Туалетное привидение и тупой принц

Ну вот, дожили. А я все гадала, когда придет время школьных страшилок?

– А знаешь, что находится за той дверью? – спросил таинственно Вася за обедом.

– За какой дверью?

– Которая закрыта. Ну там, где наш класс, слева, нет, справа.

– Что?

– Учительский туалет! – Вася в ужасе вытаращил глаза.

– И что?

– Нам туда нельзя заходить.

– Правильно. У вас есть свой туалет.

– А мы с Антоном и Димой видели, что там.

– И что?

– Привидение!

– И какое оно?

– Черное.

– Привидения вроде белые…

– А это туалетное, черное. Его же не видно. Поэтому оно черное. А Настя сказала, что в туалете для девочек тоже привидение есть.

– Надеюсь, туда вы не заглядывали?

– Нет, мы Настю отправили смотреть. Она же девочка, ей можно.

– И что?

– Настя не пошла. Сказала, что боится. Девочки они все трусы.

– Трусы, тьфу, трусихи.

– Ну да. Но Настя сказала, что точно есть. Оно за шваброй прячется и ведром гремит.

– Может, это уборщица ведром гремит?

– Хм, интересно.

– Что еще новенького, помимо туалетного привидения?

– Мы к директору ходили.

– Зачем?

– Чтобы нас наказали.

– За привидение?

– Нет, за выключатель.

– А что вы сделали с выключателем?

– Да ничего интересного. Антон с Димой подрались, кто первый включит свет в раздевалке. Их учительница увидела и наказала – они теперь будут на переменах за партами сидеть целую неделю. Ну вот. А они подрались за партами. И учительница их к директору отправила.

– А ты тут при чем?

– Мне интересно было. Я же еще не видел директора. И знаешь что? Директор оказался женщиной! Антона с Димой быстро наказали, потому что у нее времени не было.

– Ты-то где был?

– Там, с другой женщиной, которая по телефону говорит. Она мне конфету дала. А я ей про привидение рассказал. Мне понравилось к директору ходить. А Антону с Димой не понравилось. Они потом еще раз подрались – из-за директора. Дима говорил, что Антон виноват, а Антон – что Дима.

– А ты как себя ведешь?

– Хорошо. Меня только два раза на перемене оставляли за партой. Я сидел, а учительница ушла. Потом вернулась и спрашивает: «Что ты в классе делаешь? Иди в коридор, пока перемена не кончилась». Она забыла, что наказала.

– Что задали?

– Мне там Светлана Александровна письмо написала. В тетради по русскому.

Ну вот, первая записка от учительницы.

Вообще мне надоело делать домашнее задание. Мы с Васей в смысле обучения одинаковые – смотрим в учебник и ничего не понимаем. А пословица про книгу и фигу – наша любимая.

Без учебника Вася все знает. Они, например, реки проходили. В книжке был текст про реки. Вася читал: «Днерп, Лена, Двина, Енисей». Дальше шел вопрос: «Какие реки вы знаете?» Вася надолго задумался.

– Вась, ну?

Сын молчал, уставившись в страницу.

– Вась, закрой учебник. Закрыл? А теперь скажи, ты какие реки знаешь?

– Днепр, Лена, Енисей, – затараторил ребенок с правильными ударениями, – Миссисипи, которую нельзя называть Мисиписи, как Дениска в книжке про Денискины рассказы.

– Ладно, поехали дальше.

«Какие реки текут в вашей местности?» – спрашивал учебник. Вася с тоской стал разглядывать настольную лампу.

– Вась, ну?

Уж это он знает с пеленок. Москва-река у нас под боком, а дача – на Оке.

– Гребной канал? – сделал попытку сын.

– Это не река.

– Знаю.

– А что тогда говоришь?

– Мам, я не могу по учебнику. Я могу просто. По голове.

– Из головы, – автоматически поправила я.

