Искали ботинок, нашли девочку

Пошла забирать сына из школы. Все вышли, а его нет.

– Можно, я зайду мальчика заберу? – попросила я охранника.

– Забирайте любого, – ответил он и показал на мальчишек, бегающих по вестибюлю.

Вася сидел на лавочке перед раздевалкой и никуда не спешил.

– Вася, я тебя уже полчаса жду. Почему ты не одеваешься? – спросила я.

– Я один ботинок потерял, – сказал он.

– А я юбку потеряла, – пожаловалась девочка в колготках, сидящая рядом на лавочке.

– Ладно, сейчас найдем.

Полезла под лавочку. Там было несколько ботинок без пары.

– Что вы тут ползаете? – спросила меня уборщица.

– Ботинок ищу, – ответила я ей, выглядывая из-под лавки.

– Что ж за люди пошли? – возмутилась уборщица. – То под лавками ползают, то в туалет школьный ходят. Как будто дома сходить не могут. Я же не хожу к ним в квартиры в туалет, а в школе, значит, можно.

– Я в туалет не ходила, – сказала я, вынырнув и ударившись головой.

– Вы не ходили, а другие – ходят.

В школе я всегда чувствую себя виноватой и из-за этого тупею и теряюсь. Под лавкой было много обуви, причем стоял или только правый, или левый сапог, ботинок или кроссовка. Все ботинки казались мне одинаковыми, и приходилось брать по одному, подносить к Васиной ноге и сравнивать.

– Это мой ботинок! – закричал на меня мальчик постарше.

– Ты уверен? – уточнила я. Уж очень он был похож на наш.

– Да, отдайте!

– Извини. Вася, где ты видел свой ботинок в последний раз? – выползла я из-под лавки.

– Не помню. Здесь, – ответил он.

– А моя юбка? – спросила девочка в колготках.

– Что твоя юбка?

– Вы ее не нашли?

– Нет, а ты где ее видела в последний раз?

– Не помню. Здесь.

– Ладно, сидите, пойду в раздевалке посмотрю.

Я зашла в раздевалку. Сверху на вешалке лежали утерянные вещи – одна синяя перчатка, серый шарфик, черная шапка и спортивные штаны. Ни юбки, ни ботинка.

– Нету, – сказала я, выходя.

– Конечно, нету, – хмыкнул сын, – это не наша раздевалка. Наша соседняя.

– А что ж ты раньше не сказал? – Мне уже было жарко и хотелось домой.

– Ты не спросила.

Зашла в соседнюю раздевалку. Получила сменкой по попе от мальчика. Хороший мальчик – натянул куртку на голову и, размахивая мешком, крутился на месте.

– Больно же, – обиделась я.

Он даже не остановился. Пришлось уворачиваться, чтобы не получить еще раз.

– Не знаю я, где ваши вещи, – вышла я из раздевалки. Вася с девочкой были заняты разговором.

– А я нашла юбку, – сказала девочка, – я на ней сидела.

– И на моем ботинке, – подхватил Вася, – ботинок в юбке оказался.

– И почему вы не одеваетесь?

– Мама, иди, не мешай. Видишь, мы разговариваем, – заявил сын. Правда, девочка стала послушно натягивать юбку.

– Давайте одевайтесь и пошли, – велела я.

– И я тоже? – спросила девочка.

– И ты тоже. Тебя уже заждались, наверное. Кто тебя забирает – мама, бабушка или няня?

– Бабушка.

– Пойдем найдем твою бабушку.

– Только мы сначала на кучу-малу пойдем, – заявил сын.

Куча-мала – это у них традиционное послешкольное развлечение. Маленькая ледяная горка во дворе, с которой они скатываются друг на друге.

– Ладно, только недолго, – разрешила я.

Мы оделись и вышли. Вася с девочкой – так я и не спросила, как ее зовут, побежали на горку и съехали в обнимку. Даже не в обнимку, а в обжимку.

– Где твоя бабушка?! – крикнула я вслед девочке. Но она меня не услышала. Я стояла с двумя портфелями и двумя сменками. Замерзла.

– Вася, пойдем домой! – позвала я через десять минут.

– Сейчас! Последний раз! – крикнул он и скатился, метясь ногами в голову новой подружке.

Они прибежали запыхавшиеся.

– Где твоя бабушка? – спросила я девочку.

– А? – переспросила она, еще плохо соображая после удара ногами по голове.

– Бабушка, – терпеливо напомнила я, мысленно кляня эту бабушку, которая не бегала по двору, не кричала: Леночка или там Светочка.

– А она меня после пятого урока забирает, – объяснила очухавшаяся девочка.

