Развитие партий в России и странах Восточной Европы

На первый взгляд процесс развитие партий в России имеет довольно много общих черт с современной эволюции партий в Европе и США. Размывание электората, возникновение партий – команд одного лидера, незначительное число партийных активистов, отсутствие интереса к членству в партиях и политическому участию, - вот те характеристики, которые могут быть применены для описания партийного развития, как в странах Западной Европы, так и России. Данные Нового Европейского Барометра, собранные в 9 посткоммунистических странах в 1994 г., свидетельствовали, что в среднем менее 1 человека из 7 доверяли политическим партиям [10]. По данным исследований 1998 г. лишь 26% россиян и 13% украинцев считали себя приверженцами какой-либо партии, 60% россиян и 71% украинцев не поддерживали ни одну из существовавших партий [11]. Можем ли мы сказать, что подобное положение дел свидетельствует в пользу того, что партийный кризис в Западной Европе и отсутствие стабильной партийной системы в посткоммунистических странах и, в частности, в России – это явления одного порядка?

В среде российских ученых сложилось несколько мнений относительно ответа на данный вопрос. С. Пшизова, например, считает, что «складывающиеся (в России – Н.А., Е.М.) партии, можно рассматривать не как «недоразвившиеся» варианты уже известных западных моделей, а напротив, как воплощение наиболее радикальной версии современного этапа эволюции этих институтов, обусловленное сочетанием глобальных факторов со специфическими условиями постсоветского общества» [12]. Г. Голосов, напротив, определяет российские партии именно как «недоразвитые», даже по сравнению с партийными организациями Восточной Европы. Р. Саква, анализируя особенности сложившейся в России ситуации, также наделяет ее скорее архаичными, чем современными характеристиками.

Для того чтобы понять, в каком направление происходит развитие российских партий, необходимо провести сравнительный анализ данного процесса в посткоммунистических странах. Наиболее основательное теоретическое исследование развития партийных организаций в Восточной Европе дано в работах П. Копецкого, Г. Китчельта и Г. Голосова.

По мнению П. Копецкого, в странах Восточной Европы формируются партийные образования с рыхлой электоральной базой, ведущую роль в них играет партийное руководство. Данный процесс связан с несколькими обстоятельствами. Во-первых, партии вынуждены обращаться к широкому кругу избирателей, главным образом потому, что не могут рассчитывать на поддержку электората с устоявшейся партийной приверженностью, поскольку при авторитарном правлении подобная приверженность отсутствовала. Во-вторых, партии не стремятся к увеличению членства, так как их финансовые ресурсы не зависят от количества членов, а при меньшем числе членов сокращается вероятность потенциально мощных вызовов существующему партийному руководству. В третьих, деполитизированные граждане посткоммунистических стран не проявляют особой склонности к идентифицикации с идеологиями и партийными символами, они скорее предпочитают солидаризироваться с сильными личностями. Поэтому, утверждает П. Копецкий, наибольшие шансы в посткоммунистической политике имеют партии наподобие «универсальных» или «электорально-профессиональных», где партийное руководство играет доминирующую роль, а партийная организация – второстепенную.

Недостатком схемы Копецкого является то, что в ней не выявляются национальные особенности развития партий в разных странах Восточной Европы. Из его рассуждений следует, что общее для всех стран региона «ленинское наследие» предполагает их тождественность в развитии партий. На самом деле это не так. По крайней мере, не учитывается специфика России по отношению к восточноевропейским странам, в большинстве которых сформировались и более или менее успешно функционируют партийные системы.

Ряд теоретических установок для анализа партийной организации в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе предлагает и Г. Китчельт. Он выделяет три «идеальных типа» партий, существование которых возможно на посткоммунистическом пространстве, – харизматический, клиентелистский и программный, и определяет условия возникновения данных типов партий.

Харизматические партии, по мнению Китчельта, представляют собой немногим более чем неструктурированная массу людей, сплотившаяся вокруг лидера. Такие партии от природы нестабильны, поскольку, чтобы сохранить приверженность последователей, харизматические лидеры должны рано или поздно обеспечить своему электорату избирательные стимулы и вступить на путь организационного развития.

