Размах корсарской деятельности

«Что касается общего числа захваченных корсарами кораблей и товаров, то это я не смог узнать, равно как и их общую стоимость, которая так огромна, что я с трудом могу ее себе представить. Я приведу здесь два примера, чтобы можно было по ним судить о всех остальных эпизодах корсарской деятельности.

Вне всякого сомнения, морские трофеи корсаров Алжира за период с 1625 по 1630 годы составили, включая сюда 600 кораблей, более 20 000 000 ливров, и эта цифра, хотя и невероятная сама по себе, была бы еще значительно увеличена, если к ней добавить стоимость трофеев корсаров других городов, таких как Тунис, Сале, Триполи, которые тоже успешно выходили в море.

С начала избрания кардинала Хименеса корсары Алжира уже захватили такую существенную добычу в Средиземном море, что этот влиятельный человек в государстве высказал претензию королю Фердинанду с тем, чтобы побудить короля к проведению настоящих мероприятий по отношению к варварскому городу, объяснив ему, какое благополучие принесет эта акция всем его владениям и всему христианскому миру; один из самых мощных доводов, которые он использовал для убеждения монарха, явилось предоставление последнему очевидных доказательств, что этот пиратский город так разбогател на грабежах христианских торговцев, что там он бы мог найти миллионные запасы золота и серебра, которых ему хватило бы на завоевание всего оставшегося мира.

Так как я был в Алжире в 1634 году, то к этому моменту уже настало время захватов корсарами французских кораблей. Подтверждено также отчетами капитанов и хозяев кораблей, что, начиная с октября 1628 года, когда господином Самсоном Наполлоном был подписан мир с армией Алжира, и до августа 1634 года, варвары захватили 80 больших и малых кораблей, полакр, барков и тартанов, из которых 52 были из Атлантики, то есть из морей и с берегов Британии, Нормандии и Пикардии, а 28 — с Ближнего Востока, а также из Лангедока и Прованса.

Все эти трофеи, корабли и товары, были строго оценены, и согласно отчетам общая их стоимость достигала 4 752 000 ливров; кроме того, на этих кораблях были взяты в плен 1331 человек, пленники были доставлены в Алжир и проданы здесь как рабы. Конечно можно предположить, что другие христианские народы, особенно, итальянцы, англичане и голландцы, которые имели торговые пути в Средиземном море, понесли не меньшие потери, чем вышеприведенные жертвы корсарских набегов, но я не смог найти соответствующих записей с цифрами.

С давнего времени казалось, что именно голландцы понесли в Средиземном море наибольшие потери, так как сегодня можно видеть, что почти все алжирские корабли раньше принадлежали им; эти корабли такие мощные и крепкие, что корсары охотно используют их на море для своих разбоев. Таким образом, голландцы более других народов снабдили пиратов флотом; это произошло потому, что когда-то, слишком надеясь на свои хорошо снаряженные корабли с множеством пушек, они держали на борту немногочисленный экипаж, который был не в состоянии противостоять корсарам в абордажной схватке; но в настоящее время, снаряжая корабль в дорогу, они учитывают тяжелые уроки, преподнесенные им пиратами».

ПОПЫТКИ К БЕГСТВУ

«Рабы могут спастись и морем, и по суше. Если они пытаются бежать морем, то, когда они доберутся уже до Алжира или других берберских городов, им будет очень трудно осуществить свою мечту, потому что сразу по прибытии кораблей в порт с них снимают руль и паруса, которые сторож порта оставляет у себя, предварительно уверившись, что на корабле нет запасных снастей; это правило распространяется и на христианские корабли, которые прибыли в города для торговли. И ни руль, ни паруса не будут возвращены, пока корабль не поднимет якорь и не ляжет на курс и пока стража не обыщет все уголки корабля из опасения, что где-нибудь спрятался беглый раб. Рабам нет также никакой возможности сбежать на маленьких барках и галерах, стоящих в порту, так как существует обычай вытаскивать их на сушу, где за ними наблюдает день и ночь специально приставленная для этой цели стража.

Им остается с меньшими трудностями пытаться спастись бегством по суше, хотя они находятся на большом расстоянии от любого христианского города, если только этот побег не из Сале. На дорогах, которые им предстоит преодолеть, они рискуют встретить мавров или арабов, которые не упустят возможности привести беглых рабов обратно к их хозяевам, так как в этом случае последние обязаны заплатить зорким путникам десять серебряных монет, в то время как беглецы по прибытии обратно получат 200 ударов палками.

