Глава 5. Последние десять лет

Развивающаяся у нас последнее время Наука об Измененных состояниях сознания четко выводит себя из работ американцев 50—70-х годов. Работы эти нельзя считать научными, о чем говорили и сами их создатели. Это, по

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

преимуществу, отчеты о собственном опыте или наблюдения над опытами других людей. Попытки превратить это в Науку впервые были предприняты лишь в середине 70-х. Что из этого вышло?

Я являюсь подписчиком издающегося в США и Англии международного «Журнала исследований сознания» (Journal of Consciousness Studies). Журнал начал выходить с 1994 года и покрывает как раз все последнее десятилетие, отчетливо показывая все, чем были заняты американские и европейские исследователи. Готовясь к этой статье, я просмотрел всю подписку, — за последние 10 лет журнал не опубликовал ни одной статьи, прямо посвященной измененным состояниям сознания (Altered States of Consciousness — ASC). Иными словами, теории ASC больше не существуют. Очевидно, Россия опять отстала на четверть века от научной моды.

Совершенно очевидно, что отсутствие таких статей не случайность, а отражает действительное положение дел. Более того, я подозреваю, что все вошедшие в редакционную коллегию журнала люди, так или иначе, испытывали на себе средства, переводящие сознание в особые состояния. И именно это и заставило их заняться сознанием всерьез. Во всяком случае, в первом номере журнала помещено «Редакторское введение», в котором есть такие слова:

«...сейчас хорошее время для запуска "Журнала исследований сознания ", который является одним из первых исследовательских журналов, посвященных сознанию во всех его аспектах. Говоря "во всех его аспектах"мы хотим сказать, что намерены собрать дань со всех ветвей учености (scholarship), которым есть что сказать о сознании: с науки, философии, психологии, теологии, и со всех полей исследования, которые могут быть широко названы "феноменологическими ".

Последние лучше всего представлены трансперсональной и созерцательной традициями, которые фокусируются не столько на знании "о "сознании, сколько на техниках трансформации, которые считаются показывающими природу сознания более опытным путем. В течение последних тридцати или сорока лет эти традиции вызвали чрезмерный интерес на Западе, и тысячи, если не миллионы людей заявляют, что испытали озарение и измененные состояния сознания» (Редакторское Введение //Journal of Consciousness Studies, № 1, 1994, с. 4).

Однако даже такое отчетливое стремление редакторов не упустить того опыта, который был добыт отдельными исследователями в опытах над собой, не смогло пересилить основную движущую силу, вызвавшую журнал к жизни. Думаю, что ее можно распознать в самых первых строках того же самого «Редакторского введения».

«1990-е были названы "Десятилетием мозга", главным образом благодаря значительному развитию исследований мозга и технологии его сканирования, которой предначертано революционизировать наше понимание познавательных процессов.

Наша цель при запускании Журнала исследований Сознания заявить, что это также должно быть "десятилетие ума ", и указать, что эти две вещи вовсе не обязательно синонимы» (Там же).

Глава 5. Последние десять лет

Мозг и ум — Физиология и Философия. Старый спор, в котором сознание оказывается побочным эффектом того, что сделало западную цивилизацию и является ее гордостью — Ума или Разума. Исходной точкой, с которой и был «запущен» журнал, как пишут дальше редакторы, была конференция, проведенная в том же году в Таксоне (Аризона) и называвшаяся «К научному обоснованию сознания».

Там, где делается новая Наука, исследованиям одиночек очень трудно получить достойное и равноправное место, они субъективны, а значит, ненаучны. Одиночки сделали свое дело, одиночки могут уходить.

Правда, отказ обсуждать общую теорию ИСС не означает, что исчезнет и явление. Все равно приходится изучать и сон, и галлюцинации, и шаманизм. Поэтому словосочетание ИСС еще можно найти в журнале, но очень редко и глубоко упрятанным внутрь статей, что называется «о конкретных предметах».

Так в № 2 за 2003 год помещена статья Бэнни Шэнона «Галлюцинации». Статье предпосылается краткое изложение содержания. В нем сказано:

«Эта бумага исследует стандартные концептуализации понятия "галлюцинация " в свете различных необычных феноменологических паттернов, ассоциирующихся с измененными состояниями сознания, вызванными психоактивными агентами» (Shanon. Hallucination // Journal of Consciousness Studies, № 2, 2003, с 3).

