С конца 1989 Г. Начался второй этап контрреволюции - разрушение СССР как социалистического государства, этап превращения “контрреволюции в себе” в “контрреволюцию для себя”.

На съездах народных депутатов СССР и РСФСР сложилась группировка так называемых “демократов”. Мы не случайно берем это название в кавычки: в ней не было ничего демократического даже в буржуазном понимании. Альфой и омегой ее программы был “просвещенный авторитаризм”, призванный ввести или, скорее, загнать наше варварское общество в “мировую цивилизацию”, основанную на “рыночной экономике”. Впервые эта программа была изложена в тезисах Межрегиональной депутатской группы в сентябре 1989 г. Тогда мало кто задумывался над тем, чьи интересы она выражает. Советские люди за многие десятилетия привыкли думать, что народ един, партия и государство должны выражать общенародные чаяния, если же не выражают (что и доказывали “демократы”) - это безобразие, и руководство должно навести порядок. Возмущаясь ценами на рынках, искусственным дефицитом и прочим, почти никто не задумывался о том, что имеет дело не просто с уголовщиной, а с теневым капиталом. Коррупцию, конечно, видели, но связывали никак не с “демократами”, а с “консерваторами”. Еще труднее было поверить в существование антисоциалистической “пятой колонны”: еще во времена “оттепели” людей убедили, что “врагов народа” в нашем обществе ищут только зловредные сталинисты, желающие вернуть времена репрессий. Трудно было понять самому и еще труднее объяснить другим, что “демократы” - никакие не борцы с коррупцией, что они-то и выражают интересы коррумпированной бюрократии, теневых дельцов и пятой колонны.

Вдохновленные примером своих собратьев в странах Центральной и Юго-Восточной Европы, “демократы” добивались уже не использования государственной собственности в своих интересах, а превращения ее в частную; не влияния в партийно-государственных структурах, а их слома, замены буржуазной системой властных институтов. Тем самым процесс подрыва социализма перешел в стадию его разрушения, т. е. собственно контрреволюции.

“Межрегиональная депутатская группа” поставила вопрос об отмене шестой статьи Конституции СССР, которая законодательно закрепляла руководящую роль КПСС. Вероятно, включение этой статьи в Конституцию 1977 г. было ошибкой: партия и до ее принятия 60 лет руководила страной, а создавать законодательным путем иллюзию, будто эта роль гарантирована на вечные времена, ни в коем случае не следовало. Но в ситуации начала 90-х гг. отмена этой статьи открывала путь к государственному перевороту. Горбачев, по обыкновению, сначала призывал демократов к умеренности и аккуратности[19]. На II Съезде Межрегиональная группа осталась в меньшинстве. На ее призыв к всеобщей забастовке никто не откликнулся. Однако, клика Горбачева совместно с “демократами” использовала кампанию против шестой статьи для очередной чистки партийного руководства. С весны 1990 г. по всей стране прокатилась волна “демократических” митингов, вынуждавших к отставке одного секретаря обкома за другим. Большую группу членов ЦК вынудили срочно уйти на пенсию. Наконец, летом 1990 г. прошел XXVIII съезд КПСС. Запугивая делегатов угрозой гражданской войны, Горбачев и иже с ним не только избежали грозившего им снятия с постов, но и ликвидировали прежнюю структуру партийного руководства. Политбюро как орган проведения практической политики было заменено недееспособной коллегией первых секретарей республиканских компартий. В партии были легализованы платформы, в их числе “демократическая”. Тем самым ядро политической системы СССР было расколото и предельно ослаблено. Второй кризис перестройки остался позади.

