Начало “перестройки” фактически стало началом первого этапа контрреволюции.

Но на этом этапе ее сущность еще была скрыта от народа и от большинства ее участников иллюзиями в духе “социализма с человеческим лицом”. Официальная и полуофициальная пропаганда навязывала представление, что двигающие “перестройку” силы суть самые прогрессивные, “левые”, а противостоят им консерваторы, “правые”.

Провозглашенная Горбачевым политика “перестройки” была начата под лозунгом "больше социализма, больше демократии". Лозунг, казалось, соответствовал объективным потребностям развития советского общества, интересам советского народа, и перестройка была поддержана самыми широкими слоями трудящихся и нашими друзьями за рубежом. Призыв к гласности также упал на благодатную почву: люди истосковались по объективной информации о своей стране и окружающем мире. Но вскоре выяснилось, что перестройка и гласность, подобно хрущевской “критике культа личности и его последствий”, предназначались для демагогического использования против соперников по борьбе за власть. Цинично эксплуатировались не только фрондерство молодых и не особенно молодых интеллигентов, но и накопившееся у рабочих и крестьян глухое недовольство властью, и одновременно - далеко еще не исчерпанный запас доверия к той же власти, особенно высшей. Людям показывали пальцем на привилегии и злоупотребления начальства, многократно преувеличивая и те и другие, и делалось это с благословения первого лица в партии и государстве. Давняя привычка народа уповать на “бога, царя и героя” в одном лице, умеющего, когда надо, призвать “бояр” к ответу, позволила инициаторам “перестройки” несколько лет имитировать революционность и демократизм, действуя с точностью до наоборот.

На XXVII съезде КПСС не было и речи о коренном изменении системы управления народным хозяйством (февраль - март 1986 г.). С трибуны звучали клятвы в верности делу Ленина, причем особенно отличался Ельцин. Но уже ликвидировалось среднее звено отраслевого управления, которое было основой информационной системы планового хозяйства. Вместо того, чтобы переводить ее на компьютерную технологию, почти 600 тысяч специалистов в центре и республиках просто уволили, а их картотеки свалили в кладовки (впрочем, некоторые из уволенных, сообразив, куда дует ветер, взяли картотеки с собой и стали торговать информацией). Снова, как при Хрущеве, пошло слияние и разделение министерств. Аппарат управления хозяйством был совершенно дезорганизован.

Одновременно был нанесен удар и по другому устою советской экономической системы: была фактически ликвидирована государственная монополия внешней торговли. С 1 января 1987 г. 20 министерствам и 70 крупным предприятиям было разрешено самим заниматься экспортом и импортом; через год были упразднены Министерство внешней торговли и Госкомитет по внешнеэкономическим связям. В том же 1987 г. был принят закон, разрешивший государственным предприятиям переводить безналичные средства в наличные. В СССР существовал совершенно иной, чем на мировом рынке, уровень цен, который определялся экономическими и социальными потребностями страны и поддерживался монополией внешней торговли, а также четким разделением безналичных расчетов между предприятиями (своего рода филиалами единой корпорации) и наличных расчетов на потребительском рынке. Теперь и то, и другое было отменено.

Новый импульс спекуляции и коррупции дали попытки административными методами бороться с уже укоренившимся пьянством. Сокращение продажи водки было полностью компенсировано ее “теневым” производством (140-150 декалитров в 1987 г.). Теневые доходы, изъятые из бюджета, в 1989 г. составили 23 млрд. руб., в 1990 - 35 млрд. На этой основе организованная преступность впервые стала крупной экономической силой. Разрастание черного рынка и его легализация сразу ударили по жизненному уровню трудящихся.

Участились катастрофические аварии, самой трагической из которых была чернобыльская. Были ли они следствием недосмотра или сознательной диверсии, так и осталось неизвестным, но за каждой большей или меньшей бедой непременно следовала перетряска руководящих кадров. Так, на Украине после Чернобыля был смещен В.В. Щербицкий и открыта дорога будущему “беловежскому зубру” Кравчуку. Неслыханная военно-политическая провокация - посадка М. Руста на Красной площади - имела целью дискредитацию и чистку Вооруженных Сил СССР, что и было достигнуто.

