В каждой голове – свои блохи

 

- Ежели человек испачкает себя смертными грехами, в него вселяется дух нечистый, - объяснял собравшейся в актовом зале клуба аудитории человек в рясе. - Ежели грехи, которыми испачкал себя человек, не смертные, то он находится под воздействием лукавого духа извне. Однако, когда душа человека очистится, в него вселяется Святый Дух, и человек наполняется благодатью.

Илона выбрала место в последнем ряду и с любопытством наблюдала за тремя батюшками, сидящими на сцене, и залом, собравшимся на открытии православно-духовного клуба. Ей предстояло написать репортаж с этого знаменательного события. Но помимо журналистского задания у неё возник личный интерес послушать церковнослужителей и задать им несколько вопросов.

- И что же случается с тем человеком, который совершил смертный грех? – спросили из первых рядов.

- После этого люди начинают говорить с бесстыдством и отгоняют от себя благодать Божию, - начал отвечать батюшка.

«Теперь понятно, почему церковники делают смиренные лица, - размышляла Илона, - надевают маску покорности и скорби за всё больное человечество, чтобы все видели - они переполнены благодатью. Вот же хитрая уловка! Удобная логика! Как только человек в рясе услышит неугодное для себя мнение, тут же можно попрекнуть человека в бесстыдстве, а уж из этого сделать вывод, что тот отгоняет от себя благодать божью и посему очень, очень грешен… Но вот попробовал бы этот батюшка прожить хотя бы один день с таким внутренним радио, как у меня… Он бы сразу понял, что никакими внешними атрибутами и масками смирения от этого наблюдателя не отделаешься. Ему не нужны ни слова, ни мимика - если этот КТО-ТО имеет возможность вывернуть всю твою душу наизнанку!»

 

- Ежели бы такие люди, по крайней мере, сходили к духовнику и поисповедывались, то исчезло бы бесовское воздействие, - продолжал свой рассказ священник. - Ведь из-за бесовского воздействия грешники не в состоянии даже подумать своей головой. А вот покаяние, исповедь лишает диавола прав над человеком.

«Хороший совет, - мысленно комментировала Илона. – Значит, прошёл обряд – и живи, не тужи. Больше к тебе ни одна дьявольская морда не пристанет… А как же работа над ошибками? Или сознание перестроится автоматически и отныне будет безгрешным?».

- Диавол не обладает никакой силой и властью над человеком исповедующимся, причащающимся и ходящим в церковь. - Диавол только потявкивает на такого человека, всё равно, что беззубая собака, - дополнил другой священник. - Однако он обладает большой властью над человеком не ходящим в церковь, давшим ему права над собой. Такого человека диавол может и загрызть – ибо в этом случае у него есть зубы, и он терзает ими несчастного. Диавол обладает над душой властью в соответствии с тем, какие права она ему дает.

«Ясно. Заплатил налоги и живи спокойно…» - продолжала делать выводы журналистка.

- Запусти всеми своими страстями диаволу в рожу. Этого и Бог хочет, это и в твоих же собственных интересах. То есть гнев, упрямство, тому подобные страсти обрати против

врага, - глядя в небольшую книжицу, зачитал человек в рясе.

«Нет, вы видели такой подход? – продолжила внутренний комментарий Илона. - Вместо того чтобы порекомендовать человеку избавиться от тех качеств, что привлекают дьявола, он советует их культивировать в себе…».

- А если человек говорит о своих добрых помыслах, то может ли дьявол его подслушать и потом искушать этого человека? – поинтересовались из аудитории.

- Как же он подслушает, ежели в сказанном нет ничего от дьявола? – вопросом на вопрос ответил священник. – Ежели человек говорит и действует смиренно, то диавол об этом не знает. Имея смирение, мы в состоянии распознать диавольские сети, ибо смирением человек сродняется с Богом.

«Если будет сплошное смирение, то и жизнь остановится», - подумала Илона и тут же представила себе, как смиренные толпы народа покорно бредут на работу и безо всякой инициативы тупо исполняют волю начальства. Оно, в свою очередь, смиренно подчиняется вышестоящему руководству, которое со смирением получает указание от самых главных патронов. А те, не покладая рук, обращают весь свой гнев и упрямство против дьявола, который выискивает слабое звено - куда бы ему пробраться, чтобы нарушить смиренную цепочку человеческих тел. И вот:

- Запустить дьяволу в рожу! – командует самый главный наставник, и нижестоящие чины передают по цепочке вниз команду: «В рожу… в рожу…»

И вот тогда все до поры до времени смиренные, безропотные и сдержанные подчинённые дают волю своим страстям и вмиг дружно выплёскивают, подобно огнедышащему дракону, бурю негодования на рогатую бестию.

