Сравнительно-исторические и типологические исследования в конце XIX века.

Цели изучения: сформировать представление о сравнительно – историческом и типологическом подходах к изучению языка, познакомиться с историческими закономерностями развития языка

Новое содержание и осмысление сравнительно-историче­ского языкознания. Сравнительно-историческая кон­цепция А.А. Потебни. Проблема происхождения и развития пред­ложения. Проблема типологического исследования языков. Типологические исследования языков в трудах Н.В.Крушевского, В.А.Богородицкого, Ф.Ф.Фортунатова.

Конец XIX в. в русском языкознании явился периодом интенсив­ного исследования исторических закономерностей в развитии грам­матического строя индоевропейских языков. Сравнительно-историче­ское языкознание во всех своих аспектах - фонетике, морфологии, синтаксисе - получает новое содержание и осмысление. Романтически окрашенная теория о двух периодах в жизни языка, механически пе­ренесенная Ф.И.Буслаевым на развитие русского языка, не получила поддержки со стороны языковедов. Критикуя выдвинутую Буслаевым концепцию о падении грамматических форм во втором периоде жизни языка, А.А.Потебня, в частности, утверждал, что никакого падения форм нет. Исчезают, по его мнению, флексии, рассматриваемые как звуковые элементы, но общее количество форм не уменьшается.

На первый план выдвигается изучение исторического раз­вития языка. Представители младограмматического направления (К. Бругман, Б. Дельбрюк, Г. Пауль) утверждали, что научное изу­чение языка может быть только историческим. В «Принципах исто­рии языка» (1880) Г. Пауль писал, что язык, как и любой другой пред­мет человеческой культуры, является предметом исторического рас­смотрения. Младограмматики стремились превратить сравнительно-историческое языкознание в точную науку, оперирующую фактами, история которых достоверно установлена, а истинность тщательно проверена. Исследовались изменения, претерпеваемые тем или иным звуком в период праиндоевропейской языковой общности в зависи­мости от позиционных изменений, затем прослеживалась судьба этого же звука в отдельных языках и группах языков. По такой же схеме строилось изложение сравнительной морфологии. Был собран и клас­сифицирован огромный материал. Однако младограмматики мало ин­тересовались общими проблемами и не стремились вскрыть причины исторических изменений. Они больше сопоставляли, нежели исследо­вали и объясняли. Все это приводило к тому, что изучались частные факты, за которыми терялась перспектива общих закономерностей.

Русские языковеды тоже скрупулезно изучали отдельные языковые явления, но они пытались объяснить пути развития соответствующих фактов, проследить историческое становление этих явлений, связанных причинно-следственными отношениями. Такой подход к сравнительно-исторической проблематике особенно ярко проявился в исследованиях А. А. Потебни, в которых ощущается стремление обогатить компаративистику философским осмыслением историче­ского развития языковых явлений. Сравнительно-историческая кон­цепция А. А. Потебни окрашена психологизмом.

Нарисованная Потебней картина исторического развития частей речи и соответствующих им членов предложения отражала смелую попытку вскрыть исторические закономерности развития предложе­ния на различных этапах его развития. Изменения частей речи про­исходят в предложении, связаны с изменением самого предло­жения. В трактовке Потебни части речи выступают как динамичные категории, проходящие в своем развитии ряд этапов.

Говоря о первообразном слове, Потебня отмечает, что оно не при­надлежит ни к какой части речи. Первообразное слово, по Потебне,— это психологическое (а не логическое) суждение при помощи слова. Он считает, что первобытное имя по способу представления в нем признака ближе всего подходило к причастию. Вот из этого перво­образного слова, не относящегося ни к какой грамматической кате­гории вы­деляются в дальнейшем части речи со свойственными им граммати­ческими признаками. Компактность первообразного слова Потебня ставил в прямую связь со способом мышления древних людей, харак­теризовавшегося конкретностью восприятия предметов и явлений объективной действительности.

Из первообразного, причастного по своему характеру слова прежде всего выделилось имя. Это было существительное, граммати­ческая категория субстанции или вещи, обозначающее уже признак. Из существитель­ного выделилась новая грамматическая категория — имя прилага­тельное. Дальнейшее развитие языка привело к появлению новой категории — глагольности..