– Так ты урок прогуляла? – ахнула я, потому что забирала Васю после четвертого.

– Да, – сказала девочка.

– А что же ты в раздевалке делала? – все еще не верила я.

– После ритмики переодевалась. А вы мне сказали, чтобы я собиралась быстрее и выходила.

– Понятно. Значит, я виновата.

– Нет, мне понравилось, – стала успокаивать меня девочка, – приходите за мной еще. А то мне бабушка никогда не разрешает в кучу-малу играть. И сразу домой ведет.

– Да, – вступил в разговор Вася, – здорово я в тебя врезался?

– Здорово, – ответила девочка и потерла рукой голову.

– Ладно, иди в школу и жди бабушку, – велела я.

– Нет, я пойду в кучу-малу. Хочу накататься надолго. Навсегда.

 

Ноября

Тест на мокрую голову

– Мама, мне нужно подстричься, – сказал Вася, когда пришел из школы.

– Зачем? У тебя хорошая стрижка.

– Нет, мне нужно все отрезать. Здесь и здесь. – Сын показал на челку и затылок.

Мне, видимо, пора рожать девочку. Косы сыну я пока не отращиваю, но волосы у него достаточно длинные. Скажем так, длинноватые. Стричь кудри жалко. Но Вася сказал, что, пока я не отведу его в салон, он не сядет делать уроки. Пришлось вести.

– Сделайте то же самое, только чуть-чуть короче, буквально на сантиметр, – попросила я мастера, оставила Васю и побежала в аптеку. Когда вернулась, передо мной сидел маленький Федор Бондарчук. Ну, или Гоша Куценко.

– О Господи, – сказала я, – ладно, отрастут. Не зубы.

– Мама, мне очень нравится, – сказал Вася, – и ты все перепутала. Это зубы отрастут, а не волосы.

Он прямо сиял, и только поэтому я заподозрила неладное.

– Так, скажи мне, зачем тебе понадобилась такая стрижка?

– Понимаешь, мама, мне надоело, что меня Светлана Александровна наказывает. Я уже два дня сижу на перемене в классе.

– А почему наказывает?

– Потому что я ношусь. Она, даже когда не видит, все равно знает, кто носится, а кто – нет. Знаешь как? Угадай.

– Не знаю. Сдаюсь.

– У кого голова мокрая – тот бегал, а у кого сухая – тот нет. А у меня, даже если я не бегал, волосы мокрые. А если волос не будет, то Светлана Александровна и не узнает. Здорово? У нас уже все подстриглись, только я один такой ходил. А мне скучно сидеть наказанным одному. Вот раньше нас с Антоном в классе оставляли, мы с ним по классу бегали. А мне что, одному бегать? Это все Антон придумал. Про то, чтобы волос не было.

– Васенька, ты был такой красивый…

– Мама, ты в красоте ничего не понимаешь. Вот Светлана Александровна говорит, что красота не снаружи, а внутри. Только я забыл, где именно. Может, в животе?

– Нет, Вась, в душе.

– А это в каком месте?

– Где сердце.

– Слева?

– Слева.

– Только вот я не пойму. Почему девочкам можно бегать, а мальчикам нельзя?

– Девочек не наказывают?

– Ни разу. Вот, представь, в последний раз я совсем не бегал. Я убегал от Насти. Это она бегала и тянула меня за рукав. А я от нее убегал. А Светлана Александровна все равно только меня наказала.

– За то, что бегал?

– Нет, за то, что Настю толкнул.

– А зачем ты ее толкнул?

– Понимаешь, она тоже была мокрая. Светлана Александровна спросила: «Настя, ты почему такая мокрая?» Настя сказала, что испачкала лицо ручкой и умывалась в туалете. И ей ничего не было. Вот я за ней побежал и толкнул. Чтобы больше не придумывала. Девочки они тебе что хочешь придумают. Ты это знаешь?

– Догадываюсь.

 

Ноября

Пушкин – дурак

Постепенно я перестала вставать по утрам. Не сразу, конечно. Сначала я еще делала попытки встать. Садилась на кровати, шла на кухню, сбивая углы, видела, что муж уже отнес завтрак в комнату, где Вася завтракает и смотрит детскую утреннюю зарядку по каналу «Спорт». Сыну очень нравится смотреть, как бодрые мальчики и девочки наклоняются и приседают.

– А ты чего зарядку не делаешь? – спросила как-то я.

– Мама, я даже стоять сейчас не могу, – ответил Вася.

Вася одевался, муж уносил остатки завтрака на кухню.

– Подойди, я тебе помогу пуговицу застегнуть, – говорила я сыну и считала, что ребенка в школу отправила.

