Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Основные типы лексических значений слова
I <…> Одним из путей подхода к решению сложных вопросов, связанных с изучением слова и его значения, с исследованием законов изменений значений слов, является выяснение разных типов или видов лексических значений слова и способов или форм их связи в смысловой структуре слова. Общеизвестно, что слово является не только названием предмета или предметов, но и выражением значения, а иногда и целой системы значений. В одном и том же значении обобщается и объединяется общественное понимание разных предметов или явлений, действий, качеств [ср., например: пища, питание; продукт – продукты (в разных значениях): драгоценность – драгоценности; образец, образ, вести, идти, лететь, отплатить и т.п.]. С другой стороны, разные слова, отличающиеся одно от другого своими значениями или их оттенками, могут быть применены по отношению к одному и тому же предмету как его названия (например: пища, питание, еда, стол). Обозначая явление, предмет, слово вместе с тем передает его связи и отношения в динамическом целом, в исторической действительности. Оно отражает понимание «кусочка действительности» и его отношений к другим элементам той же действительности, как они осознавались или осознаются обществом, народом в известную эпоху и при этом с широкой возможностью позднейших переосмыслений первоначальных значений и оттенков. Так, глагол насолить, кроме прямого конкретного значения «заготовить солением, положить много соли во что-нибудь», еще имеет в современном языке переносное значение «повредить, причинить неприятность». Вероятнее всего, это переносное значение глагола насолить возникла на основе некогда существовавших представлений о колдовстве. По суеверным представлениям прошлого, болезнь и порчу могло вызывать разбрасывание с наговором различных предметов. Лица, переходящие через заколдованные предметы или прикасавшиеся к ним, подвергались «порче»; с целью нанести вред и употреблялась часто «наговорная» соль[67]. Между рядами предметов, действий, качеств, обозначаемых словами, существуют разнообразные взаимодействия и соотношения. Предмет, названый словом, может оказаться звеном разных функциональных рядов, разных сторон действительности, включенных в общую широкую картину жизни. Слово помогает осмыслить и обобщить эти отношения. Все это находит отражение в развитии значений слова в языке того или иного исторического периода.
Так, слово концовка связано с профессиональной терминологией работников печати. В типографическом деле оно и теперь обозначает рисунок, графическое украшение в конце рукописи, книги или в конце главы, раздела. Слово концовка образовано от прилагательного концовый или концевой с помощью суффикса –ка (ср.разговорные столовка, вишневка, открытка и т.п.). Этот тип словообразования приобретает особую продуктивность в русском литературном языке с 60-х годов XIXвека. Слово концовка в русском языке (ср. польск. koncowka и чеш. Koncovka) возникло не ранее последней четверти XIX в.[68] В начале XX века это слово расширило свои значения: оно было перенесено в область литературной и музыкальной терминологии (концовка стихотворения, концовка романса). Словом концовка стала называться заключительная часть какого-нибудь произведения. Например, в книге либерального критика А.А.Измайлова «Помрачение божков и новые кумиры» (М.,1910): «Тургенев и Гончаров, Толстой и Достоевский довели до предельного совершенства реалистический гоголевский и пушкинский рассказ. За ними черта, точка, завершительная концовка». Таким образом, формирование и создание нового понятия или нового понимания предмета осуществляется на базе имеющегося языкового материала. Это понимание, воплощаясь в значение слова, становится элементом смысловой структуры данного языка в целом. Всякий раз, когда новое значение включается в лексическую систему языка, оно вступает в связь и во взаимоотношение с другими элементами сложной и разветвленной структуры языка. Только на фоне лексико-семантической системы языка, только в связи с ней определяются границы слова, как сложной и вместе с тем целостной языковой единицы, объединяющей в себе ряд форм, значений и употреблений. При отношении к слову только как к названию нельзя установить принципиальной разницы между разными значениями одного и того же слова и между различными словами – омонимами. Так, в «Искре» (СПб, 1859, №42) был напечатан под злободневной карикатурой на редактора одного журнала такой диалог: «У меня сегодня весь день в голове стреляет. – Сами виноваты, зачем завели в ней так много дичи». Без понимания семантических отношений соответствующих слов в лексической системе русского языка нельзя лингвистически осмыслить, в чем соль этой остроты, этого каламбура; «стреляет в голове» и «стрелять дичь на охоте» – разные действия, но образуют ли обозначения этих действий разные слова, или же они входят в строй значений одного и того же слова? Как относится слово дичь – обозначение чепухи, ерунды, вздора к дичи – обозначению диких птиц, объекта стрельбы?