Для клиентелистских партий характерен упор на персональный патронаж. Они вкладывают много средств в создание организации, которая эффективно снабжает ресурсами своих последователей. Подобные организации, однако, избегают расходов на координацию деятельности своих членов, так как от них требуется не вера в некий набор идеологических целей, а личная лояльность. В таких партиях, как и в прежних кадровых, заправляет политическая элита, а партийная организация подчинена партийному аппарату. Клиентелистким партиям также свойственно относительно широкое членство, хотя привязывает членов к этим организациям не идеологическая программа, а наличие связей патрон-клиент и заинтересованность в электоральной победе.

Программные партии учреждаются для рекламы идеалов «желаемого общества как коллективного блага, которое они обещают обеспечить, и привлечения активистов и лидеров, готовых пропагандировать и воплощать и жизнь эти идеалы» [13]. Эти партии обладают некоторыми чертами массовых партий, к числу которых относится, прежде всего, сохраняющееся влияние партийной организации и партийных активистов. Такие организации труднее создать, нежели другие виды партий. Однако они в большей степени способны усилить консолидацию и стабильность демократического режима, чем два других типа.

В целом Китчельт считает, что степень вероятности появления программных партий определяется четырьмя факторами: давностью индустриализации, институциональными характеристиками (такими как наличие президентской или парламентской системы), особенностями демократического транзита, системным временем, прошедшим с момента первых свободных выборов (измеряемым числом такого рода выборов).

Исходя из конфигурации данных факторов, Китчельт высказывает предположение, что шансы на появление программных партий наиболее высоки в Чешской республике, Венгрии, Польше и Словении и несколько меньше в Словакии, государствах Балтии и Хорватии. В Болгарии, Румынии, большинстве республик бывшего Советского Союза и Югославии гораздо вероятнее формирование клиентелистских и харизматических партий.

Г. Голосов дает объяснение особенностям развития партий в Восточной Европе в рамках институционального подхода, сочетающегося с теорией рационального выбора [14]. Анализируя институциональные факторы становления партийных систем в странах Восточной Европы, Г. Голосов приходит к выводу, что организационные характеристики партий являются продуктом не самой демократии, а «авторитарного прошлого и трансформативных политических процессов. Нельзя сказать, что национально-специфические черты авторитаризма жестко детерминируют особенности приходящей ему на смену демократии. Но, будучи той основой, на которой развертывается процесс демократизации, они определяют возможности основных его участников… Так возникает организационная инерция, благодаря которой порожденные трансформативным процессом политические диспозиции транслируются в структуры партийных систем… Основным механизмом такой трансляции выступают «учредительные выборы». Дальнейший процесс протекает в рамках, задаваемых как институциональным дизайном демократии, так и реакциями избирателей на процесс экономических преобразований… В результате унаследованные факторы постепенно отходят на второй план, а партийные системы вступают в полосу структурной стабилизации» [15].

Ключевым аспектом недоразвитости российской партийной системы становится отсутствие условий для ее организационного становления. Основной причиной этого, в свою очередь, является политический контекст смены режима в России. Для того чтобы политические партии развивались в организационном отношении, необходимы две группы условий, связанных с различными стимулами к участию в партийной организации. Эти стимулы А. Панибьянко определяет как коллективные и селективные. Под категорию коллективных стимулов попадают мотивы, связанные с индивидуальными потребностями по поводу идеологической приверженности и идентичности. Селективные стимулы – это стремление извлечь из участия в работе партии материальные выгоды, к которым относятся не столько денежные выгоды, сколько возможности сделать политическую карьеру, занять государственные должности, повысить социальный статус.