Горбачев волевым порядком заменил первого секретаря ЦК Компартии Казахстана своим назначенцем. Это вызвало возмущение студентов Алма-Аты. Их митинг был грубо разогнан, а участники исключены из вузов. В то самое время, когда газеты клеймили сталинизм, в Узбекистане шел погром кадров в лучших традициях 30-х годов, с той лишь разницей, что арестованных обвиняли не в шпионаже, а в коррупции - как принято в “цивилизованных странах”. Следственная группа во главе с Гдляном и Ивановым выбивала признание не менее, если не более жестоко, чем в “тоталитарные” времена: допрашивали сутками напролет, лишали воды и пищи, угрожали арестовать близких. Так добывались не только показания против других подследственных, но, главное, - “компромат” на противников Горбачева в центре, например на Е.К. Лигачева. Иными методами, без арестов и допросов, но не с меньшим размахом велась чистка кадров в Московской парторганизации. Во главе ее был поставлен Ельцин. Возглавляя до этого Свердловский обком, он если чем и выделялся, то в худшую сторону. Руководить экономикой он не умел (в области одной из первых пришлось вводить талоны на продовольствие), с людьми был груб, зато гостей из центра встречал роскошным застольем и послушно исполнял любые указания сверху, например, снести дом Ипатьева, где в 1918 г. были расстреляны Николай П и его семья.

“Перестройка” вызвала стихийное, но почти всеобщее неприятие со стороны кадров КПСС, а также критику руководителей социалистических стран, коммунистических и других дружественных СССР партий. К осени 1987 г. обозначился политический кризис. На встрече левых партий в Москве по случаю 70-летия Октября критика высказывалась практически открыто. Почти одновременно на пленуме ЦК КПСС Лигачев выступил с резкой критикой Ельцина, а косвенно - и Горбачева, получившей на пленуме почти единодушную поддержку. Ельцин совершенно пал духом, униженно каялся, но с партийных должностей все же был снят. Однако, Горбачев не дал пропасть своему выдвиженцу, заботливо пересадив его в кресло министра строительства. Тем самым был создан опаснейший для страны “синдром Имре Надя” - полуоппозиционного деятеля, прикрываемого сверху и “опального” ровно настолько, чтобы обеспечить ему репутацию страдальца за народ у недовольной части общества, а у него самого поддерживать чувство обиды и озлобления на партию. Через несколько месяцев именно Ельцин первым озвучит идею вывода советских войск из Афганистана.

Весной 1988 г. организаторы перестройки получили желанный повод для пропагандистского наступления. В марте газета “Советская Россия” опубликовала статью доцента ленинградского вуза Н.А. Андреевой, никому, кроме студентов, не известной преподавательницы химии. Статья называлась “Не могу поступаться принципами” и была направлена против очернения в печати исторического пути, пройденного Советским Союзом. Недели три противная сторона хранила молчание, видимо, выжидая, кто победит наверху. 5 апреля в “Правде” появилась установочная статья Яковлева, сделавшая из Нины Александровны олицетворение сталинизма (хотя в ее статье речь шла не о персоналиях, а именно о принципах, и о Сталине говорилось лишь между прочим). Это был сигнал всей перестроечной рати из номенклатурных интеллигентов-шестидесятников, заранее расставленных на ключевые посты в руководстве телевидением, радио, ведущими газетами, творческими союзами. В СМИ началась истерика, превзошедшая все виденное страной за многие десятилетия. Слова “не поступаться принципами” были превращены в какой-то жупел, олицетворение всех злодеяний, инкриминируемых “правым”, “консерваторам”; напротив, ренегатство, готовность в любой момент поступиться чем угодно возводились в добродетель.

Была развернута новая кампания против Сталина, на сей раз уже отчетливо антисоциалистической направленности: под предлогом борьбы с “командно-административным стилем” огонь постепенно переносили со Сталина на Ленина, с эпохи 30 - 40-х годов на Октябрь 1917 года. Переписывание истории велось по принципу Геббельса: чтобы лжи поверили, она должна быть чудовищно большой. С каждым месяцем назывались все большие цифры жертв репрессий; наиболее рьяные разоблачители говорили о 100 миллионах, хотя всякому нормальному человеку ясно, что в таком случае остальное трудоспособное население страны должно было бы стать охранниками и надзирателями. “Литературная газета” вполне серьезно обвиняла М. В. Фрунзе в “командно-административном стиле руководства армией”, хотя иного способа в военном деле доныне не придумано.

