ГЛАВА II. Аграрно-военная реформа

 

Законы Филолая и Фидона

После периода Темных веков, в VIII в. до н.э. Аттика была одним из динамично развивающихся регионов материковой Греции. Относительный рост населения в Греции отмечался повсеместно, но в Аттике был наиболее ощутимым, из-за малого количества земли пригодной для земледелия. Аристократия окончательно приобрела господствующее положение, благодаря владению землей и производимыми на ней сельхозпродуктами. Факторы прироста населения, ограниченность земельных ресурсов, консолидация правящей аристократии и превращения ее в замкнутый клан привели к тому, что земельный вопрос и социально-политические последствия встали в центре внимания деятельности архаических законодателей, а именно то, что право владения земельным участком напрямую было связано с «гражданскими» правами.

Аристотель, разбирая положения «Законов» Платона, уделял пристальное внимание факторам, которые законодатель должен был учитывать в первую очередь, а именно земле и людям[135], то есть на упорядочение отношений собственности/владения и количества граждан. Как говорил Аристотель, «теперь никто не испытывает нужды, так как собственность делится между любым количеством, а тогда, когда собственность не будет подлежать разделу, весь избыток населения, меньше ли его будет или больше, очевидно, не будет иметь ничего» [136]. Именно поэтому Аристотель настоятельно советовал обратить внимание на вопрос о деторождении и его ограничении, в противном случае это могло бы стать источником возмущений и преступлений. В качестве примера, иллюстрировавшего его правоту, Аристотель приводил закон Фидона, трактуя его как закон, ограничивавший деторождение.

«Вот почему коринфянин Фидон, один из древнейших законодателей, полагал, что количество семейных наделов всегда должно оставаться равным числу граждан, хотя бы первоначально все имели неравные по размеру наделы». [137] Аристотель не давал конкретной датировки законов Фидона, лишь называл его «одним из древнейших законодателей», но сегодня существуют разные версии происхождения закона. Самую раннюю датировку – IX в. до н.э. – предлагал Н. Д. Фюстель де Куланж, понимая закон как сохраняющий неизменяемыми число семей и собственности[138]. По его мнению, семья была связана с очагом, а очаг с землею, очаг-алтарь не должен был менять своего места, и поэтому земля не должна была отчуждаться. Соответственно закон Фидона мог быть исполнен лишь в том случае, когда семьям было запрещено не только продавать, но и делить семейные участки.

Многие современные ученые считают, что число наделов и граждан должно было оставаться постоянными, причем постоянными уже после того, как это было закреплено законом Фидона[139]. Дж. Сэлмон выражает неуверенность – предлагал ли Фидон сохранить число наделов в соотношении к числу граждан только на тот момент, или это относилось и к будущей ситуации. Дж. Селмон полагал, что законодательство Фидона впервые определило права граждан и число граждан в соответствии с количеством земельных наделов, исключив из прав свободных, но безземельных жителей Коринфа[140].

Ч. Старр трактовал закон Фидона как попытку ограничить рост размеров семейного надела, поскольку любое увеличение размера надела потребовало бы соответствующего изменения в количестве людей, занятых его обработкой, что могло привести к превращению независимых сельских жителей в наемных рабочих. Ч. Старр рассматривал расширение владений аристократии как один из факторов увеличения производительности труда в сельском хозяйстве архаической Греции, поскольку именно рабочая сила и была главным источником производительности сельского хозяйства, а других возможностей в то время еще не существовало^[141].

Э. Виль считал, что целью и Фидона, и Филолая (Фивы) было предотвращение дробления наделов: Фидон хотел добиться этого с помощью запрета дробления наделов, в то время как Филолай ограничивал деторождение^[142].