Предложение как синтаксическая единица также исторически изменчиво. Проблема историчности предложения интересовала Потебню не сама по себе, а как отражение развития мышления. Потебня выделяет в истории предложения древнюю и современную стадии. На древнем этапе предложение было именным. По направлению к настоящему времени именной характер предложения сменяется глагольным. Свои положения об именной и глагольной стадиях в развитии пред­ложения Потебня подкрепляет многочисленными примерами из древнерусского, литовского, латышского языков. Однако приводимый Потебней материал не является равноценным: он взят из разновременных памятников, имеет различное конструктивное значение, и это в значительной мере снижает убедительность его доказательств.
Учение Потебни об исторической изменчивости синтаксических категорий имеет и философское значение: на материале развития этих категорий он стремился проследить, как развивалась способность че­ловека к абстрактному мышлению.

В несколько ином плане проблему происхождения и развития пред­ложения решал талантливый ученик Потебни А. В. Попов (1855—1880). Его единственная работа «Синтаксические исследова­ния. Сравнительный синтаксис именительного, звательного и вини­тельного падежей в санскрите, зенде, греческом, латинском, немец­ком, литовском, латышском и славянских наречиях» (1879) представ­ляет собой своеобразный опыт сравнительно-типологического иссле­дования падежей в родственных языках. По мнению Попова, разнообразные типы именных одночленных предложений образуются на той стадии развития языка, когда еще нет различия между именем и глаголом, когда существовало слияние (синкретизм) функций именительного и винительного падежей, т. е. когда этих падежей еще не было. Попов утверждал, что некоторые одночленные предложения не сохранились в самостоятельном виде, примкнув к сложным предло­жениям в других значениях: влились в них или слились с ними. Взгляды Попова не получили дальнейшего развития в истории русского языкознания. Историческое значение исследования По­пова заключается в том, что он показал многообразие типов пред­ложений, особенно одночленных и односоставных, привлек внимание языковедов к анализу этих типов.

В исследованиях Потебни, Попова, и других, в основном ставилась проблема сравнительно-типологического синтаксиса в связи с изу­чением общеязыковых закономерностей в синтаксическом строе языков, связанном с развитием мышления. Однако богатый фактиче­ский материал из различных индоевропейских языков рассматри­вался односторонне. Теоретическое осмысление типологического изу­чения языков на разных уровнях языковой системы было обосновано И. А. Бодуэном де Куртенэ. В 1870 г. в лекции «Некоторые общие замечания о языковедении и языке» он выдвигает мысль о том, что метод установления генетического родства языков с помощью сравни­тельно-исторических исследований (на основе фонетических, лексиче­ских и морфологических соответствий) следует заменить методом установления общих признаков, или «общих стремлений», которые можно признать характерными и постоянными свойствами языков-Эти «общие стремления», задатки которых были в общем праязыке, развились в отдельных группах и языках в соответствии со специ­фическими свойствами этих языков.

Бодуэн де Куртенэ отрицательно относился к идее восстановле­ния праязыков отдельных групп языков — основной задаче сравни­тельно-исторического языкознания конца XIX в. Эти праязыки, по его мнению, представляли собой не что иное, как фикции. Скептиче­ски оценивая успехи сравнительно-исторического языкознания, Бо­дуэн де Куртенэ более перспективным считает тот путь исследова­ния, который помогает выявить общие сходства в языках, независимо от их исторических или генеалогических связей. Бодуэн де Куртенэ выдвинул идею о возможности использования типологических (по его терминологии — сравнительных) исследова­ний при изучении родственных языков не только на разных этапах развития, но и в их синхроническом состоянии.

Сравнение родственных языков в синхроническом и диахрониче­ском аспектах с целью выявления общих признаков в этих языках легло в основу бодуэновского понимания сущности сравнительной грамматики, которая занимается сопоставлением структуры родст­венных языков. Из всех представителей Казанской лингвистической школы Бодуэн де Куртенэ наиболее интенсивно разрабатывал проблемы типо­логического изучения языков.