Важной особенностью процесса смены режима в России послужило то обстоятельство, что она произошла без проведения учредительных выборов, и партии оказались не у дел. Многочисленные демократические движения конца 80-х – начала 90-х гг., поддержавшие Б. Ельцина во время августовских событий, не были вознаграждены за свое участие в его приходе к власти. Партийные деятели отсутствовали в правительстве реформ, сформированном в ноябре 1991 г. Идеологические цели демократических движений были реализованы, но стимулов к дальнейшему партийному строительству не было. Кроме того, не последнее значение здесь имело и то обстоятельство, что парламентские выборы были проведены лишь спустя 2 года – в 1993 г. В промежутке между двумя этими событиями политическая соревновательность в России имела весьма ограниченный характер. Это блокировало процесс становления политических партий и, более того, самым негативным образом сказалось на устойчивости тех организаций, возникших в 1990-1991 гг.

На этот фон накладывались дополнительные характеристики, связанные с российской спецификой политического процесса. И именно они до сих пор препятствуют успешной институционализации российских партий.

Во-первых, российские политические партии развивались путем территориальной дисперсии, т.е. путем объединения существующих на местах групп.

Во-вторых, в силу отсутствия внутренних ресурсов для развития партийных организаций, особую роль в их развитии сыграло и внешнее спонсорство, которое тоже рассматривается как фактор, препятствующий формированию политических партий. При этом спонсорами по отношению к партиям служат разного рода государственные органы, экономические корпорации, общественные объединения и т.д.

В-третьих, это преобладающая роль харизматических лидеров в организационной истории многих российских политических партий. Классическим примером в данном случае является партия В. Жириновского.

На эти негативные стороны формирования партийной системы в России накладывается, в свою очередь, институциональный дизайн, который тоже препятствует формированию партий. Здесь имеется в виду сравнительно сильный президенциализм и развитый федерализм.

Представленную концепцию можно оценить как достаточно интересную, но весьма неоднозначную. Так, Ю. Коргунюк критикует трактовку становления партийной системы, данную Г. Голосовым, за излишний, по его мнению, ситуативизм. Ситуативизм в данном случае проявляется в значительном акцентировании на факторе «отложенности» учредительных выборов после перехода к демократическому режиму.

В свою очередь, Ю. Коргунюк определяет партийную систему России не как недоразвитую, фрагментированную и неустойчивую, как представлено в работах Г. Голосова, а как многопартийную, не дозревшую до уровня партийной системы или как становящуюся партийную систему [16].

Согласно концепции Ю. Коргунюка, «основной причиной недоразвитости российской многопартийности и отсутствия в стране партийной системы является безусловное доминирование чиновничества в политической элите… По сути чиновничество не нуждается ни в каких партиях, поскольку и без того является политически организованным… А возникновение в России самостоятельных политических партий стало возможным в силу отсутствия единства в рядах самой бюрократии, в силу жесткой конкуренции между различными ее слоями» [17].

Возможность становления в стране партийной системы Ю. Коргунюк связывает с «изменением самой структуры общества, порождающей политическое доминирование чиновничества, и прежде всего – с выходом на большую политическую сцену класса предпринимателей, начинающего осознавать необходимость защиты своих корпоративных интересов на политическом уровне» [18]

Недостатком концепции Ю. Коргунюка, на наш взгляд является то, что автор не проводит широкого кросснационального исследования партийных систем посткоммунистических стран. Поэтому выделяемый им фактор «чиновничества» в качестве основополагающего при формировании партийной системы невозможно проверить в сравнительной перспективе в странах с общим политическим прошлым.

Многообразие подходов, выявляющих факторы структурной институционализации партийных систем Восточной Европы и России, на наш взгляд, свидетельствует о том, что взгляды на становление партий, выработанные западной политической наукой невозможно применять без определенной адаптации к политическому процессу посткоммунистических стран.