Вероятно, авторы многих статей и сами верили в глупости, которые писали. Но дирижеры кампании, выплескивая все это на головы читателей, явно стремились распалить эмоции до такой степени, чтобы заглушить здравый смысл и получить возможность почти гипнотического внушения.

С той же целью на народ буквально напустили доморощенных и заезжих магов, колдунов и собственно гипнотизеров. Сеансы массового внушения Кашпировского, Чумака и прочих экстрасенсов транслировались на всю страну по Центральному телевидению. Была открыта зеленая улица религиозной проповеди всякого толка - от Русской православной церкви (ее будущий патриарх сразу после избрания Горбачева Генеральным секретарем направил ему письмо, предлагая сотрудничество в воспитании народа) до тоталитарных сект вроде “церкви” Муна, АУМ - Синрике и т. п. Атеизму и вообще материалистическому мировоззрению места в СМИ уже не было.

Кампания против “правых” помогла Горбачеву и его группе на общепартийной конференции в июне 1988 г. удержать и даже укрепить свои позиции. Однако, цели ставились гораздо более широкие: скомпрометировать не отдельных лидеров, не отдельные властные институты и структуры, даже не советскую историю, а историю каждого отдельного человека.Под крики о тоталитарном промывании мозгов теперь действительно его устроили. “Агенты влияния” хорошо знали, как велико у большинства советских людей доверие к печатному и произнесенному в эфире слову: несколько поколений привыкли к тому, что власть может молчать о правде, но не позволит лгать от своего имени.

“Я плыву”[17] - слышали мы в эти месяцы от многих, казалось бы, разумных и образованных людей. И как не поплыть, если опорочивались не только знания, усвоенные на школьной и студенческой скамье - даже стихи Маршака, читанные в детстве, даже праздничная иллюминация улиц, в детстве же виденная. “Жалкие лампочки, которые казались нам роскошными”, - писала некая дама в “Учительской газете”. Роскошными? Какой ребенок думает о роскоши? Они казались нам праздничными, они и были праздничными, роскошь - отнюдь не синоним праздника. Но борцы против тоталитаризма выполняли политический заказ, не жалея собственного детства.

А тем более чужого. Первыми жертвами перестройки оказались именно дети. Так, в один прекрасный день “Комсомольская правда” сообщила читателям ужасающую новость: в Элисте, в детской больнице, во время прививок несколько детей были инфицированы вирусом СПИД. Откуда в детской больнице в общем-то провинциального города, центра Калмыцкой автономной республики, взялся этот вирус и, даже если произошел такой ужасный случай, то можно ли из него одного делать выводы - этими вопросами газета не задавалась. Она с ходу призвала родителей не делать детям прививок. Идиотов, видимо, нашлось достаточно много - к концу перестройки и после нее страна переживала бум детских болезней. Дифтерит распространился так, что пришлось проводить повторную вакцинацию школьников и даже учителей. Кстати сказать, тогда же во Франции служба переливания крови заразила СПИДом 4 тысячи человек, но ни одна перестроечная газета об этом не сообщила.

Еще одной мишенью демократов стала система образования. Никто не вспоминал, что она в кратчайшие сроки вывела страну из массовой неграмотности на уровень сплошной грамотности, что в любой точке Земли ученики наших школ садятся на два класса выше. Пресса устроила истерику вокруг “гуманизации и гуманитаризации” образования, не стыдясь подтасовок. Одна из авторов этих строк, будучи в те дни школьной учительницей, позвонила однажды в редакцию “Учительской газеты”, чтобы ответить на вопрос, заданный на страницах этой газеты: кому мешает Ягодин? Ягодин, перестроечный министр просвещения, мешал мне, о чем я честно сообщила и даже объяснила - почему. Через некоторое время в газете появилось резюме: даже те учителя, которые не поддерживают министра, все же считают необходимой реформу школы и, значит, поддерживают перестройку. Спасибо! Я действительно, считала реформу необходимой - да только прямо противоположную той, которую проводил Ягодин, и сказала об этом вполне отчетливо. Победила, конечно, реформа Ягодина. Теперь учителям платят копейки, в армию идут функционально неграмотные юноши, в школах распространяются хулиганство и наркотики.