Исходя из предметов действительности, из природы вещей, пришлось бы признать значения слова хребет: 1) «спина, позвоночник» (спинной хребет, своим хребтом отдуваться) и 2) «цепь гор, тянущихся в каком-нибудь направлении» – разными словами, омонимами. Между тем в русском языке это – разные значения одного и того же слова хребет. Им соответствуют разные слова в других языках <…>. Не проникая глубоко в семантические основы данной конкретной языковой системы, невозможно установить признаки и нормы конструктивного объединения значений в составе одного и того же слова, способы образования новых слов и значений, невозможно отличить омонимы от разных значений одного слова. Смысловые границы слова могут быть очень широки, а иногда не вполне определенны. Смысловая область слов (даже многих научных терминов) имеет пограничные зоны и многочисленные переходные оттенки. Между словарем науки и словарем быта – прямая тесная связь. Всякая наука начинает с результатов, добытых мышлением и речью народа, и в дальнейшем своем развитии не отрывается от народного языка. Ведь даже так называемые точные науки до сих пор удерживают в своих словарях термины, взятые из общенародного языка (вес, работа, сила, тепло, звук, свет, тело, отражение и т.п.). Ещё большее значение имеет народное мышление и созданная им терминология для наук общественных и политических.[69] Значение слова определяется не только соответствием его тому понятию, которое выражается с помощью этого слова (например: движение, развитие, язык, общество, закон и т.д.); оно зависит от свойств той части речи, той грамматической категории, к которой принадлежит слово, от общественно осознанных и отстоявшихся контекстов его употребления, от конкретных лексических связей его с другими словами, обусловленных присущими данному языку законами сочетания словесных значений, от семантического соотношения этого слова с синонимами и вообще с близкими по значениям и оттенкам словами, от экспрессивной и стилистической окраски слова. В языковой системе смысловая сущность слова не исчерпывается свойственными ему значениями. Слово по большей части заключает в себе указания на смежные ряды слов и значений. Оно насыщено отражениями других звеньев языковой системы, выражая отношение к другим словам, соотносительным или связанным с его значениями. В богатстве таких отголосков и заключается ценность удачного названия или художественного выражения. Эти черты семантики слова уже давно – со времени литературно-художественной деятельности А.С.Пушкина – были осознанны нашими филологами и писателями. Так, например, П.А.Плетнев писал Я.К.Гроту (29 сентября 1845г.) о своей лекции в университете: «Я изъяснил, что нет в языке слов равнозначащих совершенно, потому что с лексиконным значением в голову приходит с каждым словом идея века, народа, местности, жизни. Все это удалось мне выяснить простым примером – борода и брада. Первое так и рисует читателю Русь в виде её мужика, купца или попа. Второе каждого из нас переносит во времена патриархов (иудейских), в жизнь восточных народов и проч., оттого только, что это слово врезалось в памяти из церковных книг. На этом я основал важное учение о мастерстве давать картинам точные краски в литературных произведениях».[70]
Позднее проф.А.В.Никитенко (в дневнике 26 января 1864г.) заметил: «То выражение особенно хорошо, которое, с точностью передавая определенную мысль, вместе с тем дает нам чувствовать и отношение её к другим мыслям, более или менее к ним близким или отдаленным, но которые не входят непосредственно в цепь излагаемых нами понятий».[71] Язык Пушкина представляет разительные примеры семантической многоплановости слова и – вместе с тем – многообразия его возможных художественных применений. Связь значений слова с лексико-семантической системой языка осуществляется через посредство внутренне объединенных разнообразных предметно-смысловых и экспрессивно-синонимических словесных групп.[72] Вследствие сложности смысловой структуры слова, вследствие многообразия его отношений и живых взаимодействий с другими лексическими звеньями языковой системы бывает очень трудно разграничить и передать все значения и оттенки слова даже в данный период развития языка, представить со всей полнотой и жизненной конкретностью роль слова в речевом общении и обмене мыслями между членами общества.
