Внутренний мир человека в житейской психологии

 

Пронизанность обыденной жизни человека множеством психологических связей и отношений с другими людьми пред­ставляет собой основу для возникновения так называемой житейской психологии. Житейскую психологию называют так­же донаучной, подчеркивая тем самым, что она предшествует психологии как науке. Тем не менее обе они существуют одно­временно. Носителями житейской психологии являются кон­кретные люди; каждый из нас своего рода житейский психо­лог. Конечно же, все люди различаются в плане психологической зоркости и житейской мудрости. Одни весьма проницательны, способны по едва уловимым нюансам (выражению глаз, лица, позе) проникнуть в настроение, состояние, намерения человека. Другие не отличаются такими способностями, менее чувствительны к внутреннему состоянию собеседника; их психологический опыт не столь богат. Замечено, что нет жест­кой зависимости между психологической прозорливостью и возрастом человека: есть дети, хорошо ориентирующиеся в субъ­ективных свойствах сверстников, родителей, педагогов, и есть взрослые, плохо понимающие внутренние состояния других людей.

Основу житейской психологии составляют совместная дея­тельность, общение, реальные взаимоотношения людей. Источни­ком житейской психологии всегда являются те люди, с которыми мы непосредственно соприкасаемся. Необходимость согласовы­вать свои действия с действиями другого, понимать не только значение слои речи, но и контекст высказывания, «прочитывать» в поведении и внешнем облике другого его намерения и на­строения побуждает человека выделять и фиксировать много­гранные проявления внутренней жизни.

Первоначально знания житейской психологии существуют неотрывно от деятельности и поведения человека, конкретное психологическое знание как бы вплетено в живую ткань дейст­вия и поступка. В последующем и способы практического дейст­вия, и субъективные состояния получают свое отражение, начи­нают существовать в человеческой речи, фиксируются в языке. В языковых значениях происходит объективация внутреннего мира человека. В слове субъективные переживания как бы отделяются от их носителя и становятся доступными анализу и осмыслению. С данной особенностью житейской психологии мы сталкиваемся ежедневно. Наш язык содержит большое количество слов, обо­значающих психические факты и явления. Многие из этих слов составляют понятийный строй научной психологии. Конечно, содержание терминов житейской психологии и психологической науки существенно расходится. Но, тем не менее человек, начи­нающий осваивать науку психологию, имеет, как правило, свое сложившееся в жизненном опыте представление о психоло­гии, свой образ человека.

Содержание житейской психологии находит свое воплоще­ние в народных обрядах, традициях, поверьях, в устном народ­ном творчестве, в сказках, пословицах, поговорках, притчах, песнях и т.п.

 

Человек как душевная и духовная реальность

 

Специфической особенностью человека является наличие у него как бы двойной жизни: внешней, непосредственно наблю­даемой, и внутренней, скрытой от посторонних глаз. Во внут­ренней жизни человек мыслит, планирует, ведет внутренний диалог с самим собой. Внутренняя жизнь человека — это особый мир: мир мыслей, переживаний, отношений, желаний, стремле­ний и пр. Субъективный мир человека сложно организован, он безграничен в пространстве и включает в себя все измерения времени: прошлое, настоящее, будущее и даже — вечное. Только человек может заглядывать в завтрашний день, мечтать, жить бу­дущим, выстраивать перспективу своей жизни, сохранять в себе прошлое и соизмерять себя с вечностью. Именно эту особен­ность имел в виду Ф.Ницше, когда афористично говорил, что человек — это животное, способное обещать.

Человеческий субъективный мир — это мир сознания и са­мосознания. В сознании человек способен познавать сущность предметного мира, понимать его и одновременно знать о том, что он знает или не знает. Предметом сознания может стать сам человек, его собственное поведение и внутренние переживания. Сознание здесь принимает форму самосознания. Но предметом сознания может стать и само сознание, его схемы, механизмы, поня­тия и т.п. На этом уровне сознание при­нимает форм рефлексивного сознания. Но во всех этих случаях есть общая принципиальная черта — в сознании человек как бы выходит за пределы самого себя, занима­ет позицию над ситуацией. Очень точно об этом сказал М.Ше­лер: «Только человек — поскольку он личность — может возвы­ситься над собой как живым существом и, исходя из одного цен­тра как бы по ту сторону пространственно-временного мира, сде­лать предметом своего познания все, в том числе и себя самого».

