Речь в защиту К. Алиева. Необходимая оборона

Краткое содержание дела

Студент второго курса высшего учебного заведения девятнадцатилетний Казамбий Алиев обвинялся в том, что «около 20 часов 1 октября 1955 г. из хулиганских побуждений возле дома №6 по ул. Горького нанес два ножевых ранения гр-ну Сударикову, причинив последнему тяжкие телесные повреждения, т. е. в преступлении, предусмотренном ч. I ст. 142 УК РСФСР».

31 января 1955 г. народным судом Свердловского района Москвы Алиев был осужден по ч. 1 ст. 142 УК РСФСР к 3 годам лишения свободы.

14 августа 1956 г. Верховный Суд РСФСР, рассмотрев дело в порядке надзора, снизил наказание до 1 года лишения свободы.

 

Товарищи судьи!

Только что закончил прокурор свою хорошую, близкую по форме к художественной, яркую, образную речь, и я нахожусь под впечатлением услышанного.

Его слова еще звучат в этом зале...

Ну, что ж! Тем лучше...

Пока еще не поблекли слова, не потускнели краски, нам легче всмотреться в нарисованную им картину событий.

Посмотрите: все, по словам прокурора, необыкновенно просто.

В 9 часов вечера на многолюдной улице Горького две группы ребят поспорили между собой. Один из них, Судариков,- толкнул рукой студента Алиева и дважды им раненный склоняется на грудь своего друга Волгина. В руке Алиева нож, по лезвию которого стекает кровь.

Ясности содержания картины, нарисованной прокурором, соответствует мастерство ее художественного исполнения.

И, кажется, никто не откажет в сострадании раненому Сударикову, ни у кого не вызовет сочувствия ранивший его Алиев, которого я защищаю.

Такова сила воздействия на слушателя речи оратора, искусству которого я отдаю должное.

Оратор достиг своей цели.

Но достигнута ли цель судебного процесса?

Ведь судебная речь хотя и близка к произведениям искусства, но занимает свое собственное самостоятельное место среди творений человеческого вдохновения, имеет свое специальное назначение, свои специфические цели, требующие от нее раскрытия реальной объективной правды, отражающей конкретные события, освобожденной от искусственного домысла, вольных и невольных искажений...

«Факты - это воздух ученого», - говорит наш великий ученый Павлов.

Этот тезис имеет еще более специальное значение для вас, судебных работников, для которых не все, а только факты, исследованные и проверенные в судебной лаборатории, могут служить материалом для судебной речи.

Только факты, исследованные и проверенные...

С этой точки зрения картина, нарисованная прокурором, от начала до конца неверна.

Дело идет не о двух группах ребят и не о возникшем между ними споре, и не о том, что Судариков толкнул рукой Алиева, а о компании четырех взрослых пьяных людей, об их дерзком во главе с Судариковым нападении на трех молодых гулявших по улице студентов, о грубом насилии Сударикова над Власенко и Алиевым, о самозащите Алиева и о маленьком перочинном ножике, который, как вещественное доказательство, нашел себе место в маленьком, обычного формата почтовом конверте, пришитом к листам этого дела.

Я не художник.

Я хотел бы скромно противопоставить прокурору только знание дела и представить факты в их действительном свете, в соответствии с реальными, объективными обстоятельствами, нашедшими отражение в судебном процессе.

Трех студентов московских вузов - Алиева, Власенко, Адамова связывала крепкая дружба, возникшая еще в детстве, в далекой столице Дагестана, где они вместе выросли.

Все они направлены Советом Министров Дагестана в Москву учиться с тем, чтобы, вернувшись, помочь своей республике расти и развиваться. Любви, вниманию, гостеприимству Москвы отдала своих сынов маленькая наша республика.

Вдали от близких дружба земляков крепче. Они часто встречались. Встретились и в субботу вечером первого октября, когда все три друга вышли погулять по шумной, веселой улице Горького.

О чем думали эти три студента, из которых самому старшему Алиеву еще не исполнилось 19 лет?

О далеком ли родном городе Махачкала и о море, которое его омывает, о девушках ли, которых они оставили там, в Дагестане, или узнали в Москве, о только что прошедшем футбольном матче, о красивых ли вещах в широких витринах магазинов или, может быть, о постижимых и непостижимых науках...

Кто из нас, взрослых, знает, о чем думают в часы отдыха наши дети?