II Отсутствие разработанной семантической теории слова сказывается в том, что у нас не обобщены и не систематизированы наблюдения над качественным своеобразием значений и форм их связей, их внутреннего объединения у слов, относящихся к разным грамматическим классам. Не может считаться достаточно изученным вопрос о характере соотношений и взаимодействий лексических значений с грамматическими у разнообразных типов предлогов, союзов, частиц и других разрядов служебных слов. Внутреннее своеобразие лексических значений, например, предлога в соотношении с семантическими свойствами глаголов, прилагательных и других частей речи не определено (ср., например: полное ведро воды и ведро с водой; домик принадлежащий бабушке и домик у бабушки; генерал, сопровождаемый ординарцами и генерал с ординарцами; калитка без запоров и калитка, не имеющая запоров и т.д.
Высказывалась мысль, что семантический объем и способы объединения значений различны в словах, принадлежащих к разным знаменательным частям речи. Так, смысловая структура глагола шире, чем смысловая структура имени существительного, и круг его значений подвижнее. Например, глагол звонить служит в современном русском языке обозначением разных действий, связанных и со звоном, и со звонком (ср. соотношение глагола свистеть с существительными свист и свисток, глагола гудеть - с гудение и гудок; ср. объединение в глаголе вытравить значений, связанных с существительными трава, отрава и травля). Ещё более эластичны и разнообразны значения качественных прилагательных и наречий (таких, как легкий, легко, простой, просто и т.д.). Широта фразовых связей слова также зависит от его грамматической структуры. Нередко различие лексических значений слова связано с разными его грамматическими формами. Например, глагол холодать употребляется или безлично со значением «становится холоднее» (форма совершенного вида – похолодать): Уже совсем стемнело и начинало холодать - или лично – применительно к живым существам (причем по отношению к людям всегда в сочетании с глаголом голодать) в значении «зябнуть, страдать от холода» (холодал и голодал). Ср. у Гаршина в рассказе «Четыре дня»: «Неужели я бросил все милое, дорогое, шел сюда тысячеверстным походом, голодал, холодал, мучился от зноя…» Границы между словом и грамматической формой слова бывают подвижными, скользкими. Например, сложен и спорен вопрос, можно ли считать формами одного и того же слова такие глагольные разновидности, как, например, заслуживать с винительным падежом (несовершенный вид к заслужить: В это время он заслуживает доверие своих товарищей) и заслуживать с родительным падежом (в значении «быть достойным чего-нибудь»: Проект заслуживает внимания; Книга заслуживает всяческой похвалы и т.д.). Русский язык, как и другие языки, имеет ряд слов, которые употребляются только в какой-нибудь одной форме. Так, мы имеем одну форму родительного множественного – щец. Считать ли её формой слова щи, параллельной форме щей, или видеть в ней особое слово? (ср. дрова – дров, дровец). Также мы пользуемся одной формой дательного множественного: (по) мордасам. Связывать ли её экспрессивно со словом морда? Слово мордас, по-видимому, имело некогда увеличительно-презрительное значение «надутая щека» (ср. дубасить от областного дубас). Иногда вопросы этого рода разрешаются проще. Например, у некоторых советских писателей употребляется областное слово угрево в среднем роде, у других – слово угрева в женском роде. Например, у С.Голубова в повести «Атаман и фельдмаршал» читаем: «Солнечное угрево приласкало землю. Вода побежала светлыми ручейками в овраги…» («Доблесть». Повести и рассказы). У Л.Леонова во «Взятии Великошумска»: «Маленькое сероватое существо, ежась от холода и дремотно щурясь на свет, лежало в огромной правой ладони танкиста; левою он прикрывал его от простуды, так что хвост и ноги оставались под угревой мокрого обрядинского рукава». Очевидно, это – форма одного и того же слова. Но, вероятно, разными словами должны быть признаны заправлять – форма несовершенного вида к заправить (Заправлять машину бензином) и заправлять в значении «быть заправилой» (Всеми делами в доме заправляла свояченица).
