Умолчания и недоговоренности

В процессе интервью часто усилия журналиста направлены на «выравнивание ситуации», на то, чтобы преодолеть вдруг возникшее сопротивление.

Одна из проблем интервью – это, конечно, моменты, затрагивающие личную жизнь, причем как героя, так и его близких. (Какой-то блок вопросов в этой сфере бывает необходим).

Безусловно, задавать провокационные вопросы нужно осторожно; журналист рискует испортить интервью и отношение к себе собеседника. Нередко интервьюер сталкивается с недоумением со стороны собеседников и обидой по отношению к журналистам. Много коллег обманывало известных людей, ставило их в неприятные ситуации. Поэтому вопрос о журналистской этике остается актуальным и в настоящее время.

Поскольку в большинстве интервью репортер добивается не чисто информативной стороны ответа, но пытается докопаться до «новости», стоит чаще употреблять не информативные, но проблемные вопросы с как? и почему?, обращения к личному мнению собеседника. Получив, вопреки всем стараниям, ужасные в своем лаконизме, обрывающие интервью «Да» или «Нет», можно попытаться по-актерски «выдержать паузу», как можно ближе придвинувшись к собеседнику и изобразив напряженное внимание (может быть, он что-нибудь и добавит...).

Рекомендуется демонстрировать внимание и сосредоточенность; вести беседу «глаза в глаза», мимикой поощряя собеседника, помня, что непринужденность обстановки – залог успеха.

Когда собеседники адресуются к разным жизненным позициям, и это проявляется очень явно, например, вопросы задаются свысока, с грубыми «подсказками» и наводящими вопросами, вынуждающими собеседника изменять своим взглядам, своему мировоззрению, иногда случается «бунт» – человек отказывается от такой «послушной» роли, отказывается играть в эту игру. А порой еще и высказывает пожелание – прямо, или мягким намеком, чтобы журналист не решал за него сам, не рубил сплеча.

Обязан ли журналист проявлять свое «я» в разговоре, зная, что это может плохо повлиять на исход беседы? Видимо, есть такие ситуации, когда он решает его скрыть... Такой вопрос не возникает, если личные качества интервьюера близки собеседнику. Однако невозможно себе представить, что во всем многообразии собеседников журналиста не найдется такого, которому этот журналист был бы чем-то неприятен.

Во время интервью возникают проблемы с имиджем интервьюируемого. Есть люди (актеры, политики), которые «слишком хорошо знакомы» аудитории. Они привыкли представать в одном и том же имидже, и репортеру изначально отводится роль человека, который просто обязан этот имидж поддержать.

«Люди знают этого артиста не один десяток лет, и упаси Бог, чтобы он, как человек, вдруг опрокинул бы то представление, которое сложилось о нем. Конечно же, виноватым окажется бездарный репортер, потому что на глупые вопросы умно не ответишь…» – рассуждает известный интервьюер Урмас Отт.

Поэтому, хотя бы поначалу, репортер просто обязан «подыгрывать» имиджу собеседника. Он известен как вспыльчивый – дать ему возможность вспылить, показать себя во всей красе. Известен как человек, умеющий тонко шутить – позволить ему это продемонстрировать, помочь и поддержать своей реакцией… В актерской среде это называется «репликой поддержки», когда в бенефисных спектаклях другие стараются поддержать, выгодно подать бенефицианта.

И это важнее совпадения мнений (если мнения полностью совпали, то и разговаривать не интересно). Если к человеку обращаются небрежно, свысока, а он отвечает всерьез, или с него спрашивают всерьез, задают философичный фон, а ситуация чисто игровая, звездная, то проку от интервью не будет. Так, явной фальшью звучат нередко важные разглагольствования спортивных и эстрадных «звезд» о политике; в интервью-знакомстве с модной актрисой прозвучало явным диссонансом и выглядело претенциозным манерничанием: «Мое мнение о Достоевском…».

Плохо, когда вопрос задан с явной подсказкой (Вы хотели этой своей работой напомнить людям о верности в любви, возвратить веру в эту любовь?), собеседник (в данном случае – Булат Окуджава) отказывается от «послушной» роли, отказывается играть в эту игру: «Я не думал об этом. Если бы думал, написал хуже». В ответе поэта – невысказанное прямо желание, чтобы журналист не решал за него сам. И не рубил сплеча. На вопрос: «А как вы сами расцениваете ничегонеделание своего героя? » отвечает: «Но он делает! Он спасал женщину, жертвовал жизнью – стойко, без сожаления». В одном из ответов этого интервью прямо прозвучало осуждение такой манеры вести беседу: «Я ведь никому ничего не навязываю. Человек волен отвернуться..».

Как видим, интервьюер не прерывает собеседника и не убирает из текста интервью моменты «несогласий», противоречий. И поступает совершенно правильно: важнее всего продемонстрировать подлинность характера, решимость и умение человека оставаться самим собой даже в весьма некомфортной ситуации публичного интервью.