Но зато мы теперь хорошо знаем, что задумали шедшие за ними четверо других - неизвестные им, не твердо державшиеся на ногах, значительно более взрослые, чем они, люди: Судариков, Волгин, Лемешко, Шилякин. Все они перед тем, как выйти на прогулку, пили водку на квартире у Сударикова.

Об этом забыть нельзя, потому что водка, несомненно, сыграла немаловажную роль в поведении этих четверых.

Все они были пьяны. Никто из них этого не отрицает.

Прокурор об этом умолчал, и образы их оказались искаженными.

Всю компанию пьяных людей, во главе которых был не имеющий определенных занятий 25-летний Судариков, прокурор деликатно называет «группой ребят», понимая, конечно, что если все они - «ребята, то каждый из них «ребенок», и, видимо, серьезно полагая, что эти ребята, выпивая водку, закусывают детской мукой «Нестле».

«Дети» приступают к выполнению задуманного плана. Они прибегают к обычному, излюбленному специалистами в этой области, я сказал бы трафаретному, стратегическому приему - окружения жертвы.

Судариков остается за спиной трех студентов, остальные его друзья их обгоняют.

Одно то, что компания пьяных прибегла к этому испытанному приему хулиганов, свидетельствует, что здесь не новички в подобных делах.

Эта характерная деталь, к сожалению, также проходит мимо внимания прокурора. И это понятно, она нарушила бы цельность, перспективу нарисованной им картины, где пьяные хулиганы изображены неопытными ребятами.

План продолжает осуществляться.

Начинается бой разведкой.

Судариков, по его собственным словам, «вызывающе» обращается к Казамбию Алиеву: «Ты что смотришь на меня».

Неизвестно, что ответил не смотревший на него и недоумевающий Алиев, но совершенно точно показаниями всех устанавливается, что к этому моменту «стратегическая» операция полностью закончена: трое пьяных, обогнавшие студентов, к ним возвращаются и вместе с Судариковым окружают их. Податься некуда, круг замкнут.

«Шалости ребят» продолжаются. «Нас окружили четверо пьяных и стали дымить нам в глаза», - рассказывает следователю студент Власенко.

«Да, мы четверо окружили трех студентов, - не скрывает Судариков, - стали дымить им в глаза, тянуть за плащи в переулок, чтобы «там поговорить с ними», они не хотели, не шли, сопротивлялись».

Так вот о каком споре двух «групп ребят» говорил прокурор: пьяные дымили в глаза, студенты спорили, не хотели этого, четверо пьяных тянули трех студентов е переулок, чтоб там проще с ними расправиться, а те спорят, не хотят... Подумайте, какие спорщики!

Как видите, товарищи судьи, спор весьма своеобразный. О дыме в глаза, к сожалению, забыл нам сказать прокурор. А жаль, ведь от этого картина, им нарисованная, не совсем правдива. Не так ли, товарищи судьи? «Баловство» пьяных продолжается. Как рассказывает сам Судариков, он кого-то сильно ударил. Теперь мы знаем, что этот кто-то - студент Власенко, который еще следователю показывал, что именно его ударил Судариков.

Бедный, несообразительный Власенко не понял, что это просто спор между двумя группами ребят и, представьте, не желая спорить, убежал, за ним сразу бросился в сторону и студент Адамов, которого тоже, по-видимому, не удовлетворяла манера Сударикова и его товарищей высказывать свое мнение по спорным вопросам.

Они убежали.

Прокурор упрекнул этих двух юношей, не выполнивших, по его мнению, свой моральный долг и оставивших своего друга в беде, без помощи.

Но ведь если бы они остались и помогли ему, прокурор, отказавший Алиеву в праве на необходимую оборону и утверждавший, что Алиев совершил преступление, привлек бы и его друзей за соучастие с ним, как мог бы это сделать в отношении каждого человека, бросившегося на помощь избиваемому.

Не этим ли следует объяснить, что проходившие по улице Горького люди не вмешались, не остановили грубого нападения. Ведь ни один человек не пришел на помощь, чтобы разнять «спорящих», как сказал бы прокурор, чтоб унять пьяных хулиганов, как сказал бы я, чтоб помочь избиваемому.

Да ведь это же невероятно. Это нельзя сочетать с представлением о нашей культуре, о достоинстве советского человека, о его моральном облике.

Почему они «прошли мимо»? Чем объяснить это?

