Она ответила резко. Это означало, что сейчас она начнёт плакать. Я снял с подоконника куртку и пошёл на улицу. Сильный ветер поднимал песчаную пыль. Начиналась августовская гроза.

- Твой грёбаный отец пил его перед смертью, - слова ударили мне в спину, - Каждое грёбаное утро эта сволочь пила этот твой кофе…

Я ускорил шаг.

Генри

В парке, на развесистом дереве, по которому лазили все местные дети, которые не боялись высоты, я встретил Генри. Он спрятался в огромном клубке дубовых листьев, и разглядеть его с земли было почти невозможно. Я наткнулся на него случайно, тихо кивнул и тоже забрался в уютную крону. Если Генри прятался, значит, у него были сигареты - он воровал их у отца. Спустя минуты две, из нашего "убежища" потянулись две тонких ниточки дыма.

- Я думал, что уже никогда тебя не увижу, - сказал он, положив мне на плечо свою вечно грязную голову, я отметил, что в его спутанных локонах застряли еловые иглы, это означало, что его снова выгнали из дома, - хотел уже узнать, куда теперь писать тебе. Я даже конвертов уже купил и решил не плакать уже.

- Я решил остаться с мамой, - сказал я твёрдо, будто был уверен в правильности своего решения, - когда Рик собирал вещи, я успел вылезти из окна и спрятаться под мостом...

- Прямо под мостом?! - мой Генри, Генри Кафски резко выпрямил спину, его обычно меланхолично полуприкрытые глаза стали круглыми как вчерашняя луна, восторженная улыбка кардинально меняла черты его лица, - Под тем самым мостом, где утопилась Элен? Под мостом, где похоронил своего пса старик - колдун? В той самой яме, куда пять лет подряд Хани Рэйн выбрасывала своих мёртворожденных детей?!

Я не мог не расправить плечи и не улыбнуться ему в ответ.

- Есть ещё одна новость, - напустив в интонацию серьёзности, прошептал я Генри на ухо и закатал правую штанину. Две маленькие ранки находились чуть выше щиколотки - укус старой гадюки, - теперь я уверен, что змеиный яд не действует на меня. Эта сволочь укусила меня, когда я прятался. Я мог пойти домой, но тогда бы Рик увёз меня в Ингаллу. Я решил, что лучше умру чем... - я почувствовал колючий комочек в горле, - Чем никогда больше не увижу тебя.

Я испугался, что Кафски неправильно поймёт меня, точнее - слишком правильно, но он лишь улыбнулся, потрепал меня по голове и обнял. Я почувствовал его тёплые ладони и перестал мёрзнуть, но из-за пронизывающего ветра плечи всё ещё мелко дрожали.

- Подожди, - сказал вдруг Генри. В небе сверкнула молния, - ты совсем замёрз. Ты не пойми уже плохо, но герои тоже мёрзнут. А ты уже настоящий герой!

На Генриной шее в любую погоду был аляписто намотан старый полосатый шарф, он был настолько длинный, что иногда, чуть свалившись с плеча, волочился за Генри по земле. Когда он проходил мимо девочек - гордо задрав голову - они смеялись и дразнили его "хвостатым", но ему это даже нравилось, в ответ он говорил, что человек без хвоста "недоделанный", на что владелицы накрахмаленных юбок обижались и уходили, сморщивая свои правильные личики и высовывая розовые языки. Придурок - Генри тоже однажды высунул язык: жёлтый от постоянной простуды и курения. На данный момент сахарные дамочки больше с ним не общались, называя его между собой "бычком" и "бездомцем".

Кафски намотал один, более пыльный конец шарфа плотно себе на шею, а другой, пропитанный теплом его впалой груди дал мне. Потом он обнял меня, и мы просто сидели молча. Густые листья защищали нас от дождя, который всё-таки упал на жухлые газоны. Шарф немного покалывал шею. Я чувствовал горячее дыхание друга, у него снова была температура. Выкурив ещё одну сигарету, я невольно уснул, уткнувшись носом в его грязные, пропахшие сыростью и дымом волосы, а Генри просто стал мычать какую-то до боли знакомую мелодию.

Папа и падальщики

Когда я проснулся, Генри уже не было. Его половина шарфа комком лежала на толстой ветке. Палочкой на тыльной стороне резного листочка было нацарапано "извини, мне пора, встретимся на мосту, когда взойдёт луна". Я скатал цветную тёплую полосу и поднёс к лицу, глубоко вдохнув слегка затхлый аромат. На лице отчего-то появилась улыбка и никак не получалось убрать её. Воздух остро пронизывал ноздри азоном, солнце играло алмазами капель, попавших в паутину, бывшая серой трава стала ярче. Я потянулся и спрыгнул с ветки - надо было зайти домой, узнать, как себя чувствует мама.

Крепкая дубовая дверь, чья старинная красота была испорчена ругательствами, высеченными ножом на тёмном дереве, была крепко заперта. Стучать смысла не имело - дверь не запиралась изнутри. Забравшись в своё окно по дереву, я прошёлся по дому. Заветный ящик, в котором лежал кофе, был тоже заперт - не менее крепко.