Еще он ненавидит писать в косую линейку. С удовольствием пишет в нотных прописях, записки мне выводит прописными буквами, а в тетради – ну никак. «Помощница» – такой разлинованный листочек, который надо подкладывать под тетрадный лист, чтобы было легче, у Васи служит вместо блокнота. Он на обратной стороне записывает то, что боится забыть. Последняя запись – имена всех друзей. Вася пишет размашисто, и листочка ему не хватает. Он просит у учительницы новый. Она думает, что он опять потерял, и говорит, что на него «не напасешься».

Светлана Александровна велела держать его руку, чтобы вырабатывать мышечную память. Это очень сложно. Я не могу – начинаю писать за него. Чтобы быстрее отделаться. Увлекаюсь, конечно. Как-то совершенно случайно заметила, что в то время как я букву «б» вывожу и всякие «брат», «барабан», «бубен», Вася смотрит не в тетрадь, а в детский журнал. По-моему, он даже читал, пока я его рукой водила.

Тетрадь у нас была – загляденье. Светлана Александровна писала мне, то есть Васе, «Молодец», «Умница».

Прокололись мы на предложении «Зина подарила маме розы». Вася зачитался, а я увлеклась каллиграфией.

«Пиши сам!» – написала учительница под предложением. Мне стало стыдно. А с другой стороны, мне больше не нужно делать русский. Ура!

Раз в неделю сын устраивает себе выходной – забывает тетради в школе. Разыгрывает целый спектакль. Каждую неделю наслаждаюсь. С каждым спектаклем Вася играет все убедительнее.

– Ой, мама, – говорит он, – я, кажется, тетрадь в школе забыл. Как же я теперь уроки делать буду? Значит, придется не делать. А сегодня я бы их сделал. Вот прямо сейчас бы сел и сделал. Там целую страницу написать надо. Как жаль, что мне негде писать. Придется играть в дракона или пойти мультики смотреть вместо уроков. Как же я мог забыть? Я же так люблю делать домашнее задание. Я расстроился.

– Да, Васенька, как же тебе плохо сегодня будет без уроков. Даже не знаю, как тебя утешить, – отвечаю я, удерживаясь от аплодисментов.

– А ты мне разреши на компьютере поиграть. Тогда я не буду расстраиваться.

– Да, ничего не поделаешь. Придется разрешить.

Он, конечно, талантливый мальчик. Напугал тут меня до смерти.

Пришел из школы, переоделся. Я пошла разогревать обед. Возвращаюсь, чтобы позвать. Вася лежит на кровати, сложив руки на груди. И смотрит на меня жалобно.

– Васенька, тебе плохо? – кинулась к сыну я.

– Нет, мамочка, хорошо. Только я устал очень. Пять уроков было.

– Голова не болит? Живот не болит? Температуры нет? – щупала его я.

– Голова немножко болит и есть пока не хочется. Я полежу немножко. Отдохну, а потом встану и игрушки уберу.

– Не надо, Васюша, лежи, я сама сейчас уберу быстренько. Может, тебе чайку принести?

– Да, мамочка, принеси. С медиком.

– У тебя горло болит?

– Нет, кхэ-кхэ, не болит. Я полежу, попью чаю, может, засну.

– Да, мой золотой, сейчас, сейчас. Тебе сказку включить на диске?

– Да, включи.

Значит, я бегу на кухню, завариваю чай, ставлю на поднос, на тарелочке печенье, вафли, несу Васе прямо в кровать. В аптечке ищу профилактическое лекарство от простуды. Смотрю на ребенка и думаю: да, глазки больные. Бедненький. И бледный, уставший.

– Ты, иди, мамочка, иди, работай, – говорит Вася, откусывая маленький кусочек от печенья, – я тут сам. Тебе же работать надо.

– Ладно, если что – зови, – говорю я, укрываю его пледом и тихонько прикрываю за собой дверь.

Через десять минут я все-таки нахожу лекарство и на цыпочках заглядываю в комнату к сыну – вдруг заснул? И что я вижу?

Вася, совершенно здоровый и веселый, сидит в кровати, пережевывая печенье, и приговаривает: «Вот тебе, вот тебе». На коленях он держит запрещенный мной к использованию дома геймбой. И радостно в него рубится.

Вот что после этого делать? Дальше вообще хуже было.