Стремясь к “прихватизации”[20] государственной собственности и самого государства, антисоциалистические силы в различных республиках СССР вступили в противоречия с федеральными структурами СССР. Поэтому на втором этапе контрреволюции была поставлена в порядок дня задача ликвидации СССР и создания на его развалинах капиталистических государств. Начался разгул национализма в Прибалтике, Закавказье, на западе Украины. Руководство Союза сначала прибегало к неуклюжим силовым действиям, а затем позорно отступало. Так было в Грузии в 1989 г., в Азербайджане в канун 1990 г., потом в Таджикистане, Молдавии. “Демократы” получили возможность еще активнее шельмовать КПСС и Вооруженные Силы. Сторонники единого социалистического Отечества были преданы, а экстремистам продемонстрировано безвластие союзного центра, возможность безнаказанно захватывать власть и расправляться с неугодными. Результаты не заставили себя долго ждать. Весной 1990 г. началось одностороннее провозглашение суверенитетов союзных республик. Первыми были прибалтийские, за ними - закавказские. Вчерашние партийные лидеры и национал-диссиденты вроде Гамсахурдиа наперегонки спешили порвать с “империей” и взвалить на нее вину за все подлинные и мнимые беды. Национальными праздниками стали годовщины создания кайзеровскими оккупантами марионеточных правительств.

Однако, что бы ни воображали одержимые манией величия националисты, ни Прибалтика, ни Закавказье никак не могли сыграть решающую роль в разрушении СССР (это, между прочим, доказывает, что он не принадлежал к числу империй, каковые всегда распадались или разрушались с окраин). Поэтому был взят курс на “суверенизацию” исторического ядра многонационального государства - России. Так называемые патриоты завели песню о том, что не худо бы России отделиться от прочих республик и “перестать кормить нахлебников”. Никого не остановила абсурдность самой идеи “независимости” России фактически от самой себя - от многонационального государства, вне которого она никогда в своей истории не существовала. По-видимому, довольно многих опьянила возможность обособиться от бурливших республик, где социальные и национальные противоречия были гораздо острее, чем в России, и самим распоряжаться ее сырьевыми богатствами и индустриальной базой. Идею первыми озвучили главный “деревенщик” В. Распутин и главный антикоммунист А. Солженицын. За ними потянулись называвшие себя коммунистами. Доктор экономических наук, секретарь парткома солидного института, в те дни уверял одного из авторов, что России надо только отделиться от “аппендиксов”, и она заживет припеваючи.

С другой стороны, часть партийного руководства, пытавшаяся сохранить основы советского строя, ухватилась, как утопающий за соломинку, за идею создания Компартии РСФСР. Идея эта в истории партии высказывалась неоднократно и всегда отвергалась на том основании, что такой шаг мог подорвать Союз ССР, возродив в других республиках опасения великорусской гегемонии, а в самой России - настроения обособления от Союза. Но именно в момент наибольшей опасности для СССР этим пренебрегли. Весной 1990 г. КП РСФСР провела учредительный съезд. Одни все еще надеялись повлиять на Горбачева, другие - создать противовес контролируемым им руководящим структурам КПСС. Ни того, ни другого не произошло. Зато идея “суверенизации России” была еще глубже внедрена в сознание. “Демократам”, целенаправленно добивавшимся разрушения СССР, оставалось только взять инициативу в свои руки.

Это произошло на Съезде народных депутатов РСФСР в июне 1990 г. В порядке подготовки депутатам показали фильм режиссера С. Говорухина - не то “демократа”, не то “патриота” - под названием “Россия, которую мы потеряли”. Кадры хроники начала века комментировались им в том духе, что не было на свете страны счастливее Российской империи, пока ее не разрушили злодеи-революционеры. Впечатление было настолько сильным, что 12 июня депутаты, включая так называемых коммунистов, почти единодушно приняли "Декларацию о государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической республики". В ней содержалось немыслимое в едином федеративном государстве положение о верховенстве российских законов над союзными, создавшее формально-правовую основу для "войны законов”. Новому государству требовались символы, и депутаты дружно проголосовали за трехцветный “флаг Российской империи”. На самом деле он был лишь флагом ее торгового флота; правда, Александр III и Николай II хотели утвердить его в качестве государственного, да так и не успели. Этого депутаты могли и не знать. Но неужели все они, включая так называемых коммунистов, забыли, что под этим флагом шли в Гражданскую войну белогвардейцы, а во Вторую Мировую - предатели-власовцы?

“Демократы” получили не только “суверенитет” и подобающий ему флаг. Им удалось провести Ельцина на новый пост Председателя Верховного Совета РСФСР. Правда, ставить на голосование его кандидатуру пришлось четыре раза: большинство депутатов не были сторонниками Ельцина. Но у одних теплилась надежда хоть что-то противопоставить осточертевшему Горбачеву, других запугали призраком гражданской войны, хотя это был чистейший блеф - никаких предпосылок такой войны в России не существовало. Уровень политической культуры депутатов и понимания ими происходящего говорит сам за себя.

