Сморф хен был изрядно пьян. Он взял Нэлли за руки и поднял с пола, затем подвёл её к окну, где Всё ещё висела сью.

- Поцелуй её.

В глазах женщины мелькнул ужас. Она отрицательно мотнула головой и упёрлась взглядом в пыльные половицы.

- Я тебя очень прошу, милая.

Убийца

- Лемьен...

В тихой ночной больнице даже этот шёпот казался раскатами грома. Свет был выключен, точнее - отрезан. Под моей подушкой лежал карманный фонарик. Я кутался в одеяло, из-за разбитых окон по всей палате невыносимо сквозило, пробирало до костей. Все больные притихли, создавая иллюзию пустого помещения. Все боялись возвращения Джентри в город. Я услышал шаги по осколкам стекла и сел на кушетку возле двери. Петли противненько заскрипели, и в щель в двери просунулось бледное лицо.

- Мэтт, почему не спишь? Тебе надо спать..

- Не спится.

Молодой врач сел рядом со мной и предложил сигарету. Я с удовольствием закурил. Некоторое время я молчал. Я заметил в стеклянном шкафу отражение оранжевого кружочка сигареты, еле различимое отражение меня самого. Мертвец. Призрак. Не иначе. Белая проволочная кукла. Ковыль.

- Я могу сделать тебе укол реланиума, если хочешь, - Даже в ситуации малого апокалипсиса Лемьен думал только о здоровье пациентов, - он поможет тебе не нервничать. Мне сейчас приходится его очень многим колоть, благо в лаборатории осталось ещё много...

- Лем, ты не понимаешь, о чём я.

Он просто замолчал, странно улыбаясь. Рукав его халата чуть задрался и я заметил, что запястье перебинтовано. Лем сидел без очков, под глазом был небольшой шрам, из кармана торчала оправа без стёкол. Человек призвания… Скорее всего он защищал больницу от пришельцев, пока не понял, что это невозможно. Растерянным взглядом он окинул меня с ног до головы и потрепал по волосам.

- Я хоть чем-то могу тебе помочь?

Он пытался понять, почему я позвал его поздно ночью, а я и сам не мог этого объяснить. Просто мне почему-то было страшно. А ещё на соседней койке лежал мертвец. Лем и предполагать пока не мог, что самый сложный его пациент холоднее осколков стекла на полу. Не знал он и того, что я подменил ампулу элзепама на ампулу тарэна, и того, что во рту неподвижной мумии комом запиханы грязные бинты, и того, что в капельнице, по трубочке уходящей в вену течёт высокопроцентная перекись водорода, сворачивающая кровь внутри вен. Пять минут назад по загипсованному телу прошли предсмертные судороги, и теперь казалось, что Рик просто мирно спит, набирает сил для выздоровления.

- Ты можешь просто посидеть со мной поговорить, - я говорил шёпотом, чуть тянувшись к его уху, - мне страшно здесь. Я даже не знаю, что происходит за стенами больницы.

- Джентри покинули город на закате. Жертв не много. Два или три человека пропали без вести. Последний раз их видели с джентри в одном потоке, они отправились на север.

- Ясно... Зданий, наверное, много пожгли.

- Я бы не сказал, что после них остались серьёзные повреждения.

Я покопался в кармане и достал несколько сложенных в четыре раза бумажек.

- Лем, - я протянул ему письма, - это мои слова, те, которые я хочу сказать своим самым близким людям. Если я умру сегодня ночью...

- Ты не умрёшь.

Лем не дал мне договорить. Его тёплые руки прижали меня к хрупкому на первый взгляд плечу. Скальпель торчал из верхнего кармашка халата. Там, где у предпринимателей находится шариковая ручка.

- С чего ты вообще взял, что ты в опасности? Кто вообще позволит тебе умереть?

Я не ожидал такой реакции, потому растерялся. Скальпель находился прямо перед моим лицом и незаметным движением я переложил его себе за пазуху. У меня было чёткое ощущение того, что сегодня он будет мне необходим. Его правая рука закопалась в моих спутавшихся волосах. Сам он уткнулся носом мне в плечо.

- Доктор Штальман? - выскочила из-за двери медсестра, совсем маленькая девочка, хотя, вероятнее всего ей было около шестнадцати лет, - Я вам не помешала?

Она рассматривала нас настолько едким взглядом, что мне хотелось прогнать её, но Лем просто встал с кушетки, достал со шкафа аптечку и снарядил медсестричку огромным клубком пластиковых трубочек.

