Возникновение и развитие марксистской социологии труда

 

В последней трети XIX в. в России совершается переход от домоно­полистического капитализма к империализму. Концентрация производ­ства, сращивание банковского капитала с промышленностью, наконец, возникновение крупных монополий привели к изменениям и в со­циальной структуре общества. Численность наемных рабочих с их семьями, согласно данным фабричной инспекции 1901 г., составляла около 20 млн человек. Хотя по общей численности про­летариата Россия к началу XX в. отставала от развитых капиталисти­ческих стран, но по количеству крупнейших предприятий, концентрации рабочей силы даже опережала многие из них. Одновременно с этим в профессиональном составе занятых сокращается доля неквалифици­рованных и возрастает доля обученных рабочих, повышается удельный вес работников умственного труда.

До середины 80-х годов взаимоотношения между предпринима­телями и рабочими строились на стихийных условиях свободного договора и никак не контролировались государством. Естественно, что нерегулируемый капитализм еще более усугублял эксплуатацию рабочих. Начиная со второй половины 80-х годов с помощью пра­вительственных указов и административных мер делается попытка урегулировать отношения между трудом и капиталом, а заодно сбить волну забастовок и стачек, организуемых рабочими в знак протеста против произвола предпринимателей. Для выяснения положения дел в промышленности в 1882 г. создаются специальные органы контроля — фабричные инспектора, которые проводят первые обследования по­ложения рабочего класса, нередко раскрывая ужасающие условия труда на производстве.

В 1869 г. вышла книга видного общественного деятеля В.В. БервиФлеровского, близкого в своих взглядах к революционным на­родникам, "Положение рабочего класса в России". Автор бобщил большой статистический материал и личные наблюдения, касающиеся социально-экономического развития трудящихся масс в различных губерниях России. Стоит подчеркнуть тот момент, что анализ типов хозяйства (помещичьего, фермерского, кулацкого и крестьянско-общинного) ведется им с привлечением как экономических категорий, так и социальных — описания условий труда и быта людей, их образа и уровня жизни. Высокую оценку работе Берви-Флеровского дал К. Маркс, назвав ее самой значительной после произведения Энгельса "Положение рабочего класса в Англии".

Не меньший резонанс имела его вторая книга "Азбука социальных наук", запрещенная царским правительством (всего же перу этого талантливого исследователя принадлежит более 50 работ). Здесь научные интересы Берви-Флеровского сосредоточиваются уже на теоретических вопросах общественного развития, в частности на социальных отношениях между работниками умственного и физи­ческого труда, функции бюрократических институтов в становлении государственной власти, в связи с чем он критикует воззрения Мальтуса и Спенсера. Идеи о бюрократии, с одной стороны, как естественном порождении научно-технического прогресса и укрепления роли централизованного государства, а с другой — тормозе и разрушающей силе трудовых отношений на производстве являются, пожалуй, наиболее примечательным местом в работе Берви-Флеровского. Разлагающему влиянию бюрократии на общественную жизнь России может противостоять, согласно его мне­нию, только "социальная организация народа", например русская поземельная община. Основанная на всеобщности труда и коллек­тивизме, такая коммуна способна стать высшей формой самоуправ­ления. Понятно, что он оспаривает точку зрения тех буржуазных ученых, которые видят в коллективно-общинном труде исторически исчерпавшую, малоэффективную форму работы, которая якобы явля­ется больше трудом для других, чем для себя. На самом же деле, считает Берви-Флеровский, именно при капитализме индивид "ста­рается работать как можно меньше и как можно хуже, лишь бы об­маном... выжать как можно более для себя". Нравственный принцип такого общества: работать по возможности меньше, но получать больше. В известной мере взгляды на самоуправление и коллективизм как истинную форму трудовых отношений сходны с ана­логичными идеями Маркса и Энгельса, высказанные ими в "Немецкой идеологии".

В целом же для его методологической позиции характерно идеа­листическое понимание истории, хотя в ряде случаев, объясняя социально-экономическую природу трудовой деятельности, он при­держивается материалистической платформы.