Отношение американских психологов к ИСС видно в том, что объяснение галлюцинаций Шэнон предлагает искать не в теории ИСС, а в «феноменологии человеческого сознания»:

«Тщательное изучение этой феноменологии (феноменологии галлюцинаций — АШ) открывает несколько существующих различий, которые обычно не замечаются научной литературой. С одной стороны, обсуждение строится на опыте из первых рук, а с другой стороны, оно основывается на эмпирических и теоретических когнитивных исследованиях человеческого сознания» (Там же).

Как вы видите, с одной стороны, автор не испытывает никакой нужды в теории ИСС. С другой же, очевидна чисто американская зависимость не от науки, а от моды. Все разговоры о феноменологии — это как раз дань ей. Сами американцы отмечают, что последние десятилетия в Америке идет спад интереса к аналитической философии и увлечение феноменологией. Это модно и выглядит очень научно — всюду вставлять слово феноменология.

Однако в отношении сознания это словечко может сыграть с шарлатаном злую шутку. Слово «феноменология» может означать две вещи: некую особую науку, придуманную Гуссерлем (или Гегелем или кем-то еще), а может обозначать то, что собственно и значит это слово: изучение или описание явлений. Стоит нам использовать это слово в его простом значении относительно любого предмета, и мы добавляем ему научности. Но только не сознанию!

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

Сознание исходно является единственным собственником феноменов или явлений и их описаний. Хуже того, все изучение сознания начиналось с описания его явлений, иного пути просто нет. А это значит, что, заговорив о феноменологии сознания, автор либо шарлатански использовал модное словечко, чтобы показать, что он на переднем рубеже новых веяний, а сам откатился куда-то в девятнадцатый век, либо он действительно заявил, что изучение сознания застопорилось, и надо отступить к истокам и заново описать изучаемое явление, чтобы от описания прийти к определению сознания. Но тогда в статье должен прозвучать этот главный вопрос и обозначиться, что он ищет ответ на вопрос о природе сознания, а галлюцинации для него всего лишь материал, один из штрихов в портрете незнакомца.

Как вы уже догадываетесь, Шэнону дела до сознания нет. Собственно говоря, как и до измененных состояний сознания. А всевозможные упоминания онтологии, эпистемологии и феноменологии нужны только затем, чтобы была принята одна очень простая мысль, вполне достойная исходного сборника Тарта 1969 года:

«Основанием к обсуждению, которое будет вестись здесь, является то, что оно в величайшей степени основывается на опыте из первых рук, который я сам приобрел в отношении Южно-американских психотропных агентов, собранных традиционным образом в Бразилии и Перу. В действительности, видение различий и различных возможных когнитивных состояний, обозначенных ниже, не пришло бы ко мне, если бы я не имел такого опыта.

Это мое твердое убеждение, что так же как нельзя говорить о музыке, если не слышал музыку сам, так же нельзя серьезно обсуждать феноменологию так называемых измененных состояний сознания, если в действительности сам не имел необычного опыта связанного с этими состояниями» (Там же, с.6).

И далее идет длинное описание самих галлюцинаций.

Мысль, высказанная Шэноном, сама по себе очень и очень верная, хотя и не новая. И если не считать, что это высказывание — знак того, что за полвека американцы ни на шаг не ушли от первых опытов Хаксли и прочих подвижников изучения психоделиков, то она может означать лишь то, что в промежутке между началом семидесятых и девяностыми слишком много недобросовестных исследователей пытались сварганить из ИСС новую Науку. Собственно говоря, словами об этом Шэнон и завершает свое рассуждение:

«Если быть прямолинейным, то я бы осмелился сказать, что в огромной степени большинство ученых — философов, психологов и психиатров,— которые говорят о галлюцинациях, не знают, о чем они говорят, и то, что они говорят, больше отражает их концептуальные предположения в отношении предмета, чем действительно характеризует психологическую феноменологию» (Там же).

Это дает мне основание предположить, что к 2003-му году американская Наука осознала себя в самом начале пути, решив отбросить все псевдонаучные факты о природе ИСС и начать все заново с описания явлений. Если это так, то скоро должны появиться работы, задающиеся вопросом и о природе самого сознания.