Н. В. Крушевский этим вопросам уделял гораздо меньше внимания, но и он не мог не заметить, что некоторые языки, развивавшиеся в течение определенного времени совершенно независимо друг от друга, обнаруживают поразительное сходство в звуковых системах, в изменении отдельных звуков.

В конце XIX в. Василий Алексеевич Богородицкий (1857—1941), другой представитель Казанской лингвистической школы, мало ин­тересовался проблемами типологии. Они оказались в центре его внимания лишь с середины 20-х годов XX в. Наличие об­щих признаков в языках различных типов он склонен был объ­яснять либо как результат взаимовлияния этих языков, либо как ре­зультат отражения в них основных свойств человеческого мыш­ления. Богородицкий внес большой вклад в разработку сравнительно-исторического языкознания. Значение работ Богородицкого для сравнительно-исторического языкознания состоит прежде всего в том, что он не только восполнил существенные пробелы в сравнительно-исторических исследованиях, но и внес существенные дополнения в методологию этих исследова­ний. Богородицкий с полным правом говорил, что идею синхронизма в лингвистических исследованиях он выдвинул за четверть века до появления «Курса общей лингвистики» де Соссюра.

Если, по словам Бодуэна де Куртенэ, существенным признаком Казанской лингвистической школы было стремление к обобщениям, нашедшее свое выражение в постановке и разработке вопросов ти­пологического и дополнении задач сравнительно-исторического язы­кознания, то исследования Ф. Ф. Фортунатова по сравнительно-исторической грамматике характеризуются классическим младограм­матическим подходом. При этом Фортунатов сделал ряд открытий, имевших, по словам современников, эпохальное значение, оказавших большое влияние на европейское сравнительно-историческое языко­знание начала XX в.

Наиболее известными работами Фортунатова по сравнительной фонетике и грамматике индоевропейских языков являются «Сравни­тельное языковедение» (1900), «Сравнительная фонетика индоевро­пейских языков» (1902).

Фортунатовское направление сравнительно-исторических исследований определило в русском языкознании стро­го обоснованное, широко поставленное сравнительное изучение язы­ков при глубоком внимании к истории их развития на материале исторически засвидетельствованных памятников.

Если вспомнить, что еще в середине 50-х годов в русской науке была распространена теория о двух периодах в жизни языка, грам­матические категории отождествлялись с логическими, то нельзя не поразиться тому, каких колоссальных успехов достигло русское язы­кознание за 20—30 лет. В центре внимания сравнительно-историче­ского языкознания в конце XIX в. находится не столько система­тика праязыковых явлений и нахождение соответствий в различных индоевропейских языках, сколько попытка воссоздать звуковой со­став индоевропейского праязыка в его последовательном развитии, стремление выяснить функционирование различных вариантов того или иного звука в разных окружениях. В сферу анализа вовлекается историческое развитие родственных языков с выявлением общих и различных признаков в этих языках. Зарождается совершенно новая отрасль языкознания — типологическое изучение языков, на­правленное на выявление общих и различных признаков как в родст­венных, так и в разносистемных языках в области фонетики, мор­фологии, синтаксиса, семантики. При всем этом достаточно полно учитывалась история народов, говоривших на обособившихся индоев­ропейских языках, сложность и длительность процессов дифференциа­ции и интеграции языков, сложные и многообразные отношения и связи, существовавшие между обособившимися языками.

 

8. Грамматические взгляды А.А.Потебни и Ф.Ф.Фотунатова.

Цели изучения: сформировать представление об основных лингвистических воззрениях видных отечественных лингвистов, познакомиться с их основными филологическими трудами.

Взаимоотношение языка и мышления. Соотношение формы и содержания в языке. Знаковый характер языка. Система и структура языка. Диалектика отношений индивидуального и социального в язы­ке.

