Развития культуры в новом столетии

Размышляя о путях выхода человечества из сложившейся в атомный век драматической

ситуации, К. Ясперс пришел к выводу о потребности в новом, «сверхполитическом»

мышлении, поскольку политика разъединяет и противопоставляет государства, народы, классы

и расы, а избежать смертельной для человечества опасности его экологического конфликта с

природой можно лишь при единении усилий всех живущих на Земле людей; культура

предоставляет необходимый для этого духовный «механизм» — такой «сверхполитической»

силой обладает нравственность (замечу, развивая мысль немецкого философа, именно

нравственность, а не религия, ибо религия объединяет только единоверцев, представителей же

разных конфессий и даже разных модификаций одного и того же вероисповедания она

разделяет). Ключевым понятием в рассуждении о возможности преодоления политики

нравственностью является у К. Ясперса «жертва», однако гораздо более точным в

современной социокультурной ситуации представляется понятие «диалог», становящееся

ключевым в современной философско-антропологической, социально-философской,

культурологической, педагогической, эстетической концепциях.

Если человечество хорошо знает, что такое насилие, оно еще совсем плохо понимает, что

представляет собой диалог — не в лингвистическом, разумеется, и не в театроведческом, а в

широком социокультурном значении, которое это понятие приобрело в 20-30-е годы XX века.

В монографии «Мир общения» я определил диалог как духовную форму межсубъектного

взаимодействия, отличая его от коммуникации, как способа передачи определенной

информации субъектом принимающему ее объекту. Происхождение, сущность, структура и

функции диалога проявляются в том, что он связывает людей как субъектов во всех масштабах

культурного «субстрата» субъектности, и все формы диалога по своей культурной сути

являются способом разрешения противоречий, альтернативным насилию, ибо насилие есть

следствие отношения к другому как к объекту, а диалог — отношение к другому как к

субъекту. Диалог адресован конкретному Другому, но, в отличие от монолога, не с целью ему

нечто сообщить (это аксиологически

нейтральная функция коммуникации), а чтобы реализовать обладающую высшей ценностью

функцию человеческого общения — совместными усилиями его участников, оказывающихся

партнерами в общем действии, выработать объединяющую их новую информацию.

Диалог ведется на разных содержательных уровнях, в зависимости от ситуативных ролей

вступающих в него субъектов: так, межличностные отношения «выясняются» в нравственном

по содержанию диалоге, а политические отношения регулируются диалогами крупных

совокупных субъектов — государств, наций, классов, партий и их фракций, представляемых

их лидерами или полномочными представителями. Демократия в отличие о тоталитарного

строя и предполагает диалог политических субъектов, а не подчинение одного (одних) другим

средствами насилия. Тем самым истинная, последовательно проводимая демократия

уподобляется межличностным — нравственным — отношениям. Ныне человечество

вступило в такую фазу своей истории, которая делает для него жизненно необходимым

превращение политических отношений из субъектно-объектных в межсубъектные, и значит

— в диалогические.

В этом свете становится понятным, почему в середине XX века идея диалога вошла в

проблемное поле философского мышления и неуклонно расширяет сферу своего влияния — от

первых подступов к ее осмыслению в 20-е годы в работах М. Бубера и М. Бахтина на

ограниченном пространстве этических и эстетических проблем до определения М. Бубером

самого человеческого бытия как «диалогической жизни» (так назвал он одну из своих книг),

определения последователем М. Бахтина В. С. Библером законов мышления как «диалогики»,

описания психологами процессов, протекающих в нашем сознании, как «внутреннего

диалога», выявления лингвистами диалогической природы человеческой, трактовки диалога

автором этих строк как оптимальной формы духовного общения людей: в реальной жизни, в

активности воображения, в восприятии искусства.

В истории мировой культуры складывались разные отношения настоящего к прошлому — и

истинно диалогические, и монологические, причем с противоположно направленными

векторами монолога. Первая исторически зафиксированная форма этих отношений —

подчинение настоящего прошлому; такова суть традиционной культуры во всех ее

исторических модификациях, от первобытности до Возрождения, поскольку сама суть

традиционности состоит в безоговорочном (разумеется, по интенции, а не по реализации,

которая не может быть абсолютной по отношению к какой бы то ни было установке)

стремлении повторять настоящим прошлое; тут можно сказать, что настоящее отдает

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 341

прошлому «право на монолог».

Вторая позиция, также монологическая, но с противоположно направленным вектором

монолога, наиболее последовательно воплотилась в идеологии Модернизма с его культом

новизны, оригинальности, непохожести на прошлое, полным разрывом с традицией,

доходившим до провозглашения «смерти искусства» в классическом его понимании, «смерти»

классической философии, науки, морали, в появлении на арене культуры неких

«антиискусства» и «контркультуры», в ощущении надвигающейся и неотвратимой гибели всей

Западной цивилизации.

