возможно, продает наркотики и забеременеет, так и не окончив школу. Никто не ожидал, что я могу оказаться умной и начитанной.

Никто не ожидал, что в старших классах по вечерам и в выходные я буду заниматься теорией музыки и сольфеджио и брать уроки вокала у преподавателя с международным именем, чтобы в итоге стать классической певицей. И уж конечно, глядя на меня, вы вряд ли подумаете, что я обладаю литературным талантом и не раз получала премии за свои стихи.

Люди часто смеялись над моими намерениями и пытались отговорить меня от затей, которые, как они были убеждены, я просто не смогу осуществить.

– Никто никогда не сдает этот экзамен, знаешь ли, – сказал мне однажды Морис Портер, самоуверенный вокалист с выпускного курса, когда я пыталась просочиться мимо него в узком коридоре «Робертсона», корпуса, в котором размещалось большинство крохотных душных репетиционных классов Оберлинской музыкальной консерватории.

– Спасибо за информацию. Я все равно попробую, – ответила я, – просто чтобы узнать, что это за экзамен, потому что все подряд советуют мне его не сдавать. Должно быть, он действительно трудный.

Он по-прежнему преграждал мне дорогу, и это меня раздражало. В аудитории 206 мне предстоит целый час сидеть и раскидывать мозгами над творчеством мертвых европейцев, к чьим произведениям я испытывала особенную склонность, и я не хотела опаздывать.

– Ну, так ты зря тратишь время. Почему бы тебе просто не пойти заниматься? Боже мой, ты же первокурсница, да еще специализируешься на вокале. Вокалисты никогда не сдают этот тест по истории музыки. Черт, да они даже не пытаются его сдавать! Шла бы ты в репетиционную, – сказал он, качая головой с сочувственной улыбкой и уходя прочь. Напоследок бросил через плечо предостережение: – Этот тест всегда сдают только скрипачи и пианисты, причем европейцы. Это же их музыка.

Морис слыл легендой Оберлина. Его невероятный природный певческий талант и не менее естественное умение играть на клавишных инструментах были поразительны настолько, что люди терялись, даже просто оказавшись в его присутствии. К нему прислушивались и следовали его советам. Даже маститые профессора и профессиональные музыканты уделяли внимание этому парню всего-то двадцати с небольшим лет.

На экзамене проверялось знание разных периодов западной классической музыки. Мы должны были определить каждый музыкальный отрывок: назвать исторический период, композитора, жанр и исторический контекст. Монтеверди, Скарлатти, Бах, Гендель, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Брамс, Штраус – это был экзамен, который я готовилась сдавать четыре года… Штокхаузен. Штокхаузен? Кто такой, черт побери, Штокхаузен? Эту часть страницы я оставила незаполненной.

К счастью, существование Штокхаузена и его вклад в современную классическую музыку не оказали того катастрофического воздействия на результат моего экзамена, которого я опасалась. В тот же вечер на двери аудитории 206 повесили список, в котором оказалось мое имя и имена еще двух первокурсников-пианистов, венгра и русского.

Что было дальше?

– Ни один из студентов Оберлина не дотягивает до обязательных критериев литературного конкурса, – внушал мне мой добрый друг Джон Фитц, редактор Oberlin Review. – Нечего и пытаться. В смысле, у тебя хорошие материалы и все такое, но не трать зря время.

– Ладно, э-э, спасибо, – пробормотала я, закатывая глаза и отходя от него с листом в руках, на котором была написана тема конкурсной работы.

Вы уже догадываетесь, что было дальше…

 

Мирна Валерио

 

 

Любовь без границ

 

Это и есть храбрость… решительно принимать все, что пошлют тебе небеса.

Еврипид

 

Обожаю смотреть, как мой сын Эндрю играет в парке у нашего дома в Балтиморе. Эндрю не такой быстрый и общительный, как его ровесники, но он такой же милый и прекрасный, как они. И я знаю, что он может подарить этому миру не меньше их.

Но когда-то я сомневалась, что вообще готова быть матерью – не то что матерью Эндрю. Когда я забеременела, мне было семнадцать лет. Мы с Джимом, моей школьной любовью, поженились сразу после выпускного. И мы оба хотели детей, но не так скоро. Однако мы полюбили этого ребенка с того момента, как я узнала, что беременна.

 

Я знаю, что любовь и храбрость помогают осуществить практически все на свете.