Группы интересов

Как известно из курса Общей политологии, группы интересов – организации, целью которых является объединение граждан для выражения и защиты каких-либо специальных, конкретных интересов (например, по определенной конкретной проблеме или специфических интересов небольшой социальной, профессиональной, поселенческой, религиозной или культурно обособленной группы). Их основное отличие от партий лежит не только в организационной области. Оно также заключается в способах взаимодействия с государственной властью: группы интересов не ставят перед собой задачу прийти к власти и бороться за ее завоевание. Они пытаются лишь оказывать косвенное воздействие на механизм принятия политических решений с целью реализации групповых интересов.

В политической науке и политической мысли существуют два основных подхода, по-разному трактующих роль групп интересов в политической жизни и дающих разную нормативную оценку этому институту представительства.

Представители первого подхода считают их существование явлением отрицательным, оказывающим негативное влияние на функционирование демократической политической системы в силу того, что они служат проводниками частного влияния на принятие политических решений. Все, что происходит в мире политики, рассматривается представителями этого подхода как следствие махинаций различных бизнес-групп, корпораций, мафии и т.п. Так характеризует ситуацию, например, В.Вильсон: «Предположим Вы приехали в Вашингтон и пытаетесь иметь дело с правительством. Всегда оказывается, что… вас внимательно выслушивают люди, к мнению которых действительно небезразличны ваши собеседники, - это крупные банкиры, фабриканты, коммерсанты… Правительство США – это приемное дитя особых интересов. Ему не позволяют иметь собственную волю».

Аргументы, приводимые сторонниками данного подхода можно в целом свести к следующим.

Во-первых, существование групп интересов создает неравенство возможностей различных групп относительно влияния на процесс принятия политических решений; в частности таких возможностей больше у бизнес-групп, в то время как у групп, не обладающих достаточными ресурсами, они значительно ниже.

Во-вторых, существование групп интересов способствует неэффективности экономической политики и препятствует проведению активной социальной политики: более «сильные» группы интересов добиваются экономических и прочих благ, начинают в дальнейшем препятствовать перераспределению и переменам, а действительно нуждающиеся так и остаются без поддержки.

В третьих, утверждение монополии на представительство групповых интересов или корпоративизма, когда заинтересованные группы присваивают право на монопольное представительство интересов общества. При этом извращается сам принцип представительства, который сводится к сделкам заинтересованных групп и бюрократии. Заинтересованные группы начинают представлять скорее самих себя, чем граждан. Наиболее точную, на наш взгляд, характеристику этому явлению дал Ф. Шмиттер, описавший его как «систему представительства интересов, элементы которой представляют собой ограниченное число обязательных, не конкурирующих между собой, иерархически организованных и функционально дифференцированных единиц, признанных, лицензированных или созданных государством и наделенных монополией на представительство определенных интересов в обмен на ту или иную степень правительственного контроля за подбором и артикуляцией требований и поддержки». Такая монополия характерна, как правило, для недемократических политических режимов. Вместе с тем, элементы корпоративизма отмечаются и в странах развитой демократии.

Представители другого направления признают объективный характер существования заинтересованных групп и отмечают их положительную роль в политическом процессе. В частности, «родоначальник» теории групп интересов А. Бентли в своей работе 1908 г. «Процесс правления. Изучение общественных давлений» отмечает: «Все явления государственного управления есть явления групп, давящих друг на друга и выделяющих новые группы и групповых представителей для посредничества в общественном соглашении»

В целом сторонниками данного подхода выдвигаются три основных аргумента.

Во-первых, не все общественные группы имеют возможность участвовать в ресурсно-затратных видах политической деятельности: в выборах, в правительственных структурах и т.п. Существование групп интересов не подрывает принцип представительства, а напротив повышает его эффективность, так как предоставляет шанс мелким группам, влиять на процесс принятия политических решений.

Во-вторых, существование заинтересованных групп является одним из элементов обеспечения необходимого для демократического правления плюрализма интересов.

В третьих, группы интересов, также как и партии, способны выполнять посреднические функции между государством и гражданским обществом, обеспечивая при этом не только реализацию собственных интересов, но и лояльность со стороны отдельных социальных групп.