Однако, если в залах съездов “демократы” овладели положением, то на улице начинало происходить обратное. Раньше партийная структура, неотделимая от структур государственного управления, служила контролируемым каналом проявления оппозиционных взглядов и не позволяла ему выходить из-под контроля. Теперь, впервые за много лет, открылся некоторый простор для самоорганизации трудящихся, выражавшей их подлинное отношение к перестройке и ее “архитекторам”. Этот процесс начался в тех республиках, где народ еще не забыл, что такое классовая борьба, и где уже разворачивали травлю коммунистов “народные фронты”. В противовес им в Прибалтике, Молдавии, Абхазии, Южной Осетии были созданы Интернациональные фронты. В сентябре 1990 г. под красным знаменем Советской Молдавии была провозглашена Приднестровская Молдавская республика.

Затем становление подлинно левой оппозиции распространилось и на центр. Одна из возникших в КПСС платформ - “инициативное движение” - вышла из берегов горбачевского “плюрализма” и стала проявлять себя как зачаток не только обновленной коммунистической партии, но и самостоятельного рабочего движения, совсем не похожего на “Солидарность” пана Валенсы.

Горбачев и его окружение не могли не понимать, что вместе с союзной государственностью потеряют и власть. Но еще больше они опасались того, что в борьбе за сохранение Союза верх возьмут подлинно левые силы, которые не только лишат их власти, но и привлекут к ответственности за все содеянное. Оставалось одно: срочно сколачивать такой аппарат власти, который был бы под полным их контролем. С подачи Горбачева на Ш съезде народных депутатов сама КПСС внесла пакет поправок к Конституции, в котором отмена шестой статьи совмещалась с введением поста президента. Президент СССР должен был избираться всеобщим голосованием, но Горбачеву уже нечего было надеяться победить на таких выборах, поэтому он “в порядке исключения” был избран на должность президента Съездом народных депутатов. В канун 1991 г. “по состоянию здоровья” был отправлен в отставку премьер Рыжков, а затем упразднен и Совет Министров. Вместо него в марте 1991 г. учредили Кабинет министров с гораздо более узкими функциями, жестко подчиненный президенту. Еще раньше был создан аппарат подавления в лице “отрядов милиции особого назначения” (ОМОН).

Мечты “демократов” о просвещенном авторитаризме, казалось, сбывались. В январе 1991 г. Горбачев попытался пустить его в ход, произвести бонапартистский маневр между правыми и левыми. Местом действия был Вильнюс, поводом - социальный кризис, спровоцированный правившими там националистами. Провозгласив в одностороннем порядке независимость, они попробовали сразу “отпустить” цены. Народ, еще не привыкший к таким вещам, вышел на улицы. “Суверенная” полиция стала разгонять митингующих, поливая их из брандспойтов горячей водой. Это только усилило гнев. Правительство пало. Стоило союзным властям поддержать трудящихся Литвы, и с сепаратизмом было бы, скорее всего, покончено без кровопролития. Но это не входило в расчеты Горбачева. Он распорядился применить военную силу - взять телебашню, где окопались националисты. Повторилась тбилисская история: пролитая кровь разъединила людей не по социальному, а по национальному признаку. Убедившись, что националисты сдаваться не собираются, а “цивилизованный Запад” на их стороне (дело было в тот самый день, когда США и их союзники начинали “Бурю в пустыне”), Горбачев дал отбой. Как обычно, он сделал вид, что все произошло без его ведома. Стали искать козлов отпущения среди военных и партийных деятелей, только теперь вместо саперных лопаток говорили о пулях. Через несколько месяцев литовские правители найдут “виновных” в лице руководителей коммунистов Бурокявичюса и Ермалавичюса. В 1994 г. их захватят на территории Белоруссии и будут держать за решеткой даже после того, как главари националистов публично признают, что в январе 1991 г. первыми стреляли их боевики, а не военные.

