Глава 2. Истоки материализма. Антицерковный материализм XVIII В. Ламетри

Собственно материализм является красивым и полноправным способом познания действительности. В сущности, он совершенно невозможен без идеализма, как и наоборот, по одной простейшей причине. Как только ты

Глава 2. Истоки материализма. Антицерковный материализм XVIII в.

ставишь перед собой вопрос: я хочу узнать, как устроен мир, какова действительность? — ты понимаешь, что не знаешь ответа. И хуже того, задавшись этим вопросом, ты этот ответ не получаешь. На этом рубеже действо кончается, и никто не придет и не объяснит. Ты должен искать ответы сам. Вот это и есть общий корень обоих измов.

Вглядитесь сами: как только ты осознаешь необходимость искать ответы, ты задаешь себе вопрос: а как их искать? И единственный ответ, который приходит: наблюдая, строя предположения на основе наблюдений и проверяя свои предположения собственными действиями. В действительности, возможно, этот способ и не единственный, но речь шла не о способе, а об ответе, который ты хотел получить, впервые задавшись таким вопросом.

Там, в самом начале пути, приходится пользоваться тем, что есть, а есть то, что было воспринято в этой жизни. Оно заполняет все мое сознание бесконечными образами, которые складываются в знания и жизненный опыт. И все эти знания и опыт говорят мне: любое живое существо, даже самое простейшее, налетев на препятствия, замирает, а потом начинает делать попытки его преодолеть. Но в этот миг замирания, оно, очевидно, изучает препятствие и создает его предположительный образ, а потом пытается преодолеть в соответствии со своими предположениями. И если преодолеть не удается, оно опять замирает и изучает препятствие, достраивая образ, и так до тех пор, пока задача не будет решена или существо не погибнет.

И уж точно так делал я сам и все, у кого я мог об этом спросить. И вот идеалист говорит себе: наблюдаемые мною явления удается объяснить, лишь предположив, что за ними стоят некие идеальные существа огромной мощи, которые и обеспечивают возможность нашему миру быть таким, каков он есть.

Материалист же говорит себе: возможно, что мир таков, каким он видится идеалистам, но если предположить, что он объясняется из самого себя без идеальных сущностей, то не найду ли я этому подтверждение в жизни?

Но единая исходная точка — это еще не все, что делает материализм и идеализм единым способом познания мира. О ней материалисты и идеалисты иногда вспоминают или догадываются. Но вот что совершенно забывается ими в пылу борьбы, так это конечная точка, или вопрос: и что?

Представьте себе, что однажды будет окончательно доказано, что прав материализм. Что тогда должен сказать и сделать идеалист? А что скажет себе материалист, когда Бог вдруг явится ему — что, кстати, и бывало со многими из ученых в виде озарений, менявших их жизнь. Должен он сказать себе, что проиграл и жизнь прошла зря? Или же он должен сказать: и что?

И что из этого следует? Не то ли, что путем упорных совместных усилий мы нашли истину и теперь знаем, как устроен мир. И опять: и что? Ну, знаем мы, как устроен мир, и что? Что делать-то с этим? Битва завершена, мы победили, зачем? Ради чего все это?

Очевидно, что этот вопрос так сложен для человека разумного в начале его поиска, что он не в силах на него ответить. Но он почему-то и не в силах сказать себе: к тому времени, когда я дойду до завершения поиска, мои способности так разовьются, что я сумею начать исследовать открывшееся

Основное— Море сознания— Слои философии — Слой 5

мне, как новый вопрос, и сделаю из него задачу, которая мне будет по силам. Человек не может жить в спокойном доверии в себе, и он, словно сдавая какой-то школьный экзамен, стремится поспешно показать, что в состоянии решить любые задачи, которые ему попадутся на глаза, прямо сейчас, прямо детскими мозгами.

И вот идеалист решает окончательный вопрос, заранее отдавая себя в руки тех самых высших сил, о существовании которых только предположил, и тем самым перекладывает с себя на них не только доверие, но и ответственность.

А материалист сбегает от таких вопросов в политическую демагогию, заявляя, что конечные вопросы не важны, а поскольку никаких Богов нет, то надо позаботиться о земной жизни и перестроить общество, изменив способ существования людей.

Погодите! Но разве уже доказано, что Богов нет? Это же еще только предположение! И разве доказано, что они есть? Даже если это доказано для кого-то, это еще не доказано для меня лично. Почему же мы все бросились врассыпную, будто из пещеры, в которую мы всего лишь покидали камнями, действительно кто-то вышел? Или, наоборот, в пещеру, где мы сидим и смотрим на тени на стене, кто-то вошел и сказал: Ай-я-яй!

Вавилонская башня Библии — это Наука. Именно с ее появлением утерялся единый язык, и мы разошлись, разбежались на все четыре стороны.

Материализм, до тех пор, пока он не превращается в политическую партию перестройщиков общества и врагов идеализма, — прекрасная философия. Более того, обязательно необходимая часть философии. Без него поиск истины будет многократно медленнее. И до тех пор, пока материализм ищет, я материалист. Худо становится лишь тогда, когда материализм начинает вещать, закидывая готовыми ответами. Но это уже и не материализм, а, к примеру, политический Материализм.