В своем сознании человек открывает смысл своих действий, поступков, поведения, своей жизни. Человеческая жизнь, по оп­ределению, осмысленна. Человек не может жить вне смысла. Без субъективного смысла жизнь человека теряет свою ценность. Из­вестный австрийский врач и психолог В.Франкл в книге «Чело­век в поисках смысла» убедительно показал, какое важное место в жизни человека занимает проблема смысла жизни и его поис­ка. Он обосновал особое направление в психокоррекции — логотерапию, т.е. помощь человеку в обретении смысла жизни.

Со смысловой сферой личности связана совесть человека. Совесть — это внутренний судья человека, указывающий на под­линный мотив того или иного поступка человека, его смысл. И если поступок, совершенный человеком, расходится с его нрав­ственными принципами, с его представлением о должном, чело­век испытывает муки совести. Смысл жизни, высшие ценности, нравственные чувства и переживания, совесть есть проявления духовности человека. Духовность есть самая глубинная суть че­ловека как родового существа.

Представленный нами образ человека далеко не полон. Но и в своем неполном образе он предстает перед нами разноликим: как существо природное, телесное, как социальный индивид, как участник культурной жизни общества, как субъект творче­ской и сознательной деятельности.

Реально же мы всегда имеем дело с конкретным живым человеком и на житейском уровне соединяем его различные проявления в целостное представление, строим свое мнение о нем.

Истоки проблемы целостного и частичного описания психологии человека лежат в практике работы с человеком. В реально­сти межличностных отношений человек предстает как целое, как уникальный живой субъект, во всем многообразии своих индивидуально-неповторимых проявлений и свойств. Целостность чело­веческой практики предполагает целостность познания человека.

Для психологического понимания человека указанное об­стоятельство имеет особый смысл. Субъективную реальность че­ловека совсем не случайно обозначают как его внутренний мир. Это действительно сложно организованный, согласованный внутри себя, развивающийся цельный мир. И если, к примеру, педагог строит свои действия и отношения с конкретным учени­ком на основе выделения лишь отдельных сторон его субъектив- ности, то тем самым он вступает с ним в обезличенно-формаль­ные, утилитарно-прагматические отношения. Продуктивная дея­тельность педагога нуждается в опоре на целостное представление о психологии человека.

Как возможна педагогическая практика, удерживающая це­лостность ребенка? Возможно ли целостное познание человека в науке и культуре?

 

Христианская антропология

 

Христианская антропология есть учение о целостном человеке, его происхождении и его назначении в мире и вечности. Ис­точниками знаний и утверждений христианской антропологии шляются тексты Священного писания, опыт веры христианских подвижников, учение Отцов Церкви, работы богословов. Осо­бенностью религиозного учения о человеке является то, что оно не строится по канонам рационалистического знания — главное место в нем занимает вера.

Христианская антропология есть учение об отношениях Бога л человека: в диалог с Богом человек вступает как живая, уни­кальная личность со своими молитвами, мольбами, пережива­ниями, всем своим существом. Христианская антропология — это живой рассказ об истории отношений Бога с людьми; она избегает отвлеченных рассуждений, идеализации. В этом ее принципиальное отличие от научно-философской антропологии. «...Живое конкретное существо, вот этот человек, — писал Н.А. Бердяев, — выше по своей ценности, чем отвлеченная идея добра, общего блага, бесконечного прогресса и пр. Это и есть христианское отношение к человеку».

По представлениям христиан человек был создан Богом в последний день творения мира — он есть венец творения. Бог создал человека по образу и подобию Своему. При этом образ Божий человеку дан, подобие же задано. Христианская антропо­логия разграничивает в человеке естественную (биологическую) и сверхъестественную (теологическую) сферы.

Особый интерес с точки зрения психологии представляет учение христианской антропологии о сущности человека. Чело­век трехсоставен и состоит из тела, души и духа. Ап.Павел гово­рит: «... Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, со­ставов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (Евр. 4; 12). Своею телесной жизнью человек ничем не отличает­ся от других живых существ; состоит она в удовлетворении по­требностей тела. Потребности тела многообразны, но в общем все они сводятся к удовлетворению двух основных инстинктов: самосохранения и продолжения рода. Для общения с внешним миром тело человека наделено пятью органами чувств: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием. Человеческое тело ожив­ляется душой.