Величайшая роль в постановке таких общетеоретических проблем, как взаимоотношение языка и мышления, соотношение формы и содержания в языке, знаковый характер языка, система и структура языка, диалектика отношений индивидуального и социального в язы­ке, принадлежит Александру Афанасьевичу Потебне (1835—1891).). Выходец из мелкопоместной дворянской семьи, Потебня в 1850 — 1856 гг. учится в Харьковском университете сначала на юридиче­ском, а потом на историко-филологическом факультете. В 1862 г. опубликован его первый большой труд «Мысль и язык». В этом же году он был командирован за границу. В Берлинском университете Потебня изучал санскрит, слушал лекции в Праге, Вене. В 1863— 1891 гг. Потебня — доцент, ординарный профессор, заведующий ка­федрой российской словесности Харьковского университета. Его лекции слушали известные впоследствии ученые- языковеды Д.Н.Ов-сянико-Куликовский, Б.М.Ляпуно в и др. За научные труды Ака­демия наук присуждает ему ряд премий, награждает золотыми медалями. В 1877 г. Потебня избран членом-корреспондентом Петер­бургской Академии наук.

Из работ Потебни наиболее известны: «Из записок по русской грамматике» (т. 1-2, 1874; т. 3, 1899; т. 4, 1941), изданные его уче­никами книги «Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка» (1894), «Из записок по теории словесности» (1905), «Основы поэтики» (1910) и «Психология поэтического и прозаиче­ского мышления» (1910).

В общелингвистических работах Потебни, особенно в его лекционных курсах, ощущается сильное влияние материалистических идей Н.Г.Чернышевского, Н.А.Добролюбова. Другим источником философских воззрений Потебни являются идеи великого немецкого языковеда В.Гумбольдта. Потебня придает положениям Гумбольдта иное лингвистическое толкование, вклады­вает в них другое содержание. Он говорил, что принимает положе­ния Гумбольдта не как решения вопроса, а лишь как указания на те препятствия, без устранения которых невозможно решение. Влияние учения Гумбольдта сильнее всего проявилось в психо­логическом подходе Потебни к анализу языковых явлений. Именно стремлением исследовать факты языка в плане тех психиче­ских процессов, которые происходят в сознании говорящего инди­вида, объясняется решительное выступление Потебни против положе­ний логической грамматики. Подчинение грамматики логике, считает Потебня, ведет к смешению и отождествлению различных явле­ний языка. С именем Потебни в истории русского языкознания связывается становление психологического языкознания.

В философских взглядах Потебни заслуживает внимания его тезис о единстве теории и практики. Вопрос о происхождении языка является вопросом «о явлениях душевной жизни, предшествующих языку, о законах его образования и развития, о влиянии его на последующую душевную деятельность, т. е. вопросом чисто психологическим»(А.А.Потебня Мысль и язык. С.38)

Структуру взаимосвязи языка и мышления Потебня определяет через антиномию субъективного и объективного. Прежде всего суще­ствуют объекты мышления — предметы объективной действительно­сти, объекты мышления включают в себя не только предметы объективного мира, но и взаи­моотношения между ними, существующие независимо от субъекта и находящиеся с ним во взаимодействии. Предметы действительности и отношения между ними влияют на органы чувств и являются при­чиной возникновения процесса мышления, а также образов и поня­тий как продуктов этого мышления. Наряду с объектами мышления Потебня выделяет и субъекты мышления («я сам»), конкретных лю­дей, являющихся не только продуктами природы, но и членами кол­лектива. На первоначальном этапе развития человечества объекты и субъекты мышления совпадали. И лишь позднее «человек периода мифа» начинает отделять себя от окружающего мира, объективиро­вать через мышление окружающий его мир.

Процесс мышления в понимании Потебни выступает как проекция деятельности субъекта на внешний объект познания, результатом чего является образ познаваемых предметов и понятий о них.

В решении вопроса о соотношении слова и понятия Потебня непоследователен. С одной стороны, он считает, что слово по своемусодержанию отличается от понятия и не может быть его выражением хотя бы потому, что в ходе развития мысли предшествует понятию С другой стороны, слово есть акт мысли, завершающий процесс образования понятия. Но в конечном итоге Потебня утверждает тесную взаимосвязь слова и понятия, полагая, что в процессе совершенство­вания умственной деятельности огромная роль отводится слову, так как «в слове впервые человек сознает свою мысль».