 

- А зачем же Бог позволяет дьяволу нас искушать? – нарушила её фантазии впередисидящая блондинка.

- Бог уже давно мог бы расправиться с диаволом, ведь он - Бог. И сейчас, стоит ему только захотеть, он может скрутить диавола в бараний рог и отправить его в адскую муку. Но Бог не делает этого для нашего блага. Он позволил ему это, чтобы диавол помогал нам своей злобой, чтобы он искушал нас, и мы прибегали к Богу. Бог всё попускает для нашего блага. Мы должны в это верить. Бог позволяет диаволу делать зло, чтобы человек боролся. Ведь не тёрши, не мявши - не будет и калача. Нанося нам удары, диавол выбивает весь сор из нашей пропылённой души, и она становится чище. Бог зовет нас к себе постоянно, но обычно мы удаляемся от него и вновь прибегаем к нему, только когда подвергаемся опасности. Но так или иначе, лукавый делает нам добро – ибо помогает нам освятиться. Ради этого Бог его и терпит.
«Лукавый делает нам добро, а мы его – в рожу… - подметила Илона, делая какие-то записи в блокноте, а затем вывела крупными буквами слово «смирение» и поставила возле него три жирных вопросительных знака. После чего перечеркнула это слово и написала рядом: «спокойствие духа», - вот так-то оно лучше будет!»

 

- Батюшка, а почему мы умираем? Почему Бог это попускает? – изо всех сил стараясь вносить смиренные нотки в свои интонации, спросила соседка Илоны – седовласая женщина лет сорока пяти с крупными бусами на шее и в растянутом, дурно пахнущем свитере.

- Грех, содеянный человеком, внёс в мир тление смерти, сделал невозможным вечное блаженство человека на земле… - начал отвечать один из священников.

«Что за бред? – мысленно возмутилась Илона. – А деревья чем прогрешили - почему они тоже разрушаются и умирают? Животные чем прогрешили? Всё живое на Земле чем прогрешило?»

- Да, по правде, лучше бы всё отдать на волю Боженьке, - забубнила сухонькая сутулая старушка по другую сторону от Илоны. - Как хорошо было раньше – баре содержали своих работников – никакой головной боли. А сейчас – попробуй работу найди!

- Да тише вы, женщина, - злобно рявкнула на неё та, что в растянутом свитере.

- И женихов не надо было искать – родители повенчали, и всех делов. А теперь мучается молодёжь, - невозмутимо продолжила высказывать своё мнение бабушка.

- Да чтоб тебя! – выругалась на неё дурнопахнущая. – Прости меня, Господи…

- И в государстве также – чтобы рождались наследники у президентов, - игнорируя проклятия в свой адрес, не унималась бубнящая пенсионерка. – А то напридумывали выборов.

- Да женщина! Надоели уже всем! Дайте послушать! – в полный голос завозмущалась задавшая вопрос, переключив всё своё внимание на вредную соседку.

- А что вы нервничаете? Молодая ещё, а нервничает! – перешла в оборону пенсионерка.

- Ты с моё поживи, карга старая! Поговорить что ли не с кем? – парировала седовласая.

- Не с кем! Но и не с тобой разговариваю! Воняет сидит, вонючка! – одним махом прихлопнула собеседницу едкая старушка и удовлетворённо зашаркала туда-сюда ногой под креслом.

- Вообще уже! Бль… – не найдясь, забулькала от возмущения седовласая и, нарочито отвернувшись от неё всем корпусом, стала делать вид, что внимательно вслушивается в слова отвечающего на её вопрос батюшки.

- Молодая ещё, а голова в беспорядке! – вдогонку вонзила в неё осиновый кол бабулька.

- Бог тебя накажет! – прошипела оскорблённая, не переводя взгляда со священника и ёрзая в кресле. – Сдохнешь скоро…

Но, слава Богу, старушка не услышала этот суровый приговор и притихла. А Илона наконец-то смогла вникнуть в объяснения батюшки.

- Сам грех, бывший жалом смерти, её источником, не мог уничтожиться без разрушения тленного тела, ибо душа падшего человека как бы вся растворилась в плоти, и плоть сделалась седалищем греха. И земля через грех человека стала жилищем тления. А потому земля и все дела на ней должны некогда сгореть, стихии растаять, разрушиться, чтобы явились новое небо и новая земля - жилище праведных.

«Безнадёга какая-то, - вздохнула Илона. – Ева с Адамом накосячили, испортили весь сценарий, а мы теперь должны доживать в этом испорченном, насквозь порочном и не по замыслу устроенном мире?»

- Всё зло скопилось на нашей земле, - продолжила ворчать себе под нос пенсионерка. – Получается, земля – это как бы тюрьма для нас, грешников. Наказал нас Боженька и дал каждому свой крест нести.