И только третья позиция оказывается диалогической в точном смысле этого понятия,

подразумевающего полноправие «Собеседника» (В. И. Вернадский) и поиск такого с ним

контакта, который, не устраняя ни его, ни своих самостоятельности, своеобразия,

суверенности, свободы, одним словом, субъектности, порождал бы некое их духовное

единство, «единство многообразия», говоря прекрасной формулой древних греков. История

мировой культуры знает несколько попыток найти такой диалогический контакт настоящего с

прошлым, например, Л. М. Баткин определил суть ренессансной культуры понятием «диалог»;

однако, эти диалогические интенции не могли стать прочными, долговременными

«направляющими» культурного процесса, ибо человечество не было готово по общему уровню

своего материального и духовного развития к обретению подлинного «единства

многообразия» ни в диахронической, ни в синхронической плоскостях своего существования:

до тех пор, пока в отношениях между народами, классами, эпохами господствовала власть

силы, а не порождающая диалог культур сила духа, он мог быть только эпизодической

ситуацией.

Особое значение приобретает на рубеже веков и тысячелетий уже осознаваемое культурой

новое историческое явление — диалог с природой (достаточно сослаться на одно только

движение «зеленых», поднявшееся с чисто нравственного уровня на уровень политически-

организационный. История знает несколько типов отношения людей к природе: религиозное

поклонение, утилитарное использование, научное исследование, эстетическое любование,

художественное воссоздание. Каждый из них занимал определенное место в культуре,

изменявшееся вместе с изменением самой культуры. Только первое и последнее из

перечисленных отношений выражали восприятие природы не объектом — подвластным

субъекту или, напротив, недоступным его притязаниям на господство, — а либо более

могущественным, чем человек, суперсубъектом, которому нужно поклоняться, молиться, то

есть умолять о помощи, просить и благодарить, заклинать и приносить жертвы, либо лишь

кажущимся субъектом,

мнимым, квазисубъектом, каким предстает перед нами художественный образ. Вполне

закономерно, что научно-технический прогресс все дальше и дальше оттеснял на периферию

культуры религиозно-мифологическое поклонение природе, одновременно отвлекаясь от

эстетического к ней отношения; правда, уже в начале XX века ученые и техники обратили

внимание на способность эстетического восприятия содействовать успеху научного познания и

технического конструирования, а затем и оперированию техническими приборами, что

обусловило развитие технического дизайна как важного нового компонента культуры. Однако

в обоих случаях речь шла всего лишь о содействии эстетического чувства достижению

утилитарно-практических целей. Между тем, экологическая ситуация конца столетия

требовала радикального изменения именно утилитарно-практического отношения к природе,

дабы воспрепятствовать стремительно углубляющемуся кризису в реальной производственной

практике преобразования ее человеком для своих нужд. Не увенчались успехом ни старания

внедрить в культуру Запада сохранившееся на Востоке архаическое религиозно-мистическое

восприятие природы, ни замена религиозного поклонения эстетическим, ни попытки просто-

напросто остановить научно-технический прогресс — сейчас нужно изменить саму

практически-производственную деятельность так, чтобы, не тормозя научно-технический

прогресс, предотвратить его губительное влияние на природу. А это окажется возможным

лишь при условии распространения нравственности на отношение людей к природе — люди

должны научиться относиться к ней как к человеку и действовать соответственно основной

нравственной максиме: относись к другому так, как ты хотел бы, чтобы относились к тебе,

то есть как к субъекту, а не объекту, независимо от того, является ли Другой человеком,

животным, растением, камнем, вещью, художественным образом, ибо если он реально не

является субъектом, то может обрести этот статус в нашем воображении — так, как

любимая собака или лошадь, когда с ними разговаривает хозяин. А в искусстве возможен

разговор поэта с розой, с животным, с рябиной, возможно его обращение к парусу или к

шкафу, как у А. П. Чехова, возможно описание беседы Казбека с Шатгорою или вещей друг с

другом, как в детских сказках. Напомню прекрасные строки Ф. И. Тютчева:

Не то, что мните вы, природа — Не слепок, не бездушный лик: В ней есть душа, в ней есть

свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык.

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 342

В этих стихах можно увидеть провозглашение пантеистического мировоззрения, или

выражение мистического откровения, или формулирование специфического подхода поэта к

изображению природы, но можно считать их и точным описанием такого отношения человека

к природе, которое, наделяя ее человеческими же, духовными качествами, то есть

субъективируя ее, подобно художнику, гармонизирует свои с ней отношения, придавая им

нравственное качество.

Перефразируя приводившееся изречение Сартра, что человек — это существо,

«приговоренное к свободе», я готов повторить сказанное мной пять лет тому назад в книге

«Философия культуры»: ныне человечество «приговорено к диалогу». Осуществление этого

приговора — дело каждого из нас.