Представители данного направления считают (и с ними нельзя не согласиться), что чем более демократическим является общество, тем больше в нем существует различных механизмов, способов, организационных форм, облегчающих влияние на процесс государственного управления, тем больше в нем разнообразных групп интересов.

В политической науке и смежных дисциплинах разработано несколько типологий групп интересов. Типологией, в наибольшей степени отражающей эволюционные особенности того или иного типа, является типология Ж. Блонделя. Ее основанием выступает способ связи между членами группы и характер деятельности. Он выделяет два «идеальных типа» групп, которые не встречаются в действительности в чистом виде: группы общинные и группы ассоциативные. Их конструкция построена на противопоставлении традиционного современному (институтов, практик и т.д.).

Члены общинной группы связаны между собой, прежде всего, принадлежностью к сообществу, а только затем – своими мыслями и стремлениями. Можно сказать, что человек рождается, будучи уже членом группы. Близкими к таким группам можно считать существующие в действительности племенные и некоторые этнические группы.

Ассоциативные группы создаются людьми вполне сознательно для реализации достаточно ограниченных интересов. Например, похожей на явления такого типа можно считать организацию, созданную в целях ликвидации атомной электростанции или химического завода.

Остальные типы групп интересов располагаются между этими двумя по мере их удаления от традиционных форм и приближения к современным: группы «по обычаю», институциональные группы, группы защиты, группы поддержки.

Группы «по обычаю» чаще всего встречаются в странах третьего мира, где обладание властным статусом рассматривается, прежде всего, как средство обеспечения своих родных и близких доходными местами и привилегиями. При этом к группам «по обычаю» относятся и группы, созданные с менее корыстными целями, например, религиозные. Главная особенность этих групп заключается в том, что они действуют в обход формальных институтов, используя личные контакты с представителями государственной власти. В современных обществах роль таких групп невелика, исключение составляют некоторые религиозные организации.

Институциональные группы – группы, чья деятельность базируется на формальных организациях внутри государственного аппарата (органах исполнительной власти, законодательных органах, армии, силовых структурах и т.п.) Их влияние связано с близостью к процессу принятия политических решений. Эти группы интересов (кланы), имеющие влияние внутри каких-либо организаций (партий, армии и т.д.), выполняют посредническую роль между государством и обществом в основном в странах «третьего мира». Однако существование подобного типа групп имеет место и в странах развитой демократии.

Группы защиты и поддержки – наиболее распространенные в странах развитой демократии типы заинтересованных групп. Например, в США около 50% взрослого населения состоит в различных ассоциациях. Группы защиты – это, прежде всего, предпринимательские ассоциации и профсоюзы. Они призваны отстаивать, в первую очередь, материальные интересы своих сторонников. В силу распространения государственного вмешательства в экономическую и социальную сферы эти группы достаточно активно взаимодействуют с государством для решения основных вопросов. Некоторые из них являются постоянными участниками двухстороннего диалога с правящими структурами или трехстороннего диалога групп защиты (предпринимательских и профсоюзных) с участием государства.

Необходимо отметить, что роль групп защиты в настоящее время в странах развитой демократии постепенно эволюционирует, а их влияние неуклонно снижается. Наблюдается кризис профсоюзного движения, а трехсторонние отношения бизнеса, профсоюзов и государства постепенно утрачивают свое значение. Эти тенденции обусловлены, в первую очередь, социальными процессами, связанными с переходом к постиндустриальной стадии общественного развития: с изменением социальной структуры, с эволюцией отношений в сфере производства, с индивидуализацией массового сознания и социального протеста. Как справедливо отмечает С.С. Перегудов, одним из главных недостатков сложившейся в 50-70-е годы системы трехсторонних отношений явилась «ее неспособность адекватно реагировать на необходимость далеко идущей структурной перестройки экономики, новые повышенные требования к менеджменту и рабочей силе в условиях НТП… Укрепивший свои позиции бизнес предпочитает теперь решать проблемы напрямую с правительством и лишь в отдельных случаях соглашается на участие профсоюзов в переговорах и консультациях» [19].