Очередное предательство “центра” укрепило позиции сепаратистов, и не только в Прибалтике. Ельцин пошел на антиконституционное, изменническое признание “независимости” прибалтийских республик. Горбачев продолжал лавировать. Он предложил провести17 марта 1991 г. референдум по вопросу о сохранении СССР. “Демократы” заранее знали, что их позиция не получит большинства, и предприняли обходный маневр: в России в бюллетени референдума включили и второй вопрос: “Согласны ли вы с суверенитетом РСФСР?” Большинство избирателей, конечно, были согласны: за советские годы они привыкли, что конституционный суверенитет союзных республик не исключает, а предполагает их вхождение в СССР.

Цель российских “демократов” была достигнута: они могли трактовать результаты референдума в свою пользу и явочным порядком выводить Россию из-под власти союзного центра. Горбачев и не подумал опереться на закон и ясно выраженную на нем волю абсолютного большинства народа (74%) к сохранению Союза. Он уповал на верхушечные интриги и западных “друзей”. Однако, основная ставка ими делалась уже не на него. Ельцину, как когда-то самому Горбачеву в Лондоне, устроили смотрины за океаном и убедились, что имеют дело с нужным человеком. Президент Дж. Буш “случайно” вышел из другой комнаты и встретился-таки с неофициальным российским визитером, несмотря на просьбы Горбачева воздержаться от этого. А пьяный от восторга и алкоголя Ельцин, дважды облетев на вертолете вокруг статуи Свободы, сказал журналистам, что стал вдвое свободнее. Обзаведясь “демократическим” окружением, он поминал в речах уже не Ленина, а его величество рынок. Положение председателя Верховного Совета его уже не устраивало - требовался пост президента, избранного - не то что Горбачев - народом.

Чтобы согласия на это добиться от союзных властей, “демократы” впервые решились вывести на улицы Москвы тысячи людей. Следуя примеру национал-сепаратистов и перехватывая инициативу у настоящих левых, они сумели использовать массовое недовольство Горбачевым. Однако, недовольных, видимо, было все же меньше, чем требовалось. Поэтому “демократы” вербовали статистов за приличный гонорар - кое-кого за пол-литра с закуской. В марте - апреле 1991 г. демонстрации и митинги явились эффективным средством раскачивания ситуации, шантажа союзных властей и психологической обработки масс. Многие лозунги находились на грани абсурда, а то и за ней. Что сказал бы человек, не утративший здравого рассудка и чувства юмора, о плакатах со словами: “Узники психушек - за Ельцина!”[21], “Мы больше не скоты!”?

Первые выборы президента России, назначенные на 12 июня, были достойны книги рекордов Гиннеса. Где и когда предвыборная кампания укладывалась в один месяц? “Демократы” и сам кандидат превзошли себя. Народу сулили “рыночную экономику” и жизнь, как на благословенном Западе, всего через несколько лет (по Г. Явлинскому, через 500 дней). Ельцин клялся лечь на рельсы, если поднимутся цены. С такой рекламой не мог конкурировать никакой другой кандидат, в том числе поддержанный КП РСФСР экс-премьер Рыжков: большинство связывало с ним все безобразия последних лет. Правда, многих мог отпугнуть крикливый антикоммунизм приближенных Ельцина. Но и тут был найден выход: в паре с ним в вице-президенты был выдвинут отставной полковник Руцкой, который еще недавно клеймил “демократов”, а теперь примкнул к “демократической платформе” в КПСС. Вдвоем они создавали видимость широкого фронта, нейтрализующего опасность конфронтации. Так удалось посеять в массах иллюзию, будто Ельцин и Руцкой - “народная” альтернатива Горбачеву. Именно эти настроения, видимо, помогли им победить уже в первом туре. Большинство проголосовавших за них избирателей и в кошмарном сне не могли увидеть, чем обернется их выбор. Вскоре 12 июня было объявлено национальным праздником - Днем независимости. Известный юморист объяснил это название так: “С этого дня от нас больше ничего не зависит”.

Принеся присягу советской Конституции РСФСР, Ельцин вступил в должность президента и первым делом выдернул краеугольный камень всего образа жизни, сложившегося за 70 с лишним лет в Советской стране. Им был подписан указ, запрещавший деятельность партийных организаций на производстве и направленный против КПСС: других сложившихся партий, да еще с организациями на предприятиях, в стране не было и в ближайшее время не предвиделось. Но дело не сводилось к тому, что КПСС лишалась своей организационной основы.. Трудящиеся теряли последнюю возможность как-то организованно заявить о своих интересах, дать отпор зарвавшемуся администратору, т.к. профсоюзы, десятилетиями занимавшиеся в основном распределением социальных пособий, почти везде были - и остаются до сих пор - послушными начальству.