В последнее время в нашей общей и специальной печати обсуждается вопрос о праве граждан на оборону от преступников и одновременно о тех, кто «проходит мимо» творящихся на их глазах преступлений.

Профессор Евлахов на страницах «Социалистической законности» с тревогой спрашивает: «Что же получается? Хулиган, совершивший нападение, остается на свободе, а жертва его в тюрьме. Отсюда естественный вывод: кто и где будет настолько смел, чтобы защищать имеющимися у него в данный момент средствами обороны жертву хулиганской расправы, если и самой-то жертве нельзя защищаться без риска попасть на несколько лет в тюрьму».

Друзья покинули Алиева.

Никто не пришел на помощь.

19-летний Алиев один.

А Судариков не унимался... «Я первый толкнул и сильно ударил Алиева в лицо», - рассказывает он.

Круг не только сомкнулся, но и сжался, прорыв невозможен.

Алиев, окруженный пьяными хулиганами, видевший насилие над своим товарищем Власенко, не имеющий возможности убежать, если бы и хотел, одинокий, без помощи, подвергающийся грубым оскорблениям, нестерпимому издевательству, физическому насилию, на один момент застывает в страхе... Он не знает и не может знать, когда и чем кончится наглое, все возрастающее насилие.

За ударом в лицо может последовать удар в зубы, в глаз, в голову, в сердце...

Да как же ему отбиться, может быть, спасти жизнь?

Что же, погибать в самом деле?

Надо обороняться.

Но чем? Кулаком? Против четырех?

Только лицемер мог бы ему это посоветовать. И здесь быстрая, внезапная, как молния, мысль...

Ведь в кармане ножик, тот самый ножик, помните, которым он сегодня открыл неисправный замок двери в студенческом общежитии и который он засунул в карман...

Другого средства самозащиты нет.

Перочинный ножик - не оружие, но им можно, нет, должно защищать свое достоинство, свою личность, а может быть и жизнь.

Нападение отбито.

Бедный Казамбий Алиев!

Он сопротивлялся Сударикову и его сообщникам, чтобы охранить свое достоинство, свою личность, а теперь он защищается от обвинения, которое также угрожает его достоинству, его личности, угрожает лишить его свободы, обвинения, которое предъявляется действующим от имени государства прокурором, которому Алиев может противопоставить только свои 19 лет и правдивый рассказ о неотвратимых обстоятельствах постигшего его несчастья...

Обстоятельства эти известны. Факты встали перед вами такими, какими они были в действительности.

Теперь надо раскрыть их правовое содержание, их правовое значение, чтобы разрешить вопрос, прав ли прокурор, предлагающий осудить оборонявшегося от нападения Алиева.

Справедливо ли требование прокурора, соответствует ли оно закону и воплощенной в нем нашей морали?

Вам, товарищи судьи, придется на это ответить.

Поведение Сударикова и его сообщников на улице Горького есть не что иное, как дерзкое, циничное хулиганство, преступление против порядка управления, направленное в этом случае непосредственно против Алиева.

Если бы наше государство запретило гражданам обороняться против незаконных посягательств, оно поставило бы обидчика в лучшее положение, чем его жертву, оно облегчило бы совершение преступлений.

Алиев, находясь в состоянии необходимой обороны, имел право, должен и вынужден был защищаться.

Но, может быть, Алиеву следовало скрестить руки и сдаться, как говорится, «на милость победителя», пойти по лицемерному, противному нашим разуму и совести пути непротивления злу?

Или, может быть, Алиеву следовало бежать, как об этом упомянул прокурор, ограничивая его, таким образом, в использовании предоставленного ему законом права обороняться.

Товарищ прокурор не замечает, что это противоречит самому праву необходимой обороны как институту глубоко правомерному, противоречит заложенной в нем идее неприкосновенности человеческой личности, нашему правосознанию, нашей морали.

Нет, с этим положением прокурора согласиться нельзя.

Ни скрестить руки, ни бежать!

Нет.

Велика честь быть гражданином Советского государства, членом советского общества.

Наш гражданин - часть нашего государства, часть нашего общества: защищая себя, свою честь, свое достоинство, он одновременно защищает честь и достоинство своего государства, своего общества, охраняя социалистическое государство и установленный в нем правопорядок от общественно опасных действий.

Предоставляя в интересах охраны установленного в нашем государстве правопорядка право необходимой обороны, наше общество заинтересовано в том, чтобы советский гражданин не был пассивным наблюдателем противозаконного нападения, а использовал свое право для надлежащей активной, мужественной, решительной обороны против преступления.