“Демократы” и “патриоты” сообща учинили в СМИ настоящую свистопляску вокруг проекта так называемого поворота северных рек на юг. Специалистам слова не давали, и разъяснить, как на самом деле обстоит дело, было некому. Между тем, “поворачивать” предполагалось от силы 10% всего стока, что позволило бы хоть частично осушить северные болота. Соединение северной воды и южного тепла - это единственный способ сделать земледелие в СССР не столь рискованным и получить возможность обойтись без импорта продовольствия. Без северной воды высохнет Аральское море, потому что воду впадающих в него рек разобрали на орошение, и тогда действительно произойдет экологическая катастрофа (она теперь и происходит). Поскольку же среднеазиатские республики развивали орошение не для себя, а для нужд всего СССР и при этом десятилетиями рассчитывали на подачу воды с севера (об этом говорилось в Программе КПСС), то заставить их одних расплачиваться за все значило развалить Союз. Но какое нашим “патриотам” дело до всяких там казахов и узбеков? Людям вдалбливали в головы, что “поворот рек” - экологическое преступление глобального масштаба и одновременно - разрушение последнего уголка русской самобытности, “резервации русского этноса” Один “патриот” дописался до исторической фразы: “Каждый народ имеет право на свою резервацию” (индейцев и аборигенов Австралии загоняли в резервации силой, наши патриоты стали рваться туда сами). У “демократов” же был свой интерес: во что бы то ни стало подтолкнуть республики к отделению и развалить “советскую империю”. С этой целью “демократические” СМИ и вспомнили об Арале; в некоторых статьях КПСС ругали за то, что море высыхает, и тут же - за намерение перебросить в него воду с севера. Правда, спровоцировать народы Средней Азии на активный сепаратизм все же не удалось. Между прочим, среднеазиатские республики даже теперь, обретя не по своей воле независимость, пытаются вернуться к этому проекту, но Всемирный банк накладывает вето. А патриоты и даже коммунисты до сих пор с гордостью вспоминают, как спасали Россию от поворота рек.

Ярым сторонником “поворота” был в свое время академик Аганбегян. Когда ветер подул в другую сторону, он развернулся на 180 градусов. Став советником Горбачева по экономическим вопросам, он принялся доказывать несостоятельность плановой системы, в которой проработал всю жизнь. СССР якобы производил в 3 - 4 раза больше тракторов, чем надо. На самом деле к 1988 г. их было в среднем 12 на 1000 га пашни - в 10 раз меньше, чем в странах ЕС. Вопросы депутатов-аграрников этот яркий представитель “научной номенклатуры” просто игнорировал. Аналогичным путем внедряли в обывательское сознание легенды о перепроизводстве стали, удобрений, о нерентабельности колхозов и убыточности отраслей ВПК, в первую очередь - космических программ.

Оборотной стороной очернения советской истории был культ “цивилизованного Запада”, принявший в перестроечных СМИ карикатурные формы. Вот не самый крайний пример: репортажи из Сингапура, переданные Центральным телевидением в дни, когда США и их союзники готовились к войне в Персидском заливе. В одном сообщалось, что две транснациональные компании, снабжающие Сингапур нефтью, договорились между собой поднять ее цену вдвое. Вывод: как хорошо, что на Западе конкуренция - если бы вместо двух компаний была одна, она могла бы повысить цену и вчетверо. Другой репортаж велся из сингапурского зоопарка. Сообщалось, что помет животных используется как удобрение, благо в островном государстве до ферм рукой подать. Вывод делался еще более сногсшибательный: когда в СССР научатся хозяйствовать, наши колхозы будут поставлять гуано (именно так он и выразился) прямо на цивилизованный Запад; “в одну сторону потечет оно, а в другую - иностранная валюта и новые технологии”. Еще полутора-двумя годами раньше такой уровень идиотизма на ТВ вызвал бы только смех. Теперь же массовый зритель был оболванен настолько, что подобные перлы стали приниматься всерьез.

