Религиозные предпосылки новоевропейского понимания природы. Научные программы Галилея и Кеплера, Бэкона и Декарта.

В период формирования новой науки о природе - экспериментально-математического естествознания - происходит пересмотр важнейших оснований античной и средневековой физики и даже математики, переосмысляется понятие природы, сложившееся в античности и сохранившееся в средние века. Примерно с сер. 16 и до кон. 17 в. меняются и картина мира, которая просуществовала с незначительными изменениями почти 2000 лет, и принципы познания этого мира. Хотя ряд предпосылок к изменению был подготовлен уже в позднем средневековье, но 17 век справедливо характ-ся как век научной революции. Укажем наиболее важные из принципов, изменение которых привело в конце концов к пересмотру оснований науки о природе. Начиная со второй половины XVI в. снимаются жесткие разделения между естественным и искусственным, с одной стороны, небесным и земным мирами - с другой; снимается непереходимый водораздел между математикой и физикой. В конце концов, отменяется и теория четырех причин: в науке признаются только механические, а не телеологические и формальные причины. В античной философии и науке природа - фюсис - мыслилась через противопоставление ее не-природному, искусственному, тому, что носило название " техне " и было продуктом человеческих рук. В соответствии с таким пониманием природы древнегреческая мысль строго различала науку, с одной стороны, и механические искусства - с другой. Физика, согласно древним, рассматривает природу вещей, их сущность, свойства, движения, как они существуют сами по себе. Механика же - это искусство, позволяющее создавать инструменты для осуществления таких действий, которые не могут быть произведены самой природой. Механика для древних - это вовсе не часть физики, а искусство построения машин; она представляет собой не познание того, что есть в природе, а изготовление того, чего в природе нет. Само слово "механэ" означает "орудие", "ухищрение", "уловку", т. е.- средство перехитрить природу. Если физика призвана отвечать на вопрос "почему", "по какой причине" происходит то или иное явление природы, то механика - на вопрос "как" - как создать то или иное приспособление ради достижения определенных практических целей. При таком подходе в античной философии и науке всегда различались теоретическая и практически-прикладная сферы. Совсем иную трактовку природы мы обнаруживаем в конце XVI - XVII в. Здесь снимается противопоставление естественного и искусственного (технического) и, более того, механика оказывается ядром физики как науки о природе, задающим парадигму исследования всех природных явлений. Это, разумеется, не значит, что творцы нового математически-экспериментального естествознания не замечали различия между природными явлениями и продуктами человеческой деятельности: парадокс в том, что вопреки очевидному различию между самосущим и сконструированным они настаивали на возможности их принципиального отождествления в целях познания природы. Удивительно, что несмотря на мировоззренческий (религиозный) контекст, в котором происходит формирование новоевропейского естествознания, переосмысление понятий "естественное" и "искусственное" не произошло раньше и их разделение (с античности) просуществовало до 16 в. Поскольку по христианскому учению природа есть творение Бога, то "начало ее движения и покоя" - не в ней самой, а в Творце. Поэтому для схоластики естественное - то, что создано бесконечным Творцом, а искусственное - то, что создано человеком, творцом конечным. Характерно, что схоластическая физика, начиная с 13 в. и особенно в 14 в. ищет действующие причины там, где Аристотель указывал на причины целевые. При таком подходе возникает затруднение при объяснении явлений органической природы (является ли выведение птенцов "причиной" витья гнезд птицами?). Уже в позднем средневековье природа мыслится как machina mundi - машина мира, что непосредственно связано с догматом о творении мира Богом. Работы Буридана оказали существенное влияние на молодого Галилея. В то время как Галилей узнавал о чрезвычайно важной новой физике из вторичных источников, Декарт почти наверняка копался в книгах, напечатанных в нач. 16 века, когда издатели все еще усматривали возможность извлечь прибыль из публикации конспектов средневековых лекций, составленных по меньшей мере столетием ранее. В сочинении "О четырех сторонах божественного творения" Бэда Достопочтенный (647 - 735) выделяет четыре значения понятия "божественное творение". 1-е - идея творения, вечная, как и сам Творец и всегда пребывающая в уме (замысле) Бога. 2-е - сотворение материи мира (творение из ничего). 3-е - формирование первоначально бесформенной материи, создание из нее всего многообразия существующего мира. 4-е - непрерывно сохранение тварного, благодаря животворящей силе Бога. Т.