Глава 6. Духовная физика

Прежде чем рассказать о попытках размышления о природе сознания, хочу сказать, что исследования измененных состояний сознания за последние годы превратились как бы в традиционные или привычные для Психологии исследования сна, восприятия времени и пространства и воздействия химических веществ на работу мозга. Более этого, в сущности, все эти исследования стараются показать свою связь с неврологией, и основная формула, под которой они идут, это: мозг и его сознание. В списке литературы я привожу те статьи, которые были посвящены в Journal of Consciousness Studies в той или иной мере ИСС.

Мое мнение таково: попытка понять их научно привела к тому, что заявлено Хаксли, Рам Дассом и их последователями. Понимание ИСС как поиска Бога тихо перешло в попытку примазаться к действительному Богу — Физиологии высшей нервной деятельности.

Однако по мере того, как теория ИСС мирно сходила на нет, шел рост другой «иной» теории сознания — физической, необходимость в которой была вызвана успехами и неудачами квантово-полевой теории. И она заслуживает особого рассказа.

Глава 6. Духовная физика

Где еще познание действительности идет быстрее и ярче, чем в физике? Физики готовы познавать все, даже гипотеза Бога их больше не пугает. Разве что самопознание еще вызывает у них привычную тошноту.

Тем не менее, время от времени физики, задумывающиеся о том, что игры в научность однажды заканчиваются у той же черты, что и у всех людей, начинают задумываться и об иной природе сознания. Мысли эти редко превращаются у них в стоящие исследования и доступны чаще всего в виде каких-то интервью или бесед. И очень редко они выливаются в самостоятельные работы. Настолько редко, что я их почти не встречал. Это значит, что они малодоступны и являются темой для более глубокого исследования, чем мое. Все-таки эта книга посвящена самому первому, так сказать, просто добываемому понятию о сознании. Тому, что можно достичь, покопавшись в собственной памяти или занявшись самообразованием по доступным источникам.

Поэтому я оставляю исследование редких прозрений для будущей книги, а здесь даю самый общий и даже поверхностный обзор того, как физики понимают сознание физически. Сразу необходимо сказать: поскольку они физики, у них действительное понятие о сознании отсутствует и смешивается с понятиями души и духа даже на бытовом уровне. Тем более они не занимались сознанием научно, поскольку это ведомство другой Науки. Думаю, именно поэтому они и боятся воплощать свои прозрения у последней черты в исследования — слишком много вложено в Науку и образ себя, как ее верного слуги и жреца, чтобы такое исследование не стало предательством, превратившись в религиозное. Редкие ученые, пошедшие на то, чтобы писать об этом прямо, должны рассматриваться героями.

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

Думаю, исходным для всей современной, условно говоря, «духовной физики» может считаться рассуждение ныне ушедшего академика Фотия Яковлевича Шипунова, записанное в 1985 году:

«Существует наука, которая называется квантовой механикой, исследующая частицу как физическую структуру и, одновременно, как волну или энергию. За пределами элементарных частиц — нейтронов, позитронов и других — материального мира уже не существует, остается лишь их волновая составляющая. Получается, что Вселенная состоит из некой субстанции, которую нельзя назвать материальной. Это духовная субстанция, имеющая волновую природу. Именно она и строит весь физический мир.

Исследования показали, что есть такие волны, которые могут мгновенно распространятся в любую точку Вселенной. Благодаря этому, любое произнесенное слово или произошедшее событие запечатлеваются в каждой точке Вселенной навсегда.

Поэтому есть Высшая Сила, которая видит мир мгновенно и моментально, благодаря таким волновым функциям» (Шипунов, с. 16).

Высшая сила есть потому, что ее открыли исследования физиков!.. Хамит Наука.

Физики у последней черты доходят до квантового или волнового понимания не только сознания или души, но даже Бога. Узнаваемо научной чертой остается в их рассуждениях только хамство, которое проскальзывает в непоследовательности рассуждений. Из того, что Вселенная состоит из «нематериальной субстанции», еще не получается, что эта субстанция духовная. Это неточное рассуждение. И из того, что волны могут мгновенно распространятся в любую точку Вселенной, не получается еще, что есть Высшая сила. Это тоже еще неточность рассуждения. А вот то, что даже у той черты, физик продолжает строить Механику мира, пусть квантовую, и из нее выводить существование Бога — это хамство.