Кроме пропагандистского промывания мозгов, у заправил перестройки была еще одна палочка-выручалочка, излюбленная популистскими демагогами всех времен и народов. Чтобы скрыть от обывателя свою несостоятельность или свои подлинные планы и действия, надо подбросить ему деньжонок, даже если обеспечить их реальными товарами нет возможности. Этому послужил закон, разрешивший государственным предприятиям распоряжаться денежными фондами по своему усмотрению. Началось массовое проедание фонда накопления. В 1990 г. из прибыли предприятий в бюджет было внесено 36% (в 1985 г. - 56%), оставлено предприятиям 51%, в том числе в фонды экономического стимулирования - 48%. Иначе говоря, на развитие предприятий оставались жалкие 3%. Этому содействовало патронируемое Алиевым “развитие производственной демократии”. По стране, как смерч, прокатились выборы руководителей предприятий. Если директор честно говорил, что средства надо вложить в развитие производства, “демократы” и просто рвачи тут же объявляли его консерватором, не желающим думать о рабочем человеке, и продвигали на его место такого, кто готов был чуть не все деньги выдать на руки (обычно львиную долю - себе и приближенным). Денег выплачивалось больше, товаров производилось меньше. Ближайшим следствием такой, с позволения сказать, экономической политики был крах потребительского рынка. Товары буквально сдувало с полок магазинов. Теперь уже по всей стране пришлось вводить талоны на покупку водки, сахара, ботинок и т. д. В Москве каждому горожанину выдавалась “визитная карточка покупателя”, без которой нельзя было ничего купить. Был резко увеличен импорт, для чего пришлось брать кредиты за рубежом. В 1990 г. СССР впервые имел отрицательное сальдо внешней торговли, резко возрос внешний долг.

Сломив на время оппозицию в партии, группа Горбачева не могла не понимать, что это лишь отсрочка и долго удерживать власть посредством прежнего партийно-государственного механизма ей не удастся. Логика противостояния побудила ее срочно искать политический противовес партии и одновременно - способ отвести растущее недовольство народа от себя и направить на ставшую опасной партию. В 1988 г. была проведена конституционная реформа. Вместо рабочих сессий Верховного Совета, собиравшихся дважды в год, вводился Съезд народных депутатов, собиравшийся раз в год и избиравший из своего состава Верховный Совет, Председателя и первого заместителя Председателя ВС СССР. Более 70 лет Советом любого уровня избирался коллективный орган - исполком или президиум, и только теперь понадобилось сразу избирать единоличного главу. Выборы депутатов не были прямыми и равными, как устанавливалось Конституциями1936 и 1977 гг. Треть (750 депутатов) избиралась гражданами по территориальным округам, треть - по национально-территориальным, а еще треть - невиданным ранее образом, “делегатами” от общесоюзных общественных организаций. 100 мандатов имела КПСС, 100 - профсоюзы, 50 - комсомол и т.д. Принцип “один человек - один голос” не соблюдался, голосовать можно было до 10 раз - и в своем округе, и как члену КПСС, профсоюза, Академии наук, общества филателистов и т. д. Причем в округах на один мандат приходилось по 230 тысяч избирателей, а в “общественных организациях” - по 21 делегату.

Царская Дума была верхом демократизма по сравнению с таким “народным представительством”, свидетельствующим, что Горбачев и его приближенные не надеялись победить на настоящих выборах. Обеспечив себе, т. е. номенклатурной верхушке, депутатские мандаты от КПСС, они в то же время организовали выборы по округам так, чтобы ослабить “свою” партию и подвергнуть ее очередной чистке. По закону 1988 г. о выборах работники исполкомов и руководящие партийные работники не могли быть избраны депутатами от территориальных и национальных округов. Партийным организациям давалась установка вообще не выдвигать там своих кандидатов, дабы не мешать “демократической инициативе” проявляться свободно. Тем самым фактически был возрожден лозунг контрреволюции 1910-х -20-х годов - “Советы без коммунистов”. Антисоциалистические силы получили возможность организационного оформления и объединения. В 1988 г. под опекой Кремля в Прибалтике возникли “народные фронты”, присвоившие популярное в народе название антифашистских коалиций 1940 г. (и здесь правые мимикрировали под левых). Их целью объявлялась сначала “защита гласности”, потом - республиканский хозрасчет и наконец - выход из СССР. Главное же состояло в том, чтобы создать модель и школу “демократической оппозиции” для всего СССР.

Выборы 1989 г. стали ее дебютом. Именно тогда “демократы” нашли Б. Ельцина - лидера или, скорее, таран, вложив в его борьбу за личную власть антисоциалистическое содержание. По всей стране рекламировались его воспоминания - “Исповедь на заданную тему”. Мало кому было известно, что он стал уже законченным алкоголиком и вряд ли мог сам написать даже страницу связного текста. Заготовленную для него “исповедь” о том, что он - самый верный ленинец на свете и что “партократам” стыдно пользоваться привилегиями, когда народ бедствует, люди принимали всерьез. Потрясая непривычных советских избирателей, Ельцин появлялся то в районной поликлинике, то в общественном транспорте. Сила внушения была такова, что его насквозь пропитая физиономия привлекала не одних пьяниц, недовольных горбачевским “полусухим” законом. Интеллигентная дама, родственница одного из авторов, воспринимала его как “русского богатыря”. На выборах в Верховный Совет его соперником выступал директор ЗИЛа Браков, и вся Москва была оклеена листовками: “Браков - от завода, Ельцин - от народа”. Партийные организации глухо молчали. Исход выборов сомнений не вызывал.