К этой опасности в пути добавляется еще одна, а именно: попасть в когти тигров, львов и других хищных животных, которые рыщут по округе. Некоторые, тем не менее, предпочитают рискнуть встретить двойную опасность, чем влачить длительное жалкое существование на дне подвалов.

Когда рабам удается все же спастись морем из Берберии, они добираются до соседних христианских земель, из Алжира — до Балеарских островов, из Туниса — до Мальты или Сардинии, из Триполи — до Сицилии или Италии. Вот как это происходит.

На всех этих землях и островах Средиземного моря находится много восьми- или десятивесельных шлюпов. Когда какой-нибудь раб решается на побег, он должен заранее договориться напрямую или через посредников с хозяевами этих маленьких кораблей, которые, бесчисленное количество раз наведываясь в Берберию, хорошо знали ее города и побережья. После того, как согласована плата за освобождение, хозяева суденышек принимаются за осуществление смелого плана, по крайней мере, за попытку его осуществления.

Сначала для этого они переодеваются в одежду турок, водрузив на голову тюрбаны, затем вместе с их экипажем они причаливают к берегу вблизи Алжира, или Туниса, или еще какого-нибудь города на побережье, но на расстоянии примерно в полмили от города. Здесь высаживается на берег тот, кто лучше всех знает язык и обычаи этой страны, в то время как другие находятся в открытом море, чтобы не быть замеченными. Сошедший на берег тайно пробирается к тому или тем, с кем был заключен договор о бегстве, и назначает им свидание в условленном месте и в условленное время, когда их будет ждать корабль; обычно бегство происходит вечером, потому что рабы в это время суток более свободно ходят по городам.

Стоит ли говорить, что, если только не случится непредвиденное обстоятельство, раб будет точно в назначенном месте в назначенный час и как только он ступит на христианскую землю, то никогда не забудет передать требуемую сумму денег своему спасителю. Надо признать, что хозяева таких суденышек честно заработали эти деньги, так как организаторы таких смелых побегов подвергаются смертельной опасности. Они рискуют своей жизнью, потому что если их неожиданно схватят в городе или в момент отчаливания корабля от берега с беглецами на борту, или уже в открытом море, то их немедленно препровождают к палачу, который сжигает их живьем на медленном огне.

Турки и мавры, охотно присутствующие на подобных казнях, имеют привычку бросать в бедных христиан камни в знак глубокого презрения. Огонь, которым они пользуются в таких случаях при небольшом количестве дров, не может полностью сжечь тело казненного, и его останки достаются собакам.

Мы сказали, что беглые рабы наказывались двумя или тремя сотнями палочных ударов, но некоторые хозяева, не довольствуясь только этим наказанием, ставят рабам клеймо на лица в виде какого-нибудь символа; для этого они вырезают им кусок кожи и насыпают на рану черный порошок, который обеспечивает им пожизненное клеймо; другие безжалостные хозяева идут еще дальше, в приступе чрезмерной жестокости они отрезают своим осмелившемся бежать пленникам нос или уши, как это произошло в 1634 году с одним беднягой из Бретани.

Его звали Гийом де Порник; решив бежать с четырьмя своими товарищами, он вышел вместе с ними на дорогу, ведущую в Мамур; трое его спутников благополучно добрались до цели, а Гийом, то ли из-за слабых ног, то ли из-за недостатка смелости идти вперед, не сворачивая, но факт тот, что он был схвачен и доставлен обратно к своему хозяину, который сначала приказал избить беглеца палками, а потом, не удовлетворившись этим, повелел отрезать несчастному уши. Он даже заставил бедного раба носить эти связанные уши перед собой как символ позора, а потом приказал рабу их съесть.

Иногда находились рабы, используемые на галерах, которые, находясь в открытом море вблизи какой-либо христианской земли, бросались в море и достигали вплавь желанного берега. Были и такие смельчаки, которые, используя только шкуры и палки наподобие маленькой лодки, подставляли себя опасностям моря и чаще погибали, чем спасались. Видели и таких отчаявшихся рабов, которые связывали между собой несколько кусков дерева наподобие плота, устанавливали на нем две длинные палки с привязанными к ним кусками ткани, слабо напоминающими паруса, и пускались в плаванье, отдавая себя на волю случая, чтобы вырваться из ужасов плена, что некоторым иногда удавалось.