Для того чтобы уловить потенциальные тенденции смыслового развития слов, целесообразно исследовать и способы их индивидуально-творческого применения и преобразования, хотя индивидуальное переосмысление слова, не получившее общественной санкции, обычно не меняет присущих этому слову значений. Ср. у Марлинского индивидуальное применение слова междометие: «Все лица вытянулись восклицательными знаками; на всех ртах бродили междометия» («Мулла – Нур»). Вместе с тем индивидуальное употребление слова может быть связано с выполнением им характерологических функций в языке художественной литературы. Так, в пьесе Чехова «Юбилей» бухгалтер Хирин подвергает слово междометие комической этимологизации (между- метия – «мелькания»): «А тут ещё воспаление во всем теле. Зноб, жар, кашель, ноги ломит и в глазах этакие… междометия». Изучение способов и своеобразий индивидуального употребления слова должно производиться не только на фоне системы уже установившихся общественных его значений, но и на фоне его типических образных применений. Л.В.Щерба в своем «Опыте общей теории лексикографии», перечислив разные значения слова игла, указывал на необходимость – в восполнение их – очертить весь фразеологический круг образного употребления этого слова: «Как бы мы ни решили вопроса о значении этого слова, остается все же вопрос о том, в каких случаях игла может быть употреблено образно. Можно ли, например, сказать о гвоздях, натыканных для затруднения воров поверх забора, что они торчат как иглы? Мне кажется, что нельзя; это хотя и неважно само по себе, однако показывает, что в словаре должны быть исчислены все традиционные случаи образного применения данного слова».[73] Изучение образного применения слова особенно важно для полного и широкого воспроизведения истории так называемых фразеологически связанных значений, для понимания их генезиса. Например, слово когти в русской литературе начала XIX в. употреблялось как образ хищнического насилия, цепкого и мучительного властвования. Оно повлекло за собой в круг переносного употребления многочисленную группу слов и фраз. Когтями образно наделяются в русской художественной литературе болезнь, смерть, нищета, тоска, горе и горестные чувства (например, горькое воспоминание), изуверство, фанатизм, ложь, разврат и другие отрицательные, но стихийные страсти, эмоции и явления. В связи с этим развивается такая фразеология: «…Смерти в когти попадешь, и не думай о ней!» (Д.Давыдов, Песня); или у Марлинского: «Бедный, добрый друг – для того ли выпустила она (смерть – В.В.) тебя из когтей своих, чтобы похитить после удачи» («Наезды»); или: «Смерть впустила в него когти свои» («Латник»). У Гоголя в «Невском проспекте»: «Разврат распустил над нею страшные свои когти»; у Лермонтова в стихотворении «Ночь»: «Воспоминание в меня впилось когтями»; у А.К.Толстого в романе «Князь Серебряный»: «Отчаяние схватывало его как железными когтями»; у Тургенева в «Накануне»: «Я видела тебя в когтях смерти, без памяти»; у Чехова в «Крыжовнике»: «Как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда – болезнь, бедность, потери». На почве этой фразеологии, даже если бы она получила широкое распространение за пределами художественной литературы и риторической публицистики, едва ли могло сложиться у слова когти переносное, фразеологически связанное значение (когти чего-нибудь – «губительная власть чего-нибудь», «терзающая сила чего-нибудь»). Образ, возникающий на базе предметно-конкретного слова, при наличии опорного прямого номинативного значения, обычно не стирается и не погасает. Сохранение яркой образности в этом случае – симптом того, что новое значение ещё не выкристаллизовалось, не получило концентрации в самой смысловой структуре слова. В других случаях на основе расширения фразеологических связей у слова может сложиться новое значение. Такова, например, картина развития значений слова кодекс в русском –литературном языке XIXв. В 20 – 40-е годы, когда перед русской передовой интеллигенцией встает с особенной остротой вопрос об общественно-политических убеждениях, слово кодекс из юридической терминологии переносится в сферу вопросов мировоззрения, жизненной морали и общественного поведения. Круг фразеологических связей у этого слова расширяется. Например, у Баратынского в «Цыганке»: «Развратных, своевольных правил Несчастный кодекс свой составил»; у Гончарова: кодекс сердечных дел («Обыкновенная история»), кодекс дружбы («Фрегат Паллада»); у Добролюбова: кодекс убеждений («Мишура»); у Салтыкова-Щедрина: кодекс житейской мудрости («Невинные рассказы»); у Достоевского: кодекс нравственности («Зимние заметки о летних впечатлениях»), кодекс приличий и т.