Потом я уже не вставала. Просто открывала глаза и подавала реплики, когда муж с сыном переходили с шепота на крик.

– Вася, ты заснул? Одевайся. Мы опоздаем, – говорил муж, видя, что ребенок застыл с одной колготиной на ноге.

– Не кричи на него, – говорила я из комнаты, – я тоже всегда засыпала, когда колготки натягивала. До сих пор такой рефлекс.

Это чистая правда. Успокаивает только то, что не я одна такая. Моя приятельница Маринка призналась, что до сих пор «зависает» с одной колготиной или чулком на ноге, сидя на кровати.

– Вася, ешь, мы уже только ко второму звонку успеваем, – призывал муж.

Ребенок вздрагивал над тарелкой и запихивал в себя йогурт.

– Вася, не спи, доедай, – муж приходил в комнату, – ну что это такое? Только я выйду, как ты засыпаешь.

Вася действительно научился дремать, не брякая ложкой о тарелку. По этому звуку мы раньше определяли, что он заснул. Муж уже не выходил из комнаты и следил, чтобы наш школьник не закрыл глаза.

– Папа, ну чего ты меня все время дергаешь? – сердился Вася, понимая, что вздремнуть больше не удастся.

– Что вы там ругаетесь? – подавала я голос из спальни.

Несколько дней я даже голоса не подавала. Спала как убитая. Как они там собирались, не знаю и знать не хочу. А одним утром почувствовала, что Вася забрался ко мне в кровать. Я его обняла, укрыла одеялом и стала досматривать сон.

– Что это вы тут делаете? – ворвался в спальню одетый муж.

– Ничего. – Я очнулась, резко села в кровати, дико озираясь по сторонам.

– Вы спите! – гневно кричал муж.

– Нет, я не сплю, – неуверенно сказала я.

Вася, одетый в школьную форму, сладко посапывал под одеялом.

– Вася! – заорал муж.

Вася дернулся и встал с закрытыми глазами по стойке «смирно».

– Господи, как же с вами сложно, – закатил глаза муж, – неужели нельзя нормально в школу уйти?

В этот день я сына не спросила, что у него новенького.

– А у нас новенькое, – сказал он, когда вернулся.

– Что?

– Писателей повесили.

– Как это?

– На стены. Знаешь, такие картины, как портреты. Пока мы были на изо, их повесили.

– И кто там висит?

– Пушкин, Чуковский, Шишкин…

– Шишкин – это не писатель, а художник.

– Ну, он тоже там висит. Над Настей.

– А вам про них рассказывали?

– Нет, я сам ходил и подписи читал.

– А кто еще висит?

– Не помню. Тот, который надо мной, мне не очень нравится.

– А кто над тобой?

– Я забыл, как его фамилия. Смешная. Такой дяденька толстый.

Я стала вспоминать толстых детских писателей и не смогла.

– У него еще фамилия есть, – тоже вспоминал Вася, – то ли Толстиков, то ли Толстяк…

– Толстой?

– Да, точно. Толстый.

– Не Толстый, а Толстой.

– Он мне не нравится. Так смотрит… как моя бабушка, когда хочет рассказать мне страшную историю. А почему его львом прозвали?

– Не прозвали, его звали так. Имя. Лев. Лева. Ты – Вася, а он – Лев.

– Такие имена у всех есть людей или только у писателей?

– У всех. Раньше было популярное имя.

– Все равно странно. Как могут мальчика львом звать? Да, еще Дима сказал – бедный Пушкин. Он под ним сидит. Почему, интересно?

– Наверное, потому что Пушкина на дуэли убили.

– А что такое дуэль?

– Ну, это такой способ выяснения отношений. Кто-то кого-то обидел, и тот, кто обиделся, вызвал обидчика на дуэль.

– Мам, ты сама поняла, что сказала?

– Ладно. Тогда так. Вот, например, Дима твой толкнул тебя, или обозвал, или наябедничал учительнице, а ты вызываешь его на дуэль.

– И что?

– И вы выбираете, на чем драться – на пистолетах или на шпагах, – и деретесь.

– И кто победил?

– Тот, кто не умер. А еще бывали дуэли из-за женщины. Вот тебе нравится Настя, а Дима ее обидел. Ты его вызываешь за это на дуэль.

– Нет, из-за Насти не буду вызывать. А Пушкин победил?

– Как тебе сказать… В принципе победил. Но он все равно умер от полученных ран.

– А из-за чего дуэль была?

– Из-за женщины.

– Из-за Насти? Во дурак…

– Нет, не из-за Насти. И Пушкин не дурак.

– А потом что было?

– Потом дуэли запретили.

– И все стали драться, как мы с Димой?

– Приблизительно.

