Поведение избирателей в России.

Описывая основные модели электорального поведения, сложившиеся в зарубежной политической науке, мы не можем обойти своим вниманием развитие данных теорий в России. Исследователи неоднозначно оценивают сложившуюся ситуацию. Краснодарский политолог Морозова Е.Г., например, пишет, что зачастую постановка вопроса об укладывающихся в определенное число формул голосования встречает у наших исследователей скептическое отношение. Одни продолжают настаивать на тезисе о полной непредсказуемости российского электората и непригодности каких бы то ни было теоретических моделей и формул для объяснения электорального выбора. Другие, напротив, утверждают, что результаты выборов абсолютно прогнозируемы, ибо прямо зависят от сумм, вложенных в кандидатов, степени искушенности нанятых ими команд профессионалов, доступа к средствам массовой информации и административным рычагам власти [14].

И все же при всей неоднозначности и видимой противоречивости российского политического выбора накопленная электоральная статистика, данные социологических опросов дают возможность говорить о появлении некоторых устойчивых тенденций в электоральном поведении российских граждан. Так, Голосов Г.В. на основе анализа результатов региональных выборов пришел к заключению, что все три основные теории электорального поведения, разработанные в западных демократиях, «работают» и в российских условиях: наиболее эффективным оказывается «социально - психологический подход», далее следует теория «экономического голосования», и, наконец – «социологический» подход [15].

Разумеется «социологический подход» был сформулирован для обществ с устоявшимися, хорошо изученными связями между социальными структурами, а также с предсказуемыми связями между социальным положением индивида и его политическими установками. Как показывают исследования, в России эти связи носят весьма неустойчивый и часто непредсказуемый характер. Неустойчивость и непредсказуемость связей между социальным положением индивидов и их электоральными предпочтениями привели некоторых аналитиков к заключению о том, что во многих новых демократиях, - например, в России – известные социальные факторы не оказывают существенного влияния на голосование, а сам этот выбор делается исходя из соображений идеологического характера, персональных качеств кандидата. Действительно, в посткоммунистических странах практически не прослеживается наиболее популярный в западных электоральных исследованиях «раскол» между собственниками и рабочими.

Следует, однако, отметить, что новые типы связей между избирателями и политическими институтами в этих странах, находятся на стадии становления. Россия только начала делать серьезные шаги на пути построения экономической модели, напоминающей рыночные условия. Поэтому при дальнейшем развитии демократических институтов и рыночной экономики можно ожидать некоторого укрепления социальных основ формирования политических предпочтений. Такой прогноз позволяет сделать то обстоятельство, что продолжение экономических преобразований сопряжено с ростом социального неравенства, результатом чего является различный или даже полярный опыт социальных групп в условиях рыночной экономики [16].

Вместе с тем, в России существует «раскол», отошедший на второй план как фактор электорального поведения в большинстве западных стран, - разница между избирательскими предпочтениями городского и сельского населения [17]. Наличие подобного раскола было впервые зафиксировано в 1989 г. при анализе результатов выборов депутатов Съезда народных депутатов СССР, показавшем, что «продемократический» субэлекторат концентрируется севернее 55 параллели, а «прокоммунистический» - южнее. Поэтому при анализе электоральных процессов в России сложилась устойчивая традиция связывать результаты голосования с процентной долей горожан в населении региона. Именно этот показатель соотношения числа горожан и сельских жителей берет Г. Голосов в качестве центрального понятия социологического подхода. В то же время, Ю. Шевченко исключает из электоральной формулы категорию социологического «раскола», объясняя это тем обстоятельством, что специфика посткоммунистического общества избавляет избирателя от багажа социальных связей и предопределенных решений, предоставляя ему широкие возможности для индивидуального выбора [18].

Обращение в странах посткоммунистического блока к центральной категории социально-психологического подхода – категории «партийной идентификации» сопряжено с большими методологическими и техническими проблемами. В странах развитой демократии партийная идентификация формируется в процессе политической социализации личности. Исследования, проведенные в ряде демократий в 60-е годы, показали, что дети уже в возрасте 10-11 лет проявляют партийные предпочтения, определенные родительской приверженностью, которая оказывает продолжительное влияние в течение всей его жизни[19]. В России же единственно возможной партией, способной оказывать долгосрочное влияние на избирателя, была Коммунистическая партия. Что же касается новообразованных политических партий, то их крайняя нестабильность влечет за собой и неустойчивость их электората, что делает невозможным применение понятия «партийная идентификация» в чистом виде.