п. В связи с расширением контекстов употребления слова кодекс постепенно складывается то его фразеологически связанное значение, которое определяется в современных толковых словарях как «система, совокупность норм чего-нибудь – правил, привычек, убеждений» и т.д. Таким образом, семантическая сторона языка составляет часть его структуры и определяет его качества так же, как звуковая система языка, его грамматический строй или словарный состав. III Термин «лексическое» или, как в последнее время стали говорить, «смысловое значение слова» не может считаться вполне определенным. Под лексическим значением слова обычно разумеют его предметно-вещественное содержание, оформленное по законам грамматики данного языка и являющееся элементом общей семантической системы словаря этого языка. Общественно закрепленное содержание слова может быть однородным, единым, но может представлять собою внутренне связанную систему разнонаправленных отражений разных «кусочков действительности», между которыми в системе данного языка устанавливается смысловая связь. Разграничение и объединение этих разнородных предметно-смысловых отношений в структуре слова сопряжено с очень большими трудностями. Эти трудности дают себя знать в типичных для толковых словарей непрестанных смешениях значений и употреблений слова, в расплывчатости границ между значениями и оттенками значений слова, в постоянных разногласиях или разноречиях по вопросу о количестве значений слова и о правильности их определения. Отсутствие ясности в определении понятия «лексическое значение слова» очень тяжело сказывается в практике словарного дела. В каждом толковом словаре пропускаются сотни, если не тысячи живых значений слов и изобретается множество несуществующих значений. Вот несколько иллюстраций из «Толкового словаря русского языка» под ред. Проф. Д.Н.Ушакова. В слове аллегория выделено особое, самостоятельное значение: «Туманная, непонятная речь, нелепость (простореч.)». В качестве наиболее показательной иллюстрации его приводится фраза: Ты мне аллегорий не разводи, а говори прямо [74]. Но слово аллегория в общенародном языке не означает нелепости, хотя и может применяться для характеристики неясной, непонятной речи, например, в речи гоголевского городничего из «Ревизора»: «А ведь долго крепился давеча в трактире, заламливая такие аллегории и скивоки, что, кажись, век бы не добился толку». У слолва багаж найдено значение – «эрудиция, запас знаний»[75]. И тут значение смешивается с употреблением. Только в соответствующем контексте и притом чаще всего в сочетаниях с определениями умственный, научный, ученый и т.п. у слова багаж возникает этот смысловой оттенок. Слову баня приписано отдельное значение: «Жара, парный, разгоряченный воздух» (Какая у вас баня!) [76]. Но и это лишь метафорическое применение основного значения слова баня. В прилагательном безголовый отыскиваетсяпереносное значение «крайне рассеянный или забывчивый». Иллюстрации: Ах, я безголовая: печку затопила, а трубу не открыла. Уж очень я безголова [77]. Академический «Словарь современного русского литературного языка» открывает в слове безразличный значение «ничем не отличающийся; одинаковый со всеми» и иллюстрирует его примером из «Обломова» Гончарова: «Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный»[78]. Такие случаи немотивированного выделения и неправильного определения значений слов в большом количестве содержатся во всех толковых словарях современного русского языка. Интересно наблюдать колебания наших лексикографов в решении вопроса, можно ли считать особым значением возникающие и развивающиеся формы переносного, образного употребления слова. Так, слово беззубый в своем прямом номинативном значении может сочетаться с названиями живых существ, а также со словами рот, пасть и синонимичными. Но это слово употребляется переносно. Переносное употребление его типизированнои фразеологически замкнуто в узкий круг выражений: беззубая критика, беззубая острота, беззубая насмешка и т.