– А та девочка?

– Какая девочка?

– Ну, женщина. Из-за которой Пушкин бедным стал.

– Она осталась одна с детьми. Она была его женой.

– Как ты папе?

– Да.

– Знаешь, я понял, Пушкину нужно было быть мушкетером. Мушкетеры всегда побеждают. Хоть сто человек.

– Мушкетеры были во Франции, а не в России.

– Тогда Пушкину нужно было во Францию поехать, там потренироваться у д’Артаньяна, и тогда бы он был жив-здоров. Только я не понял, за что его на стенку повесили?

– За то, что он – великий русский писатель. Написал много хороших сказок.

– Хороших, но длинных. Мы про царя Салтана уже третий урок читаем. Надоело. Я же знаю, чем она кончится. Зачем мне середину читать?

 

Ноября

Переписка с учительницей

Решила проверить Васины тетради. При этом у него и мысли не возникает, что мне может не понравиться результат.

За математический диктант стояла «см». Это у них такая система. Светлана Александровна пишет «умница», если пятерка, «хорошо», если четверка, «старайся», если тройка. «См», то есть «смотрела», соответственно два балла. Считается, что детей это не так травмирует, как оценки. То есть они не понимают, что это оценки. Ха. Все они понимают, но то, что это их не травмирует, – точно.

– Вася, а почему у тебя «сэмэ»? – спросила я.

– Потому что четыре ошибки, – терпеливо объяснил ребенок.

– Я вижу, что четыре ошибки. Я спрашиваю: почему?

– Ну не могу же я все время быть умницей. И вообще, даже Оля «сэмэ» получила.

– А Оля у вас главная отличница?

– Нет, она главная умница. А Диме вообще в первый раз «хорошо» написали. А до этого только «сэмэ» писали. Он даже плакал, потому что не понял, почему ему «хорошо» написали. Он же к «сэмэ» привык.

– А кто у вас лучше всех учится?

– Я, что ли?..

Да, с самооценкой у нас все в порядке. Как была завышенная, так и осталась.

В прописях я сначала ничего особенного не заметила. Они уже пишут внятные словосочетания. Главное Васино достижение – он уже может уместить «Саша ел кашу» на одной строчке, а не на трех, как раньше.

Следующее предложение я увидела случайно. Светлана Александровна написала: «Не выходи за пределы рабочей строки». Вася пишет размашисто, не обращая внимания на косую линейку, конец страницы, поля и прочие ограничения. Сын честно переписал пожелание учительницы строчкой ниже, как раз после Саши и его каши.

– Вась, ты хоть читал, что здесь написано? – спросила я.

– Нет, я переписывал. Читаю я в азбуке, а в тетради пишу, – ответил он.

– Прочти, пожалуйста. Светлана Александровна специально для тебя написала.

– «Не заходи за пределы рабочей строки», – прочел Вася.

– Пределы строки, – поправила я.

– И что это значит?

– То и значит. Не вылезай за линейку и за все остальное, – перевела я.

Сын так и не понял, чего хотела от него Светлана Александровна и что пыталась объяснить я.

– Так это не нужно было переписывать? – уточнил он.

– Нет, не нужно.

– Столько времени зря потратил! – огорчился ребенок.

В портфеле обнаружился детский журнал.

– Откуда журнал?

– Из библиотеки.

– Ты ходил в библиотеку? Какой молодец! Надо папе сказать, он обрадуется.

– Да, только его сдать надо, чтобы другие могли взять.

– Конечно. А почему ты выбрал именно этот?

– Антон сказал, что там есть игры, которые можно скачать. Просто набрать номер и все. Тебе игру пришлют.

– Куда пришлют-то?

– На мобильный.

– Вася, у тебя нет мобильного телефона.

Сын застыл с журналом на коленях.

– Нет, – кивнул он, – и как же я играть в них буду?

– Значит, не будешь играть. Ты журнал хоть полистай – там про кенгурят и про щенков истории. Смотри, какие смешные фотографии.

Но Вася мог думать только о телефоне.

– А ты мне обещала телефон купить, когда я во второй «А» пойду.

– Да, я помню.

– А знаешь, когда я пойду во второй «А»?

– Знаю, на следующий год. Осенью.

– Нет, учительница сказала, что мы пойдем во второй класс, когда выучим все тридцать три буквы. Нам осталось семь. Я считал. Так что придется тебе покупать мне телефон.

– Ладно. Все понятно.

– Кстати, мама, у тебя же есть мобильный телефон.

– Нет, Вася, даже не думай. Я не собираюсь себе скачивать твои игры.

– А ты не себе, ты мне скачай.