Политический Материализм — это партия или сообщество людей, которые используют материализм для захвата власти в мире. Помешать им нельзя, да и не стоит. Ведь это означало бы потерю собственной цели — поиска истины или познания действительности. Но ведь и они не в силах помешать мне, когда я верен своей цели. Мне достаточно распознать в том, что читаю, наслоения политических или общественных интересов, и я свободен. Вот и весь прием очищения. А в мое общение с истиной никто вмешаться не может, как и в общение со смертью. Оно слишком личное.

Начать рассказ о материализме XIX века необходимо с его истоков. Но я сделаю это кратко и ограничусь лишь XVIII веком, и приведу в качестве примера лишь одно небольшое, но показательное рассуждение Ламетри. Говорить подробнее о материалистах XVIII века есть смысл лишь при рассказе о поисках души. Сознание как таковое еще слишком мало их занимало. Поэтому я возьму у Ламетри лишь пример того, как мог рассуждать материализм, когда он не воевал с религией или идеализмом, а просто искал ответы, сделав предположение, что все объяснения явлений природы можно

Глава 2. Истоки материализма. Антицерковный материализм XVIII в.

обнаружить в ней самой. Но это показательный пример, потому что в нем видна та игра, которую ведет Материализм.

«Итак, рассмотрим добросовестно и беспристрастно, что могут открыть нам наши чувства в отношении материи, сущности тел, в особенности организованных, но будем видеть только то, что есть в действительности, и не будем прибегать к вымыслам» (Ламетри, Traite de L'ame // Деборин, с. 50).

Вот сущность материализма XVIII века, как бы его манифест. Какой? Чтобы понять, надо выделить последнее требование — не прибегать к вымыслам. Это скрытая боль думающих людей той эпохи, которая на деле часто оказывалась главным содержанием их материалистической политики — разоблачением вымыслов Церкви. С точки зрения чистоты рассуждения — это отрицательное требование в созидательной и красивой программе. Впрочем, оно вполне допустимо, если принять его для себя, то есть как поставленное себе самому условие чистоты рассуждений и недопущения ничего, что не соответствовало бы требованиям беспристрастности в оценке воспринятого. Но оно не для себя, это и есть игра.

Ламетри писал это в 1750 году во Франции, где в то время правило картезианство. Картезианство устами Декарта заявило, что единственным бесспорным качеством материи является протяженность. Картезианцы иногда говорили о ней как о плотной протяженности. Все это накладывалось на идущее еще от Аристотеля древнегреческое представление, которое, наверное, было народным, что вещество не обладает способностью к движению и жизни. Они должны вноситься в него извне. И то, что вносит жизнь и движение в вещество, является душой.

Поэтому для материалистов XVIII века попытка увидеть движущее начало, как естественно присущее веществу или материи, неожиданно превратилась в уничтожение понятия души, по крайней мере, такого, как оно существовало у верующих людей. Это могло привести к вполне естественному выводу: мы не знаем, что такое душа и есть ли она вообще, но беспристрастное рассмотрение свойств материи показывает, что источник движения можно найти в ней самой, а значит, прежнее понимание души в этом отношении не соответствует действительности.

К стыду материалистов, надо признать, что как только естествознание обнаружило первые признаки того, что можно было посчитать внутренним источником движения, они бросились воевать с Религией и растравливать души людей на свержение существующего порядка.

Что именно изменилось в понимании материи ко времени Ламетри?

«Все философы, внимательно изучающие природу материи, рассматриваемой как таковая, независимо от всех форм, образующих тела, открыли в ней различные свойства, вытекающие из абсолютно неизвестной сущности. Таковы:

во-первых, способность принимать различные формы, появляющиеся в самой материи, благодаря которым материя может приобретать двигательную силу и способность чувствовать;

во-вторых, существующую протяженность, принимаемую ими за атрибут (свойство), а не за сущность материи» (Там же, с. 51).

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 5

Очевидно, что Картезианское понимание материи как протяженной субстанции теперь становится наименее значимой чертой. Главным оказывается способность принимать формы. Не знаю, перевод тут неудачен, или Ламетри выбрал неудачное слово для обозначения того, что видел, но эти «формы» — вовсе не формы в современном понимании. К счастью, чуть позже он сам пояснит, что имеет в виду.

«Но части этой субстанции, принимающие различные формы, не могут сами давать их себе; их дают им всегда другие части этой же субстанции, уже облаченной в эти формы. Итак, действие этих частей, воздействующих одни на другие, порождает формы, посредством которых движущая сила тел становится действительно активной.

По моему мнению, формы, производящие другие формы, можно, по примеру древних, свести к холоду и теплоте; так как действительно эти два общих активных свойства, по-видимому, вызвали на свет все тела в подлунном мире» (Там же, с.57).