п. Естественно, может возникнуть вопрос, имеем ли мы здесь дело с несвободным, фразеологически связанным значением или только с употреблением, ещё не приведшим к общественно-установившемуся, обобщенному значению. В академическом словаре русского языка под ред. Я.К.Грота, в словаре русского языка под ред. Д.Н.Ушакова, в однотомнике С.И.Ожегова утверждается наличие в этом слове особого переносного значения. Но определения, истолкования этого значения у разных лексикографов крайне противоречивы. В словаре под ред. Д.Н.Ушакова переносное значение слова беззубый толкуется очень субъективно: «Бессильный, тупой, не способный повредить или обидеть» (беззубая злоба)[79]. В словаре С.И.Ожегова толкованию этого значения придается гражданский характер: «лишенный остроты, слабый, непринципиальный» (беззубая критика) [80]. Кроме слова непринципиальный, явно сюда не идущего, это толкование воспроизводит характеристику соответствующей фразеологии в академическом «Словаре современного русского литературного языка», но там переносное употребление слова беззубый с полным основанием не признается за особое самостоятельное значение. В смысловой структуре слова, как и в других сторонах языка, есть элементы нового, элементы живые, развивающиеся, и элементы старого, элементы отмирающие, отходящие в прошлое. Например, слово ярый у нас вытесняется синонимом яростный, образованным от ярость (само же слово ярость возникло как производное отвлеченное существительное к ярый). В современном русском языке ярый – за пределами народно-поэтических формул ( свеча воску ярого) – обычно употребляется в ограниченном кругу фразеологических сочетаний: ярый поклонник чего-либо, ярый сторонник, ярый любитель чего-нибудь в значении: «страстный, усердно преданный чему-нибудь, неистовый». Таким образом, ярый выражает лишь общую экспрессивную характеристику степени увлеченности кого-нибудь чем-нибудь Прежние основные значения этого слова, хотя и не в полном объеме, как бы перешли к слову яростный – «неукротимый, неистовый, ничем не сдерживаемый» (яростные атаки), «полный ярости» (яростный гнев). Однако любопытно, что в других параллельных образованиях такого же типа складываются совсем иные отношения между соотносительными словами, например: дерзкий и дерзостный, сладкий и сладостный, жалкий и жалостный, злой и злостный, тяжкий и тягостный, рад и радостен и т.п. Наблюдения над способами объединения разных значений в слове, а также над закономерностями словоупотребления приводят к выводу, что не все значения слов однородны или однотипны, что есть качественные различия в структуре разных видов лексических значений. Общеизвестно, что слово относится к действительности, отражает её и выражает свои значения не изолированно, не в отрыве от лексико-семантической системы данного конкретного языка, а в неразрывной связи с ней, как её составной элемент. В системе значений, выражаемой словарным составом языка, легче всего выделяются значения прямые, номинативные, как бы посредственно направленные на «предметы», явления действия и качества действительности (включая сюда и внутреннюю жизнь человека) и отражающие их общественное понимание. Номинативное значение слова – опора и общественно осознанный фундамент всех других его значений и применений. Основные номинативные значения слов, особенно тех, которые принадлежат к основному словарному фонду, очень устойчивы. Эти значения можно назвать свободными, хотя их свобода обусловлена социально-исторически и предметно-логически. Функционирование этих значений слов обычно не ограничено и не связано узкими рамками тесных фразеологических сочетаний. В основном круг употребления номинативного значения слова, круг его связей соответствует связям и отношениям самих предметов, процессов и явлений действительного мира, например, пить воду, квас, вино, чай, сидр, виноградный сок и т.п.; каменный дом, подвал, фундамент, пол, сарай и т.