При умело проведенном разоблачительном интервью можно намеренно работать так, чтобы в результате, имидж героя оказался чуть «подпорченным»... Например, журналист помогает раскрыться известному краснобаю, подыгрывая маской «завороженного слушателя». Но вот – резкая смена масок – журналист не скрыл своей иронии, намеренно выплеснул ее, повторил громкую фразу «на публику», произнесенную демагогом в пылу вдохновения, сдобрив ее сарказмом. И увлекшийся демагог – растерян, он «срывается» в злость, от благодушия и вальяжной манеры ментора ни осталось ничего... Миг – и «маска» собеседника сдвинулась, глянуло его истинное лицо.

«Прорывающаяся искренность», подлинность журналистского отношения к антигерою – очень сильный ход. Уже упомянутая нами Ориана Фалаччи в интервью с неофашистом, рвущимся во власть, несколько раз успешно использовала этот прием на протяжении своего интервью. Она провоцировала превращение ответа в «тронную речь» не совсем умного кандидата в политические лидеры, а когда он начинал «заливаться соловьем», – выжидала момент. Когда демагогия становилась достаточно очевидной, по ее мнению, для читателя, она просто прерывала собеседника ироничным «покашливанием», произносила: «Гм...». Собеседник, конечно, тут же спохватывался, менял тон на более выгодный для своего имиджа... до следующего точно такого же эпизода.

Совершенно бесконфликтное общение никому не интересно.

Профессиональное «дирижирование» беседой предполагает возможные, желательные и «пограничные» в поведенческом плане ситуации, которые создает сам журналист, руководя процессом общения. Тут нет мелочей: важно и «расслабление» – моменты, менее официальные, церемонные, смягчающие «климат беседы», и значимые «мелочи» в процессе беседы – обстановке, поведении собеседника.

Стоит, однако, оговориться. Не только форма и тон вопросов, их функциональная ориентация, но даже, казалось бы, необходимая в какой-то ситуации помощь партнеру не всегда оправдана. Она может быть формой навязывания своего мнения собеседнику, может выступать в виде некорректной, даже оскорбительной для человека подсказки и пр. К тому же, высвечиваются зоны, куда профессиональный интерес вообще заглядывает с опаской, есть запретные темы и «личный вопрос», которые выдвигают свои, весьма жесткие требования. Есть давний «рецепт» проверки интервью на его точность – проверяйте свои действия простым вопросом: «Что если бы я сам оказался на месте моего интервьюируемого?»

Работа с источником различается:

· по отношению интервьюируемого к беседе (охотно сотрудничающие, равнодушные, сопротивляющиеся);

· по характеру получаемой информации.

Психологический фон общения обязывает журналиста быть предельно чутким и, кроме того, влиять на него и создавать его.

Переосмысливая афоризмы: «Каков вопрос – таков ответ» и «Интервью пишется во время интервью», можно воспринимать эти изречения как свидетельство влияния интервьюера на собеседника в плане психологическом. Нужную информацию журналист не столько получает, сколько добывает. И получить, и добыть её можно лишь одним путем: «естественного её перетекания» от одного к другому, что предполагает желание собеседника «отдать». Это означает, что герой интервью должен стать соучастником журналиста.

Готовность интервьюера к «мимикрии» – профессиональная готовность. Источник мнений должен предстать перед читателем еще и полноправным соавтором журналиста, а интервью – настоящим диалогом. Желательные в этом смысле ситуации создает в процессе беседы интервьюер, нередко «актерствуя». И вопрос: «Должен ли журналист приспосабливаться к собеседнику?», в сущности, иной: «А можно ли без этого обойтись?»

Побудить собеседника к партнерству, цепко держать его внимание можно вовремя подброшенным интересным поворотом темы, подходящей интонацией. Это вызывает интерес интервьюируемого и, как следствие, вовлечение в насыщенную дискуссию, а то и полемику. В это время журналист сам направляет собеседника на выдачу той самой информации, параллельно корректируя, проверяя и перепроверяя услышанное. Именно интервьюер несет ответственность за процесс и результат интервью.

Все решается и все возможно благодаря интуиции журналиста, психологически точному общению. Поневоле напрашивается вывод, что для интервью это первостепенно. Важно не только осознание того, что ты хочешь получить от интервью с каким-либо человеком; журналист не должен идти напролом, необходимо ему чувствовать, как и когда можно задать тот или иной вопрос, в какое русло направить беседу. Идет непрерывный процесс работы, начиная с первого контакта с собеседником и вплоть до завершения беседы.

«Новое» преподносится не в готовом виде, а в процессе диалога, выглядит как совместное добывание знания (усилиями журналиста и «человека-источника», кого он интервьюирует, и читателя, следящего за этим процессом), – все очень наглядно и очень увлекательно. Читателю и любопытно, и полезно увидеть, что человек, его современник, способен свое убеждение отстоять и сделать его достоянием другого.