Протестное политическое поведение

Одной из форм политического поведения является протестное поведение. В отечественной и зарубежной литературе весьма распространенным является взгляд на протестное поведение как на поведение в форме неконвенционального действия, не соответствующего законным и традиционным нормам режима, регулирующим политическое поведение [45]. Соответственно выделяются и основные формы протестного поведения, такие как написание петиций, участие в демонстрациях, бойкоты, захват зданий, неуплата налогов, блокады, неофициальные забастовки и т.п.

Недостаток данного подхода заключается в следующем.

Во-первых, как показывает опыт проведения подобных акций в странах Западной Европы и США, они могут иметь конвенциональный характер, соответствуя как юридическим нормам, так и традициям национальной политической культуры. Так, демонстрации и пикеты часто осуществляются, например, для защиты гражданских и социальных прав населения, закрепленных законодательно. Чаще всего участники таких акций протестуют против нарушения неких договоренностей (закрепленных в виде законов, формальных и неформальных норм) со стороны органов власти или других политических субъектов. Они не выступают за кардинальные преобразования политической системы, а призывают лишь к корректировке проводимого политического курса, институционального контекста и т.п. Поэтому в странах стабильной демократии уровень протестной активности населения, часто конвенциональной по своей сути, может рассматриваться как один из показателей зрелости гражданского общества.

Во-вторых, сторонники определения протестного поведения как неконвенционального неоправданно заужают сферу протестной активности, исключая из этого понятия, например, все действия, которые не носят открытый публичный характер. На самом деле функцию политического протеста могут выполнять и другие виды политического поведения, в условиях демократического политического режима являющиеся конвенвенциональными по определению: электоральный абсентеизм или определенные формы голосования как выражение политических ориентаций, несущих протестный заряд, - разновидности “тихого” протеста, следствия которых для социально-политической жизни не менее значимы, чем участие в активных формах протеста.

В качестве одной форм политического протеста может рассматриваться электоральный абсентеизм, точнее абсентеизм, связанный с определенной протестной мотивацией неучастия в выборах (недоверие или неудовлетворенность правилами игры, неверие в возможность повлиять на процесс принятия политических решений, недоверие основным политическим силам). Как показывают результаты социологических опросов, мотивация примерно половины российских избирателей, не участвующих в парламентских выборах, носит протестный характер. Весьма удачной попыткой выявления анатомии причин электорального абсентеизма является вопросник, разработанный Р. Роузом и использованный после декабрьских выборов 1995 г. в России. В качестве протестной мотивации могут рассматриваться следующие предложенные им варианты ответов: “нет партии, соответствующей моим интересам”, “не доверяю политикам”, “нечестные выборы, результаты будут подделаны”, “Дума не имеет власти”, “выборы бесполезны”. Как показали результаты опроса, неучастие почти половины избирателей в декабрьских выборах 1995 г. носило протестный характер. [46]

Другой формой протестного поведения на выборах является голосование за определенные оппозиционные политические силы, либо голосование “против всех”. Такое голосование может являться выражением недоверия (протеста) не только к проводимому политическому курсу, но и ко всему политическому режиму в целом и его отдельным институтам (например, политическим партиям). Яркий пример такого голосования являет собой, например, значительная поддержка ЛДПР на выборах 1993 г. Вместе с тем, при выявлении протестного характера голосования особое значение имеет позитивная или негативная мотивация электорального выбора.

Известно, что не все субъекты политического процесса ведут себя протестно. Многие граждане, участвуя в политике, не выражают никакого протеста. Не все граждане довольны правилами игры, господствующими нормами, проводимым политически курсом и т.д. Однако далеко не все недовольные выражают намерение принять участие в протестных акциях и еще меньше граждан участвует в политике совершает протестные действия.

Для того чтобы различить степень недовольства, готовности принять участия в протестных акциях и действительный уровень протестной активности, в науке существуют понятия протестная активность и протестный потенциал. Под протестной активностью понимают охват (вовлеченность) граждан различными формами протестной активности и его динамику. Под протестным потенциалом понимают намерение (склонность) граждан участвовать в протестных акциях при определенных условиях (например, «если бы рабочие моего завода вышли на улицу с требованием отставки правительства, я возможно принял бы участие в демонстрации»; это совсем не означает, что рассуждающий так человек реализует свои намерения в действительности).

Какие же факторы влияют на формирование протестного потенциала и протестной активности?