Новоиспеченный президент и поддержавшие его мэры Москвы и Ленинграда бросили прямой вызов всей сколько-нибудь сознательной и организованной части трудящихся. Вызов не остался без ответа. В городе на Неве - для одних Петербурге, для других Ленинграде - авторы летом 1991 г. видели на стенах недвусмысленные надписи: “Северо-Западом правит Собчак, Сибирью когда-то правил Колчак”[22]. Инициативное движение в КПСС нарастало, появилась еще более радикальная Большевистская платформа. Зашевелились и национал-патриоты, до которых стало, наконец, доходить, кто и зачем их использовал. Летом в нескольких газетах появилось “Слово к народу”, подписанное несколькими писателями, журналистами, военными и партийными деятелями, в числе последних - мало кому известным Г. Зюгановым. Вскоре “Советская Россия” напечатала его статью “Архитектор у развалин”, направленную персонально против А. Яковлева. Статья возымела действие: в середине августа ЦК КП РСФСР исключил Яковлева из партии. На осень 1991 г. был назначен внеочередной съезд КПСС, на котором Горбачева скорее всего ожидала та же участь.

Контрреволюция не имела такого перевеса сил, чтобы сломить Советскую власть в открытом противоборстве. Будь наша страна унитарным государством вроде КНР, кризис скорее всего завершился бы примерно так же, как известные события на площади Тяньаньмэнь и вокруг нее. Но СССР был федерацией, причем весьма необычной - с элементами как унитаризма (это была прежде всего роль КПСС как единой союзной партии), так и конфедерации (это было конституционное право союзных республик на выход из СССР, причем законодательный механизм реализации этого права отсутствовал). Это обстоятельство давало контрреволюции возможность создавать свое государство не путем немедленного слома старой власти, а вне ее - путем суверенизации союзных республик, прежде всего РСФСР. Нечеткость социальных противоречий и прямо-таки младенческая наивность абсолютного большинства граждан в политике позволяли “демократам” вовлечь сами Советы в строительство новой государственной машины, по сути антисоциалистической и антисоветской.

Ельцин и другие лидеры союзных республик начали заключать договоры, взаимно признавая суверенитет друг друга. Верховный Совет России принял даже закон об уголовной ответственности за выполнение не ратифицированных им законов СССР. В свою очередь, Горбачев и его окружение вопреки Конституции начали готовить новый вариант Союзного Договора, превращавший страну в конфедерацию. Его подписание было намечено на 20 августа. Чем все это грозило, уже наглядно показывала война в Югославии. До сих пор Горбачев и Ельцин могли блефовать, делая вид, что спасают страну от гражданской войны; теперь становилось ясным, что их действия ведут к противоположному результату. Летом 1991 г. назрел третий, финальный кризис “перестройки”.

Большинство высшего руководства СССР, до того поддерживавшее Горбачева, теперь не могло не понимать, что, если не примет срочных мер, неминуемо потеряет и страну, и власть. Но сами эти люди не представляли себе иной перспективы, кроме так называемых рыночных реформ, и не искали поддержки ни в партии, ни в народе. Выход они видели во введении чрезвычайного положения по образцу Польши 1981 и Китая 1989 г., не учитывая, что контрреволюционный процесс в СССР зашел гораздо дальше. Стремясь сохранить легитимность в глазах Запада, а следовательно, возможность кредитов, инвестиций и т. д., они решили действовать от имени Горбачева. Судя по всему, расчет делался на то, что в дальнейшем он санкционирует и возглавит их действия, как поступил в 1989 г. Дэн Сяопин.

19 августа было объявлено, что Горбачев по состоянию здоровья временно не может исполнять обязанности президента и его функции принимает на себя Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Позднее Горбачев заявлял, будто “заговорщики” изолировали его от внешнего мира, но, по свидетельству начальника спецсвязи, это было технически невозможно. Президент, никогда не отличавшийся смелостью, попросту выжидал, кто возьмет верх.