- Отец Игнатий, а новая земля – это рай? – заискивающе поинтересовалась у батюшки та, что с бусиками и в растянутом свитере.

- Что есть рай? – не расслышав вопроса, но ухватившись за последнее слово, переспросил её один из священников. – Вот вы как себе это представляете? – и тут же, не дожидаясь ответа, начал пояснять. - А рай – это такое место, где все славят Бога. Там жизнь походит на нашу, церковную жизнь. Что делают души в раю? И днём и ночью служат Богу. И звучит там несмолкаемый хор небесных ангелов… Готовы ли вы к такой жизни?

Человек в рясе выдержал паузу, послушав ропот, прокатившийся по залу, и продолжил:

- Надобно сейчас, на земле, привыкать к такой жизни, чтобы потом вам не сделалось скучно среди ангелов… Чтобы вы не оказались там чужими и всех знали. Надобно заучить все молитвы, прочесть Писание… А ежели вам сейчас неуютно и тоскливо в церкви, то и в раю вам делать будет нечего.

- Дык какой толк нам Боженьку нахваливать? – резонно заметила старушка.

- Вот и будут тебя черти жарить! – огрызнулась на неё дурнопахнущая. - Ишь ты, разлобастилась она в рай!

- Меня-то - жарить. А тебя-то - в клочья раздерут, - не давала ей спуску пенсионерка.

- А таких как ты на кол сажают да язык вырывают!

- А тебя на бусиках твоих подвесят!

«Какие изощрённые пытки они друг другу придумывают, - наблюдала за соседками Илона. – Видимо, дьявол в воображении каждого беспощаден и зол ровно настолько, насколько зол и беспощаден сам человек».

И в уме у неё нарисовалась следующая картинка. Вот сидят в клеточках кролики, мышки, хомяки, суслики, белочки, птички... Чего им не хватает? Такие ухоженные, сытые... Еда по расписанию, туалетики чистятся, специальные колёсики, игрушечки для развлечения - сколько душа пожелает... А они всё равно на волю рвутся... Свободы хотят? Но на свободе же столько риска - то хищник на тебя свои зубы точит, то холод уничтожит все запасы еды... Смерть подстерегает на каждом шагу... Ан, нет! Всё равно хочется свободы. Пусть в голоде, холоде, но самостоятельно.

«Рай - это такая же клетка, – подумалось Илоне - Всё есть, никаких усилий прилагать не надо, ни о чём заботиться не надо - вот тебе кисельные реки с молочными берегами, вот тебе райские яблочки... А Бог - он и без наших похвал самодостаточен и знает до мелочей, кто и что о нём думает. Уж мне-то теперь досконально понятно, что чувствует человек с обнажёнными мыслями… Видимо, поэтому когда-то Адам с Евой сбежали из этого райского питомника на волю. Думали - там слаще...»

- Разве нет? - вступило с ней в диалог внутреннее «радио».

- Да, мы радуемся своей свободе... Только нет-нет, да и завоем в отчаянии, глядя в бездонное небо. Скучаем по клетке и по хозяину.

- Ахахахахаха! – отозвался хохот целительницы, словно записанный на плёнку диктофона.

Журналистка задумалась и стала вспоминать, на чём оборвались её размышления. В сознании как нарочно образовалась пустота, и ничего более не приходило на ум.

- На волю… - как бы принудительно восстановило ход её мыслей внутреннее «радио».

- Сбежали из рая, - подхватила Илона. – И что дальше? Людмила Васильевна, ну, что вы издеваетесь? Подскажите же…

- Одежды…- как бы импульсом пронеслось у неё в голове.

- Какие одежды? А-а-а-а… Дал им Бог одежды кожаные… - вспомнила она, походя отметив, что похожа сейчас на школьницу, отвечающую у доски выученный урок. – Дайте-ка подумать…

- Думай, - поддержало «радио».

- Адам и Ева жили в раю – там, где все мысли тут же становятся известными. Ситуация – примерно, как у меня. Но хочется, чтобы меня никто не слышал. Хочется свободы… Бог дал им тело? Кожаные одежды! – возликовала журналистка, сделавшая для себя открытие с подсказки внутреннего наблюдателя. – Ах, вот в чём дело!

- Да откуда ты такая приехала? – оборвала её мысли сварливая спорщица в бусиках, привскакивая с кресла и потрясая всей своей пятернёй прямо перед носом у Илоны. – Деревенская клуша – никакого воспитания! Понаехали в город из коровников и права качают.