Группы поддержки – такие группы, которые стремятся к достижению определенных ограниченных целей. К ним относятся различные экологические движения, антивоенные организации и т.п. Эти группы, как правило, отличаются аморфной структурой, отсутствием четкого членства, иногда им присуще спонтанно организованное руководство. Вместе с тем, некоторые из них с течением времени могут превращаться в постоянно действующие структуры, обладающие значительной степенью организованности и более/менее разветвленной структурой управления. Иногда группы поддержки оказывают существенное влияние на политический процесс и обладают солидным политическим весом.

Следует отметить, что разные группы интересов используют различные каналы влияния на принятие политических решений. Можно отметить определенную закономерность: чем «современнее» группа интересов, тем меньше она использует непосредственные каналы и механизмы воздействия на государственные институты, тем больше она стремиться воздействовать на общественное мнение.

Следует отметить, что способы воздействия на власть, так же как и сами группы интересов, претерпевают эволюцию с течением времени. В частности, как отмечают исследователи, многие заинтересованные группы успешно осваивают роль активного участника электорального процесса, выступая помощником определенных политических партий в обмен на поддержку групповых целей. Другой тенденцией является то, что группы интересов активно интегрируются в систему «функционального представительства», созданную во многих странах в 20 веке (комитеты, советы и проч. при исполнительных органах власти, состоящие из представителей групп интересов, трипартистские органы и проч.). Причем в настоящее время эта система активно используется не только группами защиты, но и группами поддержки. Третьей тенденцией является широкое распространение лоббирования и профессионализация лоббистской деятельности.

На современное развитие групп интересов в России наложили большой отпечаток проблемы социально-политической трансформации и политические традиции. Речь идет, в первую очередь, о том, что гражданское общество переживает лишь стадию своего становления, интересы отдельных групп лишь выкристаллизовываются, организационные формы их выражения только начинают складываться. Другим важным моментом является незавершенный характер модернизации и параллельное существование традиционных и современных практик и форм организации политической деятельности. Поэтому можно отметить наличие в России практически всех типов групп интересов, выделенных П. Блонделем. Кроме того, традиции групп интересов советского периода, составивших систему корпоративно организованного представительства, накладывает свой отпечаток на деятельность заинтересованных групп, существующих сегодня в России. Неразвитость демократических принципов конкуренции и формирования органов власти, несовершенство институциональных условий существенно ограничивает возможности развития «современных» групп интересов.

К особенностям отечественных групп интересов можно отнести то, что они предпочитают использовать различные механизмы влияния на аппарат государственной власти, нежели на общественное мнение. При этом преобладают механизмы неформального влияния. Уровень институциализации функционального представительства интересов достаточно низок, однако наблюдается сравнительно быстрое развитие его форм.

Анализ развития групп интересов в России показывает, что эти организации играют своего рода компенсаторную функцию в условиях «недоразвитой» системы политического представительства, способствуя тем самым канализации политических интересов и политической стабилизации.

Вопросы для самоконтроля

1. Каковы причины возникновения политических партий?
2. Как изменялись основные функции политических партий на каждом этапе их развития?
3. Чем вызваны основные тенденции современной эволюции партий?
4. Каковы особенности функционирования партий в Восточной Европе?
5. В чем заключаются различия между развитием партийных систем Восточной Европы и России?
6. Каковы достоинства и недостатки основных подходов к роли групп интересов в политической жизни?
7. Каковы особенности российских групп интересов?

Литература для самостоятельного изучения

1. Вебер М. Политика как призвание и профессия// Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
2. Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М., 1999.
3. Голосов Г.В. Форматы партийных систем в новых демократиях: институциональные факторы неустойчивости и фрагментации //Полис 1998, №1.
4. Ишияма Дж. Партии-преемницы коммунистических и организационное развитие партий в посткоммунистической политике // Полис 1999, №4.
5. Коргунюк Ю.Г. Избирательные кампании и становление партийной системы в РФ с точки зрения социального представительства// Выборы в посткоммунистических обществах: Пробл.-темат. сб. ИНИОН РАН. Отв. ред. и сост. Мелешкина Е.Ю. М., 2000.
6. Первый электоральный цикл в России (1993-1996 гг.). Под ред. Гельмана В.Я., Голосова Г.В., Мелешкиной Е.Ю. М., 1999.
7. Перегудов С.С., Лапина Н.Ю., Семененко И.С. Группы интересов и российское государство. М., 1999.
8. Шмачкова Т.В. Мир политических партий// Полис. 1992. №1-2.