Аристотель сообщал, что Филолай установил законы, касающиеся деторождения (эти законы также называли законами об усыновлении), установленные им специально с целью сохранения одинакового числа земельных наделов. С. Я. Лурье предлагал свой перевод данного сообщения: «Филолай был для фиванцев законодателем о разных предметах, и в частности о деторождении, эти законы фиванцы называли нормативными, т.е. устанавливающими норму: и эти законы были изданы с той специальной целью, чтобы сохранялось число участков» ^[143]. Лурье трактовал закон Филолая как установление минимального надела для каждого фиванца optimo iure (только для знатных). Каждый гражданин мог иметь детей только в таком количестве, чтобы после его смерти все его дети получили бы минимальный надел, лишние, с точки зрения закона, дети, должны быть проданы в рабство^[144]. Лурье особо подчеркивал, что Филолай преследовал цель навечного сохранения за земельной аристократией политического и материального первенства.

Закон Филолая рассматривался, как возможный способ избежать уменьшения наделов, которое могло произойти при вымирании семей, в результате обнищания многодетных семей за счет дробления участков; или же концентрации земли в руках нескольких семейств, что представляло бы еще большую серьезную опасность для общества.

Эта точка зрения подвергалась критике со стороны И. А. Шишовой, отметившей, что более серьезную опасность для общества представляло обнищание многодетных семей за счет дробления участков. И. А. Шишова предлагала отказаться от понимания законов Филолая в аспекте законов об усыновлении, и констатировала, что целью законодательства было установление контроля над деторождением, введением земельного максимума и майоратной системы, а также запрещение на отчуждение минимальных наделов^[145]. И. А. Шишова считала, что предписание продавать лишних детей в рабство, скорее адресовано простому народу, чем обнищавшей знати^[146]. Оба исследователя рассматривали законы Филолая как проявление тенденции создать «майорат». Вопрос датировки закона Филолая остается важным, как и в случае с законом Фидона датировка и различные оценки находятся в зависимости от позиции авторов, от IX в. до н.э. до первой половины VII в. до н.э.

Аристотель сообщает:[147] «теперь…собственность делиться между любым количеством…, а Фидон постановил, чтобы количество семейных наделов всегда должно оставаться равным числу граждан». Изменение могло происходить не только в сторону увеличения числа наделов и граждан, но также и в сторону уменьшения при отсутствии наследника. Сохранить определенное число наделов можно было лишь в том случае, когда семейный надел не подлежал разделу, т.е. закон закреплял целостность патронимии. А это осуществимо было при господстве права старшинства при наследовании, т.е. в случае если после смерти главы семьи сыновья продолжали жить под одной крышей под властью старшего брата, как жили ранее под властью отца.

С. Я. Лурье исходил из принципа раздельного владения патронимией. Именно поэтому было необходимо ограничить количество детей в семье, чтобы дать каждому сыну хотя бы минимальный надел и приданное дочерям. Это мнение расходилось с общим выводом о законодательстве Филолая как о «проявлении тенденции создать «майораты»», т.е. такую форму наследования, которая была бы основана на принципе старшинства и неделимости, что противоречит рассуждению исследователей о принципе раздельного владения, согласно которому после смерти отца сыновья получали бы по установленному минимальному наделу.

Известно, что в Аттике, на Крите, в Спарте существовал институт эпиклер. Единственная дочь, не считалась наследницей в прямом смысле этого слова (наследником всегда являлся сын, дочь была лишь связующим звеном между отцом и своими сыновьями), и могла только передавать семейный надел и права на его владение. Если на момент смерти отца единственная дочь была замужем, она должна была, покинув мужа, выйти замуж за ближайшего родственника со стороны отца. Свидетельство Геродота подтверждает факт того, что «эпиклера» могла передавать не только надел, но и права.

Право на усыновление или закон Филолая обеспечивало постоянное число домашних владык и соответственно, постоянным было количество семей, входивших в правящую элиту. При отсутствии этого закона количество наделов неминуемо бы сократилось в случае бездетности, прекратилось бы почитание предков и «угас домашний очаг».