 

Мой живот рос, мы представляли, как будем болеть за нашего ребенка во время бейсбольных матчей и как он подбросит в воздух академическую шапочку на своем выпускном. Как и большинство родителей, мы мечтали, что наш сын будет самым умным, самым сильным, самым красивым парнем во всей округе.

На восьмом месяце у меня началось кровотечение, и Джим примчал меня в больницу.

Врачи остановили преждевременные роды, но ультразвук показал, что мой ребенок слишком мал.

– Возможно, это синдром Дауна, – мягко сказали мне.

Мы с Джимом плакали и молились:

– Господи, сделай нашего ребенка нормальным.

Анализы показали, что у нашего ребенка не только синдром Дауна, но и кишечная непроходимость, поэтому ему понадобится срочная операция. Даже если он переживет непростые роды, он может умереть на операционном столе.

Я лежала на больничной койке, обнимая свой живот. Врачи так описали синдром Дауна, будто этот ребенок никогда не будет играть в бейсбол, не пойдет в обычную школу, не заведет свою собственную семью. Он всегда будет непохожим на других, медленным, неспособным на все, о чем мы для него мечтали.

Быть матерью – уже большое испытание. Для меня это была самая важная работа в мире, и я отчаянно хотела сделать все правильно. Еще не зная, что у моего ребенка проблемы, я боялась, что не смогу быть достаточно любящей, понимающей и требовательной.

Теперь моя тревога превратилась в панику. «Я не знаю, справлюсь ли!» – мучилась я. Но потом доктор спросил:

– Дженнифер, хочешь, чтобы мы сделали все возможное, чтобы спасти твоего ребенка?

Мгновение я смотрела на него не отрываясь. «Сделали все?..» – звучали его слова в моей голове. «О чем это он?» – думала я. И вдруг во мне разгорелась такая яростная любовь, какой я раньше никогда не чувствовала.

Конечно, я хочу, чтобы для моего ребенка сделали все возможное!

Я подумала так, и меня огромной волной захлестнуло желание защитить его. Это же мой ребенок – как я могла хотеть чего-то еще?

– Я оставлю ребенка, – со слезами на глазах сказала я доктору. – И буду любить его, несмотря ни на что.

В ту ночь врачи вызвали у меня роды. Когда малыша Эндрю положили мне на руки, я осыпала его поцелуями. Он выглядел как ангелочек, и мое сердце сжалось, когда доктора унесли его на операцию. «Держись, малыш, –  думала я, мама тебя любит».

Операция Эндрю прошла успешно, и когда мы привезли его домой, меня переполняла радость. Но меня раздражали жалостливые взгляды моих друзей и коллег, которые они бросали на маленького Эндрю.

«В этом нет ничего ужасного!» – думала я. Но мне тоже было жалко Эндрю.

– Ему столько не осилить, – плакала я. – Это просто несправедливо.

Отчаянно нуждаясь в помощи, я связалась с группой поддержки людей с синдромом Дауна, о которой узнала в больнице. Слушая, как другие родители говорят о своих надеждах, я поняла, что не одинока. И поняла, что Эндрю, вероятно, сможет работать, иметь друзей и жить самостоятельно. И самое главное – он будет счастлив. О чем еще может просить мать?

 

Быть матерью – уже большое испытание. Для меня это была самая важная работа в мире, и я отчаянно хотела сделать все правильно.

 

Когда Эндрю сделал первые шаги и сказал свое первое слово «пап», я не переживала о том, как сильно он отстает от других. Вместо этого я ликовала и делала все, чтобы он смог добиться еще большего.

Я записала его на курсы развития речи и физиотерапию, а дома мы делали специальные упражнения для развития моторики. Когда у него получалось самостоятельно поесть или кинуть мяч, мы оба хлопали в ладоши и смеялись.

Эндрю сейчас пять лет, и он не перестает меня удивлять. Он ходит в школу и дружит с ребятами, и я не переживаю, что его будут дразнить. Он – всеобщий любимец.

Иногда мое сердце все равно разрывается от боли, когда я думаю о том, чего он никогда не сможет сделать. Но потом я вспоминаю о тех прекрасных вещах, которые он уже сделал, и обо всем, что он сделает, когда придет время. И я знаю, что любовь и храбрость помогают осуществить практически все на свете.

 

Дженнифер Хилл. Рассказано Чету Дембеку Отрывок из Woman’s World Magazine

 

 

Серьезная работа

 

Обретите контроль над своим временем – и обретете контроль над своей жизнью.