Наиболее распространенной теорией, объясняющей формирование протестного потенциала, является теория относительной депривации. Представители этой теории исходят из того, что в основе формирования протестного потенциала лежит депривация, то есть «субъективное чувство недовольства по отношению к своему настоящему» [47]. Основными причинами такой неудовлетворенности является то, что субъект не обладает каким-либо объектом, стремится к его обладанию, при этом сравнивает себя с другими субъектами, обладающими этим объектом и рассматривает возможность обладания им как вполне реальную. Таким образом, для возникновения депривации важен не столько сам факт не обладания чем-либо, сколько желание обладать объектом, а также надежда на возможность изменения положения с помощью изменения социального и политического порядка. При этом большую роль играет то, что депривация возникает в определенной социальной среде: оценивая свое положение и формируя свои запросы, индивид сравнивает себя с окружающими. Если уровень потребления у окружающих невысок, то это будет способствовать занижению притязания и приглушению депривации. Если уровень потребления у окружающих существенно отличается, это способствует формированию чувства несправедливости и является одной из предпосылок депривации. Поэтому говорят об относительной депривации.

Относительная депривация связана не только с обладанием материальными и социальными благами. Она также может быть связана с потребностью в свободе, в самовыражении. Именно подобного рода потребности двигали большинством участников студенческих выступлений 60-х годов XX века. Поэтому в целом депривацию можно также определить как несоответствие между ценностными ожиданиями и реальными возможностями субъекта [48].

На протестный потенциал, помимо относительной депривации, влияют такие факторы, как способность субъектов к концептуализации социальных и политических отношений и неудовлетворенность деятельностью органов власти. При этом исследователи отмечают, что чем больше факторов, влияющих на формирование протестного потенциала, присутствует одновременно, тем протестный потенциал больше.

Таблица.
Готовность населения к участию в акциях протеста, 1990 г., в %. [49]

	Вид акции
Страна	Сбор подписей под обращениями	Бойкот	Демонстрация, митинг	Несанкционированная забастовка	Занятие помещений, блокада
Бельгия	27,2	28,1	29,4	17,9	20,7
Великобритания	16,9	34,4	34,6	18,7	9,9
Западная Германия	31,4	36,8	41,9	18,7	9,9
Испания	39,8	25,1	40,2	17,6	16,6
Италия	34,6	45,5	37,1	17,8	19,6
США	19,8	44,8	43,7	30,0	17,3
Швеция	23,8	61,6	58,9	40,9	19,4
Франция	29,0	40,2	32,4	24,9	24,8
Венгрия	29,9	14,2	25,9	27,3	3,9
Восточная Германия	25,8	30,7	35,1	14,0	13,4
Польша	34,5	23,2	36,5	14,8	11,1
Словакия	37,6	36,9	52,2	37,6	18,3
Чехия	32,2	29,5	42,4	31,9	16,6

На протестную активность дополнительно влияет ряд факторов, относящихся не только к особенностям актора и его социальной среды, но и к политическим условиям. Среди этих факторов следует отметить наличие у субъекта тех социальных качеств, которые позволяют ему быть политически компетентным, более мобильным и независимым: согласно многочисленным опросам, проведенным в странах развитой демократии, протестная активность отрицательно коррелирует с таким качеством, как возраст и положительно – с уровнем образования и доходов. Кроме того, наблюдается положительная корреляция между участием в протестных акциях и участием в традиционных формах политической активности (например, в деятельности партийной организации и т.д.).

Исследователи отмечают и такой важный политический фактор, как способность системы представительства канализировать социальные интересы и социальное недовольство. Речь идет о том, что уровень протестной активности повышается там, где система представительства оказывается неспособной интегрировать те или иные социальные, этнические, религиозные и т.п. группы, либо институты политического представительства оказываются неспособными выполнять свою основную функцию. Таким образом, к различным видам протестной политической активности граждане прибегают в том случае, если традиционное политическое участие оказывается неэффективным или в случае необходимости привлечь внимание властей и общественности к какому-либо событию. Но при этом большую роль играет также уверенность граждан в эффективности протестных действий.

Эти основные выводы подтверждаются не только на примере западных, но и на примере посткоммунистических обществ. Вместе с тем, в этих обществах наблюдаются некоторые отличия, обусловленные особенностями их социально-политического развития. Как могло бы показаться на первый взгляд, россияне, демонстрирующие более низкий уровень социального самочувствия, чем граждане стран стабильной демократии, должны были быть более склонны к участию в акциях протеста. Вместе с тем, данные статистики и результаты опросов свидетельствуют о том, что россияне демонстрируют более низкий уровень участия в протестных акциях и более низкую степень готовности принять в них участие. Кроме того, все массовые формы протестной активности пользуются в России меньшей популярностью, чем на Западе – это особенно касается бойкотов, митингов, демонстраций и неофициальных забастовок [50]. Несмотря на резкое ухудшение социального статуса жителей и рост протестного потенциала после кризиса августа 1998 г., уровень их участия в протестных акциях остаётся стабильным: согласно социологическим наблюдениям последних лет, во всероссийских акциях протеста обычно участвует около 7-9% взрослого населения, при этом никаких особых всплесков, связанных с ухудшением социально-экономической ситуации не наблюдается.