Душа есть жизненная сила человека. Душа есть и у живот­ных, но она у них была произведена одновременно с телом. У человека же, после создания его тела, Бог «вдунул в лицо его ды­хание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2; 7). Это «дыхание жизни» и есть высшее начало в человеке, т.е. его дух. Хотя душа человеческая во многом сходна с душою животных, но в высшей своей части она несравненно превосходит душу жи­вотных, именно благодаря ее сочетанию с духом, который от Бо­га. Душа человека является как бы связующим звеном между те­лом и духом, представляя собой как бы мост от тела к духу.

Душевные явления разделяются на три разряда: мысли, чув­ства и желания. Органом, с помощью которого душа произво­дит свою мыслительную работу, является мозг. Центральным ор­ганом чувства принято считать сердце; оно же рассматривается как некий центр жизни человека. Желаниями человека руково­дит воля, которая не имеет своего органа в теле. Душа и тело тесно связаны между собой. Тело с помощью органов чувств дает те или иные впечатления душе, а душа в зависимости от этого управляет телом. Жизнь душевная состоит в удовлетворении по­требностей ума, чувства и воли: душа хочет приобретать знания и испытывать те или иные чувства.

Жизнь человеческая не исчерпывается удовлетворением по­требностей тела и души. Над телом и душой стоит дух. Дух вы­ступает в роли судьи души и тела и дает всему оценку с особой, высшей точки зрения. Согласно христианской антропологии, дух проявляется в трех видах: страх Божий, совесть и жажда Бога.

Страх Божий — это благоговейный трепет перед величием Божьим и Его совершенством, неразрывно связанный с верою в истину бытия Божия, в действительность существования Бога. Совесть указывает человеку — живет он в Боге или в безбожии. Больная совесть понуждает человека искать встречи с Богом, и в момент встречи получать утешение, а в момент богооставленности испытывать угрызения совести. Бессовестный человек — это человек, отчужденный от Бога. Жажда Бога — это стремление искать Бога, проявляющееся в человеческой неудовлетворенности земным, преходящим, в стремлении духа к чему-то высшему, идеальному, к Богу- Проявления духа в человеке, согласно христианскому вероучению, должны быть руководящим началом в жизни каждого человека. Жить в общении с Богом, жить по воле Божьей и пребывать в любви Божьей — значит исполнять свое человеческое назначение на земле.

Христианская антропология представляет собой развернутое учение о человеке и одновременно — конкретную практику его жизни, в соответствии с законом Божиим и заповедями блажен­ства. Мы ограничились изложением общих представлений о человеке в христианстве и вовсе не касались учений о человеке в других мировых религиях.

 

 

Что такое субъективное? Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. - М., 1972. - С.

70-73.

Образ предмета — это идеальная форма бытия пред­мета в голове человека. Возьмем простейший пример. При виде дерева в человеческом мозгу не появляется его физического отпечатка. Переживаемый образ дерева есть нечто идеальное; он несводим и.н к самому дереву, находящемуся вне наблюдающего его человека, ни к тем физиологическим процессам, которые совершаются в мозгу и лежат в основе этого образа.

Можно ли объективные физиологические процессы, направленные на продуцирование субъективных обра­зов, считать самими образами? Разумеется, нет. Они не являются сами по себе идеальными копиями отобра­жаемого объекта. Физиологические процессы — это ма­териальные носители субъективного образа.

 

ЧТО ТАКОЕ СУБЪЕКТИВНОЕ

 

Субъективное — значит принадлежащее субъ­екту, человеку или социальной группе любой степени общности. Поскольку образ субъективен (принадлежит субъекту), он неизбежно песет па себе печать отдельной личности или социальной группы, отражает свое­образие ее жизненного опыта, интересов, установок, социальных и классовых позиций. Образ не существует и не может существовать вис конкретно-исторической личности со всеми ее индивидуальными особенностями. Он зависит от развития нервной системы и мозга, от со­стояния организма в целом, от богатства или бедности практического опыта людей, от уровня исторического развития знаний человечества.

