Гуманисты Возрождения о чести, достоинстве, любви

О, дивное и возвышенное назначение человека, которому дано достигнуть того, к чему он стремится, и быть тем, чем он хочет. Жи­вотные, — говорит Луцилий, — из утробы матери выходят такими, ка­кими им суждено остаться навсегда; небесные существа либо изна­чала, либо немного после делаются тем, чем они будут вечно. Толь­ко человеку дал отец семена и зародыши, которые могут развиваться по-всякому. Каков будет за ними уход, такие они принесут цветы и плоды. (…) будет человек давать волю инстинктам чувственности, одичает и станет как животное. Последует он за разумом, вырастет из него небесное существо. Начнет развивать свои духовные силы, станет ангелом и сыном божьим!..

Дж. Пико делла Мирандола. О достоинстве человека//Дживелегов А. Возрождение: Собрание текстов итальянских, немецких, француз­ских и английских писателей XIV—XVI вв.— М.; Л., 1925.— С. 33.

 

Благородство есть как бы сияние, исходящее из добродетели; оно придает блеск своим обладателям, какого бы происхождения они ни были. Доблесть предков, слава боевых и других подвигов суть их достояние и украшение тех, кто их добыл собственным трудом и умом. Слава и благородство измеряются собственными заслугами, а не чужими, и такими деяниями, которые являются результатом нашей собственной воли… Благородство требует доблести.

Поджо Брачолини. О благородстве//Дживелегов А. Возрождение: Собрание текстов итальянских, немецких, французских и англий­ских писателей XIV-XVI вв.— М.; Л., 1925.- С. 33.

 

Если душа, охваченная желанием насладиться красотой как благом, позволяет вести себя чувству, то впадает в тяжелейшее заблуждение, полагая, что тело — главная причина красоты, отче­го для наслаждения его считает необходимым соединиться как можно скорее с этим телом. Это неверно: тот, кто надеется на­сладиться красотой, обладая телом, обманывается, ибо им движет не знание на основе разума, но ложное мнение, происходящее от чувственного стремления. И хотя они, опьяненные слепым мнени­ем, в этот момент как бы чувствуют удовольствие, (...) все же они не удовлетворяются и не успокаиваются. Когда цель желания на­стоящая и хорошая, от обладания желанным благом в душе обла­дателя бывает спокойствие и удовлетворенность. Напротив, обма­нутые сходством, они тотчас возвращаются к необузданному же­ланию и с беспокойством, которое они прежде ощущали, неистово и горячо жаждут того, чем напрасно надеялись вполне обладать. Словом, такие влюбленные любят очень несчастливо, так как либо никогда не осуществляют своих желаний, что является большим несчастьем; либо же, когда их осуществляют, оказывается, что они добились зла, и первые несчастья кончаются другими, большими несчастьями, поскольку на протяжении этой любви не чувствуется ничего иного, кроме забот, мучений, печалей, нужды и тяжелых тру­дов (…)

(…) (пусть влюбленный) относится к ней лучше, чем к себе; все ее интересы и удовольствия предпочитает своим и любит красоту души ее не меньше, чем красоту ее тела. Пусть он заботится о том, чтобы уберечь ее от ошибок; уговорами и хорошими примерами по­буждает ее к скромности, умеренности, истинной порядочности (…) это будет порождением красоты в красоте, что и есть, как утвержда­ют, цель любви.

Кастильоне. О придворном. — Кн. IV//Эстетика Ренессанса.— М., 1981.- С. 347, 354.

 

Кто взял в свои руки кормило правления, тот обязан помыш­лять лишь об общественных, а отнюдь не частных своих делах, не отступать ни на вершок от законов, каковых он и автор, и исполни­тель, следить постоянно за неподкупностью должностных лиц и судей; вечно он у всех перед глазами, как благодетельная звезда, чистотой и непорочностью своей хранящая от гибели род челове­ческий, или как грозная комета, всем несущая гибель. Пороки всех остальных лиц губительны для немногих и по большей части ос­таются скрытыми. Но государь поставлен так высоко, что, если он позволит себе хоть бы малейшее уклонение от путей чести, тотчас же словно чума распространяется среди его подданных (…) Если бы государь взвесил в уме своем все это и многое другое в том же роде,— (…) то, полагаю, не было бы ему отрады ни во сне, ни в пище.

Эразм Роттердамский. Похвала глупости//Библиотека Всемирной литературы,- Серия I.- Т. 33.- М., 1971.- С. 184.

Нет наук, доступных человеку, которые бы не имели своим глав­ным объектом создания природы, без которых они не могут суще­ствовать и от которых они зависят настолько, что становятся как бы актерами, играющими пьесу, написанную природой. Так, астроном, наблюдая за звездами, устанавливает, какой порядок сообщила им природа. Тем же занимаются геометр и математик, изучая различ­ного рода величины. Музыкант показывает нам, какие временные отрезки созвучны природе, а какие — нет. Натурфилософ заимство­вал у природы свое имя, а этика основана естественных добродетелей, пороков и страстей человека; при этом она утверждает: «Сле­дуйте природе — и вы не будете заблуждаться». Юрист изучает че­ловеческие законы, историк — человеческие дела. Грамматик, зани­маясь только правилами речи, а ритор и логик, определяя, что в жизни всего легче доказать или же каким образом можно убедить людей, выводят искусственные законы, которые все-таки ограниче­ны посылками и поставленными проблемами. Врач исследует при­роду человеческого тела, а также природу полезных и вредных для него веществ. И даже метафизика, хотя ее категориями являются вторичные, абстрактные понятия, за что ее и считают сверхъесте­ственной, все же в действительности строит свое здание на глубин­ных свойствах природы (...)

Но все эти люди имеют общую цель — познавать и с помощью знания вырвать дух из телесной темницы и возвысить его до на­слаждения собственной божественной сущностью. Но когда на ве­сах опыта было проверено, что астроном, глядя на звезды, может упасть в лужу, что пытливый философ может быть слеп по отноше­нию к себе и что математик способен проводить прямые линии, имея кривую душу, именно тогда, вопреки противоположным мнени­ям, было доказано, что все эти науки лишь служанки, которые, хотя каждая из них и имеет свою частную цель, все же направлены на достижение высшей цели, стоящей перед царицей наук, греками на­зываемой architectinike. Эта цель заключается (как мне кажется) в познании сущности человека в этическом и общественном отноше­нии не только ради самого знания, но и для нравственного усовер­шенствования людей.

Ф. Сидни. Защита поэзии//Манифесты западноевропейских класси­цистов.— М., 1980.- С. 137, 141.