Социологические опросы, проведенные российскими исследователями также демонстрируют значительную корреляцию между уровнем вовлеченности в конвенциональные активные формы политического участия и условно “неконвенциональные” [51].

Значимым фактором являются также невысокая способность системы политического представительства интегрировать интересы отдельных групп (следствием этого является, например, протестное голосование на выборах), а также национальные особенности политической культуры, наличие и своеобразие политических субкультур (в частности, в России, например, наблюдается значительная зависимость между принадлежностью к коммунистической субкультуре и протестной активностью). В целом, можно предположить, что национальные особенности российской политической культуры обуславливают несколько иное функциональное значение протестной активности, способствуя перераспределению протестной активности в сторону активизации протестного потенциала в электоральном поведении.

Литература для самостоятельного изучения

1. Гончаров Д.В. Теория политического участия. М., 1997.
2. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994. Глава 3 (3).
3. Карминес Э.Г., Хакфельд. Политическое поведение: общие проблемы // Политическая наука: Новые направления. Под ред. Гудина Р., Клингеманна Х.Д. М., 1999.
4. Шестопал Е.Б. Психологический профиль российской политики 1990-х. М.: РОССПЭН, 2000. Гл. 5.
5. В.Рукавишников, Л.Халман, П.Эстер. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998.
6. Сафронов В.В. Потенциал протеста и деморкатическая перспектива.// Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. № 4.
7. Шевченко Ю. Политическое участие в России.// Pro et contra. 1998. №3.
8. A. Marsh. Political Action in Europe and the USA. L. (?),1990

Вопросы для повторения

1. В чем заключаются различия между политическим поведением и участием?
2. Какие формы политического участия Вы знаете?
3. От чего зависит выбор той или иной формы политического участия?
4. Как влияет уровень социального самочувствия на политическое участие?
5. Что такое «относительная депривация»?

[1] Дегтярев А.А. Основы политической теории. М., 1998. С. 95-96.

[2] Шестопал Е.Б. Психологический профиль российской политики. М., 2000. С. 157.

[3] Соловьев А.И. Политология. Политическая теория. Политические технологии. М., 2000. С.330.

[4]Общая и прикладная политология. М., 1997. С.660.

[5] Stone W.F., Schaffner P.E. The Psychology of Politics. N. Y., Berlin, 1988. P. 63.

[6] Об этом см. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994. C. 162.

[7] Шестопал Е.Б. Психологический профиль российской политики 1990-х. М., 2000. С. 160.

[8]Там же. С.160.

[9] Collins B.E. Social Psychology. Los Angeles, 1970. P.69; Steck P. Grundzuege der politischen Psychologie. Bern et al., 1980. P.38.

[10] Stone W.F., Schaffner P.E. The Psychology of Politics. N.Y., Berlin, 1988; Katz D., Stotland E. Prelimenary Statement to a Theory of Attitudes.// Psychology: A Study of a science. Ed. by Koch S. N.Y., 1959. Vol.3 etc.

[11] Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994. С.135.

[12] Там же. С. 137.

[13] Ср. выделение экспрессивных, когнитивных и оценочных аттитюдов, характеризующих политическую культуру, Г.Алмондом.

[14] Ядов В.А. Стратегия социологического исследования. Описание, Объяснение, понимание социальной реальности. М., 1998. С. 306.

[15] См. Мелешкина Е.Ю. Политические установки// Политическая социология и современная российская политика. Под ред. Голосов Г.В., Мелешкина Е.Ю. СПб, 2000. Подробнее о методологии «воронки причинности», а также о ее применении к анализу демократизации см. в данном учебном пособии гл. 13.

[16]См. Inglehart R. The Silent Revolution in Europe: International Change in Post-Industrial Societies// American Political Science Review. 1971. Vol. 65. P. 991-1017; Inglehart R. Post-Materialism in an Environment of Insecurity// American Political Science Review. 1981. Vol. 75. P.880-900.

[17]См, например, Inglehart R. Political Value Orientations//Continuities in Political Action: A Longitudinal Study of Political Orientations in Three Western Democracies. Jennings M.K. et al. Berlin, N.Y., 1990.

