Религиозный аспект некоторых других законов и мероприятий Солона

 

Некоторые из солоновских реформ имеют четко выраженный религиозный характер. Именно Солоном был введен принцип жребия при выборе высших должностных лиц полиса, в том числе коллегии девяти архонтов (Arist.Ath.pol.8.1). До того архонтов назначал Ареопаг. Принцип жеребьевки при избрании магистратов в древнегреческих государствах, по справедливому мнению ряда ученых[115], имел, помимо прочих своих коннотаций, самое непосредственное отношение к религии. Жребий рассматривался как воля богов, в чьи руки передавался высший контроль над полисными властями.

Солон осуществил реформу афинского календаря, о чем повествует Плутарх:[116] «Солон заметил аномалии месяца и видел, что движение луны не совпадает вполне ни с заходом солнца, ни с восходом, но часто в один и тот же день догоняет солнце и опережает его. Такой день он приказал называть «старым и молодым», ввиду того, что часть дня, предшествующая конъюнкции, относится к кончающемуся месяцу, а остальная – к уже начинающемуся… следующий день он назвал новолунием. Дни от двадцатого до тридцатого он считал от конца месяца, называя их убывающими числами и сводя на нет соответственно ущербу луны». Диоген Лаэрций по этому поводу писал: «Солон впервые назвал тридцатый день месяца старым и новым…Афинянам он присоветовал считать дни по лунным месяцам». В классическую эпоху в Афинах сосуществовали два календаря: религиозный или праздничный или архонтский; и гражданский. По первому отмечались даты праздников и иных культовых мероприятий. В основе гражданского календаря лежала притания, или отрезок длиной в десятую часть года. Этот календарь или регламент, служил для назначения сроков народных собраний, выборов должностных лиц и в целом применялся в государственной жизни полиса. Плутарх и Диоген Лаэрций сообщали, что Солон реформировал гражданский календарь, положив в основу с единицей исчисления лунный месяц. М.Нильссон считал, что календарные реформы в греческих полисах проводились под значительным дельфийским вниманием. Солон, как и в случае погребальной обрядности, смело принимал на себя жреческие прерогативы. Реформируя лунный календарь, он отдавал себе отчет, что изменения в нем повлекут за собой изменения в сроках культовых действий – празднеств, жертвоприношений. Плутарх[117] отмечал, что Солоном была проведена оценка жертвоприношений, осуществлена переоценка наград победителям на общегреческих состязаниях на Олимпийских играх[118], причем были сокращена размеры наград. Диоген Лаерций приводит следующую мотивацию, которой руководствовался законодатель: «Нехорошо излишествовать в таких наградах, когда столько есть граждан, павших в бою, чьих детей надо кормить и воспитывать на народный счет… Гимнастические же борцы и в учении недешевы, и в успехе небезопасны, и венцы принимают за победу не столько над неприятелем, сколько над отечеством» [119]. А.И.Зайцев писал, что в связи с распространением демократии и реставрацией коллективистских ценностей происходила частичная утрата атлетикой ее места в жизни[120]. Олимпионики нередко представляли собой угрозу стабильности полиса, начинали претендовать на тираническую власть, как неудачливый мятежник Килон, победитель 640 г. до н.э. игр. Или еще один олимпионик – Фринон, победитель 636 г. до н.э., оказался человеком с амбициями, не смог ужиться со своими согражданами и оправился во главе колонизационной экспедиции на берега Геллеспонта, где и погиб. Солон, в интересах единства и стабильности полиса, предотвращения гражданской распри принимал определенные меры для снижения престижа и значения олимпиоников. В целом эту меру не без оснований можно охарактеризовать как антиаристократическую[121].

Назначал Солон новые празднества, такие как генесии, сопровождавшиеся общим жертвоприношением и называвшиеся Сисахфиями[122], повлекшие облегчение долгового бремени. Н.Хэммонд считал, что само название этой реформы Солона, закрепившееся в античной традиции, произошло именно от названия праздника, которое было первичным. По справедливому утверждению Коннора, «Солон, как многие политики архаической эпохи действовал в значительной степени в рамках церемоний ритуалов и праздников и через их посредство»[123]. Этот исследователь полагает, что сама сисахфия проходила в форме праздника, представляя собой процессию граждан по афинской хоре с ритуальным уничтожением «закладных камней». Характерно, что ни один из этих камней досолоновского времени не найден археологами. Возможно, они были демонстративно разрушены или, еще вероятнее, удалены за пределы Аттики, подобно останкам оскверненных. С этим актом высокого символического значения было связано учреждение благодарственного жертвоприношения богам.

Коннор считает, что еще одна важнейшая социально-политическая мера Солона тоже имела свой религиозный аспект, это разделение гражданского населения на четыре имущественных класса по величине земельного дохода:

· лица, получавшие 500 медимнов[124] дохода зерном, вином или маслом были отнесены к первому, наивысшему разряду и стали называться (пентокосиомедимнами) пятисотниками;

· второй разряд – доход в 300 мер, - всадники;

· граждане третьего разряда – зевгиты (владельцы упряжки волов) имели по 200 мер;

· в четвертый, самый низший, разряд входили феты, - доход меньше 200 мер.

Каждый разряд обладал определенными правами и обязанностями. Представители первого и второго разрядов служили в коннице, избирались на высшие должности. Зевгиты, представители третьего разряда, образовывали тяжеловооруженную пехоту – гоплиты. Феты, четвертый разряд.

Коннор задавался вопросом, почему в качестве критерия границ между классами фигурирует оценка их доходов в медимнах, и обращает внимание на то, что, согласно данным афинских надписей, именно в медимнах велось исчисление приношений начатков урожая (ἀπαρχαὶ) на аттических аграрных праздниках. Чем богаче был человек, тем больше он приносил в жертву. Праздники такого рода по обычаю, сопровождались процессиями, в которых, по мнению Коннора, статус представителей различных классов проявлялся и внешне: пентакосиомедимны ехали в колесницах; всадники на конях; зевгиты шли пешком. Феты к этим процессиям во времена Солона еще просто не допускались.

Х. Туманс предложил иное объяснение натурально характера имущественного ценза. Он, считал, что Солон не желал улучшить положение богатых торговцев и ремесленников, которые измеряли свое состояние не в сельскохозяйственных продуктах, а в деньгах, и поэтому автоматически попадали в низший класс фетов. Надо подчеркнуть, что во времена Солона вряд ли вообще кто бы то ни было в Афинах измерял свое состояние в деньгах, так как в начале VI в. до н.э. афинский полис еще не чеканил монету. Монеты из других полисов могли, конечно, спорадически попадать в Афины, но еще не играли значительной роли в экономике и не могли использоваться для оценки состояний. Если и была какая-нибудь альтернатива медимнам как цензовой единице, то этой альтернативой могли быть только поголовье скота, который с гомеровских времен продолжал широко использоваться для оценки богатства[125].

Таким образом, главное нововведение Солона получало легитимацию путем включения его в традиционную ритуально-символическую модель. Конкретным праздником, процессия которого послужила основой для создания системы четырех классов, были Панафинеи. В Афинах еще не было Великих Панафиней, справлявшихся раз в четыре года с особенным блеском. Однако, ежегодные, обычные Панафинеи с их процессией, существовали и уже являлись самым важным событием религиозной жизни полиса. Солон не только вводил новые праздники, но осуществлял определенные изменения в существовавших ранее, в частности, один из его законов касался Элевсинских мистерий.

Солон создал ряд культовых построек. Плутарх[126] сообщал о храме Эниалия, построенном Солоном на Саламине в ознаменование овладения этим островом. К.М.Колобова считает, что первые каменные храмы на афинском Акрополе (прообраз Гекатомпедона на месте царского дворца микенской эпохи) тоже были возведены именно при Солоне[127]. Сохранились упоминания афинских культовых сообществ: фиасов, оргеонов и др. При всей масштабности своих нововведений, Солон, оставил в силе законодательство Драконта об убийстве (категория скверны занимает достаточно важное место). Но Плутарх указывает на то, что одно изменение в драконтовский закон Солон внес, что убийство любовника жены in flagranti не влечет за собой наказания. Солон действительно расширил круг убийств, не вызывавших скверну, но вероятно он просто повторил предписание закона Драконта в части, касающейся убийств, не чреватых последствиями.

Скверна порождалась не только убийством или клятвопреступлением. Еще один солоновский закон, приводится Диогеном Лаэрцием[128] со ссылкой на оратора Лисия, который запрещал развратникам выступать с трибуны, то есть участвовать в политической жизни. К общественным местам полиса во времена Солона относился Акрополь и примыкавшая к нему с востока «Старая Агора» с административными постройками, считавшаяся священной территорией и чистой в культовом отношении. Допущение недостойных в сакральную зону, дозволение им производить там какие-то важные действия общественного характера, привело бы к осквернению полиса.

Теми же опасениями был продиктован закон, запрещавший дурно говорить об умерших, а также браниться (к живым) «в храмах, судебных и правительственных зданиях, равно как и во время зрелищ»[129], то есть в общественных местах и во время общественных мероприятий.

Также нужно рассматривать атимию, или лишение гражданских прав, то есть опять же запрещение участвовать в политической деятельности, появляться в общественных местах, для граждан, не содержащих собственных родителей или растративших их имущество[130]. Такие люди, в категориях архаического менталитета, нарушали неписаные, но священные и высокоавторитетные обычаи рода, родовой солидарности и, следовательно, тоже могли стать источником скверны.

Еще один интересный солоновский закон[131]: «Архонту, если его застанут пьяным, наказание – смерть», мера очень суровая, прямо-таки жестокая, если учитывать, что вино в Древней Греции было наиболее употребительным напитком. Но, культ Диониса, стремительно распространявшийся по Греции, принимая на первых порах, грубоватые, полуварварские и слабо гармонировавшие с полисными ценностями формы буйных оргий, встретил себе мощного противника в лице жречества Аполлона, особенно дельфийского. В дальнейшем, дионисизм удалось ввести в «цивилизационные» рамки и сделать частью государственной религии (и в самих Дельфах), но в Аттике это случилось уже при Писистратидах. Во времена Солона «дионисийский вопрос» стоял весьма остро, отсюда суровость наказания за пьянство, если речь шла о высшем должностном лице. Отметим, что у Солона был закон, возбранявший всем гражданам употребление несмешанного вина.

Именно Солон первым в Афинах, еще до Писистрата, всерьез занимался упорядочением эпической традиции, сбором гомеровских героических песен[132]. Это нужно было ему в политических целях, в частности, в контексте афино-мегарского соперничества за обладание Саламином; и имела религиозное значение.

Писистратиды, впоследствии наиболее активно занимавшиеся приведением в систему гомеровского эпоса, были враждебны дельфийскому жречеству. Но из этого не следует, что они неприязненно относились к культу Аполлона как таковому. Скорее напротив: они проводили очистительные ритуалы на Делосе[133], создали в Афинах святилище Аполлона Пифийского[134].

Ранее афинское законодательство при всем разнообразии своих проявлений имело некую общую интенцию, единый стержень, который фиксировался где-то на стыке права и религии. С одной стороны, законодательные реформы создали в Афинах целостную систему писаного права, по которому полис продолжал жить на всем протяжении своей истории. С другой стороны эти реформы фактически создали целостную систему полисной религии, что в своей совокупности способствовало формированию классической афинской гражданской общины.