Понятие внутренней формы слова занимает в концепции Потебни очень важное место, хотя единого понимания этого явления у него нет. С одной стороны, внутренняя форма обозначает ближайшее зна­чение слова. Затем внутренняя форма рассматривается как «отноше­ние содержания мысли к сознанию; она показывает, как представ­ляется человеку его собственная мысль». Потебня рассматривает внутреннюю форму как один из признаков образа, преобладающий над всеми остальными

Действительная жизнь слова происходит и совершается только в речи. Слово, функционируя в предложении, проявляет свои свой­ства только в окружении других слов, в отношении к ним. Вырванное из связи слово мертво, не обнаруживает ни лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет. Слово вне связи с дру­гими словами, по Потебне, пустой звук. Впервые в истории русского языкознания Потебня выдвигает принцип системности не только в лексике, но и в грамматике.

Теоретическое различение языка и речи, указание на необходи­мость изучать явления языка в их взаимосвязи, что способствовало системному пониманию языка, всесторонний анализ сущности слова, выявление его связей и отношений с другими словами, стремление проникнуть в природу взаимосвязи языка и мышления — постановка этих вопросов в работах Потебни предопределила последующие ис­следования этих проблем.

Проблемы философии языка и общего языкознания привлекают внимание и выдающегося русского ученого Филиппа Федоровича Фортунатова (1848—1914), основателя Московской лингвистической школы, из которой вышло много талантливых ученых (В.К.Поржезинский, А.А.Шахматов, М.М.Покровский, Б.М.Ляпунов, Д.Н.Ушаков, А.И.Томсон, А. Белич, О.Брок, Ф.Сольмсен, X Педерсен, И.Миккола и др.).

Научное наследие Фортунатова сравнительно невелико: им было опубликовано 34 статьи, причем большинство из них на узкоспеци­альные, на первый взгляд, темы: «Об ударении и долготе в балтий­ских языках» (1895), «О залогах русского глагола» (1899, опубл. 1903) и др. Статьи, развернутые отзывы и рецензии Фортунатова на работы других языковедов и, главным образом, лекционные курсы Фортунатова содержали в себе массу новых и оригинальных для своего времени идей и научных положений.

Заслуживает внимания материалистическое объяснение Фортунатовым первоначального значения слова как отражения объек­тивной действительности. Фортунатов полагает, что первоначальное свое содержание слово получает в результате впечатления, получае­мого человеком от предметов, форму же слово получает в процессе умственной работы, т. е. когда человек ставит предметы внешней дей­ствительности в определенные отношения друг к другу и затем осмыс­ляет эти отношения.

Если Потебня считал, что индивидуальный опыт человека, раз­личное восприятие разными людьми объективной действительности определяет «понимание по-своему», то, по мнению Фортунатова, дей­ствительность должна быть однородной и для говорящего и для слу­шающего, потому что именно эта однородность обеспечивает взаимо­понимание. Происхождение языка объясняется закреплением извест­ного впечатления в определенном звуковом выражении, которое спо­собно было вызвать в слушателе то же представление, с каким сое­динялось оно для лица говорящего.

Много внимания уделял Фортунатов вопросу о соотношении язы­ка и мышления, признавая взаимосвязь между ними.

Фортунатов также считал, что все наши представления являются воспроизведением ощущений — зрительных, слуховых, мускульных. Процесс мышления он рассматривал как чувство соотношения между представлениями как частями одной мысли, а представления — как воспроизведения ощущений, вызванных внешними причинами. Это воспроизведение (след ощущений) впоследствии может образовы­ваться по действию закона психической ассоциации. Хотя Фортунатов и утверждал, что одинаковость действительности обеспечивает про­цесс понимания, однако он признавал индивидуальный харак­тер наших ощущений и представлений.

Связь представлений Фортунатов называет суждением. Он выделяет два вида отношений, в которые вступают между собой пред­ставления,— объединения и отделения. Объединение двух представ­лений называется положительным (утвердительным) суждением, а их отделение — отрицательным суждением. Суждение, как и пред­ставление, категория психологическая. В психологическом суждении Фортунатов выделяет два элемента: психологическое подлежащее и психологическое сказуемое (предикат). Согласно законам ассоциа­тивной психологии, каждая предыдущая стадия восприятия есть субъект для последующей, являющейся предикатом, т. е. определе­нием предшествующей. Таким образом, уже в восприятии выражается типичная черта суждения — предшествование субъекта предикату и развитие субъекта посредством предиката. Из этого следует, что субъект психологического суждения — то представление (или комплекс представлений), которое является в сознании говорящего и слушающего первым, а предикат — то, что слушающий или говорящий должен мыслить об этом представлении.