Право неделимости и право старшинства – главные условия сохранения патронимии и единства семьи, основные факторы силы и господства аристократии. Владение землей и связанные с этим политические права являлись непременным условием для определенного образа жизни и демонстрации могущества. Количество аристократических семей в различных полисах Греции составляло в VIII столетии от 100 до 400. Законодательство Фидона не могло решить, все проблемы земельного голода из-за недостатка свободных наделов в связи с перенаселением, да и не ставило такой цели. Дж. Сэлмон также отдает предпочтение времени после основания колоний, так как не видит реальной возможности разрешить проблему земельного голода лишь путем введения закона, ибо неоткуда было бы взять землю для распределения малоземельным и безземельным гражданам.^[148] Эта проблема успешно решалась земледельческой аристократией переселением безземельных в осваиваемые колонии. Но не все вопросы решались безмятежно, как можно судить по рвению, проявляемому аристократией в деле письменной фиксации действующих норм права. Косвенные свидетельства можно увидеть в сообщении Геродота о том, как осуществлялась колонизационная программа,^[149] с которой столкнулись жители Феры в VII в. до н.э. Для отправки людей в колонию (Кирену) нужно было набрать 200 человек добровольцев, 100 полноправных и 100 неполноправных (периэков). В случае недонабора нужного количества добровольцев, применялась жеребьевка. Домашнее хозяйство или ойкос, имевшее несколько сыновей, обязано было отправить одного по жребию в колонию, причем тому, кто дезертировал либо тому, кто ему в этом помогал, грозила смертная казнь. Сам факт, о возможности недонабора нужного количества колонистов, насильственная жеребьевка и смертная казнь за дезертирство, говорит о том, что, несмотря на определенные трудности в метрополии, немногие охотно отправлялись в колонии, для изменения своего положения. Но именно от этих «лишних», с точки зрения полиса или правящей аристократии, граждан (вторых сыновей домашних владык) и пыталось избавиться государство, поскольку именно они представляли угрозу стабильности общества. Аристократы по своему происхождению, находившиеся в подчинении домашнего владыки по социально-правовому статусу, они стремились уравнять свои права с правами сыновей-наследников. Еще одно косвенное свидетельство в подтверждение предположения дает традиция, при которой ранних колонистов возглавляли незаконнорожденные потомки царей или правителей, например сыновья афинского царя Кодра.

Во-первых, младшие сыновья не получали земельных наделов, не могли участвовать в сисситиях, получая по наследству только движимое имущество и соответственно, попадая в менее привилегированное положение, нежели старшие сыновья-наследники. Такая напряженная ситуация в среде самой аристократии заставила обратить внимание правящий клан на свое исключительное положение, и как землевладельцев и как граждан, обладавших всей полнотой гражданских прав.

Во-вторых, в конце VIII - первой половине VII в. до н.э. потребности в организации боеспособного войска привели к гоплитской реформе, явившейся причиной конфликта в первую очередь внутри аристократии, а затем между аристократией и демосом. Тем, кто нес тяготы военной службы, был гарантирован определенный набор гражданских прав. Военная реформа сопровождалась необходимостью определения уровня благосостояния, выше которого граждане должны были обеспечить себя сами гоплитской паноплией, что показывало соответствие имущественного критерия с социальным положением. С появлением гоплитской фаланги приобрести вооружение стало вещью более доступной для широкого круга лиц. Подводя итоги вышесказанному, можно сказать, что законодательство Фидона, сведения о котором сохранила античная традиция, устанавливает основополагающие отношения внутри полиса: гражданин – землевладелец, становится средством укрепления положения землевладельцев и правящей аристократии. Закон лишь зафиксировал в письменном виде бытовавшие ранее нормы права и как писал Демосфен, сам акт письменной фиксации был скорее символическим, поскольку изменить действующую норму было практически невозможно.^[150] Этот закон не мог разрешить обострившиеся к тому времени противоречий внутри самой аристократии (внутренние отношения хозяина дома – домашнего владыки и подвластных ему сыновей), и нарождающихся противоречий между аристократией и демосом, вызванных социально-экономическими и политическими изменениями. Такие противоречия вели к падению аристократического правления и установлению тирании.

Основы аграрной реформы

Различные сочетания и комбинации обработки и использования земли, усовершенствовавшиеся военные формирования и усиленные идеологические легитимации, все это являлось причинами перехода в статус государства, и, как правило, происходило в случае, если создавалось достаточное накопление власти и силы всех трех отдельных, но взаимно укрепляющих друг друга частей.