Среди “народных депутатов” было 23,7% рабочих и колхозников, а в избранном им Верховном Совете их практически не было. Абсолютное большинство составляли работники управления, СМИ и науки. Впрочем, наивно было думать, что в депутаты попали настоящие ученые: то были либо генералы от научной номенклатуры, либо бездари и бездельники, от которых в НИИ не знали, как избавиться, и не придумали ничего лучше, чем выдвинуть в депутаты; так было, например, с Шабдурасуловым - будущим представителем Ельцина по связям с общественностью.

Заседания Съездов народных депутатов радио и телевидение транслировали на всю страну. Так было в эпоху бури и натиска нашей юной демократии. Когда “демократы” захватят власть, этому сразу настанет конец. Пока же блистали красноречием Гдлян и Иванов, обвиняя Лигачева в преступных связях с узбекскими коррупционерами. Доказать они ничего не доказали, но из руководства Лигачева убрали. Больше о его “вине”, да и о самих Гдляне с Ивановым, не вспоминали. Кстати, на родине Лигачева, в Сибири, не поверили наветам и уже в 1999 г. избрали его в Думу - теперь он дуайен депутатского корпуса. За клевету, конечно, никто ответственности не понес, как и за применявшиеся методы сбора компромата. Героев борьбы с коррупцией на съездовских трибунах сменяли то будущий мэр Москвы Г. Попов, ранее изгнанный за взятки с должности декана экономического факультета МГУ, то С. Станкевич, которого вскоре за то же самое милиция будет разыскивать по всей Европе.

“Демократы” особенно отличились по части избирательных технологий в городе на Неве. Главным их оппонентом на выборах мэра города был Ю.В. Севенард - директор строительства дамбы через Финский залив. Эта дамба защитила город от наводнений, случающихся там регулярно, а раз в 100 лет - в катастрофическом масштабе. Ко времени выборов строительство было почти закончено. Однако, “демократы” развернули против него такую же кампанию, как против “поворота рек”. Чего только не писалось в газетах, не звучало с телеэкрана, не говоря уж о предвыборных митингах! Всерьез доказывали, что дамба превратит залив в болото, за нею разведутся ядовитые сине-зеленые водоросли и даже псевдотуберкулезная палочка (до тех пор обитавшая в организме мышевидных грызунов). Летом 1991 г. авторы ехали по этой дамбе на экскурсию в Кронштадт и имели возможность выслушать от гида-демократа весь набор ругательств. Севенард разъяснял, что дамба оснащена системой циркуляции воды, но его не слушали. Демократические кандидаты клялись снести дамбу немедленно после победы. Денег, правда, не нашлось ни на снос, ни на завершение строительства. Значит, дамба скоро развалится сама, и наводнения будут происходить, как раньше.

Мэром города стал А. Собчак, переименовавший Ленинград обратно в Санкт-Петербург. Но это не единственный его подвиг на поприще демократии. Собчак председательствовал в комиссии Верховного Совета по расследованию обстоятельств событий в Тбилиси в апреле 1989 г. Тогда грузинские националисты устроили митинг, заявляя свои “права” на Абхазию, а местное партийное руководство для поддержания порядка привлекло войска. Собчак с дрожью в голосе докладывал съезду, а “демократы” из СМИ расписывали во всех леденящих душу подробностях, как солдаты с саперными лопатками чуть ли не километры гнались за старушками и беременными женщинами. Генерал Родионов, командовавший войсками округа, объяснил, а экспертиза подтвердила, что первыми применили силу боевики Звиада Гамсахурдиа, использовавшие женщин как живой щит. У солдат не было при себе ни оружия, ни пресловутых саперных лопаток; погибшие были задавлены толпой. Но “демократы”, монополизировавшие СМИ, умело создавали общественное мнение, обвиняя во всем военных. У людей не возникало даже естественного вопроса: почему беременные женщины оказались на ночном митинге, в обстановке, в которой может произойти всякое? Устраивать такое нормальным людям не пришло бы в голову нигде, а на Востоке особенно.