п.; щурить, прищуривать глаза; силлабический стих, стихосложение. У слова может быть несколько свободных значений, в которых непосредственно отражаются разные предметы и явления действительности (ср. шапка – «головной убор» и «заголовок крупным шрифтом, общий для нескольких статей»). Однако по отношению к основному номинативному значению все другие значения этого рода в слове являются производными. Эту производность вторичных номинативных значений нельзя смешивать с метафоричностью и с образностью. В той мере, в какой эти значения не отрываются от основного, они понимаются соотносительно с ним и могут быть названы номинативно-производными значениями. Часто они бывают уже, теснее, специализованнее, чем основное номинативное значение слова. Таково, например, у слова капля – капли номинативно-производное значение «жидкое лекарство, принимаемое по числу капель». Оно свойственно формам множественного числа - капли. Например, у Грибоедова в «Горе от ума»: «Не дать ли капель вам?». У Пушкина в «Скупом рыцаре»: «Он составляет капли … право, чудно. Как действуют они». Ср. у Тургенева в повести «Клара Милич»: «Прописал капли да микстуру». Любопытно совмещение трех разновидностей номинативных значений в слове трение. Термин механики трение был использован для характеристики общественных отношений. Это произошло в литературном языке последней трети XIXв., не ранее 70-80-х годов. Слово трение до тех пор выражало лишь прямое значение: «действие по глаголам тереть и тереться», «состояние трущихся один о другой предметов», «движение одного предмета по тесно соприкасающейся с ним поверхности другого». В механике это значение было переработано в понятие, и термин трение стал обозначать: «сопротивление движению, зависящее от взаимного прикосновения тел», или: «сопротивление движению, возникающее при перемещении тела, соприкасающегося с другим телом» (трение скольжения, сила трения и т.п.).[81] При переносе на общественные отношения слово трение обычно облекается в формы множественного числа и вырабатывает значение: «споры, нелады, столкновения, разногласия между отдельными лицами или учреждениями, препятствующие нормальному ходу дел, враждебные столкновения». М.И.Михельсон отметил это новое значение в речи А.Ф.Кони «Памяти С.И.Зарудного» (в Собр. Юрид. Общ. 1899г.): «Новая судебная практика, как всякое новое дело, вызывала различные трения и шероховатости…»[82]. В системе языка номинативно-производное значение слова (так же, как и терминологическое, научное) не может быть оторвано от основного, свободного. Поэтому утверждение, будто бы слово в своем основном значении может входить в основной словарный фонд, а в «переносном или специальном» находиться за его пределами, является ошибочным[83]. Два или больше свободных номинативных значения могут совмещаться в одном слове лишь в том случае, если одно или два из них являются производными от основного (по крайней мере, понимаются как такие в данный период развития языка). Если же такой связи между значениями нет, то мы имеем дело уже с двумя омонимами. В решении этого вопроса очень помогает также анализ морфологической структуры слова. Глагол убрать в словаре под ред. Д.Н.Ушакова (и в однотомнике С.И.Ожегова) рассматривается как одно многозначное слово, в котором будто бы сливаются значения: «Взять прочь, унести, поместив куда-нибудь» (убрать книги в шкаф, убрать посуду со стола), а также специальное: «Сжав, скосив, увезти с поля» (убрать зерновые), и такие как «привести в порядок», «украсить, нарядить» (убрать помещение, убрать комнату цветами). Но объединение таких разнородных номинативных значений (ср., например, убрать посуду со стола и убрать помещение, убрать комнату цветами) – явно ошибочно. Эти значения не выводятся одно из другого, они не являются производными по отношению друг к другу. Об этом свидетельствует и различие морфологической структуры двух глаголов: одного с приставкой у- для обозначения направления движения в сторону (ср. унести) и другого – с непроизводной основой убра- (ср. убор «головной убор, убранство). Кроме возможности совмещения в одном слове разных номинативных значений, необходимо обратить внимание ещё на то обстоятельство, что свободные номинативные значения, за исключением значений терминологических, научно препарированных, могут быть опорными или исходными пунктами синонимических рядов. У многих слов, принадлежащих как к основному словарному фонду, так и к прочей части словарного состава языка, есть стилистические синонимы – в разных пластах или слоях лексики. Значительная часть этих синонимов лишена прямого, свободного номинативного значения. Подобные синонимы выражают свое основное значение не непосредственно, а через то семантически-основное или опорное слово, которое является базой соответствующего синонимического ряда и номинативное значение которого непосредственно направлено на действительность. Например, глагол облечь является книжно-торжественным синонимом слова одеть и употребляется прежде всего для выражения значения одеть в соответствующем стилистическом контексте. Его основное значение не свободно-номинативное и непроизводно-номинативное, а экспрессивно-синонимическое, опосредствованное его отношением к глаголу одеть. Ср. у И.