Говоря об объективности содержания наших ощуще­ний и восприятий, мы имеем в виду тот факт, что это содержание более или менее верно отражает предмет. Но мысль об объекте никогда не исчерпывает всего бо­гатства его свойств и отношений с другими объектами; оригинал богаче своей копии. Когда же говорится о субъективности образа, то имеется в виду прежде всего не только искажение действительности, по и то, что этот образ есть нечто идеальное. Понятно, что мысль о пред­мете и предмет мысли не одно и то же. Мыслимая вещь — это образ, а реальная вещь — это ее прообраз.

Образы вещей могут быть чувственными, нагляд­ными, визуально сходными со своим оригиналом, но могут быть и понятийными, так что сходство носит уже не внешний, а внутренний характер — по содержа­нию, по типу связи компонентов.

Субъективность означает также неполноту отражения: образ отражает свойства вещей лишь с большей или меньшей степенью приближения. Воспринимаемое ни­когда не воспринимается полностью. Всегда имеет место различение и отбор.

Наконец, понятие субъективности может иметь и отрицательный смысл — пристрастие, тенденциозность, утрированность, привнесение субъектом в образ чего-то от себя, произвольное примысливалие, ведущее к искажению реальной картины объекта: в том, что мы видим и слышим, как бы заключены и наши личные ин­тересы. Восприятие события есть не только реакция на ситуацию как таковую, но и на собственную интерпрета­цию этой ситуации. Примерами патологической субъ­ективности, болезненно пристрастного мышления явля­ются бредовое искажение действительности, а также иллюзии и галлюцинации. И содержание своего ощу­щения человек может привносить субъективное пред­расположение. Примером может служить художествен­ное творчество. Один и тот же ландшафт у разных ху­дожников, даже если его передать как можно точнее на полотне, все-таки будет отличаться один от другого не только в силу более или менее развитого умения худож­ников писать картины, но главным образом вследствие различного видения.

Абсолютизация специфики сознания как субъек­тивного образа порождает тенденцию противопостав­лять идеальное и материальное и доводить это противо­поставление до полного раскола мира на две субстан­ции. Противоположность материн сознанию, по Ленину, имеет абсолютное значение только в пределах основного гносеологического вопроса о том, что признать первич­ным и что — вторичным. «За этими пределами опериро­вать с противоположностью материи и духа, физическо­го и психического, как с абсолютной противоположностью, было бы громадной ошибкой». Дело в том, что идеальное — не субстанция, а функция определенным образом организованной материи. Мысль — не сверхъ­естественное начало, а естественное свойство высокоор­ганизованной материи, функция мозга. Мир явлений сознания есть нечто идеальное, а «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человече­скую голову и преобразованное в ней». Пересаживание разумеется, не означает перемещения материального состава самих вещей в вещество мозга. Этот процесс ха­рактеризует лишь факт отражения объекта субъектом, при этом активное отражение, предполагающее творче­скую переработку, преобразование внешних впечатле­ний и построение определенного замысла, цели, напра­вляющей чувственно-предметную деятельность. Маркс характеризует идеальное как внутренний образ, как цель. К сфере сознания относятся не только непосредст­венно данным субъектом переживаемые, но и объекти­вированные идеальные явления — зафиксированные в речи представления, мысли, чувства, а также произведе­ния музыкального, изобразительного искусства — сло­вом, весь мир культуры, взятый со стороны его идеаль­ного содержания.

Мысли, объективированные в системе речевых зна­ков, символики, приобретают но отношению к личности относительно самостоятельный характер и циркулируют как бы над личностными формами сознания в виде ду­ховной культуры. Реальным местом пребывания мыслей является голова, хотя они, образно говоря, как птицы, постоянно осуществляют полеты в воздухе социального взаимодействия людей. Мозг разрушается, а вырабо­танные им мысли порой остаются жить в веках. Но все эти мысли, идеи, чувства, волеизъявления имеют лишь относительно идеальный характер: они идеальны лишь в отношении с расшифровывающим их смысл субъек­том. Сами по себе знаки не несут идеального содержа­нии, а вызывают его в сознании человека, если ему известен «ключ» к их расшифровке.

