Цепь трагических обстоятельств

Новостей нет. Делать ничего не хочется. На стене в Васиной комнате висит календарь – мы с ним отмечаем дни до окончания учебного года. Я уже не очень настойчиво напоминаю про уроки, Вася вяло отбрыкивается. На столе уже неделю валяется очередная пачка с годовыми тестами. Никто не помнит, когда их нужно сдавать и нужно ли вообще сдавать. И вообще – кому это все нужно?

Вася играет в футбол после школы. Это, по-моему, единственное, что его там еще держит. Нельзя подвести команду. В последние дни все было как-то подозрительно тихо и мирно. Я ждала подвоха. Дождалась.

Василий попросил разрешения пообедать в своей комнате. Он нашел «Детское радио» и слушает его круглосуточно. Решила не связываться. Принесла на подносе тарелку со щами. Через пять минут раздался грохот. Сын опрокинул поднос. Щи были везде – на кровати, на полу, на стуле. Но самое ужасное – на портфеле и на листах с тестами.

– Вася, тесты! – закричала я.

– Мама, моя любимая тарелочка! – зарыдал ребенок.

– Они промокли!

– Она разбилась!

Портфель я отмыла, хотя он все равно пах щами. Что было делать с тестами – непонятно. На листах остались пятна в форме нашинкованной капусты. Бумага тоже пахла щами. Вася продолжал оплакивать разбитую тарелку, а я лихорадочно соображала. Пойти к учительнице, признаться, что тесты утонули в щах, и попросить заменить? Оставить все, как есть, наплевав на пятна? Придумать другое объяснение? Например, что листы описал кот, или что наш папа пролил на них кофе, или что бабушка затушила в них окурок? Гнилые отмазки, как говорят старшеклассники. Или уже не так говорят? Кота нет и никогда не было, а если бы он и был, то, учитывая страсть главы нашего семейства к чистоте, несколько раз подумал, прежде чем вообще писать. Глава семейства никогда не будет пить кофе в неположенном для этого месте, а когда видит, как я пью кофе над компьютером, смотрит так, что я рискую поперхнуться. А бабушка – она, конечно, курит, но в ее характере скорее сжечь надоевшие всем тесты вместе со школой.

– Что теперь делать? – спросила я сына.

– Ничего не делать, – ответил Вася.

– В каком смысле?

– Тесты не делать.

– А что ты скажешь Светлане Александровне?

– То и скажу. Скажу, что я сидел и делал тесты, никого не трогал, а ты принесла мне обед, а стул у меня крутящийся, потому что ты никак не купишь нормальный, хотя всем известно, что первоклассники должны сидеть на нормальных стульях, ты плохо поставила поднос, он и упал.

– То есть я во всем виновата?

– Нет, цепь трагических обстоятельств.

– Че-го?

– Это я по телевизору слышал. Когда ты вроде бы хочешь все сделать, а не получается, то это не ты виноват, а обстоятельства. Вот смотри. Ты сварила щи, а если бы не сварила, то ничего бы и не было.

В общем, мы решили отложить тесты и подождать, пока они высохнут.

 

Апреля

Нервов нет. Кончились

Нашла в портфеле ребенка распечатку со сметой на ремонт туалета – демонтаж дверей, навес дверей, вывоз мусора, плитка для стены, стяжка пола – и косметический ремонт в классе. Взнос за одного ученика – 5 тысяч. Ремонт будут делать летом. Приписка к смете гласила: «Сдайте указанную сумму в срок или предложите свою смету и организуйте ремонт». Гениально. Речь шла, как я выяснила у чьей-то бабушки, о ремонте учительского туалета и перекраске стен в классе. Видимо, цвет персика потребовалось освежить. Или они в другой цвет стены покрасят?

– Ладно, кому сдавать? – спросила я бабушку.

– Активистке. А вон, видите, женщина на джипе уезжает? – показала рукой бабушка.

– Вижу.

– Она отказалась сдавать. Сказала, что не может – ее мальчик… кстати, чья она мама – не знаете?

– Нет.

– Так вот она, видите ли, много тратит на секции. Как будто мы мало тратим! А еще на джипе, – возмущалась бабушка. – Ой, устала я. Скорей бы все уже закончилось.

– Да, мы уже тоже на последнем издыхании. Сейчас хоть майские праздники будут.

– Лишь бы ничего не задавали на эти праздники. Мои – дочка с мужем и внуком – в Египет уезжают. На десять дней. Как они там задание будут делать? Его же не засадишь! Здесь-то не делает, а там вообще книжку не откроет.

– У нас то же самое. А где они, не знаете? Должны были уже выйти…

– Выйдут, никуда не денутся. Наверняка на факультатив убежали.

Вася вышел откуда-то из-за школы. Грязный, с синяком на носу, уставший.

– Ты где был? Я не видела, как ты вышел!

– Да я тут давно. Мы камни таскали.

– Какие камни?

– Для очага. А до этого я на факультатив пошел.

По дороге домой я узнала подробности. Оказывается, у них есть специальные занятия с психологом для желающих. Из Васиного класса ходят три человека – две девочки и мальчик.