Фортунатов отмечает, что суждения можно назвать предложениями, ибо они тесно связаны с мышлением.

С точки зрения соотношения грамматических и психологических категорий Фортунатов по-своему проводит различие между языком и речью. Язык имеет дело с процессом мышления как способом выяв­ления соотношения между представлениями. К нему относятся пред­ложения в мысли (психологические суждения), которые выражаются затем в грамматических предложениях. Речь же выступает как выра­жение мысли, как обнаружение в звуках речи представлений слов и оформляется речевыми (психологическими) предложениями. Кроме того, речь может выражать чувства говорящего, поэтому в ней могут быть слова, которые не входят в предложения.

Язык состоит из слов. Выясняя сущность слова, Фортунатов не дает, как Потебня, глубокого и всестороннего анализа слова с точки зрения его соотнесенности с мыслительными категориями. Слово рас­сматривается Фортунатовым как такая единица языка, которую не­обходимо отличать от словосочетаний и от составных частей слова, т. е. морфем. В основу определения слова кладется только семантиче­ский признак. Любое слово со­стоит из нескольких звуков речи. Однако Фортунатов считает словом такой комплекс звуков, который имеет отдельное значение и не раз­лагается на несколько самостоятельных слов без утраты или измене­ния значения.. По концепции Фор­тунатова, для существования слова необходимо наличие самостоятельного значения и звукового выражения. Фортунатов признает синонимию.

Фортунатов стремился связать язык с тем обществом, которому он принадлежит и судьба которого связана с судьбой языка. Именно с этой точки зрения Фортунатов рассматривает проблему диалектов, сосуществующих в одном языке.

Вопрос о связи языка и общества рассматривается Фортунатовым в единстве с учением о внешней и внутренней истории языка. Внеш­няя история языка определяется той тесной связью, которая сущест­вует между языком и обществом, а внутренняя история зависит от каждого отдельного индивида.

 

9. Языкознание в начале XX века.

Цели изучения: сформировать представление о развитии русского языкознания начала двадцатого века, познакомиться с вкладом ведущих лингвистов этого периода

Значение Алексея Александровича Шахматова в развитии русского языкознания начала XX в. Вклад А. Богородицкого в решение проблем общего языкознания, грамматики современного русского языка, сравни­тельной грамматики индоевропейских языков, фонетики. Исследования в области фонетики Льва Владимировича Щербы.

Высокий уровень развития русского языкознания начала XX в. нашел свое отражение в лингвистических трудах Алексея Александровича Шахматова (1864—-1920), посвященных истории русского языка, диалектологии, лексикографии, современному русскому литературному языку, истории восточных славян (всего более 150 работ). Все эти проблемы объединяются вокруг одного основного вопроса — истории русского языка в связи с историей народа. Выдающийся советский языковед акад. В. В. Виноградов писал о своем учителе, что «в истории русской филологии нет главы более яркой и волнующей, чем деятельность Шахматова» (Виноградов В. В - Алексей Александрович Шахматов. Пг., 1922, с. 5.)

В научных исследованиях Шахматов использовал методы Мо­сковской лингвистической школы, развивал и уточнял многие поло­жения своих учителей (Фортунатова, Миллера, Корша). Шахматов соединял в себе богатое воображение, страсть филолога-исследова­теля, воспринятые им от Ф. И. Буслаева, со строгой точностью лин­гвиста, характерной для Фортунатова.