Объективный, надличностный способ существования духовной культуры человечества и его могучее влияние на разум и чувства людей служил камнем преткновения для идеализма, прежде всего платоновско-гегелевскога типа. Именно при решении этой вековой проблемы объ­ективного бытия субъективного мира вырастали труд­ности в осмыслении природы идеального, приводившие порой к его абсолютизации, а затем к объективному идеализму. Надличностный, объективный способ существования духовного мира, форм общественного созна­ния — это исторически и онтогенетически производный способ существования. Прежде чем стать надличност­ным, идеальное возникает в мозгу индивида как субъ­ективный образ реальных вещей.

Определяя идеальное как субъективный образ объ­ективной реальности, обычно подчеркивают, что идеаль­ное есть не индивидуально-психологическое и тем более не физиологическое явление, а продукт и форма общест­венно-исторического духовного производства. В этой ха­рактеристике идеального верное сочетается с ошибоч­ным. Нельзя противопоставлять общественно-истори­ческое и индивидуально-психологическое, поскольку последнее является индивидуальной формой выражения общественно-исторического. Психика индивида в той мере, в какой она является отражением мира, идеальна.

Думается, что неточно определять идеальное как просто субъективный образ. Идеальное — это лишь од­но из свойств образа, отражения, а не сам образ, не само отражение. Идеальное и образ — не синонимы. Они от­носятся друг к другу как свойство и его носитель, хотя не в строгом словоупотреблении и могут выступать си­нонимично.

Кроме идеальности образ обладает и другими свой­ствами, такими, например, как адекватность, полнота воспроизведения, жизненная регулятивная функция и т. п.

 

 

Психология человека явленная в языке мимики, жестов и поз. Сухарев В. Этика и психология делового человека. - М., 1997 С. 17-42.

 

Язык тела является отражением самого естества человека. По этой причине" он не может лгать. Изменить или фальсифицировать этот язык на дли­тельное время человеку труднее, чем даже изменить свое мировоззрение.

 

Мимический портрет человека

 

Внутренний мир человека отражается в его пове­дении и мимике. Этот мир можно осмыслить и интегрировать, выразив словами. Но при этом обяза­тельно присутствует эмоциональный фактор. Отра­жением внутреннего состояния человека является его деятельность — синтез разума и эмоций. Противобор­ство между чувствами и разумом, между мозгом и сердцем постоянно отражаются на лице человека в форме мимических реакций.

Понятие «мимика» может восприниматься как выра­жение лица в его движениях, в динамике. При всех различиях мимики, меняющейся в соответствии с эмоци­ональными воздействиями и физическими испытаниями, лицо остается зеркалом общего состояния человека, барометром его бытия. В мимике лица проявляется связь между духовной жизнью человека и его чувственной сферой. Это есть «немая речь» лица.

Заслуживает внимания утверждение о том, что больше всего следует доверять тому выражению мими­ки лица человека, которое наблюдается в первые минуты встречи с ним. Более того, доверять нужно первому взгляду, особенно брошенному украдкой, ибо он позволяет увидеть человека, находящегося как бы наедине с самим собой.

Изучение характеров и психологии поведения людей требует целенаправленной и объективной наблюда­тельности. На лице нередко удается уловить абсолют­но бесспорные переходы, от нормальных проявлений к явно патологическим, при этом чем экспрессивнее и непреднамереннее движения, тем в большей степени они выражают характер, темперамент, физическое и психологическое состояние, иначе говоря, создают прос­транственно-временной облик личности.

Не одни только отрицательные эмоции оставляют на лице свои следы. На выражение лица влияют также положительные переживания, олицетворяющие глубокие чувства любви, радость творческих сверше­ний, триумф заслуженных побед. Человек и его мимика формируются сопряженно. Вот почему по лицу можно судить о морально-нравственном состоянии лич­ности, о ее интеллигентности. По лицу в определен­ной мере можно судить о состоянии здоровья человека. Изменения рисунка морщин на лице, возникшие вслед­ствие различных заболеваний, часто придают мимике настолько специфический характер, что играют роль важных диагностических признаков.

Различают мимику верхней и нижней части лица. В верхней части лица доминирующую роль играют глазная и лобная мимика, в нижней — рото­вая мимика.