Значит ли это, что социально-психологическая модель голосования не применима в России? Как отмечает Шевченко Ю.Д., современный российский электорат пока еще находится на той стадии, когда идентификация возможна исключительно на базе идеологии, следствием чего является электоральная неустойчивость в стране. Данный процесс осложняется и неустойчивостью позиций самих партий, многие из которых также существуют от выборов до выборов. В то же время, исследования показывают, что субэлектораты каждого из идеологических блоков довольно стабильны, тогда как электоральная неустойчивость в самих этих блоках (перетекание избирателей от одной партии к другой) чрезвычайно высока. Это означает, что для избирателя важна не сама партия, а идейно-политическая позиция, что на следующих выборах он может предпочесть другую партию, но его приверженность исходной идеологической ориентации сохранится [20].

Как отмечают Р. Роуз и У. Мишлер, в странах посткоммунистической Европы превалирует негативная партийная идентификация. Это означает, что избирателям гораздо легче понять, за какую партию они никогда не будут голосовать. Исследования, проведенные в 1995 г. в Венгрии, Польше, Румынии и Словении, показывают, что 77% опрошенных имели негативную идентификацию, и только 30% опрошенных – позитивную. Данное обстоятельство объясняется тем, что за долгие годы существования единственно возможной Коммунистической партии сама идея партии была существенно дискредитирована. Исследователи выделяют 4 типа партийной идентификации, характерных для стран посткоммунистического блока, – негативный, закрытый, апатичный и открытый.

При негативном типе идентификации избиратель может сказать, за какую партию он никогда не будет голосовать, при этом он затрудняется выбрать партию, за которую бы он проголосовал. Этот тип идентификации демонстрируют 52% опрошенных. Закрытый тип подразумевает наличие и негативной, и позитивной идентификации у избирателей, и существует в поляризованном мире электоральных отношений. Закрытая идентификация характерна для 25% респондентов. Открытый тип демонстрируют избиратели, идентифицирующие себя с определенными партиями, и при этом они не могут назвать партий, за которые бы не стали голосовать. Подобный тип характерен для обществ со стабильной партийной системой. Г. Алмонд и С. Верба характеризовали 82% американцев как избирателей с открытым типом идентификации. Результаты исследования, проведенного на материале стран посткоммунистического блока, показали, что только 5% избирателей относятся к этому типу. И, наконец, апатичный тип представляют собой избиратели, не имеющие ни негативной, ни позитивной идентификации. Данный тип характерен для 18% респондентов [21].

Наиболее разумным для объяснения факторов электорального поведения российских избирателей, казалось бы, является применение теории экономического голосования. Одна из проблем, связанная с использованием данного подхода, заключается в том, что практически повсеместно в странах Восточной Европы и в России в частности, падение коммунистического режима и приход демократии сопровождался значительным ухудшением экономического положения как отдельных граждан, так и государства в целом. Общество привыкло жить в перманентном кризисе, и оценка деятельности любых органов власти невозможна с позиций, свойственных западным избирателям. Между тем, электоральный успех зачастую сопутствовал реформаторам и сторонникам еще более глубоких преобразований. Данное обстоятельство побудило Г. Китчельта сформулировать гипотезу о том, что, в отличие от населения западных стран, граждане новых демократий голосуют, во-первых, эгоцентрично, во-вторых, перспективно. Имеется в виду, что избиратель ориентируются в своем выборе на основе оценки того, как он лично сможет улучшить собственное экономическое положение с приходом того или иного политика.

Данное положение находит как сторонников, так и противников. Например, результаты исследования Я. Фидрмука свидетельствуют в пользу положения Китчельта. Исходя из гипотезы о том, что решение избирателей зависит от экономической ситуации в стране на момент голосования, а также от их ожиданий по поводу будущих экономических реформ, Я. Фидрмук проанализировал тенденции в голосовании избирателей в четырех Восточноевропейских странах – Чехии, Венгрии, Польши и Словакии на протяжении нескольких электоральных циклов. Исследователь поставил своей целью проследить зависимость между экономическими реформами и результатами выборов. Результаты исследования показывают, что в посткоммунистических странах наблюдается сильная зависимость между экономическим развитием и электоральным поведением. Но «электоральное поведение в странах перехода не является ретроспективным, - избиратели поддерживают те партии, которые смогут принести им выгоду в будущем» [22].