Следуя учению Фортунатова о внешней истории языка и со­циальной обусловленности его дифференциации и интеграции, Шах­матов пытается связать историю русского языка с историческим процессом образования русской нации и культуры. Развивая тради­ционную для русского языкознания тему о связи истории языка с историей народа, он изучает доисторическую эпоху в жизни русских племен, этапы образования русского народа. В таких работах, как «К вопросу об образовании русских наречий» (1894), «К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей» (1899), «Очерк древнейшего периода истории русского языка» (1915), «Вве­дение в курс истории русского языка. Ч. 1. Исторический процесс образования русских племен и наречий» (1916), «Древнейшие судь­бы русского племени» (1919), Шахматов выдвигает теорию образо­вания современных восточнославянских языков.

Шахматов был первым ученым, который, следуя заветам Буслаева и Срезневского, проследил «историю» происхождения и развития восточнославянских языков и народностей, начиная от их индоевро­пейских предков и кончая современностью.Великая заслуга Шахматова — историка русского языка заключается в том, что он предложил комплексный метод изучения явлений языка, заключающийся в том, что собственно лингвистическое изучение он стремился связать с социальными причинами передвижения племён, с их историей, культурой.

Другой областью научных исследований, которой Шахматов уделял много внимания, был синтаксис русского языка. В центре синтаксических исследований Шахматова («Синтаксис русского язы­ка» вып. 1—2, 1925—1927) стоит предложение как словесное выражение единицы мышления.Особенностью лингвистической концепции Шахматова является то, что он не рассматривает важнейший методологический вопрос о связи языка и мышления отдельно (связь языка и мышления он, конечно, признает). Язык неотделим от мысли и не может поэтому стать предметом, объектом мысли. Пытаясь установить логико-психологическую природу той еди­ницы мышления, словесным выражением которой является предло­жение, Шахматов выдвигает понятие

психологической комму­никации.

В самом начале XX в. учение Шахматова о коммуникации было крупным вкладом в развитие общей синтаксической теории. Шахматов пытается раскрыть сложнейший процесс зарождения и последовательного формирования речи-мысли, предвосхищая современные исследования характера мыслительных процессов и структур, которые они образуют и которыми они функционируют.

Коммуникация, тесно связанная с внутренней речью, представляет собой категорию речевого мышления, и в этом ее особенность. Шахматовская коммуникация свидетельствует о взаимосвязи языка и мышления.

Одним из вопросов, привлекших внимание Шахматова, был вопрос о классификации частей речи в русском языке («Курс исто­рии русского языка», ч. 1—3, 1910; «Очерк современного русского литературного языка», 1913).

В первые десятилетия XX в. в ряду с именами Шахматова, Пешковского, Бодуэна де Куртенэ по праву стоит имя В. А. Богородицкого, который внес значительный вклад в решение проблем общего языкознания, грамматики современного русского языка, сравни­тельной грамматики индоевропейских языков, фонетики. Основные идеи ученого в области теоретического языкознания нашли свое вы­ражение в таких работах, как «Очерки по языковедению и русскому языку» (1901), «Общий курс русской грамматики» (1904), «Лекции по общему языковедению» (1911, 1915) и др. Крупным вкладом в русскую грамматику стало учение Богоро­дицкого об изменении морфологической структуры слова в процессе исторического развития языка. Он выделяет четыре типа изменений: опрощение, переразложение, аналогию и дифференциацию. В об­щетеоретической и грамматической концепциях Богородицкого со­держалось много интересного и полезного для общего языкознания.

В предреволюционной России фонетическими исследованиями много занимался Лев Владимирович Щерба (1880—1944), будущий советский академик, ученик Бодуэна де Куртенэ. В реорганизованной Щербой в 1909 г. лаборатории экспериментальной фонетики при Петербургском университете (второй лаборатории такого рода в Рос­сии) проводились исследования, посвященные фонетике и фонети­ческим системам различных языков нашей страны.

Вопросы фонетики интересовали Щербу на протяжении всей его научной деятельности. Наиболее значительными работами Щербы (дореволюционного периода) по фонетике были «Субъективный и объективный метод в фонетике» (1909) и «Русские гласные в каче­ственном и количественном отношении» ( 1912 ). Щерба поддержи­вает мысль Бодуэна де Куртенэ о существовании в языке таких фонетических единиц, которые не совпадают с акустическими или фи­зиологическими единицами. Эти единицы, по мнению Щербы, явля­ются результатом психической деятельности. Придерживаясь на ранних этапах своей деятельности психического объяснения сущности фонетических единиц, Щерба и задачу фонетики как науки видит в исследовании звуковых представлений речи. Но в отличие от Бо­дуэна де Куртенэ Щерба привносит смысловой момент в определение фонемы. Он определяет фонему как кратчайшее общее фонетическое представление данного языка, способное ассоциироваться со смыс­ловыми представлениями и дифференцировать слова, причем фонема может выделяться в речи без искажения фонетического состава слова.