[1] Вебер М. Политика как призвание и профессия// Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 670.

[2] Там же. С.672-673.

[3] Там же. С. 673.

[4] Там же. С. 674.

[5] Dalton R. J. Responsiveness of Parties and Party Systems for the New Politics// Politishe Klasse und Politishe Institutionen. Opladen, 1991. P.40; Colar D. Auch Frankreich sucht Regierungsmeherheiten// Dokumente. 1989. J.45, H. 4. S.306; L ' Etat de l ' opinion. Cles pour 1990. P., 1990. P. 162.

[6] Диманис М.Д. Будущее демократии и перспективы многопартийности в Европе // Политические партии Европы: стратегия и тактика в период между выборами. Проблемно-тематический сборник. М.: ИНИОН РАН, 1999. с.17

[7] Бурдье П. С. Социология политики. М., 1993. – C. 216-217.

[8]Katz R., Mair P. Changing Models of Party Organization and Party Democracy. The Emergence of the Cartel Party// Party Politics. 1995. 1995 Vol. 1. №1. P.20.

[9]Ibid. P.20.

[10] Rose R., Mishler W. Negative and Positive Party Identification in Post-Communist Countries// Electoral Studies. 1998. Vol. 17. №2.

[11] Miller W.L., White S., Heywood P. Political Values Underlying Partisan Cleavages in former Communist Countries // Electoral Studies 1998 Vol.17, No.2, pp.197-216.

[12] Пшизова С.Н. Какую партийную модель воспримет наше общество? // Полис, 1998 №4. с.101-113.

[13] Цит. по: Ишияма Дж. Указ. сочинение, с.15.

[14] Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М.: Весь мир, 1999; Голосов Г.В. Развитие политических партий в России //Основные проблемы политического развития России и их отражение в процессе преподавания политологии в вузах. Самара: Издательство «Самарский Университет», 2000; Голосов Г.В. Форматы партийных систем в новых демократиях: институциональные факторы неустойчивости и фрагментации //Полис 1998, №1. с.106-129.

[15]Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М.: Весь мир, 1999. с.126.

[16] Коргунюк Ю.Г. Избирательные кампании и становление партийной системы в РФ с точки зрения социального представительства// Выборы в посткоммунистических обществах: Пробл.-темат. сб. ИНИОН РАН. М., 2000.

[17] Коргунюк Ю.Г. Там же. с.75-76

[18] Коргунюк Ю.Г. Современная российская многопартийность. – М.: Региональный общественный фонд ИНДЕМ, 1999. с.25.

[19]Перегудов С.С. Политическое представительство интересов: опыт Запада и проблемы России// Полис. 1993. №4. С.119.

Глава 6.
Политическая культура

Вопросы:

1. Сущность и содержание политической культуры
2. Типы политической культуры
3. Политическая культура России

1. Сущность и содержание политической культуры

Еще в древности политические мыслители обратили внимание на то, что на политическую жизнь оказывает влияние образ мыслей людей, их ценности и настроения. Например, еще Аристотель говорил о “состоянии умов” и его влиянии на стабильность общества или его изменение.

В политической науке для обозначения “субъективного” элемента политических процессов используются несколько терминов, в частности термин “политическая культура”.

В обыденном сознании политическая культура часто понимается как мера "культурности" или "цивилизованности" политика. Нередко можно услышать утверждения, что политическая культура служит некой изощренной добавкой к политике, своего рода украшением политики, что какому-то политику не хватает политической культуры, а российская политика ее и вовсе лишена. Вместе с тем, такое понимание политической культуры значительно отличается от научного.