- А ты мне в дочки годишься – за это и уважай меня, - держала словесную оборону пенсионерка, обиженно заелозив по полу стоптанными тапочками. – И не тычь мне! Мы войну пережили, чтобы вот такие чувырлы потом народились…

- Все мы должны быть терпимее друг к другу и уважать друг друга, - возвысив тон, продолжал вещать священник, - потому что в каждом из нас есть частица Бога.

- А вот в таких колхозницах ни капелюшки его нету, - тут же отреагировала дурнопахнущая.

- В стариках только и есть частица, а молодые все от бесов рождаются! – упрямилась бабулька.

- Прежде чем указать на соринку в чужом глазу, надобно вынуть бревно из своего, - попытался их усмирить батюшка. – Давайте же хотя бы на минутку задумаемся о своей душе.

- Да я-то грешная, отец Игнатий, - немного успокоившись, заверила его та, что помоложе, и, нервно поправив бусы, добавила, - а вот эта всё в рай хочет.

Егозливая старушка предательски замолчала, делая вид, что даже и не пыталась спорить с дурнопахнущей, и вообще не понимает, из-за чего весь этот сыр-бор. Зрители передних рядов удивлённо озирались и вертелись по сторонам, пытаясь обнаружить нарушителей тишины.

- Ну, не нам это решать – в рай или понести наказание придётся, - рассудил женщин священник. – Все мы смертные и к Богу возвращаемся.

«Если Бог один на всех, - ухватилась за эту мысль Илона, - то бесы – это всего-навсего наши личные блохи, которых каждый выискивает и находит в своей собственной душе. Но почему же люди рисуют обратную картину? Почему все веруют в какого-то всемогущего дьявола и никак не могут соединить воедино множество осколочных суждений о Боге? Мы пытаемся разглядеть в ком-то врага, заранее наделяя его самыми худшими - именно в своём представлении - качествами и предугадываем, как бы можно было напакостить самому себе, окажись мы в шкуре своего неприятеля. Получается, все наши страхи подпитываются собственной нечистотой».

 

***

Искушение неокрепших умов

 

- Да какое же разумное и нравственное общество можно устроить из таких людей? Подобно тому, как из гнилья и кривых брёвен, как ни перекладывай их, нельзя построить дом, так и из таких людей невозможно устроить разумное и нравственное общество. Из таких людей может образоваться только стадо животных, управляемое криками и кнутами пастухов, - выразительно читал по бумажке долговязый студент на сцене университетского актового зала.

- Нет, этот кусок явно не в тему, - прервала его строгая преподавательница. – Давайте отрепетируем без цитат.

- Ольга Серафимовна, если мы выкинем это высказывание, нарушится весь сценарий, - обиженно возразил юноша.

- Без классика наше выступление померкнет, - поддержал его из зрительного зала поджарый, но уже немолодой мужчина в стареньком, заутюженном костюме. - Ложь и лицемерие - вот два главных греха, которые обличал писатель. За что и был в последствие отлучён от церкви. Все устройства общества, считал он, направлены на то, чтобы одурманить личность, с детских лет искривить сознание, чтобы одни чувствовали себя достойными паразитической жизни, а другие смирялись со своим униженным, рабским положением.

- Да что вы несёте, Эдуард Алиевич! – ощетинилась преподавательница.

- Это не я – это великий русский писатель.

- Ну, уж не знаю, какой там великий, но с моей точки зрения это абсолютный бред!

 

Студенты кучкой теснились у сцены актового зала и молча переводили взгляды – то на спорящих педагогов, то на выцветший бархатный занавес, то на запылённые тяжелые шторы, которые прикрывали огромные, растрескавшиеся от старости рамы с заляпанными стёклами, то друг на друга. Судя по достаточно равнодушным лицам, репетиция им порядком поднадоела и не имела какого-либо смысла в их молодых, желающих наслаждаться жизнью и свободой умах.

- Damnant quod non intellegunt, - дерзко кинул в ответ Эдуард Алиевич и прибавил: – Невежи судят точно так: в чём толку не поймут – то всё у них пустяк…

- Вместо того чтобы хорошенько и доходчиво высмеять одиночный образ жизни современной молодёжи и нежелание создавать крепкие семьи, вы углубляетесь в какую-то ненормальную философию! – оскорбилась Ольга Серафимовна.

- Фабрика жизни штампует свои нормы, – упрямо перечил ей преподаватель. - А кто из этой среднестатистической толпы людей объяснит, что такое норма? Что они берут за основу?

- Ну, знаете ли! Перед нами не стоит задача это выяснить! – зычно сопротивлялась женщина. – Вам велено создать агитбригаду, а не какой-то там цирк!