– Понимаешь, мы у них спрашивали, что они там интересного делают, а они не отвечают. Как только мы их не просили рассказать – молчат! Вот Дима и решил сходить и узнать тайну этих занятий. А я с ним пошел. Вдруг бы он узнал и не рассказал!

– И что выяснили?

– Да ничего интересного. Надо на всякие вопросы отвечать, рисунки рассматривать. Скукота. Больше не пойду. Учительница там странная. Она Диму по голове погладила и засмеялась, хотя никто не шутил.

Ну, так вот. После этого они с Димой решили придумать себе более интересное занятие и придумали – устроить кострище и зажечь костер. Дима сказал, что надо собрать камни для кострища. Костер так и не сложили, зато стали метать камни, как гранаты. На дальность. Хорошо еще не на точность.

Они к концу года стали совсем неуправляемые – кричат, носятся, врезаясь друг в друга, дерутся. Не только мальчики, но и девочки.

– Совсем с цепи сорвались, – сказала та знакомая бабушка, глядя, как две девочки мутузят друг дружку сменками.

– Наверное, нервное истощение, – ответила я.

– Это у меня скоро будет нервное истощение! – воскликнула бабуля. – Нервов уже нет, кончились!

– И не говорите…

 

Мая

Нервов нет, кончились.

 

Мая

Нервов нет, кончились.

 

Мая

Чистый лист

Родительское собрание по итогам года. Боюсь ужасно. Иду как на плаху.

Той бабушки с «хоралом», жаль, не было. Не было и папы, которому бабушка советовала валерьяночки попить. Зато пришла мама, обеспокоенная межличностным общением. На партах у детей уже не было учебников и тетрадей – конец года, многое уже закончили.

– Не вижу учебного материала на столе! – села она за парту дочери.

Светлана Александровна сказала, что год закончился, тройки есть, но в целом – нормально.

– А у кого какие оценки? – спросила мама.

– Знаете, мне неудобно называть пофамильно, – сказала учительница, – это как-то непедагогично. Тем более что оценки я для себя ставила. У нас безоценочная система в первом классе.

– Очень даже педагогично! – не успокоилась мама. – Называйте прямо по партам. Интересно же!

– Ладно, – согласилась Светлана Александровна и стала называть.

«Хорошо, пятерки и четверки, хорошо, хорошо…»

– Что, у всех одинаково? – расстроилась мама.

– У кого-то чуть лучше, у кого-то чуть хуже… Вот Лизе я могу поставить смело пятерки.

– Ой, в нее мой Леша влюблен, – сказала мама Леши.

– И Илюша, и еще полкласса, – ответила Светлана Александровна, – так, дальше… у вас хорошо, но никакой самодисциплины. Внимание – пять минут, максимум. Так, Вася, – учительница дошла до меня, – четверки, пятерки, но вы потом, после собрания задержитесь. Я с вами поговорю.

– Не пугайте меня, – прошептала я.

– Дисциплинка, дисциплинка хромает, – сказала мне с соседнего ряда мама-отличница и погрозила пальцем, – а еще расскажите про детей, – попросила она учительницу.

Светлана Александровна тяжело вздохнула.

– Фонетика как хромала, так и хромает. Дисциплина тоже оставляет желать лучшего. Домашние задания не делаются или делаются, но не сдаются. Не могу же я к ним в портфель лазить. На следующий год давайте договоримся – никаких игр и телефоны должны лежать в портфеле. Отключенными на время урока.

– А у них где? – спросила чья-то бабушка.

– На шее или в кармане.

– Ой, это ж вредно, – запричитала бабушка, – это ж радиация. Особенно мальчикам. Сейчас по телефонам говорят, а потом у них детей не будет.

– Да нет, я о другом. Я понимаю – вам спокойнее, безопаснее, но бывают вопиющие случаи. Вот есть ученик, не буду называть фамилии, знаете, что он сделал на контрольной?

– Что? – выдохнула мама-отличница, готовая слушать страшилку.

– Он вставил наушники в уши и как ни в чем не бывало через телефон стал слушать музыку. Ну что прикажете мне делать?

– Какой ужас! – воскликнула мама.

– Вундеркинд! – сказала другая.

– Болящий он, – подвела итог бабушка, – точно вам говорю. Бо-ля-щий.

– Зато мы писали годовую контрольную, – сказала учительница, – другие классы по полтора часа писали, а наши сдали через тридцать – тридцать пять минут.

– Гарвард! – сказала мама-отличница.

– Интересно, какие в вашем Гарварде результаты будут, – хмыкнула бабушка.

– И еще, – продолжала Светлана Александровна, – нам с вами еще четыре года учиться, нет, уже три, слава Богу, очень вас прошу, если вам что-то не нравится или ваш ребенок не тянет нагрузку, подойдите, мы с вами все решим. Спокойно. Нельзя же сразу… – Учительница замолчала.

– А что такое? Что такое? – засуетилась мама-отличница.

– Да опять кто-то настучал в министерство, – сказала активистка родительского комитета.

– Кто? А что сказал? Мужчина или женщина? А по какому поводу?

Светлана Александровна молчала.