- Спасибо, сэр, - сказала она, стоя на вытяжку, прислонив два пальца к виску.

- Вероника, в палате двадцать пять, крыло неврологии, дед скончался. Скажи санитарам, пусть до крематория донесут...

Сказал доктор Штальман своей подопечной уже в след, а потом кинул мне, как бы оправдываясь:

- Родственников у него всё равно нет.

Вероника умчалась очень быстро. Персонал больницы никогда не задавал друг другу лишних вопросов, будто все и так давно уже знали, что им скажут и как на это реагировать. Рыжие прямые волосы Вероники были единственным ярким пятном в комнате, и когда она ушла, мне показалось, что я просто потерял способность различать цвета, как недавно во сне.

- Давай уйдём отсюда, - сказал Лемьен, - мы можем его разбудить...

Жестом он показал на койку, где, скорее всего, начинал коченеть и покрываться трупными пятнами Рик.

- Мы не разбудим его...

Я не знал, как напрямую сказать о том, что я сделал. Я уже видел Лемьена Штальмана над умирающим пациентом. Обычно жёсткий и смелый взгляд превращался в дрожащую трясину ужаса и отчаяния. Вечером в нашу палату положили женщину, которая пыталась остановить шествие джентри к главной площади, расставив флаги и растянувшись у них на дороге. Она не учла, что движение безумных людей невозможно остановить без танков и автоматов, или без чумы и ураганов. Даже пожары никогда не останавливали их. Её привезли за пятнадцать минут до её смерти. Колото-режущие ранения покрыли тело так, что непонятно было, где лицо, а где затылок, где грудь, а где спина. Лем боролся за её жизнь до конца, а после поражения просто улыбнулся, кивнул мне и вышел. Я пошёл за ним незамеченным, до самой двери клозета. В темноте, в одной футболке и трусах я сидел на кафельном полу, прислонившись ухом к крашеному дереву, и слушал как Лем сначала блевал, потом сидел и плакал, я слышал, как шумит вода, слышал его сбивчивое дыхание и мне до противного хотелось зайти, обнять его и успокоить, сказать, что всё в порядке, что в этом нет ни малейшей доли его вины. Сейчас от него уже пахло алкоголем и чем-то ещё. Я сразу понял, что не марихуаной, но запах был свежий и травянистый.

- Это мой враг, Лем.

Мне пришлось рассказать всё про Рика. Точнее всё, что я знал на тот момент. Я рассказал про папу, рассказал, как он поступил с моей мамой, как хотел увезти меня навсегда, как выгнал Рэтли, когда я решил забрать её себе, сколько пациентов искалечил этот человек. Говорил я и о том, что лежать сейчас на больничной койке с обглоданным лицом это явный кармический закон, но никак не мог подвести разговор к тому, что я убил его, что-то не разрешало этого сделать. Возможно сосредоточенный зелёный взгляд. В нём отчётливо читалось желание не знать, желание подняться и уйти, заткнуть уши.

- Вот почему мне здесь одному страшно.

Я так соврал, зная, что завтра утром доктор Лемьен Штальман подойдёт к койке и увидит труп. Рик шёл на поправку, потому его отвезут в морг. То, что это внутривенное отравление поймут все сразу - перекись разъела ранку от иглы, вены и артерии вспухли.

- Не бойся, - Растерянный, запутанный молодой человек смотрел в пол, на кеды, торчащие из под халата, - Я могу просидеть с тобой всю ночь. В больнице сейчас тихо, если что-то случится, меня позовут.

- Лем...

Я не знал о чём говорить. Я тоже опустил взгляд. Иногда молчание - лучший разговор. Лем задрал штанину и достал небольшую флягу, привязанную к голени какими-то испорченными браслетами. Сделав несколько маленьких глотков, он протянул её мне. Это был ледяной креплёный портвейн, тот, что продают те же старушки, что и траву. Мы пили "через тягу". Это когда ты делаешь вдох дыма, потом пьёшь, а потом выдыхаешь. Обычно мне от алкоголя сильно хотелось спать, но сейчас сон не приходил вообще. Я иногда поднимал голову, чтобы рассмотреть немого собеседника. Чёрные кудри спадали до худых костлявых плеч, в темноте кожа казалась восковой. Не такой сине - мёртвой, как у меня в отражении, а тёплого, слоновой кости оттенка. Руки опять теребили подол халата, перебирали ампулы.

- Лем, неужели ты на самом деле настолько любишь людей?

Он не отвечал.

- Лем, правда, ведь многие из них безобразны, они не заслуживают жизни...