Вася часто приносит что-нибудь из школы. В основном что-нибудь съестное. Говорит, что его угощают. Я понимаю, почему его подкармливают Лиза с Настей – прокладывают путь к сердцу, но чтобы мальчики… На днях сын принес пакет с баранками. Не две, не три, а целый пакет.

– Это мне Денис дал, – сказал Василий.

– Целый пакет? Может, он всех хотел угостить?

– Нет, весь пакет мне отдал. Два дня его уже ношу. Надо вытащить.

Отнесла баранки на кухню. Вечером пришел с работы муж.

– Баранки? – обрадовался он и цапнул сразу две.

– Это Денис для Васи принес. Дай мне одну.

За чаем мы слопали весь пакет. Баранки оказались вкусными, маковыми. В хлебнице у нас лежали свои баранки, правда, без мака, но их мы не ели. Чужие ведь всегда вкуснее.

– Может, стоило оставить? – спросил муж, хрустя последней баранкой.

– Вовремя ты об этом подумал. Если что, отдам Васе наши.

 

Третья четверть

 

Января

На лыжне

Сегодня у Васи день рождения. Нужно нести в школу угощение – проставляться, как сказал муж. Все носят. Торт нельзя, жвачки тоже – прилипнут, конфеты раздать вроде как несолидно.

– Вася, а чем вас угощали, когда у других детей были дни рождения?

– Ну, чупа-чупсами всякими, мишками, которые печенье…

Заранее купила двадцать пять чупа-чупсов.

– Мама, ты сок забыла купить! – вспомнил вечером накануне сын.

– Какой сок?

– Ну, надо еще двадцать пять соков с трубочкой принести. Все приносят.

Побежала в магазин, купила двадцать пять соков.

Утром первым уроком физра. На лыжах. Так уж совпало, что первые в этом сезоне. Я еще с вечера решила, что смотреть на эти утренние сборы-уходы не буду. Прикинусь спящей. Но все подготовила – выставила с вечера в коридор два пакета с соками, пакет с чупа-чупсами, лыжи, палки, ботинки…

– Он что, пойдет в лыжных ботинках? – удивился муж.

– Нет, давай я ему положу сменку и сапоги на обратную дорогу. Еще положу специальный лыжный костюм, помимо верхней одежды. Интересно, в чем он пойдет на лыжах, а в чем вернется… – съехидничала я.

– И как я все это понесу – лыжи, палки, сок?

Этот вопрос я отнесла к разряду риторических.

Утром муж возвращался дважды – сначала за палками, потом за сменкой. Я не удержалась и смотрела из окна, как они идут. Сонный, еле плетущийся Вася, которого портфель клонил к земле – муж туда догадался положить чупа-чупсы. Ногами ребенок скреб по земле – лыжные ботинки я купила ему на два размера больше. И собственно муж, роняющий то палки, то пакеты с соком.

– Осторожно! – закричала я с тринадцатого этажа, когда муж наклонился поднять палку и лыжами чуть не выколол глаз идущему сзади ребенку с мамой. Но та мама тоже не промолчала. Ее даже я на тринадцатом этаже услышала:

– Да что вы делаете, мужчина! Что ж вы ему палкой в глаз тыкаете? А если я вашему тыкну? Как же можно лыжи без мешка носить? – Мамаша тоже несла палки и лыжи, аккуратно упакованные концами в мешочек, как из-под сменки.

* * *

– Ну что? – спросила я, когда вернулся взмыленный муж.

– Отвел, угощения положил рядом с его партой.

– А почему не разложил по столам?

Другой бы обматерил, а мой интеллигентно обозвал дурой.

Я, конечно, обиделась, нацепила куртку и пошла на балкон – смотреть, как проходит физра. Школьный стадион у нас виден куском из окна, а с балкона – целиком.

Физрук отобрал у всех палки – очень вовремя, я сразу успокоилась, но зачем он их отобрал – непонятно. Дети выстроились в шеренгу и потопали гуськом по стадиону. Без лыжни и без палок. Мне кажется, что это тяжело, хотя я и с палками недалеко бы ушла.

Детишек было жалко. Бедные – ковыляют, размахивая руками, по кругу. Никакого веселья. Два мальчика вырвались вперед. Третий – Антон – стал нагонять. Вася шел четвертым. Антон наконец догнал второго и упал прямо на товарища. Второй взмахнул руками в попытке зацепиться, схватил за куртку первого, и они дружно свалились, намертво переплетясь лыжами. Вася врезался в эту гору с торчащими лыжами, следом наскочил еще кто-то. Дети лежали и даже не делали попыток расплестись. Первый лыжник дал Антону в бок кулаком, думая, что это второй. Антон обиделся и пнул первого, попав Васе по спине. Так они друг друга и мутузили.