– Аноним, – ответила активистка, – сказал, что в классе поборы и невыполнимые, не по программе тесты. А когда его попросили представиться, он сказал, что «боится – его ребенка будут прессинговать».

– Кажется, я догадываюсь, кто это, – задумалась мама-отличница.

А чего тут догадываться? Наверняка это тот папа-«хорал». Это в его стиле и слово из его лексикона.

– А давайте мы вычислим этого родителя и поговорим. Если ему не нравится, пусть уходят в другую школу, – сказала активистка.

– А я хотела уточнить по поводу ремонта. Почему мы должны сдавать на ремонт? Мы же уже сдавали. Пусть другие родители первоклассников делают, которые в этом году придут… – сказала мама, до этого молчавшая.

Мама-отличница посмотрела на нее с подозрением.

– Это не я, я не писала в министерство, – испугалась родительница, – просто если мы сделаем туалет, то пусть наши дети туда ходят. А другие не ходят.

– И как вы себе это представляете? – спросила активистка.

– Давайте лучше о школьной форме поговорим, – подключилась еще одна мама, – опять будет синяя?

– Нет, серая, – сказала активистка.

– Фу, почему серая? Мне не нравится.

– В этом году серый был в моде, – сказала активистка.

Мама поникла.

Светлана Александровна в момент обсуждения туалетов и формы вышла. Я выскочила за ней в коридор.

– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросила я, вытирая мокрые от волнения ладони о джинсы.

– Нет, все в порядке, просто пусть Вася будет поактивнее. А то я его вызываю, он на меня такими глазами смотрит… Как будто я его ругать буду. А ведь он все знает… Нам на следующий год в олимпиадах участвовать, в концертах… Надо, чтобы он был поактивнее.

– Хорошо, постараемся, спасибо… Он же и музыкой год занимался, и эрудированный…

– Вот и я о том же. А то некого было на конкурс самодеятельности выставить…

В классе тем временем разбились по интересам и перешли на личности. Стоял крик.

– У меня четверо детей! – перекрикивала всех мама.

– У меня тоже четверо детей! – отвечала ей другая.

– Давайте разделим полномочия! – взывала активистка. – Вот вы конкретно будете отвечать за сбор на охрану? – обратилась она к родительнице.

– Почему я? Я не могу! – испугалась та.

– Никто не может!

– Все-таки давайте решим с ремонтом!

– А нельзя внести предложения по форме?

– Из-за одного родителя, которому неймется, весь класс страдает…

– Да точно этот папаша настучал. Он мне сразу не понравился, еще первого сентября. И по утрам вечно скандалит. А жену я его никогда не видела.

– Да вы вообще молчите, не можете сдать – не сдавайте!

– А вы со мной так не разговаривайте! Я вам не подружка!

– Я не могу за экскурсии отвечать, я же работаю!

– Да вечно везде туалеты ломаются. Они же дергают и дергают…

– А мальчики еще и писают мимо. Дома они тоже мимо писают?

– Это уж как приучили.

– Вот я и говорю. Какие родители, такие и дети…

– А в старшую школу даже с одной тройкой не переводят…

– Да за материальный взнос переведут…

– А что толку-то? Учиться как будут?

– Этот ЕГЭ – одно мучение. Все-таки старая система лучше была. Когда устно отвечали.

– Да, точно. Я вообще в этом ничего не понимаю.

– Да до ЕГЭ еще дожить надо!

– Не успеете оглянуться!

– А почему наш класс должен туалет делать, а другой – только в классе дверь менять? Затраты-то разные. Кто это решал?

– Да кто сейчас это выяснит?

– Может быть, не просто серые сарафаны, а хотя бы с розовым?

– Купите розовую блузку, будет вам серый с розовым.

– Вот он и не пришел на собрание. Испугался. Рыльце-то в пушку.

– Ребенка жалко.

Сидели уже два часа. Я тихо встала, спрятала за спиной сумку и выскользнула из класса.

Кажется, никто не заметил.

Пришла домой.

– Ну? – спросил Вася.

– Все хорошо. Ты окончил на четверки и пятерки.

– Я знаю, – сказал ребенок, – тоже мне новость.

– Васюш, а почему ты в конкурсе самодеятельности не участвовал? Что там хоть было?

– Ну, на пианино играли и на этой, как ее, дудочке.

– Ты же тоже мог сыграть.

– Там надо было в четыре руки. А где я тебе еще две возьму?

– Я бы с тобой сыграла…

– Нет, там две девочки играли, знаешь как? Вот так.

Вася двумя руками стал тарабанить по столу.

– Я так не умею. И, если честно, мне так не нравится играть. Мне по одной нравится. Хотя им цветы подарили. Красивые. Только девочкам на пианино – по одному. А девочке на дудочке – сразу два.

– Ладно, на следующий год будешь выступать. Ты у меня молодец. Только руку поднимай.

– Что, завтра?

– Нет, на следующий год.

– Вот в следующем году и напомнишь. Я за лето все забуду. Буду как «чистый лист».

– Это ты от кого услышал?

– Да все учителя так говорят и чужие родители. Придете, говорят, после лета как «чистый лист».

 

Мая