Основой лингвистического мировоззрения Щербы в дореволюци­онный период был субъективный психологизм. Он считал язык психическим явлением, одним из продуктов деятельности на­шей психики. Единственным фонетическим методом он признавал субъективный метод, поскольку мы всегда должны обращаться к со­знанию говорящего на данном языке индивида. Позднее, уже в со­ветское время, Щерба стал все больше склоняться к материалисти­ческой философии языка, к диалектическому материализму. Это проявилось и в трактовке фонемы, которую в 1937г. Щерба рассмат­ривал как диалектическое единство общего и частного. В этот период он понимал фонему как звуковой тип, способный дифференцировать слова и их формы, а оттенок фонемы — как реально произносимые различные звуки, являющиеся тем частным, в котором реализуется фонема.

Одним из первых в европейской лингвистике начала XX в. Щерба обратил внимание на изучение интонации как одного из существеннейших признаков «сказуемости» и предложения. В своей докторской диссертации «Восточнолужицкое наречие» (1915) он отмечал, что в европейских языках могучим средством выражения связи между словами и группами слов является интонация. Под группой слов Щерба понимал «простейшие синтаксические единицы речи», которые позднее он назвал синтагмами. Выделяя эти группы слов, Щерба проявлял известную самостоятельность и в разра­ботке синтаксических проблем, отвергая традиционные схемы фор­мально-логического синтаксиса.

Щерба не создал единой разработанной синтаксической концеп­ции, но в работе о восточнолужицком наречии он высказал несколько интересных мыслей. Так, в основу синтаксиса он положил понятие группы слов, соответствующих одному сложному нерасчлененному понятию или представлению. Щерба выдвинул учение об одночлен­ных и двучленных предложениях, различие между которыми опреде­ляется интонацией сказуемости. При выделении этих типов предло­жений Щерба исходил из логико-психологического понимания пред­ложения как двучленного речевого выражения суждения. В дальней­шем грамматические исследования Щербы сосредоточились на теории синтагм, активном и пассивном синтаксисе, принципах классифика­ции частей речи в русском языке, выделении особой категории со­стояния и т. д.

Творческий путь Щербы характерен для тех русских языковедов, мировоззрение которых сформировалось до Великой Октябрьской социалистической революции. Перед самой революцией и сразу после нее начинается научная деятельность молодых языковедов В. В. Ви­ноградова, Б. А. Ларина, С. И. Ожегова и многих других, которые учились у выдающихся русских лингвистов. Именно их трудами, продолжавшими богатые традиции русского языкознания, заклады­вались основы современного языкознания.

 

Основная литература

1. Алефиренко Н.Ф. Теория языка. Вводный курс: Учеб. пособие для студ. филол. спец. высш. учеб. заведений. – М.: Издательский центр «Академия», 2004. -368 с.

2. Алпатов В.М. Волошилов, Бахтин и лингвистика – М.: Языки славянских культур, 2005. – 432 с. (Studia philologica).

3. Т.А.Амирова, Б.А.Ольховиков, Ю.В.Рождественский; под ред. С.Ф. Гончаренко, - 4-е изд., стер. - М.: Издательский центр «Академия», 2007. – 672с.

3. Березин Ф. М. История русского языкознания: Учеб.пособие для филол. специальностей. – М.: Высш. школа, 1979. -223 с.

4. Гречко В.А. Теория языкознания: Учеб пособие / В.А. Гречко. – М.: Высш. шк., 2003. -375 с.: ил.

5. Дурново Н.Н. Избранные работы по истории русского языка. – М.: Языки русской культуры, 2000. – I – XXXVI, 780 с. -. (Studia philologica).