Однако подобный подход находит и немало оппонентов. В частности, Г. Голосов задается вопросом «почему восточноевропейские избиратели, демократический опыт которых весьма невелик, оказываются способными тщательно рассчитывать последствия своего выбора, выказывая тем самым уровни политической заинтересованности и информированности, недоступные гражданам западных стран?» [23]

Кроме того, данные по некоторым восточноевропейским странам прямо опровергают положение о перспективном и эгоцентричном голосовании, указывая на ретроспективный и социотропный характер голосования.

Ю. Шевченко предлагает иной подход для объяснения электоральных предпочтений избирателей поставторитарных стран. Этот подход исследователь называет институциональным. Основой такого подхода является представление, согласно которому характер властных полномочий избираемого института оказывает существенное влияние на поведение избирателей. «Неравномерное распределение властных полномочий между исполнительной и законодательной ветвями власти порождает раздельное голосование. При выборе политического института, чьи полномочия ограничены, ведущей мотивацией оказывается инструментальная, тогда как на выборах политически более сильного института доминирует идеологическая идентификация» [24].

Подобный подход находит некоторое подтверждение в России. На выборах в Государственную Думу, являющуюся слабым политическим институтом, побеждают «оппозиционные» силы, что, согласно институциональному подходу, является следствием «наказания» за неудачных курс правительственных реформ. Тогда как при выборе Президента РФ одной из мотиваций остается идеологическая идентификация, мало связанная с текущим экономическим положением избирателей. В качестве примера данного положения Ю.Шевченко рассматривает итоги голосования в Госдуму в 1993 и 1995 гг., где наибольшее число голосов избирателей получили ЛДПР и КПРФ, и президентских выборов 1996 г.

Остается невыясненным вопрос, почему в 1999 г. на выборах в Госдуму проправительственный партийный блок «Единство» не только не был «наказан» за неудавшиеся экономические реформы, а выступил более чем успешно, и на выборах президента в 2000 г. также победил ставленник Ельцина В. Путин. По мнению Ю.Д. Шевченко, «важнейшим фактором, повлиявшим на обе избирательные кампании, стали антитеррористическая операция в Чечне и вызванный ею подъем «патриотических» эмоций в стране. Влияние социально-экономических и институциональных условий на электоральные процессы имеет смысл изучать лишь в том случае, если на выборы не влияют проблемы терроризма и насилия. В этом случае, структурные и институциональные факторы отступают в тень» [25]

Вместе с тем, существует и другое объяснение данной ситуации. Некоторые исследователи рассматривают голосование на парламентские выборы в России как наиболее идеологически окрашенное и многовариантное, что не исключает возможности протестного поведения (Мелешкина Е.Ю., Малютин М. и др.). Одним из факторов, влияющих на возникновение такой ситуации является именно второстепенность выборов, обусловленная особенностями разделения властей, а также спецификой правил электоральной игры. Рядом исследователей отмечается, что в России «политические традиции придают властным отношениям такую конфигурацию, когда диспозиции политических сил относительно локусов власти, равно как и ориентации на эти средоточия власти избирателей превращаются в основные критерии электорального поведения… Ориентации избирателей в свою очередь отмечены поисками “настоящей власти” - с одной стороны, отвечающей традиции подчинения самодержцу (тоска по “доброму царю”), а с другой стороны, способной продемонстрировать свою властность (“грозу”, “крутость”)» [26]. Именно этими факторами объясняется победа «Единства» на парламентских выборах 1999 г. и в целом успех идеологически безликих партий власти, а также результаты президентских выборов 2000 г.

Вопросы для самоконтроля

1. В чем заключаются основные отличия социологической модели электорального поведения от социально-психологической?
2. Каковы достоинства и недостатки модели рационального голосования?
3. В чем заключаются основные проблемы изучения электорального поведения в России?
4. Какие точки зрения относительно формирования политических предпочтений избирателей в посткоммунистических странах вам известны?