о. для средневекового понимания природы: чудо создания мира - это не что-то однажды бывшее, оно постоянно происходит на наших глазах. В эпоху Реформации догмат творения, убеждение в несоизмеримости Бога и мира получает новую жизнь. И не удивительно, что идея творения оказывается у Декарта ключом к пониманию природы. По Декарту, Бог есть первопричина движения, составляющего важнейшее определение природы. В 4-й значении идеи творения Бэды Д., Декарт видит источник закона сохранения материи; из того, что Бог действует "с величайшим постоянством и неизменностью", философ выводит и фундаментальный закон природы - закон инерции. Не только физические, но и математические законы, по Декарту, установлены Богом. В своей критике неоплатонической идеи эманации Декарт обнаруживает приверженность не только к идее творения, но и к тому направлению богословской мысли, которое носит название номинализма и настаивает на приоритете божественной воли и всемогущества перед всеми остальными определениями божественного бытия. Номиналисты Дунс Скот, Бонавентура в XIII в., Оккам, Петр Ломбардский в XIV в. - были убеждены в том, что не разум, а воля есть высшая способность как Бога, так и человека, и ею как высшей инстанцией определяется все остальное. Именно в номинализме вместе с приоритетом воли особо важная роль принадлежит идее творения. И эта идея позволяет снять ту непереходимую грань между природным, с одной стороны, и искусственным - с другой, между физикой как наукой о природе и механикой как искусством, создающим то, чего недостает в природе, грань, столь характерную для античного мышления. Снятие этой границы - одна из главных предпосылок естествознания нового времени, предпосылок классической механики. Но этого одного было мало для возникновения экспериментально-математического естествознания. в эпоху эллинизма, и в средние века сознание собственной греховности было у христиан очень острым, а потому на первом плане была задача спасения души, а не покорения природы. Острота переживания первородного греха, видимо, помогала сохранять то чувство огромной дистанции между небесным и земным, которое на протяжении всего средневековья оставляло незыблемой античную картину мира, с разделением его на небесный и земной, каждый из которых подчинен особым законам, картину мира, служившую предпосылкой античной и средневековой физики. А между тем в христианстве, помимо идеи творения, существовал еще более сильный догмат, ослаблявший античное противопоставление небесного и земного миров - догмат о Боговоплощении. Иисус Христос, Сын Божий, есть в то же время сын человеческий, - тем самым Небо как бы спущено на землю, или, что то же самое, земля поднята на Небо. Не случайно именно догмат о богочеловеческой природе Христа встретил наибольшее сопротивление со стороны не только иудаизма, но и язычества: он и в самом деле разрушал самые основы античного представления о Боге, мире и человеке. Перенесение земли на аристотелево-математизируемое - Небо - таков реальный смысл коперниканской революции XVI в. А поскольку, согласно представлениям античной науки, математические законы, т.е. постоянные и точные соотношения, имеют место лишь там, где нет материи, изменчивой и текучей, или по крайней мере где она предстает уже почти в идеальном виде, как "пятый элемент" - эфир, постольку снятие принципиальной границы между небесным и земным и,- стало быть, астрономией и физикой,- есть необходимая предпосылка экспериментально-математического естествознания. Коперник начал то, что затем продолжили Кеплер, Галилей, Декарт, Ньютон и другие, устраняя остатки античного конечного космоса с его системой абсолютных мест, различением надлунного и подлунного миров, естественного и насильственного Движений, снимая онтологический барьер между естественным и искусственном, наукой и техникой и, соответственно, физикой и механикой, а также между математикой как наукой об идеализированном (сконструированном) объекте и естествознанием как наукой о реальной природе. Разрушение античного и средневекового космоса, происходящее в философии и естествознании 17 в. сопровождавшееся стоической натурфилософией, неоплатонизмом и герметизмом, получало религиозный импульс от протестантов-реформаторов, выступивших с резкой критикой средневекового принципа иерархии. Кальвинисты подчеркивали, что Бог непосредственно обращается к человеку и столь же непосредственно правит вселенной, не нуждаясь в целом сонме небесных чинов - ангелов и архангелов, проводников божественной воли в земном мире. Для большинства ученых XVII в. - к ним, несомненно, принадлежит и Ньютон - этот религиозный импульс был достаточно сильным и придавал особенно глубокий смысл их научной деятельности. Тот темперамент, та поистине страстная энергия, с которой Галилей, Бэкон, Гоббс, Декарт, Ньютон, Гюйгенс и другие ученые выступали против перипатетической физики с ее иерархическим космосом, так хорошо согласовавшимся со средневековой картиной божественной иерархии мира, земным аналогом которой была иерархия церковная, - эта энергия во многом питалась движением Реформации. Акцент на божественной воле, а не на божественном разуме определил характерный для протестантизма подход к изучению природы. Знание реальных явлений и процессов невозможно вывести из идей божественного ума, сообразно которым сотворены эти вещи; в этом вопросе последователи Лютера и Кальвина сходятся с номиналистами XIII-XIV вв. Протестантски ориентированные ученые и в самом деле апеллируют к опыту, как Фр. Бэкон, или к рационализированному с помощью математики эмпиризму, к эксперименту, как его понимают Гюйгенс, Гук, Ньютон. Это эксперимент реальный, а не просто мысленный, к какому главным образом прибегали и Галилей, и Декарт. Связь между Реформацией и наукой особенно очевидна у английских философов и ученых, например, у Френсиса Бэкона, определившего дух и настроение Королевского общ-ва, к которому принадлежал и Ньютон: необходимость ориентации на эксперимент и нетерпимость к отвлеченным спекуляциям и априорным построениям объединяла всех членов этого научного сообщества. Главный упрек Ньютона в адрес картезианцев (Декарт) сводится, как видим, к тому, что они, не обращаясь в должной мере к опыту, конструируют "гипотезы", "обманчивые предположения" для объяснения природных явлений.