- Нормой у нас считается то, что приемлемо для большинства, - продолжил преподаватель. - Или то, что навязывают сильные мира сего… Поэтому люди, как зашоренные лошади, бегут и не могут остановиться, чтобы самостоятельно подумать - куда? Они бегут по проторенной дорожке. И пользуются готовыми штампами! И свято верят в них, не подвергая сомнению… А чтобы стать личностью, надобно заиметь собственное мнение. Когда человек научится мыслить самостоятельно, он будет в состоянии отвечать за свои поступки.

- Только адекватный человек в состоянии отвечать за свои поступки. А адекватные люди никогда не станут идти вразрез с мнением большинства! – колко подметила Ольга Серафимовна, будучи уверенной, что на этом её спор со своим коллегой – доцентом по кафедре органической химии - будет завершён.

- Вы представляете себе, кто формирует мнение большинства? – снова задал вопрос мужчина, оборотившись уже к студентам. – Вот я сейчас скажу вам начало фразы, а вы продолжите. В здоровом теле…

- Здоровый дух! - как по команде рявкнула молодежь.

- …Это большая редкость, - прибавил в тишине долговязый студент на сцене.

- Нужно молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом, - одобрительно кивнул в его сторону Эдуард Алиевич. – В дословном переводе эта латинская фраза звучит именно так. И, как видите, несёт в себе прямо противоположный смысл. Её автор высмеивал одностороннее увлечение римлян телесными упражнениями. Однако наши современники даже не затрудняют себя вопросом: можно ли верить набившей оскомину фразе? Кто её сказал? В каком контексте?

- Как же так? – удивилась одна из студенток. – Получается, его слова исковеркали?

- Здрасте, проснулась! – оживился одиночка на сцене. – Нам же на лекции рассказывали, как люди тиражируют ошибки и заблуждения.

- Да что вы мне тут демагогию разводите? – не сдавала своих позиций преподавательница. - Наша цель – пропесочить молодые головы, чтобы они постигали семейные ценности. Чтобы подружили с девочкой – так и женились на ней! А не раз, два – и в кусты. Чтобы не просто гулянки, а ответственность в этих головах отложилась. Семья – это основа государства!

- А государство – это сила, с помощью которой эксплуататоры удерживают своё господство над эксплуатируемыми, - бойко ввернул сиротливо торчавший на сцене умник.

- Это что – бунт? – Ольга Серафимовна подозрительно обвела взглядом студентов и остановилась на преподавателе. – Это вам с рук не сойдёт, Эдуард Алиевич! Это же ненормально! Вы не находите?

- По-вашему, необходимо, прежде всего, стать таким как все - это и означает быть нормальным? – хладнокровно продолжил спор преподаватель. – Толпа нормальных биороботов без собственного «Я» - к этому вы предлагаете призывать?

- Не подменяйте понятия!

- А то, каким способом они достигают этого нормального положения - никого не волнует? Ради нормальности тащить в ЗАГС нелюбимую девушку. Ради нормальности ходить на нелюбимую работу или родить нежеланного ребёнка. Боясь нарушить зыбкий мирок своего нормального болота. Боясь сделать что-то ненормальное, предосудительное, не такое, как делает большинство. Вопрос: кому нужна такая нормальность?

- Я - за нормальную семью! А вот вы, между прочим, Богом увлекаетесь. Поэтому должны знать - этому даже Библия учит!

- Увлекаюсь… - ухмыльнулся Эдуард Алиевич. – Но именно, что Богом… А не богословием… Государство подмяло религию под себя. И всегда будет подминать. Потому что там, где существует безропотная толпа, там существует рабство. А там, где существует рабство, там - государство. В котором все лезут друг другу по головам, пытаясь освободиться от этого рабства.

- Вы к чему призываете? Это кружок вольнодумцев или агитбригада? – гневно топнула ногой преподавательница. – Вы разлагаете молодёжь!

Ноги у неё, надо отметить, были далеко не совершенной формы, да и коричневые хлопковые колготы отнюдь не прибавляли им стройности. Напротив – делали их ещё более схожими с двумя толстыми, увесистыми сардельками. Что служило объектом тайных насмешек студентов и причиной появления обидного для неё прозвища «Чулок».

- Успокойтесь, Ольга Серафимовна! Вы думаете, что если мы будем замалчивать острые вопросы, наши дети не станут об этом размышлять?

- Ну, правильно! Давайте мы опустимся до их уровня. Будем поощрять беспорядочные половые связи и сожительство… - задыхаясь от возмущения, настаивала на своём Чулок.

- Нет, мы просто перестанем жить по шаблонам и мыслить штампами…

- И штампы в паспорте заменит всеобщая проституция и содомия! – поймав нужное слово, продолжила отчитывать своего коллегу преподавательница.

- А что мы знаем о ветхозаветном Содоме? – спокойно спросил Эдуард Алиевич, улавливая на себе пристальные, полные любопытства взгляды студентов.