Родионова сняли. Гамсахурдиа выбрали президентом Грузии. Правда, через полтора года при поддержке тех же российских демократов, уже пришедших к власти, его свергнут, заменив проверенным Шеварднадзе, а потом и убьют, как и его друга Дудаева в Чечне - лишние свидетели в таких делах ни к чему. Конец Собчака достоин “демократа”: он умер, находясь под следствием за взятки.

Несмотря на все усилия по промыванию мозгов, перестройка снова подошла к кризису доверия. Слишком ощутимо сказывалась она на жизни абсолютного большинства граждан. Намерение создать многоукладную экономику путем поощрения кооперативов и мелкого предпринимательства на практике обернулось искусственным созданием дефицита товаров теперь уже первой необходимости, легализацией теневых капиталов, перекачкой денежных средств из государственного сектора в формирующийся частный. Закон 1988 г. о кооперативах открыл путь созданию сети “кооперативных” и смешанных с иностранным капиталом предприятий, занятых вывозом товаров за рубеж. Многие товары при этом давали прибыль до 50 долларов на 1 рубль затрат. Например, дешевая в СССР алюминиевая посуда экспортировалась как лом. К началу 1991 г. в Турции было свыше миллиона советских телевизоров, хотя по официальным данным туда не было продано ни одного. По оценкам экспертов, в 1990 г. была вывезена треть потребительских товаров[18].

Обострились не решенные ранее национально-государственные вопросы: Нагорный Карабах, Абхазия, Крым. Резко активизировались националистические и клерикальные группировки. Пролилась кровь в Сумгаите, Фергане, Тбилиси, где боссы теневой экономики и коррумпированные чиновники начали выяснять отношения руками толп подкупленных или одурманенных погромщиков. Сначала Горбачев по обыкновению не мог или не хотел ни на что решиться, отдавая национальный вопрос на откуп национал-экстремистам. Потом началась сознательная игра в поддавки, которой дирижировал Яковлев. При всякой попытке республиканских компартий поставить вопрос об угрозе целостности страны главный идеолог КПСС разъяснял: не волнуйтесь, все идет как надо. Он же сделал царский подарок прибалтийским и другим сепаратистам - опубликовал более чем сомнительные копии так называемых секретных протоколов к советско-германскому договору 1939 г. с латинской подписью Молотова, оригиналов которых никто не видел.

Под демагогическим прикрытием “нового мышления” одна за другой делались односторонние уступки США и их союзникам в ущерб оборонной мощи СССР. Им на блюдечке преподнесли уничтожение даже таких ракетных систем, которые не упоминались в договорах (например, “Ока” или “Буран”), даром (если не считать взяток) уступили нефтеносный шельф Берингова моря и полярные владения СССР. Группа Горбачева стала на путь прямого предательства союзников СССР, рассчитывая этой ценой купить поддержку западных “друзей”. Горбачев и его окружение в декабре 1989 г. на Мальте пошли на прямой сговор с США, а вскоре - с ФРГ, фактически санкционировав аншлюс ГДР. При сохранении НАТО и группы американских войск в Европе Варшавский договор был распущен, начался вывод советских войск из Центральной Европы. Были нарушены международные обязательства СССР перед Кубой, КНДР, Вьетнамом, многими странами “третьего мира”. Кремлевское руководство проявило абсолютное нежелание отстаивать не только интересы социализма, но и национально-государственные интересы своей страны, геополитические условия ее безопасности, завоеванные ценой огромных усилий и жертв.

Недовольство Горбачевым и его политикой снова стало нарастать, но теперь уже не в узком кругу руководящих кадров, а в народе. После Николая Кровавого и императрицы Александры Федоровны никого из правителей не презирали так, как Горбачева и его супругу, навязчиво вылезавшую на телеэкран в изысканных, как ей казалось, туалетах. Летом 1989 года грянули шахтерские забастовки - первые столь масштабные выступления рабочих за 70 лет. Шахтеры в нашей стране - весьма специфический отряд трудящихся, во многих местах (Воркута, Кузбасс и т. д.) состоящий в значительной мере из бывших заключенных. Среди них, конечно, немало обиженных и недовольных. Тем не менее, попытки западных профлидеров и местных агентов влияния направить острие протеста против КПСС не имели успеха. Ничего подобного польской “Солидарности” сколотить не удалось.