«Где же физрук, куда он смотрит?» – подумала я и высунулась с балкона поглубже. На лыжне на расстоянии нескольких метров друг от друга лежали дети в ярких комбинезонах. По-моему, Настя лежала на спине, задрав к небу лыжи, и ловила ртом снежинки. А Лиза, наоборот, лежала на животе, сложив лыжи юртой, и плакала. Еще одна девочка тоже упала вперед, но не плакала, а подперев подбородок руками, весело качала ногами, как будто она на пляже лежит. Физрук коньковым ходом подъезжал к лежащему ребенку, хватал под мышки, ставил на лыжню и спешил к следующему упавшему. Настя постояла для приличия немного, дождалась, когда физрук примется распутывать клубок из четырех лыжников, и опять легла на снег. К ней подъехал Федя, остановился и что-то спросил. Настя что-то ответила. Федя лег рядом и тоже уставился в небо. А потом подъехал физрук и поставил обоих на ноги. Они стояли, задрав головы к небу. Расцепленные ребята к тому времени кинулись обгонять друг друга на лыжне – кто первый – и пошли на третий круг. Круги, кстати, становились все меньше и меньше. Наконец до Антона дошло, что можно не бежать, а постоять, пока другие бегут. Он так и сделал. Когда до Васи дошло, что Антон его обхитрил, он не стал бить друга, а подошел к физруку и сказал, что «он уже все». Те, кто «всё» или устал, как плачущая Лиза, снимали лыжи и играли в догонялки. Настя с удовольствием ела снег.

– Вася пришел первый! – крикнул физрук и засвистел в свисток.

Антон от такого коварства упал в снег лицом и стал зарываться, как сапер. В результате его обогнал мальчик и пришел вторым, срезав, правда, кусок лыжни, на которой лежал Антон.

Что было дальше, я не знаю. Надеюсь, что Вася откупился чупа-чупсами. Кстати, он пришел домой злой, бросил с грохотом лыжи в коридоре и сказал, что больше на физру на улице не пойдет.

– Почему?

– Потому что мы как дураки по кругу бегали, – объяснил Вася, – это не-ин-те-рес-но. Я буду на свои, горные, лыжи ходить.

– Вася, но горные – это секция, а беговые – уроки.

– Ну и что?

– А то, что уроки нельзя прогуливать, как секцию.

– Лучше бы наоборот.

– А чего ты такой злой? Из-за лыж?

– Нет, из-за Дениса.

– А при чем тут Денис?

– При том, что он упал на уроке вместе со стулом и партой в проход. И нам задали целых две страницы по математике доделывать.

– Не поняла, какая связь…

– Ну, мама, что тут непонятного? Один за всех и все за одного. Денис упал, а мучаются все. Только я пока не понял, почему так несправедливо все придумано.

– Ну, потому что вы дружный класс, потому что одному Денису было бы обидно делать две страницы… может, он случайно упал.

– Мама, ты говоришь без выражения.

– Это как?

– Ой, без выражения – это про другое. Ты говоришь невыразительно, то есть неубедительно. А Денис всегда падает. На третьем или четвертом уроке. Только обычно без парты.

– И что, лежит?

– Да, лежит.

– И что, в прошлые разы вас не наказывали, а в этот наказали?

– Да, в этот раз он не просто упал. Он других первоклассников повалил.

– Весело у вас там.

– Да уж. Пять минут веселья, а потом весь вечер математику делать.

 

Января

Синяя птица

– А ты знаешь, что случилось? – спросил вернувшийся из школы сын.

– Что?

– Нам теперь нельзя приносить в школу чупа-чупсы.

– Почему?

– Понимаешь, сегодня был день рождения у одной девочки, я забыл, как ее зовут. Она тоже принесла всем чупа-чупсы.

– Повезло вам.

– А ты знаешь, что они как клей?

– Нет, не знаю.

– Сейчас покажу.

Вася полез в портфель и достал чупа-чупсину. Сдернул обертку, засунул в рот, за одну щеку, за другую, вытащил и приклеил к своему столу.

– Круто? – посмотрел он на меня.

– Круто, – сказала я.

Чупа-чупсина постояла немного и свалилась. Я решила, что на этом фокус закончен, но как бы не так. Вася опять запихнул ее в рот и опять приклеил.

– Вась, ты с ума сошел? Зачем ты грязную конфету в рот берешь? Хочешь, чтобы у тебя живот заболел?

– Ничего, мам, у нас все так делали сегодня, и ни у кого живот не болел.

– Как вы делали?

– Ну, слюнявили и приклеивали к партам.

– Совсем уже?

– Почему совсем?