В начале XX в. эмпирические и теоретические исследования со­циальных вопросов труда в России поднимаются на более высокий уровень. Использование аналитических процедур (сплошные и выбо­рочные обследования), монографического метода (описание отдельно взятых предприятий или отрасли в качестве типичных), применение интервьюирования и анкетного опроса позволили выявить социальную и экономическую ситуацию в сфере общественного труда капиталисти­ческой России. В круг исследовательских интересов вовлекаются вопросы организации и условий труда, производственного трав­матизма и заболеваний, заработной платы, условий найма и трудовых конфликтов. "Эпизодические работы уступают место регулярным массовым исследованиям, список публикаций резко увеличивается, предпринимаются робкие попытки осуществить социальные экспери­менты... появляются специализированные журналы: «Промышленность и здоровье», «Вестник промышленного законодательства и профес­сиональной гигиены», «Промышленность и торговля», «Фабрично-за­водское дело» и др.... Появляются работы, в которых подводятся методологические итоги исследований, рассматриваются вопросы эф­фективности и взаимосвязи различных методов сбора данных". Среди ученых, занимавшихся такого рода проблемами, были Е. Дементьев, В. Святловский, Г. Наумов, И. Поплавский, С. Прокопович, П. Тимофеев и др.

Но особенно мы выделили бы фундаментальную по своей эмпи­рической базе и достаточно глубокую по теоретическому анализу книгу К. Пажитнова "Положение рабочего класса в России". Сравнивая ее с аналогичной работой Берви-Флеровского, вышедшей почти на полстолетия раньше, можно видеть определенный прогресс в научном оснащении исследования и подходе к проблеме. Для обоих авторов характерен жанр исторической социологии, т.е. попытка провести сопоставление положения рабочего класса в различные исторические периоды. В то же время у Пажитнова наблюдается резкий отход от метода сюжетных зарисовок и очерков, касающихся отдельных сторон жизни рабочих, в направлении к построению эмпирически обоснованной социально-экономической концепции. Как социал-демократ Пажитнов проводит исследование с четких классовых позиций. За эмпирическими фактами и статистическими выкладками он стремится обнаружить не просто объективную логику происхо­дящего, но и его социальную подоплеку. Так, оказалось, что такое с виду позитивное явление, как расширение системы свободного договора на производстве, имеет и свою оборотную сторону — перенос в промышленность отношений крепостного права. И здесь же приводится аргументация: приспособление существующей системы оплаты труда рабочих (задержки с выдачей денег, уплата товарами или марками, а также штрафы и всевозможные вычеты) к системе производственных отношений делается ради единственной цели — выколачивания любой ценой высоких прибылей. Для этого капиталисты не брезгуют и таким способом: пускают удержанные с рабочих суммы в оборот.

Почему же условия труда и положение рабочих в России были столь удручающими? Дело в том, считает Пажитнов, что концентрация промышленности в городах привела к острому дефициту жилья. Отсюда высокая квартплата, переуплотненность жилищ, отвратительные са­нитарно-гигиенические условия, которые не восстанавливали, а еще более истощали физические и духовные силы людей. Нехваткой жилья в городе отчасти объясняется и специфическая для России система найма, при которой фабричный рабочий, проживая в сельской мест­ности, каждое утро вынужден был совершать долгий путь к месту работы. Полурабочий, полукрестьянин, он прикармливался в деревне, не удовлетворяясь крайне низким заработком в городе.