Нашей стране нужны люди, не убегающие в момент опасности, а люди, стойко, энергично сопротивляющиеся преступлению, умеющие в любых условиях защищать свою Родину, себя, своих друзей. Обороняясь от преступления, советский человек не только использует свое право, но и выполняет свой долг перед государством и обществом.

Именно таких людей воспитывает наша страна...

Такова наша мораль и таков смысл ст. 13 Уголовного кодекса, в соответствии с которой наказание вовсе не применяется к лицам, совершившим действия, предусмотренные уголовными законами, если эти действия совершены ими в состоянии необходимой обороны против посягательства на Советскую власть либо на личность и права обороняющегося или другого лица.

Алиев стойко, решительно, в полной мере использовал свое право необходимой обороны и одновременно мужественно выполнил свой долг перед государством и обществом.

Однако не превысил ли он пределы необходимой обороны?

Само собой разумеется, общество заинтересовано в том, чтобы никто не злоупотреблял правом на самооборону.

Наше право считает превышением пределов необходимой обороны, если она была несвоевременной, т.е. если она началась до начала реальной опасности или после того, как вред нанесен и в дальнейшем уже не угрожает.

Нельзя не вспомнить слова воинского устава Петра I: никто «Не должен есть от соперника себе первого удара ожидать, ибо через такой первый удар может так учиниться, что и противиться весьма забудет».

Алиев начал оборону своевременно.

Было бы превышением пределов необходимой обороны, если бы в распоряжении Алиева были иные средства защиты, которыми он имел бы возможность предотвратить дальнейшее нападение, а он предпочел бы более опасный перочинный нож.

Однако других средств самозащиты у него не имелось, и он вынужден был защищаться теми средствами, которыми он в этот момент располагал.

Превышение необходимой обороны будет, конечно, и в том случае, если имеется несоответствие между охраняемым благом и благом, которому нанесен вред обороняющимся.

Нельзя допустить, чтобы обороняющийся от кражи яблок из корзины пускал в ход нож или револьвер.

Должно защищать все блага и защищаться от всяких посягательств, но когда сталкивается маловажный несерьезный ущерб для одного и такой тяжкий вред для другого, как лишение жизни или расстройство здоровья, то нельзя признать допустимым, чтобы люди калечились или убивались ради защиты от пустякового, незначительного вреда, наносимого малоценному благу.

Если общество наше не должно развивать в гражданах пассивное отношение к защите своего права и тем облегчать торжество неправде, то оно должно, с другой стороны, внушать гражданам крайне бережное отношение к особенно ценным для всех людей благам жизни и здоровью, позволяя наносить им вред лишь в серьезных, важных случаях.

Эта этическая норма нашла свое выражение в нашем законе и судебной практике.

Однако Алиев защищал не яблоки в корзине, не малоценное благо, а свою физическую неприкосновенность, свою личность, здоровье, а может быть и жизнь. Причинение им вреда личности, здоровью нападавшего не является несоответствующим благу, которое Алиев охранял.

Нет, Алиев не нарушил пределов необходимой обороны.

К счастью, фактически интенсивная, энергичная оборона Алиева не повлекла за собой каких-либо тяжелых для Сударикова последствий, упомянутых в ч. 1 ст. 142 УК.

Судариков заявил суду, что после выхода из больницы он чувствует себя здоровым, нанесенные ему раны не повлекли никаких тяжких последствий, он полностью трудоспособен, он не считает нужным предъявлять какой-либо гражданский иск к Алиеву.

Помните, как, опустив голову, он еще добавил:

«Да, я отчасти виноват, что меня поранил Алиев, я к нему претензий не имею». Трезвый, одумавшийся Судариков, конечно, жалеет о том, что он и его друзья сделали, будучи пьяными.

Вдумайтесь в эти слова Сударикова, раскройте их смысл, вникните в них с той душевной глубиной, с какой должен это делать наш суд, и вы согласитесь со мной, что «жертва» - Судариков - жалеет ранившего его Алиева, сочувствует ему, понимает, что он вынужден был защищаться, не мог поступить иначе, находился, говоря языком права, в состоянии необходимой обороны. Так же думают и дававшие здесь в суде правдивые, искренние показания друзья Сударикова. Это голос совести.

Прошу оправдать Алиева.

 

Россельс В.Л.