К концу января 1633 года несколько алжирских корсаров, встретив в море французский корабль, погнались за ним и, наконец, захватили желанную добычу после длительной и жестокой битвы; присвоив себе новый корабль, они оставили на нем только четырех французских матросов, а всех других погрузили на свои корабли, заменив их семнадцатью турками, получившими приказ доставить захваченное судно в Алжир, тогда как сами они собирались продолжить морскую охоту. Тем временем, один из четырех французов, матрос столь же ловкий, как и отважный, видя презрение, с которым турки относятся к нему и его компаньонам, принимает твердое решение напасть на турецкий экипаж, хотя силы были не равны. Он сговаривается с друзьями, и, когда турки, уверенные в своей безопасности, не принимают никаких мер предосторожности, наши моряки пользуются случаем и неожиданно обезоруживают их, забрав себе кривые сабли; они с криками набрасываются на врагов так стремительно и согласованно, что те не успевают прийти в себя, как французы отсекают головы четырем из них, рубят руки и ноги другим и с легкостью подчиняют себе оставшихся безоружных турок. Победители связывают турок по рукам и ногам и меняют курс корабля; вместо того, чтобы плыть в Алжир, они направляются в Малагу, к берегам Испании.

Одному фламандскому рабу тоже удалось захватить алжирский корсарский корабль следующим образом. Жанше, весьма искусный моряк, был взят лоцманом на один из корсарских кораблей; выйдя из Алжира, он успешно провел через пролив корабль своих хозяев, которые, устав безрезультатно блуждать по морю, велели лоцману держать курс на португальский берег, где, как они знали, обычно можно было встретить много торговых судов. Наш лоцман, который изнывал под тяжестью рабства, уже несколько раз пытался бежать, но это ему никак не удавалось; наконец, черная ночь и свежий благоприятный ветер предоставили ему еще одну возможность. Видя, что корсары спят в нижних помещениях корабля, он поделился своим намерением с рулевым, таким же христианским рабом.

Итак, вдвоем, не поставив в известность других своих товарищей по несчастью из-за боязни испортить все дело, они так ловко развернули корабль и взяли курс на расположенный недалеко Лиссабон, столицу Португалии, что причалили к берегу до того момента, как корсары проснулись. Жанше быстро разбудил восемь других рабов, спавших на палубе, которые тут же заперли всех турок в нижней части корабля, в то время как сам Жанше, чтобы позвать на помощь охранников порта, принялся громко кричать: „Свобода!“ От этого шума корсары наконец-то проснулись и собрались защищаться, но, увидев, что заперты, сдались подоспевшим охранникам и сами в свою очередь стали пленниками и рабами.

Тем временем сбежалась толпа жителей города, желающих своими глазами посмотреть на удачно захваченный корсарский корабль; каждый благодарил Бога и прославлял изобретательность лоцмана Жанше, который, продав турок вместе с их кораблем, уехал в свою страну. Это случилось в конце 1629 года».

РЕНЕГАТЫ

«Как только мусульмане захватывают с боем христианский корабль, они внимательно рассматривают всех новых рабов и выбирают из них детей, юношей, одним словом, тех, кто кажутся им наиболее подходящими, наиболее сильными и ловкими. После этого, чтобы обратить отобранных людей в неправильную веру Магомета, мусульмане начинают одурманивать их красивыми словами и твердыми обещаниями хорошего обхождения, но, если они не могут ничего добиться своими лживыми и хитрыми увещеваниями, меняют свою притворную ласковость на чрезмерную суровость и прибегают к разного рода пыткам, какие только может им подсказать ярость и изощренная фантазия.

Одни из них, потеряв терпение, пользуются палками или стропами, заставляя бедного раба раздеться и лечь на землю, предоставив четверым своим спутникам держать беднягу за руки и за ноги или кому-нибудь из них держать его за плечи, в то время как хозяин наносит рабу две или три сотни ударов палкой по спине и животу.