- Та-а-ак! – в крайнем возмущении протянула Ольга Серафимовна и замолчала, усевшись на стульчик, чтобы терпеливо «наматывать на ус» все дальнейшие подробности такого из ряда вон антипедагогичного, с её точки зрения, разговора.

Казалось, с этой минуты она как бы перестала быть женщиной, превратившись в огромную высокочувствительную видеонаблюдательную станцию. Студенты зашушукались, но под её строгим взором опасались озвучивать свои версии.

- Это город разврата, - наконец-то отважился один из них.

Эдуард Алиевич молчал, как бы давая понять, что ждёт ещё более меткого попадания.

- Где гомосеки жили, - с ухмылкой уточнил смельчак на сцене.

Преподавательница насторожилась ещё больше. Эдуард Алиевич глянул на неё исподлобья и хлопнул в ладоши:

- Отлично!

Затем мужчина сосредоточенно потёр указательным пальцем свой небритый иссиня-чёрный подбородок и, покашливая, продолжил:

- Содом и Гоморра стали символом порочности и безнравственности. Про жителей Содома ходило немало легенд. Согласно одной из них, всем гостям этого библейского города предлагалась кровать, длине которой они должны были соответствовать. После чего слишком высоким обрубали конечности, а низкорослых растягивали. Равняли под свою норму…

- Я такого не слышала! – отрезала Ольга Серафимовна. – Это выдумки! А вот про то, что они совокуплялись без разбору между собой – об этом все знают!

- В здоровом теле – здоровый дух… Это тоже все знают… - с хитрецой подметил долговязый студент, поглядывая в её сторону.

«Так-та-а-ак!», - пронеслось теперь уже в мыслях преподавательницы, но она удержалась от комментариев, ограничившись лишь небольшой зарубкой напротив фамилии ехидного студента. Таким образом, он возглавил воображаемый чёрный список неблагонадёжных воспитанников альма-матер, с которыми Ольге Серафимовне, как куратору потока, предстояло вести долгую и трудную воспитательную работу.

«Нет худа без добра, - продолжала думать она, обводя суровым взглядом аудиторию, - вам ещё зачёт сдавать, а скоро конец семестра. Вот и посмотрим, у кого ума хватит не пререкаться со мной. Нет… это ж надо?! Говорить такое при детях! Сегодня же следует доложить декану… Пока этот червь всё дерево не источил… Стыд-то какой! Подумал бы своими мозгами, о чём он беседует с молодёжью… Это же неокрепшие умы… Сейчас понаслушаются его, а завтра что? Восстанут против своего государства? Подкинут бомбу в подъезд? Пойдут на гей-парады? Тьфу, какая гнусность! А, может он и сам – того?! Вот это скандал - проморгали педофила!»

 

- А между тем, заглянув в словарь, - объяснял преподаватель, - мы сможем найти первоначальное значение, в котором употребляли это слово наши предки. Слышь, в кабаке содомят как! – говорили они. И все понимали, что в кабаке горланят, ссорятся и бранятся. А если вы почитаете Библию, то вот в чём было истинное беззаконие жителей Содома: в гордости, пресыщении и праздности - они руки бедного и нищего не поддерживали... Мы живём в век стремительного распространения информации. Кто стоит за ней? Кто формирует общественное мнение? Прежде чем принять за аксиому какое-либо понятие, я призываю вас читать, анализировать и делать свои собственные выводы.

 

***

 

- И какой же вывод нам следует из этого сделать? – внимательно выслушав Михаила Фёдоровича Турунду, задал свой вопрос Милогубов. – Получается, церковь страшится наступления конца света как огня. Хотя, казалось бы, чего здесь бояться – после этого всё плохое должно отделиться и уничтожиться, а миром будет править Любовь.

- Церковь конца света не боится, - запротестовал священник, с интересом разглядывая сгусток в мониторе компьютера, - а вот воцарение антихриста, которое будет перед концом света – вещь неприятная. Многие соблазнятся и отступят от Христа.

- Значит, вы отказываетесь помочь нам, отец Лука? – ещё раз уточнил Райдуга, нервно расхаживая по лаборатории. – Но мы и сами сумеем докопаться до истины, проанализировать и соединить воедино знания ведущих мировых религий.

- Да как же вы в толк не возьмёте? – в свою очередь занервничал священник, отпрянув от монитора. - Во внешних формах и нравственном учении многие религии схожи. А вот сердцевина каждой - самое главное её содержание - во всех религиях противоречит друг другу. И их невозможно примирить.