Стоит отметить и другие успехи, достигнутые в области теоре­тических разработок социальных вопросов труда. В связи с этим укажем на одну историческую особенность: русская социологическая мысль вовсе не являлась какой-то периферийной наукой, разви­вавшейся в отрыве от основных теоретических традиций. Основа­тельное знакомство главным образом с европейской социологией характерно было для многих ученых в дооктябрьский период. В частности, С. Солнцев, придерживавшийся в целом марксистских идей, предпринял попытку классифицировать современные ему со-циолого-экономические теории классов. Критический анализ взгля­дов Л. Гумпловича, А. Боэра, Э. Дюркгейма, Э. Тарда, А. Смита, Дж. Милля, Л. Уорда и Г. Спенсера привел автора к необходимости создания собственной концепции классов, в основе которой лежало деление общества на профессиональные категории и сословия. Класс как историческая и социальная категория, согласно таким представ­лениям, складывается в системе экономических отношений, механизмом развития которых является общественное разделение труда. В свою очередь, профессиональное разделение уже как "техническая кате­гория" характеризует общество независимо от его социального устрой­ства. В отличие от него сословное деление несет скорее социальный оттенок, поскольку отражает политико-правовые разграничения, т.е. систему иерархических связей и привилегий. С. Солнцева можно считать одним из первых русских обществоведов, кто попытался дать более или менее систематическое представление о классах и теориях общественного разделения труда в дореволюционной литературе.

С методологической проблематикой социального познания связаны работы выдающегося русского статистика А.А. Чупрова (1874—1926). Проблемы и методы стохастической (вероятностной) теории статисти­ки он стремился обосновать материалистически, борясь с попытками проникновения в науку махизма и неокантианства. Разделяя не­которые принципы последнего, Чупров в то же время не соглашается полностью с Риккертом, полагая, в частности, что критерий "отне­сения к ценности" действует не только в исторических науках, но и в естествознании. Русский ученый считал, что при выборе объекта социального исследования недостаточно руководствоваться лишь теоретической новизной и методической обоснованностью по­лучаемых результатов. Не меньшее значение имеет их практическое применение. В связи с этим Чупров выделял "социальную технику" как систему приемов планомерного использования рабочей силы в общественном производстве, методов рациональной организации труда в целях достижения максимальной эффективности. Она должна основываться на систематическом научном изучении эконо­мических отношений, интересов и поведении социальных групп людей.

Давая обобщенную оценку социально-экономическим исследованиям труда в дореволюционный период, скажем, что многие из них были достаточно интересны в научно-содержательном плане. Работы, на­писанные с близких к марксизму позиций, давали наиболее достоверный анализ положения рабочего класса в России. Однако отсутствие единой теоретико-методологической основы исследований зачастую обора­чивалось подменой строго научного обобщения произвольными допу­щениями или декларативными утверждениями.

Крайне сложной была расстановка классовых сил в сфере об­щественной жизни в послеоктябрьский период. Позитивистская ори­ентация в социологии, которая в конце XIX в. играла положительную роль в борьбе с официальной идеологией самодержавия, в первые годы Советской власти превратилась в теоретический оплот раз­личного рода псевдомарксистских и буржуазных течений. Еще раньше, т.е. в дооктябрьский период, обозначился явный поворот к реакции во всех сферах научной жизни: исчерпали себя старые эволюционист­ские схемы позитивизма, кризис которых и идейный распад буржуазной социологии возродили такие ретроспективные идеологические тече­ния, как фидеизм и иррационализм. В период же нэпа продолжали беспрепятственно выходить меньшевистские, эсеровские и даже кадетские газеты, в это же время философские кафедры ряда городов занимали лидеры интеллигентской оппозиции (П. Струве, Е. Трубецкой, С. Булгаков, Н. Бердяев, Н. Лосский, П. Сорокин, Н. Кареев), трибуной для которых были, в частности, журналы "Мысль" и "Объединение".

Понятно, что рассчитывать на буржуазную интеллигенцию, но­сителя научного потенциала общества, в данных условиях объективно было невозможно. Поражение буржуазии в гражданской войне послужи­ло прологом к открытой войне в области идеологии. Здесь уже вопрос о самом существовании Советской власти решался как необходимость создания новой, марксистской общественной науки. В 20-е годы в Петрограде открываются курсы "красной профессуры", начинается подготовка первых профессиональных марксистских кадров. Широкая популяризация идей исторического материализма в журналах "Большевик", "Вестник Социалистической академии", "Под знаменем марксизма" послужила основой для постепенной перестройки идеоло­гических отношений.