И что же это значит? А то, что, глядя на живое, что движется, — например, на себя,— мы можем предположить, что оно движется, потому что его понуждает к этому живая душа, а можем предположить и то, что причина совсем иная, но ее очень сложно рассмотреть. Источник движения на самом нижнем уровне может быть связан с той же теплотой, но мы этого не можем рассмотреть, потому что мы сами или наблюдаемые живые существа очень сложны, а в последовательности усложнений, которую можно видеть как череду жизненных форм, первопричины прячутся за проявлениями, которые единственные и доступными прямому наблюдению.

«Древние справедливо замечали, что эта движущая сила действует в субстанции тел лишь тогда, когда эта последняя облечена в определенные формы. Они наблюдали вместе с тем, что все вызываемые ею различные движения подчинены и управляются этими различными формами. Поэтому формы, посредством которых субстанция тел может не только двигаться, но двигаться различно, были названы материальными формами» (Там же, с. 56).

Не знаю, насколько ценно для материалистов это понятие «материальных форм», но из этого рассуждения очевидно, что именно многочисленные формы, сквозь которые проявляется источник движения, и мешают нам его рассмотреть. Мы не видим самого движения, мы все время видим то, что движется. Если отбросить все эти внешние одежки, в которые оно рядится, то мы увидим Движение само по себе! Можем увидеть, хотя Материализм не допускает такой возможности, считая, что движение и материя неотделимы друг от друга, и движение есть лишь свойство материи. Ламетри не гнушается привести доказательство этого даже от лица теологии, попутно поддев «христианских схоластиков»:

«Они могли бы обратить внимание на то, что сам бог сказал, что он "запечатлел активное начало в элементах материи " (Книга Бытия I, Исайя, LXVI)» (Там же, с. 58).

Это очень важное заявление. Здесь проговорился материалист-политик. Ведь, в сущности, он говорит этими словами теологам: не ходите за эту

Глава 2. Истоки материализма. Антицерковный материализм XVIII в.

черту, это требование вашей же веры. Тем самым он превращает это требование и в часть веры Материализма, полностью противоречащее понятиям науки как поиска истины. Наш советский Диалектический материализм определенно травил тех, кто не понимал «диалектику формы и содержания». Попытаться оторвать форму или движение от вещества или материи, которым они принадлежат, было бы верхом неосторожности. Ленин и Энгельс не преминули бы заклеймить такого отступника последними словами как не понимающего сущности правильного Материализма. Ну, а их товарищи сделали бы из этого организационные выводы. Почему?

А что будет, если посчитать, что форма может быть снята с материи, которая ее имеет? Думаете, тогда материю можно будет рассмотреть как таковую? Да, но не только. Тогда и форма обретает самостоятельное существование. А с ней и идеализм. А что будет, если снять все формы и увидеть САМО Движение? Тогда можно допустить кощунственное предположение, а не скрывается ли за Движением, как движение за теплом, а тепло за телами, нечто, что движет? Источник!..

Ладно, это только предположения. Меня же интересует сознание. Ламет-ри в этой работе не говорит о сознании, но у него есть рассуждения, на которых Материализм XIX века основывал свое понимание сознания. Он говорит о нем как о способности чувствовать. Не буду заниматься его разборками с картезианством, которое пыталось доказать, что у животных нет души. В сущности, материалисты делают то же самое, заменяя душу способностью чувствовать. Но, доказывая, что эта способность есть у всех живых существ, они тем самым протягивают линию развития чувствительности до самых глубин вещества, пытаясь доказать, что чувствительность — это естественное свойство материи.

«Опыт доказывает нам существование одинаковой способности чувствовать как у животных, так и у людей. <... >

Надо, однако, с такой же откровенностью признать, что нам неизвестно, обладает ли материя сама по себе непосредственной способностью чувствовать или же только способностью приобретать ее посредством модификаций или принимаемых ею форм, ибо несомненно, что эта способность обнаруживается только в организованных телах» (Там же, с. 58—59).

В высокоорганизованных белковых телах, — стала говорить выросшая из этого утверждения Физиология, принявшая задачу доказать, что чувствительность есть свойство материи, как программу действия. Все учебники Физиологии начинаются с рассуждений о том, где там кончается простейшее реагирование и начинается чувствительность, а кончаются попытками объяснить, как из чувствительности рождается сознание.

Это верный подход, как я думаю. Чтобы найти истину, предположение надо отбросить в любом случае. Оно или неверно или исчерпало себя, приведя к ответу. К сожалению, ответа еще нет, но и сказать, что материализм не верен как предположение, тоже не получается. Вероятно, ему придется признать, что образ препятствия был создан им недостаточно точно, постоять, подумать, сделать новые допущения и попробовать еще раз.

Основное— Море сознания— Слои философии — Слой 5

Но это означает, что Материализму придется немножко измениться, как, впрочем, он и делал уже не раз. И он, и Идеализм. Собственно говоря, и антицерковный Материализм французских материалистов XVIII века — первый откровенно политический Материализм, приведший к революции, — был изменением механического Материализма века семнадцатого. А тому предшествовали разные материализмы вплоть до древнегреческого. Из Материализма политического вырастает Материализм середины XIX века, который получил название Вульгарного. Из борьбы с вульгарным Материализмом рождается Материализм Диалектический.

В сумме это и был Материализм молодой части философского сообщества, задумавшего превратить философию в Науку.