Вчитайтесь сами, и вы почувствуете, что для настоящего исследователя может существовать предположение о Высшей Силе, как о неведомом, которое надо исследовать, исходя из его наблюдаемых проявлений. Физик же упорно стремится утвердить Механику в качестве закона, творящего и миры и Богов.

Может быть, это и так, и Боги, как и все вообще, возникают в итоге естественного развития мира, которое описывается Физикой. Но ведь речь идет не об этом, а о том, кто прав, чьи утверждения умнее и вернее — отцов или детей. И дети, состарившиеся до академиков, даже умирая, все доказывают давно ушедшим отцам, что они имели право разрушить их мир ради Науки, потому что их предположения были верны! Мир обязан развиваться естественно, а не сверхъестественно, даже если Боги существуют!

Но что при этом оказывается хамством? Простенькая такая вещь. Богу отказывается в праве высказать свое мнение об устройстве мира. Как только Бог или Высшая Сила, которую предложил Шипунов, открывает рот и говорит: Позволь и мне высказать предположение о том, как устроен мир, — детеныш зажимает уши руками, падает на спину и принимается бить пятка-

Глава 6. Духовная физика

ми об пол, визжа: Молчи! Молчи! Только не говори ничего! Мне будет неприятно, если ты опять окажешься во всем прав, а я не прав!

Хамство в том, что физик даже не допускает мысли о том, что могли быть другие предположения об устройстве мира, кроме физических. Оно в том, что нигде и никогда вы не найдете у физиков простых слов: если мы допускаем существование Бога, то давайте подумаем, а как бы он оценил наши достижения в понимании придуманного и созданного им мира... Если уж ты допускаешь существование Высшей Силы, то будь последователен и сделай допущение, что она тебя настолько умнее, насколько выше. Не лезь объяснять ни ее, ни ее дела и поступки своей теорией, предположи, что она тоже умела думать. Не наглей, сделай допущение, что Разум есть не только у ученых. Либо уж Бога нет совсем, либо он сотворил нас, а не мы его.

Однако научное хамство — это не просто внутреннее зазнайство, в гораздо большей мере это обычай, обеспечивающий выживание. Попытки физиков думать о том, что их ждет за смертью, осмеиваются и порицаются собратьями с жестокостью подростков, изгоняющих из своей среды урода. Причем, в их отзывах звучит такая ненависть, что невольно встаешь перед выбором — стоит ли ради истины ссориться с сообществом.

Так что, когда кто-то из физиков начинает говорить иначе, стоит забыть все условности его языка и попытаться просто выбрать то, что описывает мир иначе, чем академическая научная картина мира.

Тот же Шипунов делает несколько предположений. Я больше не буду разбирать непоследовательности и противоречия его утверждений. Не надо забывать, что все это записано в беседе, где он пытался говорить попроще. Итак:

«Оказалось, что волновую функцию имеет также человек, молекула, атом и так далее. Именно волновая функция — дух— управляет материальным миром, который без нее оставался бы мертвым» (Там же).

«В учебниках нет формул квантовой механики, и если бы они были опубликованы, то мир просто бы прозрел! К сожалению, так называемое «научное гестапо» не дает их опубликовать. Мы знаем лишь формулу Эйнштейна: Е^тс², которая ошибочна, потому что в ней отсутствует духовный волновой коэффициент» (Там же).

Что такое «научное гестапо», я не знаю. Возможно, имеется в виду как раз Комитет по антинауке при Академии Наук, который до сих пор действительно преследует все, что по его понятиям выпадает из рамок правильного поведения ученых. Во всяком случае, последнее время, если верить их сайту, он был занят войной с теорией лептонных полей, требуя от промышленности не брать в производство подобных разработок, поскольку лептонные поля — шарлатанство. Впрочем, его чаще называют научной инквизицией. Есть ли действительно сила, препятствующая публикации формул квантовой механики, я сомневаюсь. Но еще более сомневаюсь, что с их публикацией мир прозреет. Впрочем, мне нужно всего лишь показать, чем живут те физики, которые видят сознание физически.