А.Гончарова в «Письмах столичного друга к провинциальному жениху»: «Да неужели ты никогда не испытывал роскоши прикосновения к телу батиста, голландского или ирландского полотна? Неужели, несчастный, ты не облекался в такое бельё… извини, не могу сказать одевался: так хорошо ощущение от такого белья на теле; ведь ты говоришь же облекаться в греческую мантию; позволь же и мне прибегнуть в этом случае к высокому слогу: ты поклонник древнего, а я нового: suum cuigue»[84]. Само собой разумеется, что на основе экспрессивно-синонимического значения могут развиваться другие, но только фразеологически связанные значения и употребления слова (ср. облечь властью, доверием, полномочиями и совсем изолированно: облечь тайной). В истории лексики мы можем наблюдать самый процесс создания такого рода синонимических рядов. Так, глагол приникать – приникнуть, широко употребительный уже в древнерусской письменности, до начала XIX в. имел значение «наклонясь, смотреть, глядеть вниз», или просто «наклоняться, нагибаться»[85]. Но уже в начале XIXв. В языке русской художественной литературы глагол приникнуть – приникать, в силу своей экспрессивности, приобретает общее эмоциональное значение «припасть, плотно прижаться, прильнуть». Например, у Жуковского в стихотворении «Лесной царь»: «К отцу, весь вздрогнув, малютка приник…»; у Пушкина в «Пророке»: «И он к устам моим приник…». Так глагол приникнуть входит в синонимический ряд – прижаться, прильнуть, припасть как эмоционально-книжное слово. Однако смысловая структура и функция у разных типов синонимов неоднородны; характер соотношений их значений с номинативными значениями опорных или исходных слов синонимического ряда неодинаков. В зависимости от степени дифференцированности собственного значения, от его предметно-смысловых и экспрессивно-стилистических оттенков экспрессивный синоним может выражать и свободное номинативное значение, не передаваемое другими словами того же синонимического ряда, хотя и соотносительное с ними. Так, в качестве синонима слов недисциплинированность, неорганизованность, распущенность, разболтанность в русском литературном языке в начале ХХв. стало применяться слово расхлябанность. Слова расхлябанный и расхлябанность сформировались на основе областных северновеликорусских глаголов расхлябать и расхлябаться.[86] В литературный язык они проникли не непосредственно из народной областной речи, а через посредство профессиональной рабочей терминологии (винты расхлябались и т.п.).Ср. в рассказе Г.Яблочкова «Инвалид»(1915): «Ну, капитан, - успокоительно заметил энергичный поручик,- полечитесь и побольше. Надо произвести основательный ремонт. У вас здорово таки расхлябались все винты».[87] Слово расхлябанность в разговорной речи и в составе произведений газетно-публицистического жанра получило свои индивидуальные характеристические предметно-смысловые приметы, по-видимому, в силу своей большей выразительности, чем слова недисциплинированность, неорганизованность, и меньшей фамильярности, чем слово разболтанность. Точно так же имеет свою номинативную специфику слово пошиб – соотносительно с основными словами своего синонимического ряда – стиль, манера. Слово пошиб в древнерусском языке служило для обозначения стиля иконописания. К XVIII в. оно выходит из литературного употребления и возрождается лишь в 50 – 60-х годах XIX в. в более общем и широком значении – «стиль чего-нибудь». Тут смысловая сфера экспрессивного синонима выходит за пределы бытовых значений и употреблений основного, опорного слова небольшой синонимической группы, связанной со словом стиль. И.Т.Кокорев прямо предлагал заменить заимст
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-19; просмотров: 180; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.205.238.173 (0.054 с.) |