Литература для самостоятельного чтения

1. Выборы в посткоммунистических обществах. ИНИОН РАН. Проблемно-тематический сборник. Отв. ред. Мелешкина Е.Ю. 2000, №3. М., 2000.
2. Голосов Г.В. Поведение избирателей в России: теоретические перспективы и результаты региональных выборов// Полис. 1997, №5.
3. Шевченко Ю.Д. Между экспрессией и рациональностью: об изучении электорального поведения в России // Полис. 1998, №1.
4. Comparing Democracies. Elections and Voting in Global Perspective. Ed.??? by Thousand Oaks, 1996.
5. Harrop M. and Miller W.Z. Elections and Voters. A Comparative Introduction. Hampshire, London, 1987.

[1]Siegfried A. Tableau politique de la France de l ' Ouest sous la III Republique. A.Colin, 1980

[2] Lipset S., Rokkan M. Cleavage Structures, Party System, and Voter Alignments: An Introduction. // Party System and Voter Alignments. N.Y., 1967. P.50

[3] Danleavy P., Husbands C. British Democracy at the Crossroads. L.,1985

[4]См. подробнее Campbell A., Converse P., Miller W., Stokes D. The American Voter. N.Y., 1960

[5]См. подробнее Campbell A., Converse P., Miller W., Stokes D. The American Voter. N.Y., 1960; Jennings M. Niemi R. The Political Character of Adolescence. Princeton, 1974 etc.

[6] Fiorina M. Retrospective Voting in American National Elections. New Haven, 1981; Himmelweit H.T., Humphreys P., Jaeger M. How Voter Decide. Milton Keynes, 1985.

[7] C м., например, Lewis-Beck M.S. Economic and Election. Ann Arbor, 1988; Lewis-Beck M.S., Rice T.W. Forecasting Election. Washington, 1992.

[8] Dalton R.J. Political Cleavages, Issues and Electoral Change.// Comparing Democracies. Elections and Voting in Global Perspective. Thousand Oaks, 1996. P.323.

[9] Dalton R.J. Political Cleavages...P 325,327.

[10]См., например, Ibid., 325,328-329

[11] Dalton R. Citizen Politics in Western Democracies (Public Opinion and Political Parties in the United States, Great Britain, West Germany and France). Chatham, 1988. P.188.

[12] Charlot J. La transformation de l'image des parties politiques francais.//Revue francais de science politique. 1986.N 1. P.6; Le Monde. 1985. 23 oct.

[13] Dalton R.J. Citizen Politics... P.201

[14] Морозова Е.Г. Политический рынок и политический маркетинг: концепции, модели, технологии. – М.: РОСПЭН, 1999. – 247 с.

[15] Голосов Г.В. Поведение избирателей в России: теоретические перспективы и результаты региональных выборов// Полис. – М., 1997. - №5. - с.44-56

[16] Эванс Д., Уайтфилд С. Социально-классовый фактор политического поведения россиян //Социс. – М., 2000 – №2, с.39-51.

[17] Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы: генезис, структуры, динамика. – М.: Издательство «Весь мир», 1999. – 152 с.

[18] Шевченко Ю.Д. Между экспрессией и рациональностью: об изучении электорального поведения в России // Полис. - М., 1998 - №1, с. 130-136.

[19] Harrop M. and Miller W.Z. 1987. Elections and Voters. A Comparative Introduction. Hampshire and London: MacMillian education ltd.

[20] Шевченко Ю.Д. Между экспрессией и рациональностью: об изучении электорального поведения в России // Полис. - М., 1998 - №1, с. 130-136.

[21] Rose R., Mishler W. Negative and Positive Party Identification in Post-Communist Countries // Electoral Studies, 1998, Vol.17, No 2, p.217-234.

[22] Fidrmuc J. Economic of voting in post-communist countries // Electoral Studies 19 (2000), p.215.

[23] Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы: генезис, структуры, динамика. – М.: Издательство «Весь мир», 1999. с.97.

[24] Шевченко Ю.Д. Поведение избирателей в России: основные подходы //Выборы в посткоммунистических обществах. ИНИОН РАН. Проблемно-тематический сборник. М., 2000, №3. с.120

[25] Шевченко Ю.Д. Поведение избирателей в России: основные подходы // Там же. с.129

[26] Ильин М.В., Мелешкина Е.Ю. Выборы 1999-2000 гг. в России: трансформация электорального пространства и властных отношений// Пол i тична думка. 2000. №2. С.

Глава 10.
Политическое лидерство

Вопросы: