Но здравого ума в делах твоих не видно.

 

Здесь уже предвосхищен самый пафос крыловской поэзии, поэзии здравого ума, здравого смысла. Сотрудничество в журналах «Лекарство от скуки и забот» Ф.О. Туманского и «Утренние часы» И.Г. Рахманинова было полезной школой для молодого литератора. За стихи в ту пору не платили – более того, чтобы их напечатать, Крылов Иван Андреевич должен был, по- видимому, стать помощником издателей: копиистом, корректором, а может быть, и наборщиком. Литературному труду пришлось учиться как ремеслу.

 

В профессиональные навыки журналиста-сатирика входило тогда и умение владеть эзоповым языком. Сатирическая журналистика в России возникла в первые годы царствования Екатерины II, когда чужеродная, из захудалых немецких принцесс, императрица, свергнув при помощи гвардейских полков с трона своего мужа, Петра III, всеми силами добивалась общественной популярности: вела переписку с французскими философами, составляла широковещательный «Наказ» депутатам Комиссии, созданной для разработки нового законодательства («Уложения»). Так и не освоив вполне русского языка, занялась императрица и литературой – писала комедии и издавала журнал «Всякая всячина», поощряя русских литераторов к благонамеренной сатире. Однако сыграть роль державной покровительницы муз Екатерине II не удалось. Ведущее место в журналистике заняли издания выдающегося русского просветителя Н.И. Новикова «Трутень» (1769-1770), «Пустомеля» (1770), «Живописец» (1772-1773) и «Кошелек» (1774), в которых последовательно и остро разоблачалась официальная легенда о якобы наступившем в России «золотом веке Астреи», веке «просвещенного абсолютизма».

 

Упрочив свою власть, Екатерина II упразднила Комиссию по составлению «Уложения» и прекратила издание новиковских журналов. Впрочем, она еще рядилась в тогу «просвещенной монархини», запретив печатно употреблять слово «раб» по отношению к крепостному русскому крестьянину. В то же время она раздарила тысячами тех же самых крестьян своим многочисленным фаворитам, возобновила право помещиков ссылать «дерзких» крестьян в Сибирь и отдавать их в рекруты, объявила жалобы крепостных на своих господ бунтом.

 

Крестьянская война 1773-1775 годов потрясла всю российскую крепостническую систему. Восстание Пугачева было жестоко подавлено, но призраки его мерещились императрице повсюду. Прочитав «Путешествие из Петербурга в Москву», она назвала А.Н.Радищева «бунтовщиком хуже Пугачева». В 1789 году произошла революция во Франции, и стало ясно, что духовными предтечами этого мощнейшего потрясения, всколыхнувшего всю Европу, были и Вольтер, и Дидро, с которыми еще недавно заигрывала императрица. Теперь надлежало искоренить в российской империи все следы «французского разврата» (так обозначались тогда революционные идеи).

 

Случилось так, что именно в 1789 году приступил к изданию своего журнала Иван Андреевич Крылов, младший современник Н.И. Новикова, Д.И.Фонвизина, А.Н.Радищева. «Почта духов», собственно, не была журналом в нашем понимании. Скорее, это был сатирико - филосовский роман, выходивший ежемесячными выпусками, каждый из которых содержал по несколько писем от духов (воплощавших в себе стихии земли, воды и воздуха) к некоему волшебнику Маликульмульку. То воспаряя к нравственно-философским высотам, то сатирически – в живых сценах – описывая повседневный быт, сильфы и гномы помогают воссоздать панораму российской жизни конца ХVIII века, рисуют безотрадную картину оглупления дворянского общества.

 

В традициях бурлескной, ироикомической поэмы здесь изображается царство Плутона, куда вернулась из Парижа владычица подземного мира, Прозерпина, одетая по последней моде- так нелепо, что, глядя на нее, чуть не треснули от смеха праведные адские судьи, ополоумев и потеряв всякий рассудок. На землю по повелению Прозерпины и Плутона отправляются два гнома: Зор – для того чтобы приобрести для обитателей подземного модные товары, и Буристон – чтобы отыскать взамен Радаманта, Эака и Миноса судей неподкупных. А между тем прибывший к Плутону модный танцовщик Фурбиний становится в царстве теней всемогущим фаворитом, преобразуя двор Плутона по модным европейским образцам, превращая каждый день в праздник и окончательно изгоняя оттуда всякий здравый смысл.

 

За этими пародийными сценами нетрудно было угадать острую сатиру на екатерининский двор. Прибыв из подземного царства в мир людей, гномы оценивают чуждую им жизнь как «тот свет», с наивным любопытством естественных существ удивляясь странностям людским, неразумным общественным установлениям и порядкам.

 

В «Почте духов» сатирик создает обобщенный образ «модной лавки», в которой наряду с предметами бесполезной, оплаченной кровью и потом крепостных роскоши торгуют в розницу и законом и добродетелью.

 

«Познай, бесчеловечная!- укоряет один из героев модного света свою неверную любовницу.- Познай, что на этих пальцах сидит мое село Остатково; на ногах ношу я две деревни: Безжитову и Грабленную; в этих дорогих часах ты видишь мое село Частодавово; карета моя и четверня лошадей напоминает мне прекрасную мою мызу Пустышку; словом, я не могу теперь взглянуть ни на один мой кафтан и ни на одну мою ливрею, которые бы не приводили мне на память заложенного села, или деревни, или несколько душ, проданных в рекруты дворовых. А всему этому ты причиною, и ты за всю мою любовь платишь мне неверностию…»

 

Нам, судящим о литературном даровании Крылова прежде всего по его басням, интересно проследить, как отдельные эпизоды и рассуждения «Почты духов» предопределили сюжеты и образы басенного творчества сатирика. Похожими на будущих крыловских персонажей предстают петиметры-обезьяны, вельможи-ослы, по-лисьи хитрые и по-волчьи жадные судьи. Наделенные сверхъестественными способностями духи могут подслушать разговор товаров в модной лавке. Иногда, впрочем, даже меткое попутное сравнение уже таит в себе зерно будущей басни…

 

Однако «Почту духов» пишет молодой и отважный сатирик, еще не взявший за правило, что «истина сносней вполооткрыта». «Разнообразие предметов, до которых он касается,- справедливо характеризует крыловскую сатиру современник,- выбор точек зрения, где становится как живописец, изумительная смелость, с какою он преследует бичом своим самым раздражительные сословия, и в то же время характеристическая, никогда не покидавшая его ирония, резкая, глубокая, умная и верная,- все и теперь еще, по истечении с лишком полустолетия, несомненно свидетельствует, что перед вами группы, постановка, краски и выразительность гениального сатирика. Крылов этим одним опытом юмористической прозы своей доказал, что, навсегда ограничившись впоследствии баснями, он опрометчиво сошел с поприща счастливейших нравоописателей».

 

Здесь все верно, кроме последнего утверждения. Крылов Иван Андреевич, конечно, и в баснях остался «счастливым нравоописателем» (потому-то мы и угадываем в крыловской прозе прообразы его басенных сюжетов), а с поприща журналиста сошел вовсе не опрометчиво – в то время сатириков не только не жаловали, а попросту сажали в крепость или ссылали в Сибирь, как это случилось с Новиковым и Радищевым. Можно, наоборот, поражаться, как нашедший свой истинный путь в литературе молодой сатирик – наперекор обстоятельствам – продолжал им следовать в те годы, когда напуганная французской революцией Екатерина II отбросила все былые потуги на просвещенное правление.

 

«Почта духов» была прервана на восьмом выпуске, но, приобретя на паях типографию, «Крылов с товарищи» в 1792 году предпринял издание журнала «Зритель», продолжив сатирическое разоблачение российской действительности. «Пускай представляют человека,- говорилось во «Введении» к журналу (оно, вероятно, написано Крыловым),- который любопытным взором смотрит на все и делает свои примечания; сей-то воображаемый зритель позволяет себе, выбрав из самой природы, образовать разные свойства по своему рассуждению… подобно как живописец, желая написать на своей картине различные страсти, рисует человека во всех правилах естества, но ничьего прямо лица не изображает.

 

Право писателя представлять порок во всей его гнусности, дабы всяк получил к нему отвращение; а добродетель во всей ее красоте, дабы пленить ею читателя: сим правом вознамерился пользоваться зритель…». Едва ли случайным было здесь сравнение зрителя с живописцем- очевидно, это прямой намек на идейное родство крыловского журнала с «Живописцем»- самым популярным новиковским журналом.

 

Однако издатели с самого начала вынуждены были считаться с атмосферой сыска и подозрительности…В определенной степени в «Зрителе» получили свое развитие и продолжение основные темы «Почты духов». Само название журнала намекало на это. Неверно, по-видимому, возводить его к популярному периодическому изданию английских просветителей Р. Стиля и Д. Аддиссона «…» (1711-1714); скорее всего, название его происходит от имени крыловского гнома Зора (от глагола «зорить», то есть видеть, зреть, смотреть, подстерегать), самого активного корреспондента в «Почте духов».

 

Во многом напоминавший «Почту духов» сатирический роман Крылова «Ночи», печатавшийся в первых номерах журнала, остался неоконченным. Писатель обратился к жанру «похвальных речей», изложенных от лица самодовольных вертопрахов, восхищающихся успехами «модного просвещения». Сатирическое осмеяние этих «философов по моде» будто бы велось в русле официальной политики, гонений на «французский разврат». Но крыловские «герои» проговаривались гораздо откровеннее, нежели это дозволялось. «С самого начала, как станешь себя помнить,- вещал ничтоже сумняшеся один из них,- затверди, что ты благородный человек, что ты дворянин и, следственно, что ты родился только поедать тот хлеб, который посеют твои крестьяны,- словом, вообрази, что ты счастливый трутень, у коего не обгрызают крыльев…» Читая такое, нельзя было снова не вспомнить о новиковском журнале «Трутень» с его эпиграфом: «Они работают, а вы их труд ядите»…

 

В третьей части «Зрителя» (она оказалась последней) были опубликованы самые выдающиеся сатирические произведения Крылова-прозаика: «Похвальная речь в память моему дедушке» и восточая повсть «Каиб». Деспот- помщик и деспот-государь заклеймены в них с редкой для русской литературы силой, вместе с тем в самом тоне умиленного «восхваления» социальных пороков ясно проступила пародия на общепринятое беззастенчивое велеречие, когда крепостник назывался не иначе как «отцом и благодетелем своих крестьян», а императрица – «кротким ангелом во плоти».

 

12 мая 1792 года в типографии «Крылов с товарищи» петербургский губернатор Коновницын произвел обыск, во время которого было изьято рукописное сочинение Крылова «Мои горячки» (оно не дошло до нас); над издателями журнала был установлен полицейский надзор.

 

И все же Крылов Иван Андреевич вместе с одним из своих «товарищей», А.И. Клушиным, и на следущий год попытался продолжить журнальное дело. Но хотя их «Санкт- Петербургский Меркурий» был значительно осторожнее «Зрителя», он также был обречен. В напечатанном здесь стихотворении «К счастью» Крылов писал:

 

Вот как ты, Счастье, куролесишь;

Вот как неправду с правдой весишь!