К теме «Время в русской языковой картине мира»

И в заключение еще об одной фунда­ментальной для русской языковой карти­ны мира особенности, а именно — о каче­ственной спецификации вымени: время — как вместилище событий — является другим названием для жизни, а жизнь мыслится и описывается в категориях времени (мгновений, эпох, моментов...). Мы хотим указать на некоторые существенные для русской языковой кар­тины времени моменты.

Прежде всего, тема времени заставля­ет нас говорить не о "наивной физике" (по аналогии с "наивной геометрией" язы­кового пространства), а об истории, куль­туре носителей языка, время в полном смысле слова принадлежит к духовно-культурной картине мира. Яркой иллюст­рацией языковой релевантности духовно-культурных представлений является судьба такого слова, как час.

В русской языковой картине времени час занимает особое место. Сравнение с типологически близкими — английским, французским – языками показывает, что русский чаc в существенной степени на­следует специфику "часа" Нового Завета ("часа" Иисуса) и является манифестан­том того типа "трудного" пути, который связан с искуплением (это как раз тот случай, когда слово хранит память о тек­сте как о прототипическом источнике). Отсюда такие характеристики часа, как "персоноцентричность", "духовность". В русском языке соответствующая семантика отразилась не только во фраземах типа пробил час, последний час, она определяет и общий механизм употребления этого слова. Мы говорим час потери (но не утери, пропажи), час обретения (но не приобретения), час постижения (но не уяснения, уразумения). Х-ми при часе не могут быть названия событий, ситуаций, исключающих осмысление в перспективе "пути", "духовного роста". Ср. в связи с этим следующие противопоставления: час смирения, но не упрямства, час прощения, но не осуждения... Духовному времени чу­жды и разного рода утилитарные понятия, поэтому может быть время (ане час здравого смысла, торжества практицизма, бережливости...

Исследование текстов Евангелий на греческом, латинском, церковнославянском и русском языках и выявление в них строгой последовательности при переводе новозаветного "часа" (...) позволяет усмотреть в этом слове особую терминологическую значимость — соотнесенность с общей системой языка времени в Библии. Анализ же этого языка приводит к двум ключевым названиям времени: ветхозаветному дню и новозаветному часу.

День в Библии — это универсальная единица описания времени-жизни, день -и орудие в руках Господа, и мера человеческого существования (Дней наших - семьдесят лет (Пс.90.10)). Если день является носителем "родо-временной" перспективы, то час открывает перспективу личностную. В силу такого понимания о дне можно говорить, что он описывает время внешнего пространства бытия, а о часе — что он открывает возможность описания времени внутреннего со­зерцания, времени индивидуальности и личности, времени как духовной катего­рии.

Таким образом, культурно мотивиро­ванные и взаимно соотносящиеся между собою в некоем исходном тексте час и день задают две различные проекции описания жизни в терминах времени, и гра­ница, условно говоря, проходит именно между этими временными показателями, а именно — час (а также мгновение, миг, минута) проецирует события на внутрен­ний мир: душевный, духовный, представ­ляемый; в системе временных показате­лей именно они предназначены для опи­сания ментального плана человеческого существования; день же (как и дни, време­на, век, эпоха, годы, лета...) описывают мир внешний: социальный, возрастной, природный, культурно-исторический; их назначение в системе языка времени-жиз­ни — описывать "вещный" план человече­ского бытия.

Последняя группа слов, называющих "вместилища" событий, в русском языке обладает интересной семантической дифференциацией: времена выступают как внешняя сила, формирующая и влияющая на события, это время активное, ниспосылающее (ср. из "Слова о полку Игореве": Худо времена обернулись…), век – результат этого формирования (это время как совокупность поколений); эпоха же в русском языке, в силу того, что это заимствованное (и достаточно поздно!) слово, является искусственным, вторичным определением временного периода – с опорой на культурно-историческое содержание и особую значимость для субъекта.

Важной чертой времени, которое находит языковое отражение в семантике соответствующих слов-названий, является антропоцентричность[25]. Рассмотрение темпоральной лексики в аспекте возможностей описания по линии живое/ неживое (предметное); люди/ нелюди (растительный vs. животный мир); взрослый (личность) / невзрослый и под., как кажется, может послужить таксономической основой концептуальных характеристик времени в русском языковом сознании.

Печатается по ст. Яковлева Е.С. К описанию русской языковой картины мира// Русский язык за рубежом. 1996. №1-2-3. С.47-56.