Глазная мимика включает не только непосредствен­но глазные яблоки, но и веки, ресницы, брови. Функциональный резерв мимики здесь очень велик: от выражения сильной воли до растерянности и огорче­ния. Но, пожалуй, рельефнее всего бывает выражена мимика внимания. По глазам оценивается степень эмо­циональной настроенности, уровень понимания проис­ходящего. Опущенные вниз наружные углы глаз и концы бровей выражают грусть, поднятые вверх — придают лицу выражение радости. Сосредоточенность, воля безошибочно узнаются у человека, взор которого фиксирован, мышцы лица напряжены, брови сдвинуты к переносице.

Если брови приподняты и сближены, а поперечные морщины на лбу, соединившись с продольными в форме греческой буквы омеги, сигнализируют о мучи­тельной попытке сосредоточиться, то однозначно мож­но говорить о выражении скорби. Такой рисунок морщин типичен для лица меланхоликов.

По движению глаз можно прочесть горе, удоволь­ствие, ярость, симпатию, принуждение. Движения глаз участвуют в поддержании контакта с собеседником. По характеру взора можно судить о намерениях собеседника, об этапах разговора, об уровне отноше­ний. Глазами можно выразить одобрение, согласие, запрет, разрешение, поощрение.

При анализе выражения глаз учитываются их вели­чина, направление взора, состояние век, складок вок­руг глаз, положение бровей. В спокойной обстановке приподнятые брови, горизонтальные морщины на лбу придают лицу удивленное выражение. Женщины, вы­щипывающие брови с целью изменения их формы, но оставляющие нетронутыми медиальные их концы, сле­дуя моде, не предполагают, что придают лицу выраже­ние концентрированного внимания, любознательности, интереса к собеседнику. Ведь при удивлении также образуется подобная линия бровей. Сведение бровей указывает на погруженность в размышления, в реше­ние сложной задачи. Пристальное внимание и полное понимание происходящего немыслимы без фиксирован­ного сосредоточенного взгляда. Наоборот, блуждающий взор отмечается у людей, которых не интересует суть дела. Такой взгляд свидетельствует также о нетерпе­нии, равнодушии, разочаровании.

Неспособность сосредоточить взгляд на чем-то кон­кретном («бегающие глаза»), даже в ответ на призыв к вниманию, говорит об эмоциональной неуравнове­шенности, неподготовленности к последовательному, логическому мышлению. Очень темпераментных людей с холерическим характером отличает живой взгляд, гармонически сочетающийся с игрой мимических мышц. У сильно уставших людей взгляд тяжелый, вялый, подчас бессмысленный: он то обращен вдаль, то вниз; брови сведены; на лбу образуются вертикаль­ные складки.

Для точного суждения об эмоциональном состоянии человека необходимо принимать во внимание все компоненты мимики. Так, при сильном возбуждении напряженные веки, расширенные зрачки сочетаются с растяжением крыльев носа и сжатием челюстей. Одна­ко дальнейшая чрезмерная концентрация внимания может сопровождаться раскрытием рта. Человек как бы прис­лушивается к чему-то: в этом случае его больше устраивает дыхание через рот.

У человека не все черты лица правильные. Так, люди с большими выпуклыми глазами испытывают трудности, когда им приходится концентрировать вни­мание на близко расположенных предметах. Замече­но, что в подавляющем большинстве случаев глаза такого типа встречаются у лиц со строго вертикаль­ным лбом.

Направление взора зависит от сокращения мышц глазного яблока. При сокращении верхней прямой мыш­цы глаза на лице можно прочесть выражение гордос­ти, удивления, благочестивого смирения. Выражение чувства стыда, печали, угнетения обусловлено сокра­щением нижней прямой мышцы глаза. При этом глазные яблоки поварачиваются книзу. При сокращении наружной прямой мышцы глаза на лице появляется мимика презрения: взор отводится в сторону. Сокраще­ние медиальной прямой мышцы глаза способствует выражению вожделения.

При общении людей взгляд нередко отражает субординацию, социальные (классовые, служебные, национальные) коллизии и возрастные неравенства. Так, люди, занимающие зависимое положение, часто прячут свой взгляд. Психологическая неуравновешен­ность порождает неустойчивость взгляда. Причина неустойчивости взгляда в данном случае не являемся следствием функциональных расстройств нервной системы.