В обращении ГКЧП к народу убедительно описывалось катастрофическое положение страны, но не было никаких призывов к активным действиям. Тем не менее, трудящиеся восприняли это обращение с надеждой. Многие партийные организации приняли резолюции о поддержке ГКЧП. Правда, ЦК, многократно вычищенный Горбачевым, подобно ему выжидал.

Трудно сказать, на какую реакцию российских властей рассчитывали члены ГКЧП, но факт, что их застали врасплох действия “демократов” во главе с Ельциным, выступивших “в защиту конституционного президента” - того же Горбачева. “Демократы” собирали своих сторонников, строили баррикады вокруг Дома Советов, окрещенного ими “Белым домом”, связывались с посольством США, благо оно находилось поблизости, призывали ко всеобщей забастовке. Правда, не забастовал никто, кроме недавно организованной в Москве биржи. На случай неудачи в Москве Ельцин имел резервный центр на Урале. Позднее в печати появлялись данные о том, что посольство США внедрялось в систему правительственной связи, следило за переговорами ГКЧП с военными и связывало Ельцина с ”подававшими надежды” генералами. Таких, привыкших уже делать бизнес на войсковом имуществе или соблазненных обещаниями легкой карьеры, к тому времени хватало. Известные впоследствии генералы Лебедь и Грачев привели своих десантников к “Белому дому”, и Ельцин, взобравшись на танк, держал речь перед толпой “защитников демократии”. Командующий ВВС Шапошников вместе с полковником Руцким готовы были даже бомбить Кремль. У наших “демократов”, правда, не нашлось даже боевиков. Пришлось ограничиться идейными интеллигентами и бездельниками, которых американское посольство обильно снабжало водкой и колбасой, а “демократы” собирали для них со всей Москвы веселых девиц. Трое “защитников демократии”, выпив для храбрости, попробовали остановить в тоннеле бронетранспортер и были задавлены. Каким-то мистическим образом они оказались принадлежащими по рождению к народам, исповедовавшим три основные в России религии: православную, мусульманскую, иудейскую. За странной смертью героев “обороны” Белого дома последовала попытка организовать их похороны на престижном Ваганьковском кладбище в центре Москвы не по сложившемуся за советские десятилетия гражданскому ритуалу, а с обрядами соответствующих конфессий. Впрочем, эта затея не имела особого успеха в силу советского воспитания родителей юношей, и не пробудила в “демократических” массах чувства “исторической национально-религиозной принадлежности”. Погребение состоялось под единодушный рев проклятий в адрес “тоталитарного коммунистического режима”. “Демократия” получила-таки своих героев.

Но победу над ГКЧП одержали, конечно, не они. Самым главным врагом ГКЧП была его собственная неготовность к решительному разрыву с горбачевщиной. Стоило ему сместить ненавистного почти всей стране Горбачева - и на сторону сделавших это перешли бы очень многие из тогдашних сторонников Ельцина. Но это означало бы бойкот со стороны “цивилизованного мира”, выражавшего в те дни поддержку Горбачеву и Ельцину. Пойти на второе издание “холодной войны”, противостоять натовским войскам на границах, “демократам” и сепаратистам внутри страны, - все это потребовало бы крутого поворота влево, к чему не были готовы ни члены ГКЧП, ни большинство общества, сперва избалованного нефтедолларами, а потом расколотого и дезориентированного годами перестройки. О степени этой дезориентации свидетельствует тот факт, что защищать “Белый дом” явились многие коллеги одного из авторов, научные сотрудники гуманитарных НИИ. Это были люди разных взглядов - кто считал себя демократом, кто патриотом, кто даже коммунистом, - но все были напуганы жуткой перспективой реванша “консерваторов”. Что произойдет в случае победы “народа”, никто из них себе не представлял. Только три дня спустя, когда толпа “демократов” начала крушить памятники революционерам, до “левых ельцинистов” стало доходить, что происходит не народная революция, а нечто противоположное.