- Но нравственные-то принципы схожи? – не унимался Владимир Леонардович. – Мы не будем вдаваться в подробности: девственна ли была мать Иисуса и кем он был на самом деле – пророком, как считают мусульмане, или сыном самого Бога, как считают христиане. Не полезем мы в такие тонкости – от кого исходит Святой Дух: от сына или от отца? Ведь именно на этих пунктах и, по большому счёту, мелочах рассорились между собой католики и православные…

- Не только, - недовольно буркнул отец Лука, отчаянно теребя свою и без того реденькую бородку. – У нас разные представления – в корне разные! – о божественной сути, о загробной жизни, о природе пророков…

- Но нам-то не важно: сколько чертей каких грешников будут жарить и на каком именно масле… Понимаете? Я хочу зреть в корень и без лишней шелухи!

- Да моральные-то принципы схожи, но мы, православные, категорически НИКОГДА со своих позиций ни на йоту не сдвинемся. Тем и крепка вера русская! – возвысив тон, заключил священник и величаво перекрестился. – А ежели вам и этих аргументов не достаточно, скажу прямо, чтобы вы далее со своей затеей мальчишеской не валандались… По преданию, именно антихрист в последние времена синтезирует и синкретезирует все религии в одну… Ясно вам?

Учёные удивлённо переглянулись. А священник беспокойно затарабанил пальцами по подлокотнику кресла и поинтересовался:

- Освящать помещение будем? – и через мгновение уточнил для верности: - Без этого моего согласия на дальнейшие разговоры нету!

- А кропить обязательно? – переспросил серьёзным тоном Милогубов. – А то здесь аппаратуры полно – как бы не залить…

«Не смыслит ни бельмеса, а суётся бесом!» - с раздражением подумал отец Лука, но жестами дал понять, мол, не бойтесь, господа учёные – ничего страшного с этой техникой не случится.

 

На этот раз Михаил Фёдорович Турунда явился в НИИ во всеоружии – он облачился в глухую чёрную ризу и прихватил с собой походный чемоданчик, в котором предусмотрительно была уложена вся необходимая церковная утварь. Дело, по его мнению, шло к развязке – именно Крест Животворящий призван был избавить учёных от соблазна рассматривать на своих приборчиках чужие души.

Однако уже с первых минут, как только отец Лука начал было приготовляться к исполнению великого таинства, в лаборатории стало твориться что-то неладное. Сначала одновременно всем троим мужчинам показалось, что освещение в комнате заметно потускнело, затем над компьютером что-то внезапно померцало, и в воздухе замельтешили странные серые не то мошки, не то пылинки. Через минуту лампочка на щитке засигналила о том, что основная линия электропередачи и вовсе отключилась – источник бесперебойного питания «подхватил» оборудование, пока не заработал автономный генератор. После этого необычные явления на какое-то мгновение прекратились, и учёные принялись поторапливать священника, дабы тот поскорее приступил к чтению какой-нибудь молитвы.

 

Райдуга верил в фортуну. Сколько лет он мечтал совершить прорыв в науке, сделать что-нибудь значимое. Полезное для человечества. Он грезил грандиозными открытиями и достижениями, которые могли бы стать гордостью не только самих учёных, но и Великой России, коя мыслилась ему самой просвещённой и самобытной державой. Эх, Россия-матушка… Рассеяла ты по земле племя русское. Но из века в век, как покорная жена, подчиняешься ты воле многочисленных супругов твоих. И снова и снова отдаёшь судьбу потомства своего в руки очередного эгоиста, альфонса, алкоголика или иного алчного властителя прильнувшего к твоим недрам. Сколько же детей своих потеряла ты на поле брани, покорившись воле тех мужей, что тиранили и уничтожали кровь и плоть, взращённые землёю твоей плодородной.

Эх, бабская твоя доля – сносить унижения и питать своего Господина, повинуясь его прихотям… Неужто так и останется единственным светлым воспоминанием твоим тот золотой век, возведший на престол женщину-императрицу? Неужели так и не отыщется в твоём государстве мужчина, обвенчавшись с которым, будешь ты, как и в те достойные времена счастлива и величава?

В чём секрет твоей вечной молодости, Россия? Стоишь ты пред другими народами – загадочная и будто бы девица неопытная. Да чета ли тебе эти старушки Европа и Англия, эта ветхая Палестина, эта преклонного возраста Поднебесная? Завидуешь ли ты ухоженной, но остолбеневшей на полпути к свободе Земле Западной? Или гордишься тем, что никто не знает твоих лет? Выводишь ты как хлоркой своё несчастливое прошлое и с отчаянием бросаешься в новый роман, стерев из летописи память о прожитых тобою годах. Снова молодая и снова с чистого листа. Россия-матушка…

 

«Скоро будет повод гордиться тебе за своих сынов! – мечтательно думал Владимир Леонардович, с волнением наблюдая за отцом Лукой, приступающим к молитве. – Вероятность того, что именно сейчас сгусток выйдет с нами на связь, предельно велика. Божественная материя должна обрести созвучие со священными текстами и Бог Слова материализуется в сигналы, которые мы тут же преобразуем в речь! Самописцы готовы… Микрофоны и динамики включены…».