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

«В подтверждение теории учеными были разработаны жидкокристаллические датчики, которые фиксируют волновые функции. Каждая такая функция — это носитель сущности, организованной куда более сложно, чем физический мир, и потому держащей его "в узде ". Интересно, что приборами можно зафиксировать как "положительные", так и "отрицательные"волновые сущности. Это говорит о том, что существует антимир, который не несет жизненного начала, а может лишь разрушать физический мир!»

«Есть такое понятие, как "бездушный человек", — пояснил Шипунов. — Приборы фиксируют, что вокруг него как бы образуется вакуум, в который внедряются электронные "матрицы"с отрицательным знаком и начинают управлять человеком. Раньше это называли вселением беса, сейчас мы фиксируем это приборами, и это действительно страшно!» (Там же).

Разговоры о том, что физики видят сознание или души какими-то полями и исследуют его своими приборами, идут самое малое с семидесятых годов прошлого века.

В 1991 году В. П. Зинченко пишет как о самом обычном явлении в сознании ученых о том, что изменилось в физике после работ Бора и Гейзенберга: «Вдохновленные этим физики строят свои квантово-волновые конструкции сознания, предполагая, что они станут основой новых эвристик в физике» (Зинченко, Миры сознания, с. 15—36).

Где эти приборы и что они в действительности видят, по-прежнему остается загадкой. Даже такое овеществленное видение окружающих человека полей, какое, казалось бы, дает кирлиановская фотография, на поверку оказывается чрезвычайно неоднозначной вещью. Хуже того, команды ученых, занимающихся этим фотографированием, постоянно обвиняют друг друга в шарлатанстве, утверждая, что настоящие кирлиановские снимки делают только они одни. В общем, нет иного такого шарлатанского поприща в мире, как иное понимание сознания физиками. Откровения мистиков оказываются гораздо более заслуживающими доверия, чем попытки ученых приспособить физику для исследования нефизического мира.

Тем не менее, я бы все-таки хотел составить себе спокойное и вызывающее доверие мнение о том, что же на сегодняшний день Наука говорит о сознании как о физическом явлении. После долгих поисков я остановился на Беседе «журналиста В. Щербакова» с академиком Влаилем Петровичем Каз-начеевым. Я предполагаю, что «журналист В. Щербаков» — это известный русский писатель и мистик Владимир Щербаков. Во всяком случае, он сумел задать Казначееву «правильные» вопросы, благодаря чему Казначеев сумел ответить на уровне, который вызывает уважение. Боюсь, что со всеми остальными публикациями ученых произошла та беда, что у них не нашлось человека, сумевшего их правильно спрашивать. Из-за этого физики говорили так, как мог их понять вопрошающий. И это сделало их прозрения смешными или сомнительными.

Глава 6. Духовная физика

Всей публикации предшествует статья главного редактора альманаха «Чудеса и приключения» Василия Захарченко, окончание которой необходимо привести:

«Могучие силы почти в каждом случае встают против. В первую очередь это схваченная застывшим цементом времени традиционность. За ней стоят авторитетные ученые с принятыми, а потому якобы неоспоримыми истинами. Однако на определенном этапе эволюции эти истины перестают быть истинами.

Они сдерживают творческую мысль тех, кто идет вслед за утвердившимися гигантами. Этот процесс не только понимают, но и принимают прогрессивные ученые. Вот замечательные слова академика В. И. Вернадского:

— Вся история науки на каждом шагу показывает, что отдельные личности были более правы в своих утверждениях, чем целые корпорации ученых или сотни и тысячи исследователей, придерживающихся господствующих взглядов» (Захарченко, с. 2).

Итак, я постараюсь в свободно текущей беседе двух мыслителей выделить последовательность рассуждений, относящихся к сознанию.

Все рассуждение Казначеева начинается с чрезвычайно верной методологической установки. По сути, это есть выполнение того самого картезианского требования изначального сомнения, которое кладется всей современной Наукой в основу правильного рассуждения:

«Надо понять, что на Земле нам действительно известна достаточно хорошо пока лишь белково-нуклеиновая форма жизни. Однако есть много работ в отечественном естествознании (чем занимается ваш покорный слуга) и в мировой литературе, указывающих на то, что белково-нуклеиновые формы жизни на Земле не единственны, и на планете Земля сосуществуют, вероятно, другие формы организации живого вещества» (Казначеев, с. 6).