Однако процесс этот протекал достаточно противоречиво. В идео­логической сфере обозначилось противостояние, с одной стороны, последовательных марксистов, а с другой —"представителей различных группировок и фракций идеализма. Социологические механицизм (А. Бог­данов) и техницизм (Н. Бухарин), хотя и вели борьбу с идеализмом, но по-своему, с ошибками и отступлениями от марксизма. Трудности роста марксистской социологии труда проявлялись еще в том, что те или иные объяснительные модели в ней строились на упрощенном понимании ряда важнейших положений исторического материализма, который сводился зачастую к материализму эконо­мическому (например, А.Ф. Журавский считал рабочую силу при со­циализме товаром). Отчасти этим обстоятельством объясняется тоттехнократический пафос, которым иногда пронизаны разработки по НОТ.

Формирование марксистской теории организации труда — исходной научной основы социологии труда — разворачивалось в 20-е годы на фоне острой дискуссии вокруг системы Тейлора. "Тогда главные группировки складывались, — писал П.М. Керженцев о I Всерос­сийской конференции по НОТ в 1921 г. — под углом зрения принятия или непринятия тейлоризма". Одни считали приемлемым его почти без оговорок, а другие настойчиво отвергали Тейлора. Бывший народник Е. Максимов-Слобожанин полагал, что этой системе нет места при социализме, посколькуде исчезла объективная почва ее существования — капиталистические противоречия. Меньшевик О. Ерманский (из этой партии он вышел в 1921 г.) в своих работах по НОТ "почти совсем отбрасывает или замалчивает все положительные стороны тейлоризма". Опасность такого подхода была очевидна, так как "по-Ерманскому", по его учебникам велось препо­давание НОТ во многих вузах. Таким образом, если "антитейлористы" замалчивали достижения капиталистической теории рационализации, то так называемые "тейлористы", т.е. преимущественно инженеры и "спецы", напротив, некритически превозносили американские и евро­пейские методы НОТ.

Не менее остро обсуждались в это время и такие принципиальные вопросы, как единоначалие и коллегиальность, роль рыночных отно­шений в экономике, проблемы повышения производительности труда. Доказывая необоснованность попыток планировать заведомо низкие темпы роста экономики, А.К. Гастев настаивал на повышении интен­сивности труда (которая, заметим, в этот период несколько упала). В 1918 г. ЦК Союза металлистов поставил вопрос о борьбе за высокие нормы выработки, в связи с чем, пишет Гастев, началась пропаганда НОТ, и прежде всего идей Тейлора. Против выступили профсоюзы ряда отраслей, а также некоторые ученые, в их числе О. Ерман­ский. Однако "Ленин резко встал по вопросу о системе Тейлора на сторону ЦК металлистов" и придал этой инициативе чрезвычайно важное значение в работе "Очередные задачи Советской власти". Многие в то время считали возможным достижение высокой производительности труда без его интенсификации, полагая, что у классового врага следует перенимать лишь теоретические идеи; учиться же у буржуазии дисциплине труда, его рациональной орга­низации и культуре не только бесполезно, но и якобы вредно. Как известно, Ленин решительно критиковал подобные предрассудки, обле­кавшиеся иногда в наукообразную форму. Отметим, что ленинская оценка тейлоризма и отношение к нему в литературе того времени имели определяющее значение для формирования марксистской теории труда.