– И кто это придумал?

– Не помню, может, Антон, а может, Лиза.

– И как на это отреагировала Светлана Александровна?

– Как, как? А то ты не знаешь. Она сказала, чтобы все парты мыли.

– И что, мыли?

– Я – нет.

– Почему?

– Потому что у меня парта чистая была. Я же домой чупа-чупс принес.

– Значит, ты не приклеивал?

– Нет. Я смотрел. А лучше всего знаешь к чему приклеивается?

– Ну…

– К тетради. Антон к своей прилепил. Мы эксперимент проводили. Как научники.

– Ученые, – автоматически поправила я.

– Ну да. Настя прилепила к юбке – тоже хорошо. А Лиза – к рюкзаку. Только они потом плевались. Шерсти наелись, когда облизывали.

– О Господи. Вам там заняться больше нечем?

– Почему нечем? Для тебя, кстати, тоже есть занятие.

– Какое же?

– Сменку мою помыть. Учительница по рисованию велела.

– А что со сменкой?

– Достань и посмотри.

Мешок и кроссовки стали красные.

– Что это?

– Правда, на кровь похоже? – Вася обрадовался, что его обувь произвела на меня впечатление.

– Краска, что ли?

– Ну, мама, как ты догадалась?

– У вас сегодня изо по расписанию, чего тут догадываться? Ты что, ногами рисовал?

– Нет, руками. Просто Дима случайно опрокинул свою краску мне на кроссовки.

– А почему в краске штаны и свитер?

– Мама, ну что ты все почему да почему спрашиваешь? Мне надоело рассказывать. Что тут непонятного? Мы играли в футбол. Я был вратарем. Как я мог поймать банку с краской и не испачкаться, ты мне скажи? Как такое возможно?

– Да… Кого хоть рисовали? – спросила я, глядя на синее пятно на листе бумаги.

– Птицу, кажется, – ответил Вася, внимательно посмотрев на свой рисунок.

– Ты рисовал синюю птицу – символ счастья?

– Мама, ты иногда как Настя бываешь, даже глупее. При чем тут счастье? Объяснил же – красная краска на футбол пошла, осталась синяя. Не белой же ее рисовать.

– Красиво, – похвалила сына я, – а где у нее хвост, а где голова?

– Мама, пораскинь мозгами, где ты тут птицу видишь? Это я с пола краску вытирал. А рисунок учительница забрала.

 

Февраля

Прогуливаем через раз

«Понедельник – день тяжелый». Муж в один из понедельников произнес эту сакраментальную фразу, и Вася потребовал объяснений. Почему тяжелый? Почему именно понедельник? Мы объяснили. Вася кивнул и теперь каждый понедельник подтверждает эту истину. Мало того что вставать после выходных тяжело, так еще первым уроком стоит физра. Это еще можно было бы пережить, если бы не лыжи. Дело в том, что Вася еще с вечера стал готовить почву:

– Мама, я ведь занимаюсь спортом?

– Занимаешься.

– Ты же знаешь, что я хожу на горные лыжи.

– Знаю.

– Тогда объясни, зачем мне еще одни лыжи?

– Ты не хочешь идти на урок в школе?

– Ну наконец догадалась!

– Давай утром решим. Вдруг у вас в зале будет. В зал пойдешь?

– Пойду. А кто решает, когда на улице, а когда в зале?

– Учитель.

– Это как ему захочется?

– Нет, если снега нет, или дождь идет, или холодно, то в зале. А если погода хорошая, то на улице.

Весь вечер Вася клацал пультом от телевизора.

– Вася, мультиков сейчас нет, выключи, – просила я.

– Я не могу. Мне нужно знать, будет ли завтра дождь, ветер и холодно.

Прогноза погоды, как назло, не было. Посмотрела в компьютере. Около нуля. Ветер. Сказала сыну.

– Ну и что это значит?

– Не знаю. Учитель решит.

– Получается, как ему захочется… Вот интересно, а если ему хочется, а нам, ученикам, нет. То что?

– Ничего. Он же учитель.

– А мы человеки.

Утром меня разбудили. Мужчины выясняли отношения.

– Не-е-е-е-т! – кричал Вася, увидев в коридоре свою лыжную экипировку.

– Что случилось? – перепугался муж.

– Не пойду на лыжах! Мама сказала, что их не будет!

– Лыж не будет? – спросил у меня муж.

– Не знаю. Я же не физрук. Я бы не пошла. – Я села в постели, надеясь, что, когда они уйдут, лягу опять.

– Так, Вася, берем лыжи, если будете в зале, я отнесу домой.

– Я не понимаю! Ничего не понимаю! – стонал ребенок.

