В неясном свете рождающегося дня разыгрывалась эта комедия среди спокойного моря, а пираты были актерами на этой сцене.

Бедная «Кинтанилла» подняла паруса при первых проблесках зари. Далекий от подозрений, которые ему должен был внушить внешний вид «Альбатроса», легковерный испанский капитан, наоборот, рассчитывал на присутствие брига, принятого им за английский. «Кинтанилла» покинула порт со спущенными нижними парусами, натянутыми марселями и гордо вздымающимися на мачтах верхними парусами. Утренний бриз надувал паруса и забавлялся, приводя в движение легкую оснастку корабля, принося с берега, покрытого ковром роз, чарующий запах цветов, который матросы глубоко вдыхали, выполняя привычные обязанности. Выкрики команд людей, занимающихся своим делом на палубе, будили звонкое эхо в прибрежных скалах, которое заглушалось шумом волн, рождавшихся позади корабля, быстро рассекавшего еще коричневатую в последнем сумраке ночи воду. Солнце уже позолотило горизонт; все предметы вокруг корабля приняли свои естественные очертания с приходом долгожданного дня; теперь все заметили впереди бриг, принятый накануне за английский, его наклоненную мачту и накрененный корпус. По мере того как испанский корабль приближался к бригу, удивление испанцев возрастало.

— Это хороший корабль, и он должен обладать высокой скоростью, — сказал, наконец, испанский капитан своему помощнику. — Смотрите, издалека видны его ясные очертания, заостренная форма, его конструкция!

— Действительно, капитан, это корабль, который должен быть хорошо оснащен, но, вместе с тем, он должен быть легким; мне даже кажется, что он более мелкий, чем большинство английских кораблей. До чего он красив! Они чинят обшивку; вы слышите удары деревянных молотков?

— Слышу, они сейчас находятся в том же положении, в каком находились и мы пятнадцать дней назад, когда прибыли сюда за пресной водой. Но на борту военного корабля обычно такие большие запасы воды! Правда, экипаж у них тоже многочисленный, что верно, то верно. Возьмем к примеру этот бриг. Вот он лежит на боку, почти вверх дном, прямо в открытом море. Они смогли накренить корабль. А попробуйте провести такую смелую операцию с торговым кораблем водоизмещением в четыре сотни тонн, как наш, к примеру, да еще имея на борту только 20 человек!

— Сейчас мы с ним поравняемся, капитан. Приказать поднять наш флаг?

— Безусловно; покажите ему наши цвета и поприветствуйте бриг тройным поднятием и спуском нашего национального флага. Мы обязаны ему возможностью выйти в море, не опасаясь, что пираты плывут за нами по пятам, поэтому будет справедливо, если мы отдадим ему таким образом честь.

ПОГОНЯ

Во время этой мирной беседы между капитаном и старшим офицером «Кинтаниллы» совсем другая сцена разыгрывалась на борту «Альбатроса». Несколько человек, находясь в лодках, делали вид, что стучат деревянными молотками по обшивке, но на палубе часть экипажа была готова травить тросы, чтобы снова поставить корабль на воду, а другие матросы заняли свои места и ждали команду поднять паруса. Родригес, сидя на самом краю кормы, спрятавшись за защитные заслоны, наблюдал издалека за приближавшимся трехмачтовым судном. Это была легкая добыча, которая сама плыла в его руки и которую он страстно хотел сжать в своих объятьях. Испанский капитан приветствовал бриг залпом из орудий; «Альбатрос» в ответ на этот салют спустил и поднял три раза на своей наклонной мачте английский флаг, с помощью которого он продолжал обманывать доверчивого врага. «Ну что ж, поприветствуем его, — сказал вполголоса Родригес. — Скоро, когда он будет в открытом море, мы поприветствуем его по-другому, а не этой жалкой тряпицей».