[18] Dalton R.J. Responsiveness of Parties and Party System of the New Politics// Politiche Klasse und politiche Institutionen. Opladen, 1991. P.40.

[19] Сост. по: Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998. С. 241.

[20] Лапкин В.В., Пантин В.И. Ценности постсоветского человека// Человек в переходном обществе: Социологические и социально-психологические исследования. Отв. ред. Дилигенский Г.Г. М., 1998. С.28.

[21] Качанов Ю.Л. Опыты о поле политики. М., 1994. С. 110,112.

[22] Там же. С. 113.

[23] Там же. С.115-116.

[24] Там же. С. 117.

[25] Цит. по: Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998. С.271.

[26] Про региональную идентичность см. подробнее, например, Мелешкина Е.Ю. Региональная идентичность как составляющая проблематики российского политического пространства// Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. Под ред. Ильина М.В., Бусыгиной И.М. М., 1999.

[27]Le Nouvel Observateur. 1986. № 1111. P.26. L'Etat de l'Opinion. Cles pour 1990. P.171.

[28] Inglehart R. Cultural Shift in Advanced Industrial Society. Princeton, 1990.

[29] Dalton R. Political Cleavages, Issues and Electoral Change// Comparing Democracies. Elections and Voting in Global Perspective. Thousand Oaks, 1996. P.333-334; см. также Huber J. Values and partsanship in Left-Right Orientation: Measuring Ideology// European Journal of Political Research. 1989. №17.

[30] Inglehart R. Changing Cleavage Alignment in Western democracies// Electoral Change in Advanced Industrial Democracies. Princeton, 1984.

[31] Об этом см., например, Мелешкина Е.Ю. Российский избиратель: установки и выбор// Первый электоральный цикл в России, 1993-1996. М., 2000.

[32] См. об этом Мелешкина Е.Ю. Формирование партийных предпочтений избирателей в посткоммунистических странах Восточнгой европы: Обзор исследовательской серии// Выборы в посткоммунистических обществах. М., 2000.

[33] Шестопал Е.Б. Психологический профиль российской политики 1990-х. М., 2000. С. 123.

[34]Сост. по: Uehlinger H.-M. Politishe Partizipation in der Bundestrepublik: Strukturen u. Erklaerungsmodelle. Opladen, 1988. S. 19.

[35] M. Kaase, A.Marsh, political Action Repertory.//Political action: Mass Participation in Five Western Democracies. Ed. by Barnes S., Kaase M. Beverly Hills, London, 1979. p.153-155.

[36] Rosenau J.N. Citizenship between Election. An Inquiry into the Mobilized American. N.Y., L., 1974. P.4.

[37] Deutsh K.W. Social Mobilization and Political Development// Comparative Politics. A Reader. Ed. by Eckstein H., Apter D.E. Toronto, 1964.

[38] Verba S., Nie N.H. Participation in America. N.Y., 1972. P. 336.

[39]См., например, Kaase M. Distribution of Political Action// Barnes S., Kaase M. et al. Political Action: Mass Participation in Five Western Democracies. Beverly Hills, 1979.

[40] Inglehart R. The Impact of Values on Political Behavior// Jennings M.K. et al. Continuities in Political Action. A Longitudinal Study of Political Orientations in Three Western Democracies. Berlin, N. Y., 1990. P.94

[41] Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994. С.180.

[42] Huntington S., Nelson J.M. No Easy Choice: Political Participation in Developing Countries. Cambridge, 1976. P.51

[43] J. H. Nagel. Participation. 1987. Pp.13-14.

[44]Сост. по: Kluegel J.R., Mason D.S. Political Involvement in Transition. Who participated in Central and Eastern Europe?// International Journal of Comparative Sociology. 1999. Vol. 40. №1. P.46-47.

[45]См., например, A. Marsh. Political Action in Europe and the USA. London (?),1990

[46] Rose R. New Russia Barometer V: Between Two Elections. // Studies in Public Policy. Glasgow, 1996. N o 260 P.63

[47]См., например, Runciman W.G. Relative Deprivation and Social Justice. Berkey, 1966.

[48]Gurr T. Why Men Rebel. Princeton, 1970. P. 218.

[49] Сост. по: Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998. С.1880-181.

[50] В.Рукавишников, Л.Халман, П.Эстер. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998. С. 180, 182.

[51] См., например, Сафронов В.В. Потенциал протеста и демократическая перспектива.// Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. № 4.С. 123-124.

Глава 9.
Электоральное поведение

Вопросы:

• Основные модели электорального поведения.
• Тенденции динамики электорального поведения в странах развитой демократии
• Поведение избирателей в России