Джон Лэндис Мейсон

 

Я сижу на втором этаже, в своем кабинете, который устроила в свободной спальне, и играю на компьютере в солитер.

– Что ты там делаешь? – окликает с порога мой муж.

– Работаю, – говорю я.

– Да быть того не может! – не верит он.

– Правда-правда, – уверяю я.

Он качает головой и уходит.

Его растерянность мне понятна. Когда сидишь за компьютерными играми, вряд ли кто-то сочтет это работой, достойной уважения. Иногда муж видит меня в положении полулежа, с ногами, закинутыми на стол, рассеянно созерцающую птичек, чирикающих в кроне цветущей сливы за окном. Это тоже не слишком похоже на работу.

Но работа бывает разной. Я – писатель. Когда я пишу научную статью, я вся из себя такая деловая: проверяю факты, беру интервью, редактирую. Могу часами сидеть за компьютером, переписывая свой труд, пока не сделаю все именно так, как надо. Когда я пишу беллетристику, у меня больше свободы действий. Я стараюсь расслышать голоса своих персонажей, которые не всегда желают разговаривать. Тогда я берусь за что-то другое – перекусываю, вожусь с садом, иду гулять, пеку пирог. Наконец мои герои сменяют гнев на милость, и я радостно возвращаюсь к работе.

Если муж застает меня в тот момент, когда у меня трудности с одной из моих историй, в его душу закрадываются сомнения. Да я и сама думаю: может быть, он и прав, может быть, я сама себя обманываю насчет своей работы. Как-то раз, когда я вела авторскую программу в начальной школе, мальчик-третьеклассник спросил меня: «А вы знаменитая?» Пришлось сказать ему: нет, не знаменитая, несмотря на все мои успехи. Это было нелегко признать, хотя известность никогда не была моей целью. И все же, вспоминая тот случай, я чувствую дискомфорт и неуверенность.

Прихлебываю из чашки зеленый чай и размышляю над представлением о серьезной работе. Думаю о семнадцати детских книгах, которые уже опубликовала. Некоторые из них давались мне легко, позволяя писать с огромной энергией, так что было очевидно, что я тружусь, не жалея сил. Другим требовалось толика размышлений, чуть больше грез наяву, слушания музыки, взглядов в окно.

 

Я только что создала целый мир. Если это не серьезная работа, то что тогда?

 

Я думаю о сотнях статей, которые написала для газет и журналов за эти годы, о стихах, напечатанных в литературных сборниках. Теперь я еще веду еженедельный блог о природе. Наверняка ведь это что-то значит!

Я уношу кружку с собой в кабинет и откидываюсь на спинку кресла. Экран компьютера меня дразнит. Я отворачиваюсь, чтобы посмотреть на металлическую блестящую фигурку геккона, ползущего по стене над книжной полкой… и тут что-то щелкает и встает на место. И вдруг я понимаю, как поправить тот рассказ, который пишу. Я бешено работаю пальцами, набирая текст, потом слышу голос мужа из кухни:

– А что у нас на ужин?

– Все, что ты приготовишь! – кричу я в ответ.

У меня нет времени колдовать с макаронами – только не сейчас! Слова текут ручьем, персонажи взаимодействуют, сюжет строится. Я только что создала целый мир. Можно ли представить себе более серьезную работу?

 

Ферида Вульф

 

 

Свой собственный голос

 

Искать самого себя – не стыдно. Ищите того человека, которым вы хотите стать.

Роберт Бролт

 

Когда мы приземлились в нью-йоркском аэропорту, мне было восемь лет. Я сразу поняла, что «Боинг-747» авиакомпании «Эйр Индия» перенес меня из Калькутты с ее ужасными и депрессивными школами в рай под названием Соединенные Штаты Америки.

Учеба в школе давалась мне легко, и у меня было много времени для хобби. Одним из увлечений было искусство. Каждую неделю я посещала музеи и выставки.

Когда мне исполнилось двенадцать, у моего отца случился первый инфаркт и мое детство закончилось. Мама очень боялась стать вдовой. Она все еще считала в рупиях, а не в долларах, говорила по-английски с ужасным акцентом и не представляла, как сможет одна растить двоих детей в чужой стране и выплачивать ипотеку. От нас с братом ждали большей помощи по дому, только отличных оценок и поступления в лучшие вузы страны, что обеспечило бы нам хороший уровень жизни и уважение окружающих.