ГКЧП вместо того, чтобы разъяснять народу происходящее, транслировал по телевидению “Лебединое озеро”. В Москву были введены войска, но и им ничего толком не объяснили. Никто не попытался изолировать лидеров “демократов” или блокировать “Белый дом”, тем более взять его штурмом. Депутация ГКЧП полетела в Крым к Горбачеву, но поддержки, конечно, не получила. Руцкой привез президента в Москву, и тот стал вместе с Ельциным клеймить “путчистов”. ГКЧП сдался без сопротивления. Горбачев, пытаясь удержаться на плаву, обвинил во всем КПСС и призвал ее к самороспуску, а членов ГКЧП без всякого суда назвал преступниками. Но старался он напрасно: Ельцин сразу дал ему понять, кто теперь хозяин. Под его нажимом в начале сентября Съезд народных депутатов СССР объявил о самороспуске, а его председатель А. Лукьянов был арестован.

 

В августе 1991 г. начался третий этап контрреволюции.

Основным содержанием его был разгром КПСС. Указами президента России деятельность партии была сначала приостановлена, а потом запрещена, ее имущество конфисковано. Антикоммунизм стал официальной политикой Ельцина и ему подобных руководителей в других республиках, сделавших карьеру в партии, которую теперь уничтожали. Вчерашняя номенклатурная верхушка избавилась от партийного и народного контроля, перекрасившись в президентов, губернаторов и мэров. Коммунисты, не отрекшиеся от своих убеждений, повсюду подвергались травле и преследованиям. Российский премьер Силаев призвал расстрелять “путчистов” немедленно, и с некоторыми, видимо, так и поступили. После того, как известный демократ Явлинский явился арестовывать министра внутренних дел Б. Пуго, было объявлено, что министр и его жена застрелились - потом из их голов извлекли по две пули. Начальник Генштаба маршал Ахромеев почему-то не воспользовался личным оружием, а якобы повесился в своем кабинете, причем в сидячем положении, способом, известным в криминальном мире. Начальник управления делами ЦК Кручина “выбросился из окна”. Остальных пришлось все-таки отправить в тюрьму - надо же было прилично выглядеть перед “цивилизованным миром”, который вовсю праздновал победу над “империей зла”. В конце концов все арестованные по делу ГКЧП были амнистированы. Понятно, для чего понадобилась амнистия - на суде могли вскрыться факты, опровергающие официальную версию событий. Только генерал Варенников, участник парада победы 1945 г., отказался от амнистии и настоял на судебном разбирательстве; суд оправдал его, не найдя в его действиях состава преступления.

Победа “демократии” сделала процесс разрушения СССР необратимым. Уже в начале сентября Горбачев официально признал независимость Эстонии, Латвии и Литвы. Захват Ельциным реальной власти в центре поставил другие республики СССР перед выбором: либо отделение, либо подчинение “новой России”. Ельцин в своей хамской манере давал им это понять, заявляя, например: “Россия без Украины проживет, а Украина без России - нет”. Неудивительно, что на Украине, где еще полгода назад абсолютное большинство было за Союз, на новом референдуме такое же большинство проголосовало за “независимость”. Горбачев все еще пытался согласовать с президентами республик новый союзный договор и сохранить хоть тень власти. Однако, такой возможности ему не дали. 8 декабря 1991 года в заповеднике Беловежская Пуща на территории Белоруссии собрались высшие должностные лица России (Б. Ельцин), Белоруссии (С. Шушкевич) и Украины (Л. Кравчук). После банкета с обильной выпивкой они подписали декларацию о том, что Советский Союз прекращает свое существование, и соглашение о создании Союза Независимых Государств. Показательно, что об этом событии Ельцин вначале доложил президенту США Дж. Бушу и лишь затем сообщил Горбачеву.

Беловежская акция была антиконституционной. Три республики не имели полномочий распускать Союз без участия других республик, в обход союзных органов власти. Союзный договор 1922 г., который они якобы денонсировали, давно не имел юридической силы, т. к. был заменен Конституцией СССР. Ельцин и его сообщники сознавали, что нарушают закон, потому и встретились в нескольких сотнях метров от польской границы: в случае чего им было куда перебраться в ожидании помощи “цивилизованного мира”. Но тревожились они напрасно. Горбачев ничего не предпринял для пресечения беззакония. Верховные Советы республик послушно проштамповали соглашение; единственным депутатом, проголосовавшим против него, был депутат Верховного Совета Белоруссии, нынешний Президент республики А. Лукашенко.