Объяснение, понимание, интерпретация в сгн

Сегодня операциональность таких методов, как аргументация, доказа­тельство, обоснование, объяснение и т.п., понимается преимущественно в безличностном, логико-методологическом смысле. Однако в истории на­учного познания за этими методами стоят реальные процедуры человече­ской убеждающей и объясняющей деятельности.

Объяснение – одна из главных функций теории. Объяснительная функция является ведущей, тесно связанной с предсказа­тельной функцией, реализуется в многообразных формах, в частности, как причинное объяснение; объяснение через закон (номологическое объяс­нение); структурно-системное, функциональное и генетическое (или ис­торическое) объяснение. В гуманитарном знании в качестве оснований для объяснения часто выступают типологии, а процедуры объяснения с необходимостью дополняются пониманием и интерпретацией, в частнос­ти, предпосылок и значений, смыслов текстов и явлений культуры.

В социально-гуманитарном знании объяснение существенно дополня­ется пониманием и интерпретацией, описание которых в полной мере представлено в философской герменевтике.

По мнению М. Хайдеггер, понимание – это фундаментальный способ человеческого бытия. Хайдеггер выявляет два вида понимания: первичное – это открытость, настроенность, дорефлексивное пред-понимание, или горизонт, от которого нельзя освободиться, не разрушив познание в обще; вторичное – это понимание, близкое ре­флексии, не способ бытия, но вид познания.

Гадамер разработал концепцию традиций, рассматривая «событие тра­диции» как присутствие истории в современности. Знание создается в рам­ках традиции, и само постижение истины, ее проблематизация имеют вре­менную структуру. Нахождение внутри традиции, причастность к общему смыслу – важная предпосылка понимания, предполагающая взаимодейст­вие смыслов, «слияние горизонтов» автора и интерпретатора. Для него по­нимание – это развертывание внутренней логики предмета, соответствен­но понять текст означает понять «суть дела», обсуждаемого автором, произвести свой смысл по отношению к нему, а не реконструировать автор­ский.

Интерпретация, исследуемая в герменевтике, аналитической филосо­фии, методологии и логике, является общенаучным методом и базовой операцией социально-гуманитарного познания. Она предстает как ис­толкование текстов, смыслополагающая и смыслосчитывающая опера­ции; в естественных науках – как общенаучный метод с фиксированны­ми правилами перевода формальных символов и понятий на язык содержательного знания; наконец, в философии наряду с методологиче­скими функциями исследуется и онтологический смысл интерпретации как способа бытия, которое существует понимая. Понимание трактуется как искусство постижения значения знаков, передаваемых одним созна­нием другому, тогда как интерпретация, соответственно, как истолкова­ние знаков и текстов, зафиксированных в письменном виде.

Для интерпретации значимы взаимодействие между автором и интер­претатором, намерения которого влияют на ее содержание и, в конечном счете, сказываются на ее глубине и завершенности. В гуманитарном зна­нии интерпретация – фундаментальный метод работы с текстами как знаковыми системами. Текст как целостная функциональная структура открыт для множества смыслов, существующих в системе социальных коммуникаций. Он предстает в единстве явных и неявных, невербализо-ванных значений, буквальных и вторичных, скрытых смыслов.

Сложилась определенная традиция исследования и классификации типов интерпретации. Переход от ча­стных герменевтик к общей теории понимания вызвал интерес к вопро­су о множественности типов интерпретации, представленных во всех гу­манитарных науках. Были выделены грамматическая, психологическая и историческая интерпретации (Ф. Шлейермахер, А. Бек, Дж.Г. Дройзен), обсуждение сути и соотношения которых стало предметом как филоло­гов, так и историков. Грамматическая интерпретация осуществлялась по отношению к каждому элементу языка, самому слову, его грамматичес­ким и синтаксическим формам в условиях времени и обстоятельствах применения. Психологическая интерпретация раскрывает представле­ния, намерения, чувства сообщающего, вызываемые содержанием сооб­щаемого текста. Историческая интерпретация предполагала включение текста в реальные отношения и обстоятельства.

Одновременно существуют и другие подходы к типологии интер­претации. Так, одна из известных сегодня типологий Л.А. Уайта рассма­тривает исторический подход, эволюционизм и функционализм как три различных, четко отграниченных друг от друга способов интерпретации культуры, каждый из которых одинаково важен и должен быть учтен при изучении процессов не только в культуре, но в обществе в целом.

 

Вера, сомнение, зание в СГН

Важное место в СГН занимает вера в ее соотношении с сомнени­ем и знанием. При этом имеется в виду не религиозная вера – это осо­бый случай, требующий специального рассмотрения, – но вера вообще как состояние сознания, не испытывающее сомнения, принимающее события, высказывания и тексты без доказательств и проверки. Это явление не отвечает научным критериям, но вместе с тем тема веры, достоверности, сомнения оказывается одной из фундаментальных в познавательной деятельности, особенно в неформализованном, нематематическом либо интуитивном и метафорическом знании об обществе, культуре, человеке, его сознании и жизни.