Вопреки моим желаниям родители запретили мне выбирать гуманитарные науки для изучения. В свое время отец отказался от мечтаний стать писателем, актером или музыкантом, поскольку посчитал, что семью можно прокормить надежной технической специальностью. В итоге он оказался прав: благодаря его инженерному образованию мы смогли перебраться в Америку, когда та активно выдавала визы иностранным инженерам и докторам для жизни и работы.

Поэтому родители были очень рады, когда в итоге я получила докторскую степень по биохимии в Стэнфорде, а брат защитил кандидатскую по математике. Я стала довольно успешным ученым – получала исследовательские гранты, награды и часто публиковалась. Но счастья не было.

В свои 29 лет я не была замужем и не стремилась к этому. Отвергнув шестую по счету кандидатуру моей семьи, я выслушала от отца, что я – безответственная дочь, ведущая распутный образ жизни. После этого я целый месяц не разговаривала с ним. Однако седьмое предложение я приняла. Мой муж понятия не имел, что я согласилась выйти за него только из-за сильнейшего давления со стороны семьи. Несмотря на то что он не вызывал у меня никаких чувств, именно ему предстояло на 180 градусов изменить мою жизнь.

Однажды он принес домой брошюру о биологически активных добавках (БАД) и спросил, не хочу ли я их попробовать (последнее время я и впрямь была не совсем здорова). Я посмеялась над ним, напомнив, что мое образование мешает мне быть столь же доверчивой к подобным продуктам. Муж оставил брошюру на кухне и просил не выбрасывать. Следующим утром, в ожидании, пока сварится яйцо, я все же полистала ее и, к своему удивлению, сочла технологию, по которой были изготовлены эти добавки, весьма интересной. Втайне от мужа (мне просто было неловко) я заказала БАД и начала их принимать.

И снова меня ждало приятное удивление. Через неделю я почувствовала себя значительно лучше. Мне тут же захотелось поделиться своим открытием с друзьями и коллегами, и одним из первых стал приятель Даг Барлоу. Инженер по профессии, он уже давно поговаривал о том, чтобы бросить работу и открыть свое дело. Выслушав меня, Даг через пару дней позвонил и сказал, что считает это направление деятельности перспективным и готов вложиться финансово, если мы будем работать вместе. Так началось наше профессиональное сотрудничество.

Несколько следующих лет стали временем больших перемен и испытаний. Прежде всего мне пришлось бросить научную деятельность и посвятить все свое время бизнесу, сфере, в которой я пока мало разбиралась. С рвением я снова пошла учиться, а в моей сумке всегда лежала какая-нибудь книга: по маркетингу, продажам, управлению качеством… Мне открылось столько нового, по сути, я увидела мир заново. А люди, которых я встретила на своем пути, показали мне, что только я сама решаю, как хочу жить. Никогда еще я не просыпалась утром с таким огромным желанием скорее приступить ко множеству дел.

 

В этом одиночестве помимо грусти была и огромная сила. Сила делать свой собственный выбор.

 

Во-вторых, мне, конечно же, пришлось разорвать некоторые прежние связи и дистанцироваться от самых близких мне людей, потому что они не понимали и не поддерживали меня. Многие считали, что своим поступком я испортила репутацию и по собственному желанию положила конец блестящей карьере. А когда я развелась с мужем, родители в течение нескольких лет вообще не разговаривали со мной. Мне было горько осознавать, что причина этого – мое естественное желание следовать за своим сердцем.

А еще я впервые в жизни почувствовала себя одинокой. И в этом одиночестве помимо грусти была и огромная сила. Сила делать свой собственный выбор. Вспоминая детство и юность, я не обижалась на родителей за то, что они много лет своими голосами заглушали мой собственный. Я испытывала благодарность и сострадание, понимая, что за их позицией стоял страх, собственный трудный опыт и желание уберечь меня от ошибок.

Нам с Дагом удалось вывести продажи БАД на принципиально новый уровень. Продав своей бизнес, мы обеспечили себе безбедное существование. Сейчас мы в поисках новой бизнес-идеи.

И кстати, мы поженились! И у нас родились две прекрасные дочки. Я считаю, любовь моих детей – лучшее доказательство того, что я все сделала правильно.

 

Митра Рэй

 

Глава 4

Путь к себе настоящей