Успешное и интенсивное развитие домашнего сельского хозяйства (VIII – V вв. до н.э.) привело к неизбежному появлению предпосылок аграрной реформы, развитию полиса, и его дальнейшего политического влияния на развитие семейного землепользования. Выживание нового домашнего хозяйства обеспечивалось не только фалангами гоплитов и правительственными законами, но и всей идеологией.

То, что возникло в начале греческого становления полиса, было «понятием», дожившим в некоторой неизмененной форме до конца IV в. до н.э и действовавшим значительно шире: вера в то, что не должно быть большой собственности землевладения, радикального неравенства землевладения, и никакого увеличения числа чрезвычайно богатых и бедных в полисе. По существу, это были моральные ограничения против обладания огромными площадями земли, при этической и политической поддержке землевладения, при прогрессе агрономии и наличии большого число рабочей силы рабов. Все это делало реальным существование множества домашних хозяйств.

Все землевладельцы, как соседи по сообществу, должны были считать землю примерно одинаковой в размере. Среди этого широкого среднего класса (μέσοι), земля должна была передаваться только в семье, без каких-либо отчуждений, т.к. наследственная собственность (κλῆρος) не принадлежала семье, и никто не мог ничего с этим сделать. Немногие владельцы больших состояний, даже «неимущие» богатые, вовлеченные в торговлю или горную промышленность, должны были быть, соподчинены разнообразным ограничениям, препятствовавшим накоплению капитала, выраженного в больших земельных собственностях.

Греческая литература показывала яркий образец аграрного законодательства и практики (700-550 гг. до н.э.), гарантированного и широко распространенного установления равенства (до 550-400 гг. до н.э.), обеспокоенность о том, что идея равенства аграрного движения находилась под огнем (400-300 гг. до н.э.), и достижение наивысшей точки разложения автономных сообществ, независимых мелких сельских домашних хозяйств (300 г. до н.э. и после).

Греческое желание добиться равенства в поддержке и сохранении независимых сельских домашних хозяйств, в течение полисного периода, отражалось, по крайней, мере, в пяти способах.

а) Размер участков земли

 

О первом и самом важном свидетельствуют следующие факты: фактические условия землевладения, размер земельных участков по литературным и эпиграфическим данным, арендным договорам и договорам продаж, зарегистрированных на камнях. Эти данные показывали, что в V – IV вв. до н.э, почти в каждом случае упоминания земли, в большинстве своем фиксировались участки площадью от 10 до 20 акров, иногда более крупные участки площадью от 50 до 70 акров, но участки более 100 акров не упоминаются до эллинистического периода. В Афинах, к концу IV в. до н.э. начинаются медленно увеличиваться в размерах земельные наделы, источники сохранили наименования трех из них. Так называемое состояние Файниппа, находящееся к востоку от Афин, было вероятно менее 100 акров, следующее наиболее известное 70-акровое наследственное поместье принадлежало Алкивиаду, и в 390 г. до н.э. Аристофаном была куплена земля примерно такого же размера. Еще в конце V в. до н.э. упоминался 45-акровый участок Лизимаха на Эвбее.[151] Для сопоставления, интересно отметить, что в поэмах Гомера, поместье Мелеагра имело не более 50 акров,^[152] наделы же Лаэрта и Алкиоя были намного меньше. Иногда появляются в поэмах Гомера, участки по 4 акра в качестве садов или полей под зерновыми культурами.^[153] Самые богатые земледельческие участки обнаружены на территории южной Аттики, площадью 50-70 акров земли. М. Финли отмечал, что вероятнее всего в Аттике встречались и 45-70 акровые участки.