Если вы приглядитесь, то станет очевидно, что настоящее научное исследование только так и может начинаться: по мере того, как мы все лучше изучаем основные формы жизни, у нас накапливаются наблюдения, говорящие о том, что эти формы не единственные. Пока эти наблюдения не объяснены, мы обязаны усомниться в том, что исходные представления Науки единственно возможные, и сделать предположения о том, как можно объяснить эти наблюдения. Естественно, объяснение любых наблюдений, не укладывающихся в правящую или общепринятую картину мира, возможно, только если создать более широкую картину. А это означает, что такое предположение исходно должно выводиться из иной картины. Это объясняет, почему до сих пор подобные исследования почти отсутствуют. Такие крошечные посылы, как одно-другое наблюдение, не укладывающиеся в научную картину мира, если взяться за их исследование, превращаются в поиск иных научных картин мира. А вот на это налетевшие на неожиданные факты ученые не готовы! Для этого надо обладать задатками творца науки, а не просто честного экспериментатора.

Основное— Море сознания— Прибрежные воды

Исследование Казначеева начинается с постановки задачи, то есть с вопроса:

«Но если на Земле и в Космосе существуют другие формы живого вещества, то кто мы такие и как мы взаимодействуем с этими формами других вариантов жизни?» (Там же).

За этим, в сущности, следует описание исходных условий исследования.

«Человек воспринимает окружающий мир — и косный, и живой. Мы с вами привыкли к тому, что мы видим, ощущаем, воспринимаем, помним окружающую нас и живую и косную природу. Однако материалы исследований показывают, что и животные, и люди в особенности, имеют еще сенсорные каналы, по которым они в более широком, более специфическом варианте — совсем особо — ощущают и воспринимают именно окружающий мир живого вещества.

Поэтому говорить, что прибор дает портрет такого мира, а мы только приборно можем снять окружающую среду, рискованно, так как даже снятие с самого прибора эквивалента восприятия, то есть его показаний, уже несет в себе противоречия, о которых говорил, к примеру, Нильс Бор. Прибор иногда грубо вмешивается в процессы, он может разрушить тонкую гармонию неведомой жизни.

Поэтому, вероятно, человек все же обладает способностью различно воспринимать косное и живое вещество— и целый ряд интуитивных мыслительных процессов, зарождение загадок и отгадок, появление прозрения или предчувствия, или ощущения не относятся к мистической, к чисто теологической компоненте. Это свойство живого вещества — по-другому, с разных сторон воспринимать окружающий— тоже живой— мир.

Но со школьной скамьи начетнический, догматический подход вбивается в голову постоянно: нас учат, что вы слышите так же, ощущаете так же, вспоминаете так же, воспринимаете так же окружающий мир — всегда и везде, то есть причины и микропричины нивелируются, выравниваются, а человек в этом отношении подобен прибору» (Там же).

Что же за явление здесь описано, если взглянуть на него, скажем, психологически? Или с точки зрения наук о человеке. А любопытнейшая вещь, точнее, шутка, которую сознание сыграло с Наукой и учеными. Я думаю, все читали об экспериментах, когда испытуемым одевали очки, переворачивающие воспринимаемое вверх ногами. И через некоторое время происходил скачок восприятия, и изображения вдруг становились обычными. Но зато потом, когда очки снимали, обычное зрение какое-то время воспринимало окружающий мир перевернутым. Пока привычное восприятие не настраивалось.

Что такое эти очки? Прибор, тот самый прибор, о котором говорит Казначеев, а до него Зинченко. Простейший из всех возможных научных приборов, которые вставляют исследователи между собой и миром. И что он делает? Он меняет восприятие. Но это не все. Он встраивается в сознание и меняет его настолько, что сознание начинает воспринимать мир с постоянным учетом этого прибора. И если долго себя к этому приучать, то снять прибор уже не удается. Ты постоянно смотришь на мир так, будто сквозь

Глава 6. Духовная физика

прибор, и видишь его не так, как видишь ты, а так, как видит прибор. Точнее, ты сквозь прибор.