Социально-гуманитарные науки, в отличие от естествознания не забывающие о своих корнях в «человеческих смыслах» и отношениях, рассмат­ривают веру и верования человека прежде всего как данность его бытия среди людей.

Вера присутствует и в структуре научного знания. Как правило, иссле­дователи стремятся предельно ограничить в науке область веры, что явля­ется одним из важных требований научности, но одновременно многие мыслители, особенно в сфере философии и культуры, признают конструк­тивную роль веры в познании.

В научно-исследовательскую деятельность ученого различного рода верования входят в такую формах, как личностное неявное знание, пред­ставленное в форме индивидуальных навыков и умений, практического знания, знания о пространственной и временной ориентации, двигатель­ных возможностях нашего тела – своего рода «личностного коэффициен­та», «инструмента» взаимодействия с миром вокруг нас. Признание эври­стической значимости неявного знания, в свою очередь, влечет за собой введение субъективной веры, поскольку «неявное знание не может быть критическим....Систематическая критика применяется лишь к артикули­рованным формам, которое мы можем испытывать снова и снова». Час­то вера как субъективная уверенность является началом и источником знания. Вера присутствует также и как доверие к показаниям органов чувств, которое коренится в чувственно-практической деятельности че­ловека; в отнесении объектов к определенному классу вещей, событий.

Как соотносятся вера, сомнение, истина? Это классическая тема, осо­бое значение ей придавав Декарт, требовавший подвергать все сомне­нию, чтобы освободить научное знание от обыденных заблуждений и принятых на веру эмпирических представлений.

Сомнение – это состояние беспокойства и неудовлетворенности, заставляющее действовать с целью его устранения, порождающее желание перейти к состоянию верования – спокойного и удовлетворенного. Итак, сомнение, усилие для его преодоления – это стимул исследования и достижения цели.

Однако в науке ставка только на сомнение приобрела прочность пред­рассудка, который должен быть сам подвергнут критике. И тогда выяснит­ся, что не только вера, но и сомнения могут оказаться необоснованными, (фанатическими и догматичными) допущение или недопущение сомнения само есть акт веры. Вместе с тем очевидно и другое: речь может идти только о единстве и взаимодействии доверия и сомнения в научном познании, именно так здесь реализуется рациональность.

Таким образом, признание конструктивной роли веры в повседнев­ности, в познавательной и преобразующей деятельности дает возмож­ность по-другому оценить соотношение веры и сомнения в познании. По-видимому, нельзя однозначно решать вопрос в пользу сомнения, ес­ли даже речь идет о научном познании, широко использующем критикорефлексивные методы. За этим, по сути, стоит вопрос о степени доверия убеждениям, интуиции ученого, его творческому воображению.

Важнейший аспект веры – ее соотношение с истиной. Проблема соот­несения веры и истины, обращения веры в истину, принятия истины на веру остается ведущей в работах, посвященных проблеме веры, при этом подходы варьируются в зависимости от понимания того, что есть вера и что есть истина. Положительная оценка веры дается тогда, когда ею пользуются для признания особого рода положений, например, о том, что природа завтра будет следовать тем же законам, которым она следует се­годня. Это истина, которую не может знать ни один человек, мы ее посту­лируем и принимаем на веру в интересах познания и нашей деятельности. Однако в других подобных ситуациях «принятие на веру» подвергается жесткой критике. Необходимо признать, что человек не может мыслить и действовать без определенной степени веры, она для него «рабочая гипо­теза», причем ему приходится в своих поступках исходить из истинности этой гипотезы независимо от того, подтверждается (опровергается) ли это в короткий срок или в результате усилий многих поколений.

Стало своего рода «предрассудком» утверждение о том, что верить – это то же самое, что признавать за истину. Они отличаются прежде всего степенью близости к основаниям жизни и глубине нашей души», а также эмоциональной ок­рашенностью или ее отсутствием. Истиной считают такие научные зна­ния, как таблица умножения, теоремы, формулы, законы логики и истори­ческие факты. Как и таблицу Менделеева, таблицу логарифмов, карту Европы и тому подобное, их принимают и применяют не с «верой», но с «познавательной уверенностью», как «холодные истины», признанные в теории за истину, правильные и верные на практике. По сравнению с ни­ми «вера есть нечто гораздо большее, более творческое и более жизнен­ное»; «о ней позволительно говорить только там, где истина воспринима­ется глубиной нашей души; где на нее отзываются могучие и творческие источники нашего духа; где говорит сердце... Человек верит в то, что он воспринимает и ощущает как самое главное в своей жизни».

Совместное рассмотрение веры и истины лежит в русле экзистенциально-антрополо­гической традиции, которая глубоко укоренена в европейской философии и представлена, как мы Видели, идеями крупных философов. Такой подход служит важнейшим основанием для понимания философских и методоло­гических проблем социально-гуманитарного знания и его природы.