Ю. В. Андреев^[154] исследовал отчеты продаж общественных земель в Аттике и обнаружил, что стандартный размер участков для продажи составляли 8.3 – 13.3 акров и, как правило, цена за единицу земли была одинаковой. Такой участок признавался разумным для использования трудолюбивым земледельцем. Считалось, что, при учете методов интенсивного ведения сельского хозяйства, места жительства семьи, разнообразных высаживаемых зерновых культур и используемой рабочей силы рабов, землевладельцы могли получать достаточно продуктов пропитания с 10-20 акров земли (4.2 - 8.4 га) для дальнейшего нормального существования, из расчета на среднестатистическое «гоплитское» домашнее хозяйство. Богатый афинский землевладелец, вероятно, имел земли не более чем в 4-5 раз больше, нежели средний земледелец. Возможно, именно таким образом, вычислялось то уникальное равенство владения землей гражданами в Аттике полисного периода.

Второе проявление равенства в земледелии, то есть тех же самых умеренные размеры наделов, отражены в раннем законодательстве греческого полиса. Появление греческих землевладений, равных и усредненных, отвечавших потребностям жизнеобеспечения семейного рода не являлись случайным явлением. Литературные, археологические и эпиграфические источники содержат сведения, подтверждающие тенденции защиты данной аграрной системы в ранних и заключительных стадиях полисной периода. От наиболее яростных защитников ранней и заключительной стадий полисной системы предлагали даже конфискацию земель и их перераспределение. Эти чрезвычайные меры были плохо продуманны, и редки среди ранних городов-государств.

Переход от земельных проблем «темных веков» к наследуемым равновеликим наделам, был длительным и трудным. Между 700-300 гг. до н.э. был ряд умеренных, консервативных государственных усилий, гарантировавших аграрное развитие. Согласно Аристотелю^[155], Солон создал законы, ограничивавшие размер земельных владений в ранних Афинах. Многочисленные мнения, полемика и традиции привели к тому, что государственное вмешательство в наследование и в размеры земельных участков, постепенно обеспечило относительное равенство земельных наделов граждан.

Аристотель^[156] утверждал, что именно аграрная демократия была самой устойчивой формой правления. Он указывал на раннее аграрное законодательство, первичная цель, которого состояла в том, чтобы установить постоянное число землевладений посредством ограничения рождаемости, наследований или через запреты продажи унаследованного состояния.

Кроме уже ранее существовавших аграрных законодательств в городах-государствах, Аристотель^[157] и Платон^[158] обсуждали идеальные аспекты землевладения в Греции, поскольку земельные наделы являлись основанием любой теоретической беседы об утопических государствах. Философские взгляды могли обостряться собственными симпатиями или недоверием и даже враждебностью к существующей тирании, монархии или демократии IV в. до н.э. Оба философа предполагали, что накопление земли богатыми вредно для полиса. Даже Платон, утверждавший, что предприимчивые люди должны быть соответственно вознаграждены, но ни кому из граждан, ни при каких условиях нельзя разрешать приобретать землю, которая привела бы к владениям, имеющим площадь в 5 раз больше, чем наименьший существующий надел.^[159] Он считал, что даже лучшие землевладельцы не должны иметь все преимущества.^[160] Вероятно, Платон основывал свои размышления на фактическом землепользовании в Аттике, где 100-акровые наделы были практически неизвестны. Фактический размер земельного надела в 45-100 акров, принадлежавший богатому афинянину не мог превышать более чем в 5 раз, существовавшее «гоплитское» домашнее хозяйство. Платон разделял взгляды на равные наделы земли у граждан, являвшиеся основой предотвращения бедности и излишнего богатства. Он подводил итог следующим образом: основа устойчивости полиса состояла в том, что основная масса «гоплитских» граждан обрабатывала собственную землю, имела умеренную собственность и доброжелательно относилась друг к другу.