Научный способ изучения мира — это приборный способ изучения, а значит, искаженный. И самое страшное, что нам заколачивают в сознание убеждение, что правильное восприятие — это то, которое соответствует приборному восприятию, — со школьной скамьи. В итоге то, что мы видим, мы видим так, как увидели бы приборы. И тем самым это видение оказывается приборно подтвержденным. Это — ценно для естественной Науки. Но это означает, что мы много теряем, и мы платим за механическую подтверж-денность видения потерей изрядной части мира. Может быть, большей.

Но для исследования Казначеева важнее другое. Если мы изучаем человека как самое доступное нам для изучения проявление живого вещества, то мы изучаем не то. Мы вообще не изучаем человека, мы изучаем встроенный в его сознание «прибор», а человек остается как раз за его границами. Вот в чем

шутка!

«У человека колоссальный опыт, но его мыслительный процесс отодвигается в сторону и как бы подмораживается» (Там же).

Из этого Казначеев делает вывод: в изучении человека надо идти иным путями, конечно, научными, по сути, но не путями научного сообщества, и не естественнонаучными. А, к примеру, теми, что предлагали русские космисты. Он поминает Федорова, Гурвича, Бауэра, Васильева, Чижевского. Но я приведу его рассуждение о Вернадском, потому что оно обрисовывает и те наблюдения, в которые не укладывается обычный научный образ мира.

«Вероятно, Вернадский был прав, когда поставил вопрос: как же идеальное, мыслительное переводит планету Земля в новую ее эволюционную фазу? Как? И только через труд, и только через взрывы, и только через техногенную деятельность — так вот прямолинейно— объяснить это нельзя.

Факты указывают на то, что человек-оператор, во-первых, может менять на расстоянии многие показатели электронных приборов. Он как бы сбивает шкалу прибора, притом издалека. У нас сейчас ведутся работы в Новосибирске по дальней связи с Норильском, Диксоном, Симферополем, идут работы с Тюменским треугольником, с американским центром во Флориде — и дальняя связь с человеком, с прибором и с оператором устанавливается достоверно и точно.

Эта связь не относится к электромагнитным волнам. Если человек или прибор помещается в хороший бункер, где естественная среда, фон внешнего поля снимается — у нас есть камеры, снижающие окружающее магнитное поле в 50 тысяч раз, — то в этих случаях дальняя связь улучшается.

Поэтому мы сталкиваемся с неизвестным явлением — взаимодействиями живого вещества на огромных расстояниях, которые присутствуют постоянно и которые, вероятно, в человеческом воспитательном плане и цикле сегодня заморожены, как бы отодвинуты в сторону самой системой образования.

Такие же связи существуют, в других только вариантах, и с окружающим нас нечеловеческим живым миром. Например, если мы выращиваем тканевые культуры человека, одни лишь клетки человека, то оператор в Новосибирске на

Основное — Море сознания— Прибрежные воды

большом расстоянии может изменять рост клеток в Москве — тормозить эти клетки или ускорять их размножение. Если эти клетки находятся в экране, защищающем от внешних полей, это не влияет на действия оператора, на результат, даже усиливает воздействие» (Там же, с. 8).

В сущности, это описание исследуемого явления. И в нем есть загадка, вопрос: какова же природа той части человека, которая осталась за рамками встроенных в наше сознание приборов. Значит, это вопрос о сознании, о его действительной природе. Первое предположение Казначеев делает от лица физики, оно узнаваемо:

«Таким образом, живое вещество связано, вероятно, с известными слабыми нейтринными и другими полями, но кроме этих полей, как говорил Бор, существуют еще другие формы, которые квантуются и которые мы еще не знаем» (Там же).

Это хорошее предположение, потому что оно говорит очень простую, но необходимую для исследования вещь: перед нами непознанное явление. Если этого не сказать, появляется позыв отмахнуться от наблюдений или применить ко всему готовый образец для объяснения. В сущности, встроить себе прибор, который позволит не видеть то, что неугодно. Сказав, что перед нами неведомое, мы обязаны применить к нему исследовательский метод в полном объеме. И если нам и дано получить ответ и найти истину, то только если мы ее ищем, применяя все имеющиеся у нас возможности поиска.