В композиции лица человека присутствует прин­цип взаимозависимости «архитектурных блоков». К примеру, большие глаза сочетаются с уменьшением высоты лба, с неизбежным сужением переносицы, с более диффузной радиальностью мышц, расположен­ных в направлении сверху к верхней губе и углам рта.

Мимика — это интегральный процесс. Эмоцио­нальное состояние человека не может получить отра­жение только в какой-либо одной зоне лица. Если на лице появляется естественная улыбка, то состояние удов­летворения, радости, восторга одновременно отражается на всех чертах лица.

Существует различие в выражении глаз у мужчи­ны и женщины: способность смотреть в глаза собе­седника у мужчин выражена меньше, чем у женщин. Последние при аналогичных обстоятельствах способны дольше не отводить глаза от собеседника.

Следует учитывать этнические и национальные особенности мимики глаз, играющие роль в процессе общения. Пристальное разглядывание незнакомого чело­века считается у многих народов неприличным. Суще­ствуют даже запреты на откровенное рассматривание человека. Например, в Кении бытует обычай, требую­щий, чтобы зять и теща разговаривали, только находясь спиной друг к другу.

В нижней части лица рот занимает главное место в мимический выразительности. Он является общеприз­нанным экспрессивным центром лица. С его конфигу­рацией, положением челюстей, напряжением губ связаны многие выражения чувств и характера. При распознавании различных экспрессии лица нужно прежде всего обращать внимание на состояние тонуса мышц рта. Считается, что люди с плотно сомкнутыми губами, с поднятой кверху нижней губой обязательно обладают волевым характером, такими его чертами, как настойчивость, решительность, смелость.

Ослабление тонуса жевательных мышц сопровож­дается отвисанием нижней челюсти, непроизвольным открытием рта. Такой признак характерен для людей с нарушенной психикой. Азартная увлеченность каким-либо зрелищем у некоторых людей ведет к торможе­нию волевых импульсов, происходит расслабление мышц, полуоткрытие рта. У страдающих алкоголиз­мом такой признак закрепляется в большинстве слу­чаев.

По выражению ротового ансамбля можно судить о некоторых оттенках мимики, носящих в известной степени нейтральный характер. Это мимика ожидания, принятия решения, служебная мимика, при которой еще не обозначились ни удовольствие, ни печаль. Искрив­ление губ в мимике презрения или брезгливости сочетается с расширением ноздрей и сморщиванием кожи носа. Мимика удовольствия сопровождается подня­тием углов рта, улыбкой, напряжением круговых мышц глаз, округлением век, расширением ноздрей, блеском глаз. В мимике страдания выражение глаз сочетается с искривлением губ, приоткрытием рта, дрожанием нижней челюсти.

В выражении печали средствами мимики различа­ют несколько ступеней.

Грусть сопровождается снижением тонуса мышц лица, рассеянным взором. Губы сомкнуты, углы рта умеренно опущены.

Горе усиливает описанную картину. Зубы стисну­ты, взор опущен, брови сведены, резко выделяется носощечная складка. Подбородок напряжен.

При плаче верхняя губа приподнимается, жеватель­ные мышцы расслаблены, в результате чего отвисает нижняя челюсть. Глаза зажмуриваются, и секретируется избыток слез. Длительно протекающий выдох время от времени прерывается глубоким вдохом в виде всхлипы­вания.

 

С хронической физической болью сочетается эмоция страха. Верхнее веко поднято, нос заострен, мимика ротового ансамбля заторможена, кожа лица бледная. Человек как бы прислушивается к тому, что происхо­дит в его организме.

Мимический статус человека не является твердо закрепленным. Он способен меняться под влиянием воспитания, физиологических дефектов, в результате тренировки. На него накладывают отпечаток этничес­кие нормы. Например, одним народам свойственна открытая улыбка, другим — скрытая. Исключение сос­тавляют экспрессии, вызываемые глубокими пережива­ниями, такими, как боль, печаль, радость, гнев, свойственные всем людям и происходящие по законам природы в результате мобилизации одних и тех же механизмов.

Хорошо изучено лицо слепых с характерной сгла­женной лобной мимикой. Для них типично напря­женное положение головы, поворот ее в сторону источников звука. У страдающих близорукостью обыч­но имеет место растерянное выражение лица и неуве­ренный взгляд. Довольно часто отмечается изменение положения головы при дефектах зрения: голова может быть приподнята, вытянута вперед, склонена вбок, несколько опущена.