Аристотель являлся более реальным и более прагматично настроенным, нежели Платон, особенно в концепции движения за аграрную реформу, проводя последовательную критику программ ранних законодателей и философов, с позиций практичности. Аристотелю приписывали авторство трактатов о 158 конституциях городов-государств, в которых он пошел дальше, чем любой древний мыслитель, в том числе и в обдумывании растущей проблемы неравенства в греческом земледелии и его воздействии на живучесть полиса. По взглядам Аристотеля идеальным являлось не просто равенство всех наделов земли, а скорее умеренные наделы, которые бы не дали ни чрезмерную роскошь, ни презренную бедность. В центре проблемы у Аристотеля находилось расслоение на предприимчивых и богатых земледельцев с одной стороны, и на неудачливых и бедные с другой. Для сохранения гармонии и баланса нужно было уменьшить накопление богатства. В мировоззрении Аристотеля, греческий полис должен был обучать тому, чтобы «граждане желали не чрезмерного богатства, но умеренности, достигнуть которую возможно лишь тогда, когда граждане будут надлежащим образом воспитаны посредством законов». ^[161] Аристотель защищал нечто среднее, идеал, которому богатые и бедные должны были бы подражать. «Средняя конституция» была лучшей формой правительства, в силу того, что это был продукт среднего земледельческого класса.

Третий тип свидетельства отражает интерес греков в эгалитаризме собственности и размерах небольшого землевладения. В начале полисного периода наблюдалась частная аграрная колонизация вокруг грекоговорящего мира. Свидетельства колоний явились ценным индикатором ранней греческой идеологии. Формальная организация колонистов, создание равноправных наделов земли и сложной социальной структуры предполагает предшествующее формирование полиса и аграрной идеологии. Практика нарезки земли прямоугольниками примерно по 11 акров наводит на мысль о существовании идеального размера наделов по всей Греции. Вся греческая наука «геометрии» или «измерения земли» развивалась из потребности определения равных наделов земли для новых сообществ колонистов. Ксенофон^[162] приводит слова Сократа об установлении размера надела земли и определении потенциального урожая.

Поскольку большинство колонистов стремилось установить новые сообщества, согласно традиционным «основным принципам», данное распределение земли имело большое значение. Более того, колонисты стремились воспроизвести и улучшить аграрную идеологию, существовавшую в метрополии, а потому не были связаны с ее предысторией, пережитками и не желали никакого повторения.

Четвертый признак идеологии и эгалитаризма собственности и повсеместности мелких земельных участков состоящий в отмене долга и справедливого перераспределения земли, практически не реализовывался. В период с VI по IV вв. до н.э. было всего несколько единичных случаев отмены долга и перераспределения земли^[163], что может означать то, что после введения новых аграрных законов, большинство землевладельцев было защищено от долговых преследований.

Классическая эпоха была временем баланса и спокойствия. Социальная полярность была относительно небольшой; в большинстве греческих городов-государств существовал достаточно устойчивый средний класс землевладельцев. Социальный вопрос и стремление к социально-экономическому изменению не стоял на повестке дня в классической Греции.^[164] Даже после 27-летней Пелопонесской войны (431-404 гг. до н.э.), движение за аграрную реформу было связующим и скрепляющим меняющиеся демократические города-государства.

Пятый признак можно считать литературные свидетельства о вековом недоверии к богатству. Платон указывал, что социальные волнения были вызваны борьбой между богатыми и бедными, между накоплением богатством немногих и потерями многих. В своих «Законах» Платон^[165] предполагал случаи прощения долгов знатными людьми и перераспределяли излишков земли, для гарантированного замедления поляризации сообщества. Идея прощения долгов и передела собственности состоятельных людей была довольно укоренившейся в греческой культуре.

По проведенным исследованиям социальной идеологии Древней Греции, было установлено, что богатство могло быть признано обществом как существовавшее на законных основаниях, если оно использовалось на пользу общества и, в особенности, в пользу бедняков. Было или не было такое благодеяние историческим, во всяком случае, когда в IV в. до н.э. уже существовала поляризация между зажиточным классов и бедняками^[166].

Земельные наделы, принадлежавшие храмам, отдавались в аренду богатым землевладельцам сроком на 10 лет, что позволяло храмам по истечении этого срока укрупнять или уменьшать арендуемые свои земли.[167] В. Н. Андреев, исследовавший традиции собственности земли в домашнем хозяйстве, указывал, что при нормальных условиях концентрация земли в одних руках столкнулась с реальностью невыполнимого.^[168]

Налог на собственность в Греции не был постоянным. В Афинах существовал чрезвычайный военный налог (εἰσφορά) в конце V - IV вв. до н.э., обременяя немногих, затрагивал с основном литургический класс., в IV в. до н.э., Дионисий Сиракузский в течение 5 лет отбирал у населения весь накопленный капитал.