Геймбой я экспроприировала, велела сыну спать, как он и собирался, и ушла в комнату. Сказала ему, что буду работать. Открыла этот гейм, чертов бой, буквально на секунду. Просто посмотреть и понять наконец, что там такого интересного. Чтобы в следующий раз, когда буду отбирать игру и совать сыну в руки книгу, говорить более аргументированно.

В картридже было четыре игры. Я включила, по моим представлениям, самую интеллектуальную – «Принц Египта». Там такой дядька полуголый бегает по дворцу, прыгает по столбам. Столбы непростые, шипованные. Надо перепрыгнуть. Как перепрыгивать, я не знала. Мой принц упорно на них натыкался, звучало «хрясь, а-а-а», и он падал, раскинув руки. Там еще летали какие-то фиолетовые птицы. Я думала, что птицы хорошие и летают для красоты, а оказалось, что они плохие и забирают силу. Одну я случайно срубила мечом и добавила себе очков. Потом я присмотрелась и поняла, что это не птицы, а летучие мыши. С пауками я тоже быстро разобралась. А вот как перепрыгивать через такую железную фиговину, похожую на насадку для фарша из кухонного комбайна, которая туда-сюда ездит, так и не могла понять. Мой принц с распоротым животом, раскинув руки, падал вниз. «Ну давай же, давай, – говорила я тупому принцу, – перепрыгивай». Уж очень хотелось войти в дверь и взять свиток.

– Мам, надо подождать, а потом прыгать, – услышала я голос сына. Он, оказывается, пришел ко мне в комнату, сел рядом и смотрел на мои мучения. Я и не заметила. В этот момент я поняла учительницу.

– Светлана Александровна, пожалуйста, запретите им приносить в школу геймбои и пи-эс-пи, – просила я ее, – они от них тупеют. Хоть кричи, не реагируют.

– Да, я тоже против, – сказала учительница, – но на перемене очень удобно. Они не бегают, а сидят на диванчике в рекреации. Хоть не покалечатся. А звонок они слышат, не волнуйтесь.

 

Ноября

Кораблики и паровозики

Докатилась. Стала завистливая и ревнивая. Вот увидела письмо, которое написал Деду Морозу сын нашего друга. Сын – ровесник Васи, тоже первоклассник. Да, мы так писать не умеем – ровненько по клеточкам, без ошибок, с четким построением предложений. Васины сочинения на свободную тему только я могу понять да учительница. Муж считает сына гением. Только пока непонятым. Недавно показала ему записку, которую Вася, как обычно, написал на обороте разлинованного листка – «помощницы». Сидим, рассматриваем, пытаемся понять.

– Почему он точки после каждого слова ставит? – спросил муж.

– Понятия не имею. Ты мне лучше скажи, почему он слово «взял» справа налево написал?

– А это я ему про арабскую письменность рассказывал.

– Вопросительный знак вверх ногами…

– Как в испанском…

– А это что? Запятая?

– Может быть, это апостроф?

– Сам ты апостроф.

– А кто такой подводлаз?

– Может быть, водолаз?

А еще я недавно встретила знакомого мужа. У него младший сын тоже в первом классе.

– Как вы учитесь? – спросила я.

– Ой, замечательно. Тут Сеня заболел и даже плакал, что в школу не пойдет, – ответил знакомый.

– Васе тоже нравится в школу ходить, – сказала я.

– Нет, Сене больше нравится, – похвастался знакомый, – он даже внеклассное чтение вперед прочел.

Я промолчала, потому что у нас нет внеклассного чтения.

– А еще, – продолжал папа сознательного Сени, – он после Нового года будет во втором классе.

– Как это?

– Ну, у них система такая – начальная школа за три года. Вот они полгода учились в первом классе, а полгода – во втором.

– Интересно…

– Да у них такой класс сильный. Их всех можно сразу в третий отправлять. А про Сеню говорили, что он мог эти полгода не учиться – и так все знает. Ну так вот, Сеня рано пошел в школу, а еще через класс перепрыгнет, в шестнадцать уже закончит и в институт поступит.

– Он же не перепрыгивает. Просто система такая.

– Формально нет, но по сути перепрыгивает, – обиделся папа, – а вы не перепрыгиваете?