В 1924 г. в "Правде" с тезисами "НОТ в СССР" выступила и подвергла острой критике "литературное течение НОТ" группа видных ученых (П. Керженцев, В. Радусь-Зенкович, И. Бурдянский, Г. Торбек, М. Рудаков), а в 1930 г. в Коммунистической академии состоялись публичные прения по докладу И.М. Бурдянского "Против механицизма в рационализации....". Центральным был вопрос о соотношении кон­цепции О. Ерманского и марксистской теории. Ерманский открыто обвинялся в искажении методологических принципов К. Маркса. Так, Марксову теорию трудовой стоимости он свел к терминам расхода физической энергии человека, а за основу взял принципы "положительного подбора", "организационной суммы" и "оптимума". И хотя все они позаимствованы у Богданова, автор умолчал об этом. Главное обвинение Бурдянского: Ерманский игно­рирует социально-экономические и психологические факторы труда, подменяет их физиологическими и "механическими" понятиями.

Сам Бурдянский входил в так называемую группу "коммунистов-рационализаторов", которая на протяжении ряда лет вела теорети­ческий спор с Ерманским. Кстати, рационализацию труда Бурдянский считал не энергетическим, а социально-политическим мероприятием. Эти в принципе верные положения, как только они применялись к практике, а тем более к прогностическим высказываниям, становились наивными. Так, он утверждал, что при социализме все будут тру­диться в сфере производства лишь 2—3 часа, а остальное время заниматься общественной работой — дискутировать, читать, увле­каться спортом.

Таким образом, перед II Всероссийской конференцией по НОТ (1924 г.) четко выявились две ведущие теоретические платформы — "группа 17-ти" (Керженцев и Бурдянский) и "цитовцы" (Гастев и Гольцман). Первые опирались на вовлечение масс в рационализатор­скую деятельность, а вторые больше увлекались лабораторной ра­ботой, за что их противники обвиняли Гастева и сотрудников ЦИТ в методологии "узкой базы". Как и другой упрек в чрезмерной интен­сификации труда рабочих, заявление об узколабораторном экспериментировании "цитовцев", на наш взгляд, лишены серьезных оснований.

Однако идейно-теоретическая борьба служила лишь одним из мо­ментов более широкого процесса, связанного с начинавшейся институализацией социологии труда. Так, например, уже в 20-е годы у нас в стране проблемами теории и практики организации труда и уп­равления занимались свыше 10 научных институтов. Кроме того, на предприятиях и в учреждениях возникли сотни и тысячи ячеек НОТ, технических бюро и секций. Только лишь в 1923 г. опубликовано около 60 монографий (в том числе и переводных), а в период 20— 30-х годов выходило до 20 журналов по проблемам управления и орга­низации труда [23, с. 6], где публиковались результаты конкретных исследований. Если в начале 20-х годов первые научные школы в области организации труда еще только зарождались, то ко второй половине этого десятилетия уже были достаточно четко сформу­лированы их теоретические позиции. Крупные научные центры сло­жились в Москве, Ленинграде, Харькове, Казани, Таганроге и других городах.

Так, например, вопросами управленческого контроля, коллеги­альности и единоначалия, совершенствования организационной структуры и стиля руководства занимался Всеукраинский институт труда (Харьков), который возглавил Ф.Р. Дунаевский. Рационализацию труда он понимал прежде всего как процесс социальный, в связи с чем ставилась задача: изучить воздействие современной технологии и частичного разделения труда на изменение роли человека в производстве. Дунаевский показал, что уже сейчас формируется новый тип профессии как у основных, так и у вспомогательных рабочих. Допустим, хорошо подготовленный наладчик токарных станков может обслуживать также сверлильный и строгальный, хотя раньше для этого требовалось овладеть дополнительной специаль­ностью. Дело в том, что современная профессия более опосредованно связана со спецификой орудий труда, чем старая. Одна из тенденций технического прогресса — все большая материализация в машине тех функций, которые прежде выполнял человек. На этом и основана автоматизация массового производства.