Нет никаких свидетельств, о том, что многие землевладельцы имели прямые налоги с имущества, сельхозугодий или с доходов от урожая. Ситуация оценивалась правильно и считалось, что налоги не будут поощрять производительность, а скорее послужат причиной понижения производства и обеднения землевладельца. ^[169]

Общественная собственность, в Афинах в течение полисного периода, как правило, не превышала 5-10 % от доступной пахотной земли. Боги-покровители полисов и их служители, как правило, были заинтересованы в сельском хозяйстве и благосостоянием тех, кто фактически этим занимался. Аграрные города-государства свободных землевладельцев отказывались участвовать в больших строительствах храмов или других общественных работах, что влекло за собой уменьшение капитала из-за непроизводительных работ, ввод новых налогов и общий недостаток капитала в своем хозяйстве. Самые грандиозные религиозные строения в Греции были созданы в морских государствах Афинах и Коринфе, чья торговля могла позволить подобные расходы. Аристотель^[170] указывал, что пирамиды в Египте и строительство ранних Великих Храмов в Греции были организованы тираническими режимами, желавшими удерживать обедневшие народные массы при деле.

Небольшой земельный надел предоставлял определенные ценности населению и создавал видение того, каким могло бы быть город-государство. В раннем аграрном полисе маленькие, одинакового размера наделы гарантировали личную занятость всех граждане, работавших собственными руками, практически, а не теоретически. Все обогащались бы через риск и тяжелый труд в земледелии, и полагались бы на собственное решение и физическую силу для повышения плодородия земли или отражения врага. Все были бы уверены в том, что другие граждане имеют такие же убеждения, с такими же возможностями преуспеть или потерпеть неудачу^[171].

 

 

Боги и сельское хозяйство

Религиозные воззрения

Первым в должной мере подчеркнул значение религии для всех сторон жизни античного полиса еще в 19 веке выдающийся французский ученый Н. Д. Фюстель де Куланж^[172] в классическом труде «Древняя гражданская община». Подчас просто невозможно проводить на почве Древней Греции грань между правом сакральным и светским, публичным и частным и учитывать при этом весьма значительную роль религии в жизни греческих полисов. Вполне естественно, что религиозные воззрения пронизывали всю структуру греческого права. В афинском праве не была развита правильная концепция собственности, не существовало даже адекватного термина для ее обозначения.

В VIII – VI вв. до н.э. у греков сложилась отличавшаяся от древневосточных стран религиозная система. По их мнению, божество - это могущественное существо, подчинявшееся высшей силе – судьбе. Боги были призваны помогать людям в их трудной жизни. Они вступали в «брачные отношения» со смертными людьми и у них рождались смертные герои – люди-полубоги, совершавшие блистательные подвиги и уничтожавшие враждебных людям существ. В греческом пантеоне насчитывалось множество богов и героев, греки считали, что боги постоянно вмешивались в дела людей, поэтому узнать о божественной воле обращались к жрецам-предсказателям (оракул). Греки представляли богов в образах красивых людей, которые живут в благоустроенных храмах. Культовые традиции древнегреческой религиозной системы уходили глубокими корнями в традиции критской и микенской цивилизаций XX в. до н. э. Как считают многие ученые, на Крите существовала особая форма царской власти, известная в науке как «теократия», при которой светская и духовная власть принадлежала одному и тому же лицу. Особа царя считалась «священной и неприкосновенной». Даже его простое лицезрение было запрещено «простым смертным». Цари не просто жили и правили - они «священнодействовали». Тронный зал дворца являлся «святая святых», в нем царь-жрец «снисходил» до общения со своими подданными, приносил жертвы богам и решал государственные дела. На Крите постоянно происходили землетрясения, часто разрушительной силы, штормы, грозы, ливневые дожди, засушливые годы, жестокий голод и эпидемии. За помощью жители обращались к богам и богиням. Центральной фигурой минойского пантеона была великая «владычица», божество плодородия, - великая мать всех людей, животных и растений, почитание которой было широко распространено в странах Средиземноморья, начиная с эпохи неолита. В древности Посейдон считался виновником землетрясений: ударами своего трезубца он приводил в движение море и сушу («землеколебатель»). Такое же представление было о боге-быке Минотавре. Ему приносили обильные жертвы, в том числе и человеческие. Для Критской культуры характерно было теснейшее переплетение «божественного и человеческого», что уже было не характерно в дальнейшем для древнегреческой цивилизации. Крах микенской цивилизации вернул Грецию к родоплеменной структуре общественного устройства. Считается, что многочисленные фрагменты крито-микенской эпохи сохранились в греческом искусстве, архитектуре, в религии, в мифологии и эпической поэзии, фрагменты - разрозненные, случайно уцелевшие элементы безвозвратно ушедших в прошлое древнейших культур.