«Что же он медлит? – параллельно со своим начальником размышлял Милогубов. – Мы ничего не забыли? Может быть, стоило сказать батюшке о нашей задумке? Дело-то всё-таки не шуточное… А если Бог его за такие дела отлучит от себя навсегда? Мы-то ладно… безбожники. Ох, прости нас, Михал Фёдорыч!».

 

«Ну вот! Электричество шалит – бесы взбеленились, - смутно предчувствовал беду отец Лука, начиная ритуал и попутно вспоминая про себя семь признаков одержимости нечистой силой. – Хорошо бы сейчас трахнуть этот телевизор об пол, да и послать этот чёртов сгусток в преисподнюю – там ему самое место! Никогда ещё до такой дерзости эксперименты не доходили. Ну, режете себе крыс – да и Бог с вами… И то сказать – живодёры… Божьей твари не жаль им… А тут, вишь, удумали! Душу им просмотреть… Может, вам ещё ангелов для гербариев наловить? Нехристи! Одно слово – учёные… Ишь! Бога под опыты пустить… Прости меня, Господи».

Когда отец Лука приноровил в руке кадило и, покачивая им, сделал пару шагов вперёд, комната погрузилась в аромат благовоний.

«Вот беда, - пронеслось в голове у Милогубова, который не выносил резких запахов. – Сейчас в духоте только ладана не хватало… А если меня затошнит?».

И не успел он это подумать, как его охватил необъяснимый, жуткий страх за свою жизнь. Учёному вдруг показалось, что именно в эту минуту душа его должна расстаться с телом навсегда, и всё, что бы он дальше ни предпринимал, уже никогда и никоим образом не будет связано с его земной жизнью. У Милогубова кольнуло сердце. В это же самое мгновение за монитором что-то затрещало и захрустело, потом дзынькнуло тихо и - БАХ! – каким-то невероятным образом тот самый сгусток, который только что спокойно пульсировал на экране, прямо на глазах у оцепеневших от неожиданности мужчин с шумом переместился в пространстве и завис в воздухе посреди лаборатории!!!

- СЫНЫ МОИ НЕРАЗУМНЫЕ! – раскатилось громом в головах одновременно у всех троих бедолаг.

- На колени! – в панике выкрикнул первым потерявший самообладание священник, и трое взрослых мужчин грузно рухнули на пол. – Не смотрите! Не поднимайте глаз! Кто увидит Бога, тот ослепнет! – отчаянно призывал отец Лука, отползая к двери и позвякивая кадилом, которое, зацепившись за край подола, волочилось за ним на цепочке.

Учёные безропотно замерли в нелепых позах на полу лаборатории.

– Господи, спаси и сохрани! Господи, не погуби душу мою грешную! – с усердием заладил Турунда, насильно перебивая другие свои мысли, которые так некстати начали возникать в уме: «А вдруг это не Бог? А может, диавол? А ежели я предположу, что диавол, а на самом-то деле Бог? А ежели я его - Крестом Животворящим? Вот и распознаю, кто есть кто! Ах, бес тебя дери – Крест-то я выронил! Господи, помилуй! Свят! Свят! Свят! А ежели всё-таки Бог – так он, поди, сейчас все мои мысли-то слышит! Ой, Господи, грешен я перед тобою! Так грешен! Вместо того чтобы добрые дела свершать, поддался соблазну!».

«Господи! – причитал в свою очередь Милогубов, стоя на четвереньках и пытаясь, время от времени, неуклюже перекрестить себя сжатыми в пучок пальцами. – Я креститься-то не умею толком. Но кто же виноват? Разве я виноват? У нас вся семья неверующая была – родителям партия запрещала твои книжки читать».

«Отец наш, Вседержитель! – продолжал молить Бога отец Лука. – Не взыщи! Коли это и вправду ты, а не сатана, то войди в меня и очисти мя от скверны! Пусть моё тело будет домом для тебя! Очисти мя от всех вольных и невольных грехов моих! Но только если это Бог… А коли сатана – изыди от меня, нечистая! Изыди прочь!».

 

«Вот это картина, - размышлял про себя Райдуга, чувствуя, как затекают и постепенно начинают неметь его конечности. – Если бы кто-то имел сейчас неосторожность войти в лабораторию – вот это был бы номер. Анекдот! Трое здоровых мужиков стоят на карачках, задницами кверху и упёршись лбами в грязный пол. И кто поверит, что мы пали ниц перед самим Богом? Да и что самому Богу делать с нами в таких-то позах?».