– Вася, в чем вообще проблема? – не понимал муж. – Опаздываем!

– Проблема-а-а-а! Не хочу-у-у-у! Не могу-у-у! – Вася зарыдал уже натурально. – Как я пойду-у-у-у?

– Пойдешь в лыжном костюме, если не будет лыж, я все заберу, – сделал еще одну попытку муж.

– Аа-а-а-а! – Вася стоял у входной двери и бил по ней лыжным ботинком. Звучало это так: «А-а-а, у-у-у, бум-бум, а-а-а, бум».

– Маша, вставай и сама с ним разбирайся! – зашел ко мне в комнату муж. Надежда лечь испарилась.

– Васенька, ты только на лыжи не хочешь или вообще в школу не хочешь? – спросила я.

– Что это вообще за разговоры по утрам?! – закричал муж, размахивая лыжной палкой.

Дальше мы с Васей шептались под звук ударов ботинком по двери.

– В школу хочу, мне на лыжах неинтересно. Холодно и ноги не ходят. Идешь по кругу, а зачем – непонятно, – хлюпал ребенок.

– Ладно, иди так, в классе посидишь, договорились? Будешь через раз прогуливать, ладно? Сегодня прогуляешь, а в следующий раз пойдешь.

– Мама-а-а-а! – уже радостно взвыл сын. – Обещаю! Буду прогуливать через раз.

– Ну вы вообще… – Муж от возмущения выронил палку.

Ушли. Муж вернулся, скрипя зубами.

– Все дети с лыжами, одни мы – без, – сообщил он мне с порога, – учительница была очень недовольна, что Вася остался в классе. Мне было так стыдно! Как ты можешь? А что будет потом? Он вообще все прогуливать начнет? Что из него вырастет? Как он в институт поступит?

– Ему что, завтра в институт поступать? – Я сделала попытку пошутить. Шутка не прошла.

– Ты! Ты делаешь из ребенка прогульщика! Чтобы этого больше не повторялось! Сама его води в школу – мне стыдно после этого учителю в глаза смотреть!

– Иди на работу, а?

Муж в гневе наткнулся на лыжи – грохот стоял такой… Я быстренько убежала в душ.

Пошла забирать Васю. Встретила на выходе Илью.

Илья очень самостоятельный мальчик. Он сам ходит в школу, сам возвращается. Единственный из всего класса. Он не ляпает себе на рубашку оладьями за завтраком, не выходит из туалета с незаправленной рубашкой и расстегнутой ширинкой, быстро переодевается на ритмику и физру и половине мальчиков помогает завязать шнурки на кроссовках. Очень серьезный. Правая рука Светланы Александровны. На него смело можно класс оставлять – он за всеми присмотрит, приглядит. Потом отчитается по пунктам – кто что делал. Разговаривает со взрослыми, как с детьми неразумными. По-моему, он уже родился взрослым. Но мама Антона мне сказала, что у Ильи – два младших брата. Поэтому он такой самостоятельный. Не от хорошей жизни.

– Привет, – поздоровалась я, – лыжи были?

– Здрасьте. Конечно, были, – строго окинул меня взглядом Илья, – по погоде надо смотреть. Прогнозом интересоваться. А то потом начинается: «Ой, я забыл, ой, я не знал». Стыдно.

– Стыдно, – согласилась я.

Илья кивнул и потопал домой.

Этот мальчик как скажет что-нибудь, так хоть стой, хоть падай.

Дети носились по коридору после уроков. Илья чинно шел к раздевалке.

– Что ты орешь? – поймал он за руку одного мальчика. – Что, на базаре?

А когда Вася однажды потерял портфель, Илья глубокомысленно заметил: «Да, если бы у детей головы отвинчивались, они бы их давно потеряли…»

Как-то Илюша шел и разговаривал сам с собой: «Новую пачку бумаги для рисования сегодня взял. Всего два листа осталось. Тому дай, с этим поделись… что они, едят эту бумагу, что ли? Взял лист – нарисовал. Ничего сложного. Просят и просят…»

– Вась, тебя учительница ругала? – спросила я сына, когда он вышел.

– Нет, а почему она должна меня ругать? – удивился сын. – Знаешь, мама, мне так понравилось уроки прогуливать! Нас в классе пять человек осталось. И мы весь урок в геймбой и пи-эс-пи играли. А я еще с Настей болтал. И рисовал. И даже домашнее задание в прописях написал. Так что мне почти ничего не осталось дома делать. Давай всегда на физру не ходить!

– Нет, Вась, мы же договорились – в следующий раз идешь.

– Ладно, ладно, я понял. Прогуливаю через раз. Я уже и физрука предупредил.

 

Февраля