В гомеровский период цари - «басилеи» свои претензии на особое, привилегированное положение в обществе обосновывали ссылками на собственное божественное происхождение. В пределах своей филы или фратрии басилей выполнял жреческие функции различных родовых культов. Изолированность и замкнутость жизни в гомеровский период греческой общины в VIII в. до н.э. уступает место интенсивным связям между различными поселениями, что способствовало бурному развитию городов-государств и религиозных центров.

Греки верили, что именно боги дали им сельскохозяйственные культуры и способы их выращивания, а также что они же и управляли природными стихиями. Считалось, что земля могла произвести все желаемое при обработке ее традиционными методами, основанными на вековых религиозных представлениях о сельском хозяйстве и конкретном повседневном опыте многих поколений. И кроме этих традиционных способов, лежавших в основе культовых ритуалов, ничто иное не желалось восприниматься.^[173] Постоянная забота о сельском хозяйстве, о продуктах питания, о выживании в прямом смысле этого слова, были главными проблемами. В соответствии с ритмами сельскохозяйственного года устраивались циклические, общественно-религиозные праздники, через которые греки подтверждали поклонение богам, приверженность к культовым ритуалам, традициям и устоям. С другой стороны фестивали и жертвоприношения, демонстрировали социальную и политическую солидарность, сопоставляя интересы каждой семьи с общими интересами общества, нивелируя все различия.^[174] Здесь же демонстрировалось право и обязанность мужчин на почитание и защиту «отеческих» богов.

В Афинах утвердилось, и было принято всеми городами-государствами жертвоприношение первого урожая зерна («начатки») двум богиням элевсинского храма Деметре и ее дочери Коре, покровительницам земледелия, что составляло 1/600 ячменя и 1/1200 пшеницы от каждого собранного урожая. Землевладельцам это преподносилось как умилостивительная жертва, с надеждой на хороший урожай в будущем, и с благодарностью за текущий, но не как обязательный культовый вклад и не как жертва к определенным неприятностям земледельца. Эта норма сохранялась примерно в течение 3-4 столетий. Служители культа элевсинской богини Деметры, имея полученные т. о. количественные и качественные данные об урожаях зерновых по всем филам и тритиям Аттики, смогли создать целую систему полезных указаний по выращиванию хлебных злаков.^[175]

Сельскохозяйственные интересы присутствовали и в религиозной практике, в которой создавались специальные ритуалы для сельскохозяйственных работ и устанавливались правильные приемы их выполнения, формировался религиозный календарь, разработанный для Афин и других городов. В нем датировались сельскохозяйственные работы в теснейшей взаимосвязи с религиозно-общественными событиями.

Для решения определенных сельскохозяйственных проблем обращались как к Зевсу – верховному богу и царю богов, так и к другим богам олимпийской семьи, к меньшим богам и героям, в зависимости от конкретной потребности землевладельца и природными особенностями местности. Например, литературные источники свидетельствуют, что перед вспахиванием, как правило, обращались^[176] к богам дождя и зерна – Зевсу и Деметре. Религиозные шествия и жертвоприношения Зевсу приносились с целью предотвращения засухи и сильных ливней, которые могли бы обрушиться на посевы, и создать угрозу голода.