А испанский корабль продолжал плыть дальше; он прошел мимо пиратского брига и уже достаточно удалился от берега, когда этот бриг… Именно тогда, матросы постепенно ослабили тросы удерживавшие «Альбатрос» на боку, и бриг гордо выпрямился на волнах; и, как по мановению волшебной палочки, так быстро и уверенно все было проделано, расслабленные реи жестко пересекли мачты под прямыми углами, марсели медленно поднялись на свои места, брамсели поползли вверх на самые вершины мачт, все паруса были мгновенно закреплены.

— Вы только посмотрите, — заметил испанский капитан своему помощнику, — кажется, этот английский корабль выпрямился!

— Он развернулся, капитан. Когда мы проходили мимо, он лежал под другим углом.

— Черт возьми, я не могу ошибиться — его марсели поднимаются на своих канатах, а верхние паруса уже наполнились ветром! А! Великий Боже, а если это пираты? Теперь, когда мы уже в открытом море! Развернемся и попробуем вернуться на берег, пока этот чертов бриг не отрезал нас от земли.

Но время было уже потеряно: «Альбатрос», подняв все паруса, мчался вперед, как дельфин, и благодаря тому, что он распустил все марсели и все нижние паруса, он мог бы и без верхних брамселей догнать «Кинтаниллу», как проворная дорада настигает летающую рыбу, пытающуюся спастись под волнами и рассекающую воду своими плавниковыми перьями. Как же ты, неосторожный испанец, не мог разгадать корсарский корабль по черному цвету корпуса судна, по слишком вытянутой форме, по этим высоким мачтам, смещенным к корме, и, наконец, по множеству матросов, сновавших туда и сюда по широкой палубе, обнесенной защитными заслонами и ощетинившейся стволами орудий! Теперь трепещи при приближении этих коричневых парусов, которые ветер толкает в твою сторону с таким напором; особенно дрожи при виде зловещих фигур, которые скопились на носу пиратского судна. Английский флаг, жестоко обманувший тебя, сейчас будет спущен, а его место на флагштоке займет колумбийский. Теперь уже ты можешь ясно понять причину твоей ужасной ошибки, разглядев в кильватере корсарского корабля шлюп Рафаэля. Это он привел твоего врага по твоим следам. Спасайся, если еще не поздно, но подумай хорошо, как дорого ты заплатишь за бесполезные усилия уйти от ужасного «Альбатроса»!

НА АБОРДАЖ!

«Кинтанилла» повернулась другим бортом; «Альбатрос» повторил ее маневр; испанский корабль, без сомнения, хотел попытаться достичь побережья, прежде чем бриг сумеет забросить на его палубу абордажные крючья. «Альбатрос» неотступно преследовал добычу, стремящуюся ускользнуть от него. Каждый раз, когда испанец уже думал причалить к берегу, колумбиец шел ему наперерез между «Кинтаниллой» и желанной землей, заставляя невезучий корабль вновь идти в открытое море. Не выстрелами из пушек хотел бриг завладеть трехмачтовым судном, а мирно взять его на абордаж, чтобы случайно не привлечь к себе внимание военных кораблей, которые могли оказаться поблизости в открытом море. «Кинтанилла», безостановочно преследуемая пиратами, теряла свое преимущество при каждом маневре, безуспешно лавируя вблизи берега. При каждом изменении курса она смещалась в сторону неутомимого врага, и как птичка теряет свои силы, пытаясь уйти от быстрого ястреба, так и она в конце концов сдалась на милость прожорливого корсара. Тогда раздался этот ужасный крик: «На абордаж! На абордаж!», несущийся с палубы колумбийца, который плыл вплотную к испанскому кораблю, словно намереваясь его проглотить. Все испанцы бросились на колени, и Родригес, увидев их в такой униженной позе, умирающих от страха перед ножами своих пиратов, рассмеялся с презрением, показывая жестом, что не собирается связываться с такими жалкими жертвами.

— Пусть приведут ко мне капитана, я хочу поговорить с ним.