Когда-то давно у меня был папа. Мы жили в нашем доме, и всё было хорошо. Таких людей, как мой папа не бывает больше. Каждое утро я слушал, как он топает по комнате от кровати к двери, спускается по лестнице, как вспыхивает газ на плите и папа ставит чайник с лёгким скрежетом обожжённого дна о чугунную сетку над горелками. Потом раздавался пронзительный свист - вода превратилась в кипяток, и с первого этажа пахло сигаретой и кофе, дешёвым, растворимым, идеальным...

Мэттью Рангски тогда было три года - маленький я, потягивался и улыбался, предвкушая лёгкую прохладу, кисельно тянущуюся из форточки на кухне, слабое жужжание тостера, тонкие ломтики хлеба, покрытые такими же тонкими слоями сливочного масла и гречишного, янтарного мёда. Я знал, что спущусь, и меня обнимет мама, возможно, испачкает мою ночную футболку замасленным фартуком, потом папа сядет за стол, расстелет салфетки и придумает новые строчки о том, как прекрасно утро, как неповторим будет новый день, какая красивая мама, какой молодец я, и все приступят к завтраку. У папы была "плохая привычка" шумно отхлёбывать кофе из чашки и делать утрированную гримасу счастья, будто это самое прекрасное, что может быть в жизни. Однажды он сказал своему сыну: "прекраснее первого глотка кофе только вкус губ твоей матери, Мэттью, береги её больше целого мира, больше всего человечества.". Я запомнил это. Я запомнил, что прекраснее запаха кофейных зёрен, чего я не смогу попробовать, как и тёплого чёрного напитка.

Всё время, что я проводил с отцом, я смело могу назвать счастливым детством. О таких моментах мечтает каждый мальчик, у которого нет отца: ходить вместе на рыбалку солнечными мягкими днями, отправляться на уикенд в поход по огромному дремучему лесу, кататься на мотоцикле, рассуждать о жизни. Зимой, в свете камина, разыгрывать сценки театром теней, он научил меня делать более пятидесяти фигурок и мы импровизировали до полуночи. Иногда он разрешал мне поздно ложиться спать. Он дал мне много знаний и толкал к философской мысли.

Однажды мы шли к лесу через небольшую поляну. Тогда тоже был август, только ясный и тёплый. Повсюду жужжали шмели, в густой траве стрелами проносились ящерицы. Я устал, и мы присели в траву рядом с островком высокого кустарника, в единственный островок тени и тишины. Папа достал термос с холодным молоком и ржаную булку с ветчиной и сыром. Мы с аппетитом съели свой ланч и стали просто любоваться природой.

"Смотри, Мэтт, видишь этот скелетик листа? Весь куст вместо зелёных листьев, необходимых для процесса фотосинтеза, в скелетиках. Это работа маленьких, зелёно-желтых жучков. В этом году их - полчища. Они выгладывают мякоть листка, оставляя жилкующую сетку. Лист от этого засыхает и немного сворачивается. На первый взгляд пример чистого паразитизма, не правда ли...". Я слушал очень внимательно, любуясь узорами, которые выгрызли жуки паразиты и понимал, что ни одному художнику в голову не пришло бы так преобразовать растение для создания прекрасного. На маленький кусочек ветчины, который я тогда уронил в траву, стали набегать муравьи. "Но в этой жизни есть ещё и побочные эффекты, как ухудшающие этот мир, так и улучшающие. Обрати внимание, какой прекрасный, совершенный, идеальный паразитизм. Как красиво они убили это растение. Гениальный паразитизм. Точно так же существуют люди. Они не приносят пользы этому миру, но то, как они испещряют язвами нашу планету - потрясающий процесс, достойный постоянного восхищения. Да, люди - паразиты, но они достойны любви. Люби людей, Мэтт, люби их."

Паразитизм - всё, что мы можем. Чтобы извлечь мелодию, нужно сделать музыкальный инструмент. К примеру - флейту. Для этого надо срезать ветку дерева. Паразитизм. Для того, чтобы записать свои мысли нужно как минимум, подобно тому, как сделал сегодня Генри, сорвать лист растения. Паразитизм. Любое проявление себя - паразитизм на всём остальном. "Святых нет" говорил папа, "есть только те, кто бездействует, но люди это дерьмовые". Так и сказал, несмотря на то, что мне было всего пять.

Спустя два года паразитов нашли в папе. Он умер от внезапного кровоизлияния в мозг. В морге, после вскрытия нам с мамой сказали, что всё внутри папиной черепной коробки было изъедено ленточными змейками, черви задели крупный сосуд, потому человека не смогли спасти. Я тогда вспомнил разговор о жуках - листоедах и людях. Разве может один паразит атаковать другого?

Меня не пустили осматривать труп. Когда мама вернулась из холодильника, в котором мирно спал человек, который сделал ей меня, в глазах её был ужас, а в руках маленький целлофановый пакетик с белым порошком. На высоком лбу проступил холодный пот. Врач придерживал её за плечо и тихо бормотал "Это поможет справиться вам с шоком, наблюдайтесь у меня раз в неделю. И помните - не больше трёх дорожек в день, вы же не хотите оставить сына одного...". Мама попыталась присесть, и чуть не упала, так её трясло. Врач подхватил её ниже талии и, прижавшись к ней, усадил на стул.

"Береги свою маму, Мэттью, кто теперь кроме тебя о ней позаботится," - сказал мужчина, - "я буду наблюдать её, а ты делай так, чтобы она не нервничала больше. Меня можешь просто называть - дядя Рик."