Другие, не менее безжалостные, заставляют рабов согнуться так, чтобы достать ногами до плеч, потом они подвешивают их на большой палке к потолку и наносят им сто или двести ударов палкой по подошвам ног. Находятся и такие, кто еще более жестоко обращаются с бедными пленниками, чтобы заставить их отречься от своей веры; они безжалостно выдирают христианам ногти на ногах и руках и подвергают их многим другим пыткам, которые скорее можно назвать изобретением дьявола, чем человека. Правда то, что те, кто выносят такие страшные пытки, еще более укрепляются в непоколебимой верности Христу, и мусульмане здесь бессильны.

В 1633 году пираты во время обычной разбойничьей операции на море встретили корабль из Сан-Тропеза, морского города Прованса, погнались за ним и захватили после непродолжительного боя. Они доставили его в Алжир, где выставили на продажу всех людей, которые были на этом корабле, и среди них — юношу по имени Гийом Совер 15-ти или 16-ти лет, родом из Сан-Тропеза, служившего на корабле юнгой. Тот, кто купил его, не собирался сначала запугивать юношу, он хорошо обходился с ним в течение нескольких дней, не прибегая ни к каким уловкам, чтобы обратить его в свою веру, но все его усилия оказались тщетны, так глубоко в душу ребенка пустила корни вера в Христа.

Теперь хозяин изменил свое поведение, но чем больше он угрожает юному пленнику пытками, тем тверже тот становится в своем решении не принимать мусульманство; хозяин описывает рабу страшные мучения, а раб готовится терпеливо сносить их. Наконец варвар, переполненный яростью, хватает молодого раба и подвешивает его за ноги к балке потолка, затем бьет его палками, но, видя, что так он ничего не добьется, он прибегает к другому мучению и вырывает несчастному ногти на больших пальцах ног. Поняв, что и вторая пытка, хотя и более жестокая, не дает результата, как и первая, он берет горящий восковой факел и по каплям льет расплавленный воск на голые подошвы ног бедного страдальца, но и эта пытка оказывается бесполезной, так как раб остается непоколебимым в своей вере. Видя всю тщетность своих усилий обратить юношу в мусульманство, а с другой стороны, боясь потерять уплаченные за раба деньги, так как тот уже полумертв от боли да, к тому же, может остаться калекой, жадный хозяин даже прибегает к помощи лекарств, чтобы попытаться вылечить раба и заставить его работать. И, действительно, он возвращает юноше здоровье и никогда больше не предлагает стойкому христианину стать ренегатом.

Добавлю по этому поводу, что иногда встречаются рабы, так хорошо знающие предстоящие мучения и готовые любой ценой избежать пыток, которыми хозяин пугает их, если они не отрекутся от христианской веры, что им легче покончить с собой, чем позволить хозяину издеваться над ними. Жестокие гонители из боязни их потерять не осмеливаются сильнее давить на них и разрешают им отныне соблюдать обряды нашей святой религии.

Некоторые рабы, действительно, предпочли умереть, чем выносить осквернение, которому гнусные турки, хотели их подвергнуть. Тем не менее надо засвидетельствовать, что не все христиане обладают таким твердым характером и многим из них недостает веры, смелости и упорства, но их отступничество часто кажущееся, чем настоящее. Боязнь пыток заставляет их сказать громко то, что они ненавидят в глубине своей души, а именно: что они согласны стать турками. Они дают это согласие только затем, чтобы смягчить непреклонных гонителей. Впоследствии их совершенно не заботит лживая религия, которую они приняли из страха перед мучениями, и они соблюдают ее для видимости, довольствуясь лишь тем, что носят турецкую одежду, но не посещают мечети, как настоящие турки.

Я видел многих таких людей, откровенно говоривших со мной о своих крайних сожалениях, с которыми им приходилось носить на голове тюрбаны, и заверявших меня в том, что за все десять лет, как они стали ренегатами, они ни разу не были в мечети и что при первом удобном случае они готовы рискнуть своей жизнью, чтобы сбежать на христианскую землю; чтобы подтвердить, что христианство не угасло в их душах, они охотно помогали бедным пленникам чем только могли.

Но не все ренегаты одинаковы, особенно те, кто по их собственному побуждению и без всякого запугивания покинули алтарь истинного Бога и стали, следуя своим склонностям, такими ярыми врагами христианства, что превзошли в своей жестокости самих турок, столько усердия они проявляют в делах проклятой секты. Нет такого варварства, которое они бы не применяли к христианам, и это приводит к мысли, что они потеряли все человеческие чувства, потеряв веру в Бога и нарушив клятву, данную ему над святыми мощами».