Казначеев указывает путь: сначала мы отсекаем то, что хорошо изучено. К примеру, мы уже выяснили, что это не электромагнитные поля. Тогда мы переходим к тому, что современная физика уже знает, но хуже — к слабым полям, например, нейтринным или другим. Каким другим?

Это слово-затычка, необходимое лишь для того, чтобы физики ощущали, что это исследование им доступно. Ведь по существу, это могут быть совсем и не поля, а нечто другое. Например, дух. Но Физика все, помимо вещества, раньше называла энергией, а сейчас полями. Так ей удобнее, хотя она и не знает, что такое поле. Поле — это не вещество, вот единственное бесспорное определение этого понятия. Пусть будет поле. Хотя можно сказать: нечто. Любое имя для неведомого позволяет строить гипотезы.

«В клетках живого вещества сосуществует с ним вторая форма жизни, и она, эта форма, полевая, это поле и его взаимодействие с белково-нуклеиновым каркасом пока непонятно и загадочно, и это, быть может, естественно — так, еще недавно мы не знали о микробах (до Левенгука), еще недавно мы не знали о вирусах, которые сама очевидность, совсем недавно открыт новый класс живого вещества — преоны, очень мелкие структуры, которые напоминают вирусы, и вот, наконец, выявляется самостоятельная форма жизни — полевая» (там же).

Ну, пусть будет полевая. Духовная — ведь это тоже лишь слово, лишь имя для неведомого. Но как бы мы ни называли это для удобства исследования, забывать о духовном нельзя, потому что его народ изучал много тысячелетий, и в его памяти могут храниться подсказки.

Глава 6. Духовная физика

«Хочу, чтобы вы и читатели меня правильно поняли: характер и даже свойства этого поля, по сути своей живого, еще не ясны. Это и есть, если угодно, параллельная форма жизни, ранее, возможно, известная лишь по мифам» (Там же).

Я не буду сейчас заниматься этим намеком Казначеева, потому что он уведет меня в разговор о душе. Скажу только, что Казначеев не одинок, и среди физиков есть такие, которые достаточно глубоко разрабатывали идею о параллельных нам формах жизни. Об исследовании Бориса Искакова я еще буду рассказывать. Что же касается Казначеева, то я опущу остальную часть его рассуждений, и покажу лишь то, как такое видение предмета исследования связывается им с сознанием. Связь эта выстраивается у Казначеева через, ну, очень научное понятие «квантования», которое все-таки можно понять, когда в конце высказывания появляется слово «образ».

«Пример: московская группа ученых во главе с Горяевым показала, что информацию или сущность живого вещества можно транслировать, перенести из одной клетки или группы клеток на большое, практически неограниченное расстояние. Были использованы оплодотворенные клетки шпорцевой лягушки, и это клетки в культуре, когда еще нет развития специфики эмбриона — до этого этапа. Они просто выращиваются и, как показали эксперименты, гибнут. Они не могут дифференцироваться в культуре, если выращены разрозненно, не входя в эмбрион.

Стоит взять специальный прибор и головастика лягушки, где уже клетки специфически дифференцированы в составе организма — и эта информация, сущность дифференцировки может быть передана на культуру шпорцевой лягушки на расстояние 1—2 метра и, вероятно, больше.

Значит, живое квантуется, его сущность можно выделить, накопить и можно передавать. <...>

Молчащее, так называемое нуклеиновое вещество хромосом, постоянно функционирует и организует голографический фильм, и на основе этого фильма те локусы, те биохимические конструкции, которые синхронны и соответствуют этому текущему полевому проекту, включаются, и мы наблюдаем в клетках биохимический процесс синтеза, встраивания белковых молекул друг в друга, образования сложных ферментативных, мембранных конструкций и так далее.

То есть живое вещество сначала проектирует себя в виде голографичес-кого полевого образа и на основании именно этого образа строит свое конкретное, уже земное биохимическое тело» (Там же, с. 8).

От этого, как вы понимаете, остается лишь один шаг до сознания: «Итак, живое вещество неоднородно, на Земле сопутствуют, сочетаются многие его формы, это проблема века. Как же это сочетание выражается