Глухота придает лицу выражение, настороженности и напряженности при- выслушивании собеседника и наблюдении за движениями его губ. Врожденная немота принуждает прибегать к языку мимики и жестов. Голова этих людей может автоматически поворачи­ваться в сторону привлекательных запахов или нео­бычных предметов.

Не только физиологические дефекты, род занятий, но и психические нагрузки, стрессы способствуют образованию особых черт на лице: борозды и морщи­ны — свидетельства перенесенных страданий, гладкая кожа сохраняется у людей, проживших счастливую и спокойную жизнь.

Чтение мимики лица и ответное выражение своих чувств мимикой — важнейший аспект контакта лю­дей при общении. Мы внимательно следим за реакциями собеседника, как за своеобразными маяками в стихии трудного разговора. Здесь часто важнее по­чувствовать, чем понять.

Нередко по лицу человека мы узнаем больше, чем из его слов: он говорит одно, а его мимика и весь рисунок поведения свидетельствуют о том, что он не верит своим словам. По этой причине наиболее ответственные деловые контакты, в особенности при недостаточном личном знакомстве партнеров, как пра­вило, осуществляют при непосредственных встречах, а не по телефону. Своевременная улыбка, тон беседы, мимика и жесты, выражение уверенности в себе, расположенности к общению — все это способствует установлению тесных деловых контактов.

Обычно эмоции ассоциируются с мимикой следу­ющим образом. При выражении удивления брови подняты, глаза расширены, кончики губ опущены вниз, рот приоткрыт. В случае страха брови приподняты и сведены над переносицей. В гневе брови опущены, морщины на лбу изогнуты, глаза прищурены, губы сомкнуты, зубы сжаты. При выра­жении отвращения брови опущены, нос сморщен, нижняя губа выпячена или приподнята и сомкнута с верхней. При печали брови сведены, глаза потух­шие, часто уголки губ слегка опущены. Признак счастья— глаза спокойные, уголки губ приподняты и отведены назад.

Легче всего распознаются положительные эмоции — радость, любовь, восхищение, удивление. Труднее распознать отрицательные эмоции — печаль, гнев,

раздражение, отвращение. Левая сторона лица гораз­до чаще выдает эмоции человека. Положительные эмоции отражаются более или менее равномерно на обеих сторонах лица, а отрицательные — ярче видны на левой половине.

Улыбка чаще выражает дружелюбие, потребность в одобрении, открытость общению. Однако нередко она может отражать совсем иные мотивы, и нужно быть осторожным в ее истолковании. Так, чрезмер­ная улыбчивость способна служить проявлением бо­лезненной потребности в одобрении или угодничества перед начальством, а то и вовсе ничего не выражать — быть своеобразной вежливой маской, надетой на лицо человека.

Смех бывает радостным, веселым, беззаботным, ненавидящим, издевательским, злорадным, ядовитым, вымученным, искусственным, горьким и сладким. Смех с упором на «а» (ха-ха) является открытым, идущим от сердца, облегчающим, полным согласия с окружающим миром. Смех с упором на «е» (хе-хе) — не слишком приятный, напоминающий что-то блею­щее, вызывающее, дерзкое, завистливое. Чем более открыта гласная, тем больше злорадства, хамства, презрения. Смех с упором на «и» (xu-xu) отражает скрытность, хитрость, смесь иронии и злорадства. Типичен для молодых девушек. Смех с упором на «о» (хо-хо) является хвастливо-угрожающим, с некоторым протестом, сомнением. В основе — издевательский и протестующий. Смех с упором на «у» (ху-ху) больше похож не на настоящий смех, а на скрытый страх, боязливость. Характерен для людей с предрассуд­ками.

Смущенная улыбка обычно внезапно появляется и так же внезапно исчезает, граничит с гримасой. Хорошо видна у многих людей при выражении соболезнования.

Кривая улыбка — с одной стороны улыбка, с другой — опущенный уголок рта — характеризует внутреннее противоречие: сдержанность, сознательно скрываемую за ее деланной веселостью. Можно наб­людать, например, когда начальство рассказывает анекдот, над которым подчиненные по службе долж­ны смеяться.

Беззвучное примитивное о<