Харьковский институт вел активную научную и пропагандистскую деятельность, его сотрудники выезжали в зарубежные командировки для ознакомления с передовым опытом. При институте существовал также психологический отдел, где с успехом использовались тесты профотбора и профориентации. Кроме Дунаевского, интересные идеи развивали В. Шнейдер, Е. Либерман, М. Файнштейн и А. Коган. А в Мо­скве в эти же годы вопросами организации и стимулирования труда занимался преподаватель Горной академии А.Ф. Журавский. Интере­совала его и внепроизводственная сфера, так как "образ жизни" в значительной степени воздействует на здоровье работников и по­вышение производительности их труда. Используя данные о влиянии алкоголя на понижение трудоспособности, а также ряд других пред­ставлений (о связи между правильным режимом питания и эффектив­ности работы, отдаленности места жительства и утомляемости чело­века), Журавский приходит к выводу: "В настоящее время рабочий проводит свое время не так, как следует. Поэтому наука о труде должна своими исследованиями сознательно способствовать пра­вильному образу жизни".

Итак, в 20—30-е годы нотовцы и психологи, следуя указаниям В.И. Ленина, провели ряд социально-экономических и социолого-психологических исследований по вопросам организации и условий труда, рабочего и внерабочего времени, мотивации и удовлетво­ренности работой, стилю руководства и профотбору. "Несмотря на то, что эти исследования не были свободны от недостатков, нельзя не отметить их научную ценность и тот вклад, который они внесли в развитие марксистско-ленинской социологической науки, в решение социальных и социально-экономических проблем строительства со­циалистического общества. Они явились основой для дальнейшего развития социальных и социологических исследований в СССР".

В 60—80-е годы социологическая наука получила более глубокое научно-организационное и теоретико-методологическое обеспечение. Многое из того, что раньше ставилось как научная проблема, теперь стало предметом комплексных, широкомасштабных исследований.

Отметим лишь некоторые, наиболее примечательные черты развернув­шегося в этот период научного поиска (поскольку современный этап развития социологии труда в стране достаточно полно освещен в литературе).

К середине 60-х годов социология труда (чаще ее называют промышленной социологией) сложилась как специализированная об­ласть научного знания. Впервые за послевоенный период были получены серьезные результаты. В 1958—1964 гг. в различных регионах проведены массовые обследования бюджетов рабочего и внерабочего времени [81], а в 1957—1960 гг. на ряде промышленных предприятий изучался культурно-технический уровень рабочего класса [74]. На основе боль­шого эмпирического материала здесь было показано, что на смену расчленению труда между отдельными рабочими приходит процесс овладения тружениками нескольких специальностей, совмещение функций различной сложности. Все это создает объективные пред­посылки для повышения общекультурного и производственно-тех­нического уровня рабочих.

На промышленных предприятиях Горьковской области в 1960— 1964 гг. изучалось влияние научно-технической революции на раз­витие рабочего класса [83]. Изменение в содержании труда, про­исходящем на автоматизированном производстве, измерялось здесь по соотношению затрат умственного и физического труда. Можно ут­верждать, что "был эмпирически зафиксирован один из важнейших ре­зультатов научно-технической революции в промышленности — появ­ление новой группы рабочих, в содержании труда которых на качественно новом, прогрессивном уровне сочетаются умственные и физические операции". В 1961 — 1965 гг. в Ленинграде было осуществлено исследование отношения молодых рабочих к труду, а в 1976 г. проведено повторное исследование и выявлен ряд существенных закономерностей формирования социальных установок к работе. В частности, анализ ценностных ориентации обнаружил заметный сдвиг у современных рабочих в сторону сбалансированного интереса и к содержанию труда, и к его материальному вознаграж­дению.

Разумеется, все эти успехи были бы невозможны без всесторон­ней помощи и поддержки, которые оказывает социологической науке партия. Это и понятно, поскольку решение социальных проблем тру­да и производства всегда находилось в центре проводимой ею со­циальной политики. В частности, на XXVII съезде проблемам сбли­жения умственного и физического труда, обогащению его содер­жания и улучшению условий работы, сокращению ручного, мало­квалифицированного и физически тяжелого труда, совершенствованию материального стимулирования уделялось первостепенное внимание. В этом нашло свое отражение и дальнейшее раз­витие одно из важнейших ленинских положений о необходимости ор­ганизации и проведения "социальных исследований".