Термин “политическая культура” впервые был использован немецким философом-просветителем Иоганном Гердером в 18 веке. К рассмотрению вопросов, связанных с политической культурой, обращалось довольно много политический мыслителей различных исторических эпох. Среди них можно назвать … Н. Макиавелли, Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, А. де Токвиля и других. Вместе с тем, научная теория политической культуры возникла достаточно поздно, в 50-60-х гг. XX века.

Зарождение теории политической культуры в 50-60 гг. было связано с состоянием политической науки, а также с теми политическими процессами, которые происходили в первой половине-середине столетия.

“Классическая” политическая наука, в рамках которой в первой половине столетия господствовал нормативный, институциональный и бихевиоральный подходы, оказалась неспособной объяснить происходящие в мире перемены, в частности гибель Веймарской республики в Германии и победу национал-социализма. Произошедшие события никак не укладывались в “классические” представления о путях развития этой страны (согласно либеральной трактовке, Германию как страну с самым высоким уровнем образования должно было ожидать светлое демократическое будущее; согласно марксистской трактовке Германия как страна с высокоразвитым капитализмом и рабочим классом должна была развиваться по «социал-демократическому пути».

Неспособность “классической” политической науки объяснить приход к власти национал-социалистов поставил на повестку дня вопрос о необходимости выработки нового научного подхода к рассмотрению этой проблемы. Своеобразным знаком явилась особая популярность в рамках немецкой традиции тем, связанных с изучением иррациональности и субъективности в политике (Т.Адорно, О. Киркхаймер, Г. Маркузе, П. Лазерсфельд, Э. Фромм и др.).

“Классическая” политология оказалась не в состоянии объяснить не только события, связанные с установлением тоталитарных режимов, но и политические изменения, происходившие в странах “третьего мира”. В частности, по меткому замечанию Г. Алмонда (? проверить), оставался без ответа вопрос, почему не удалось в Африку пересадить Вестминстерскую модель демократии.

Важным вкладом в развитие теории политической культуры явились методологическое наследие М. Вебера, одного из представителей “неклассического типа научности”, писавшего о необходимости “отнесения” гуманитарного знания “к ценностям” и исследовавшего влияние культурных норм и образцов на поведение и далее на социальную структуру.

Основной вклад в развитие этого подхода применительно к теории политической культуры внес Г. Алмонд. В своих работах 50-60-х гг. он проанализировал взаимосвязи политической культуры с различными типами политических систем, охарактеризовал сущность и структуру политической культуры и предпринял попытку сформулировать концепцию этого явления.

Первая работа Г.Алмонда, посвященная этим сюжетам, - небольшая статья под названием “Сравнительные политические системы” (Almond G. Comparative Political Systems.// Journal of Politics. 1956. Vol. 18. №3). Дальнейшую разработку эта концепция получила в книге Г.Алмонда и С.Вербы “Гражданская культура” (или “Культура гражданственности”), а также в работе “Политическая культура и политическое развитие”, в которой представлен сравнительный анализ политической культуры 13 стран (Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Countries. Princeton, 1963; Political Culture and Political Development. Ed. by Pye L., Verba S. Princeton, 1965 (посмотреть, кто редактор, наверное Алмонд с Вербой).

Помимо Г. Алмонда и С. Вербы вопросам политической культуры уделяли внимание в своих работах такие известные исследователи, как С. Липсет, Л. Пай, М. Дюверже, М. Крозье и многие др. В настоящее время существует множество определений политической культуры и подходов к ее изучению. По подсчетам одного из канадских политологов, в 1976 г. существовало около 40 определений этого понятия.

Вместе с тем, многие попытки определения этого явления, предпринятые “в развитии” теории, способствуют размыванию смысловой нагрузки этого понятия: политическая культура трактуется расширительно, утрачивает функциональное значение, заданное “классиками”. Как справедливо отмеча