– Нет, по-моему.

– Хм, ну ничего, бывает.

Он это так сказал, как будто Вася на второй год остается.

Я, конечно, внутренне возмутилась. Я тоже хочу перепрыгнуть. Почему мы не перепрыгиваем? Мы тоже все знаем. Рассказала про Сеню мужу.

– Здорово, – сказал муж.

– А чего ты так радуешься?

– А что я должен сказать?

– Ну что все дети – идиоты, а наш Вася – самый умный.

– Маш, ты чего? Совсем уже?

С другой стороны, я не знаю, потяну ли программу третьего класса. Пока я еще хоть что-то соображаю. Проблемы чаще всего возникают с уроком «Окружающий мир». Вася его называет окружмир. Так и говорит – окружмир. По-моему, он даже не знает, как расшифровывается окруж.

Кто придумывает такие вопросы? Например: «В городе Москве протекает река Москва. Она впадает в Оку. Если в Москве пустить кораблик, сможет ли он попасть в Каспийское море?» Я думала, что нет, потому что Ока – это рядом, а Каспийское море – далеко. В школе на уроках географии максимум чего я достигла – правильно обвела границу СССР на контурной карте.

Позвонила однокурснице, окончившей школу с серебряной медалью. Задала вопрос. «Нет, не доплывет, – ответила она. – Бумага по дороге размокнет». В принципе логично, но сомнения оставались. Вася, кстати, ответил «Да, доплывет», аргументируя это тем, что иначе бы не спрашивали, если бы не доплыл. Тоже логично. Позвонила мужу, который долго не отвечал – думал. Сказал, что до Оки точно доплывет.

– Узнай у коллег, – попросила я.

– Не буду, – ответил муж, – дай я подумаю.

Дала подумать. Муж сказал, что доплывет, потому что Ока где-то точно должна впадать в море. Не исключено, что в Каспийское.

Или другой вопрос: «Ворона, грач и галка – близкие родственники. Чем они похожи?» Что нужно ответить? Клювами?

Еще было задание найти на вечернем небе ковш Большой Медведицы. И где я Васе в московском небе Медведицу найду?

Меня, как всегда, успокаивает мой редактор Ася. Ее сын Миша, с моей точки зрения, гениальный мальчик, учится уже в четвертом классе. Я звоню Асе и спрашиваю про кораблик, который должен попасть в Каспийское море. Ася отвечает, не задумываясь. Она это уже проходила.

– А вы что делаете? – спрашиваю я ее.

– Морфологический разбор слова, – отвечает она.

Я замолкаю, преклоняясь перед ее знаниями.

– Что же дальше будет? – шепчу я в трубку.

– Ничего, Маша, – успокаивает меня Ася, – с уравнениями, которые нужно решать через икс, мы справимся. Я разобралась. Объясню. Дальше, конечно, сложнее…

Про близких родственников ворон я как-то постеснялась у нее спросить.

* * *

Меня предупреждали, чтобы я не рассказывала в школе про таланты родителей. Но я не удержалась. У нас в классе есть папа-сантехник, который чинит раковину. Есть папа с руками, который чинит все остальное. Есть папа с деньгами, который больше всех сдает на нужды родительского комитета.

– А мой муж замечательно рисует. Профессионально, – сказала я Светлане Александровне, когда она благодарила за помощь папу с руками.

Вот, нам тоже дали задание. Нужно склеить два листа ватмана и художественно написать «1 «А». «Моя семья». А потом туда вклеят фотографии детей с родителями, братьями-сестрами, дедушками-бабушками и вывесят на первом этаже школы. У какого класса будет лучше, тот и победит. То есть все зависит от того, как мой муж напишет и оформит заголовок. Он еще не знает, какая ответственность на нем лежит. К тому же сдать нужно быстро, времени искать другого папу-художника нет. Параллельный класс, как подслушала одна из бабушек, нанял профессионального художника-оформителя. И это нечестно, если они победят. И кто меня за язык тянул?

Муж пришел поздно. Мы на ковре разложили ватман. Он нарисовал буквы и паровозик.

– Давай я тебе помогу раскрасить, – предложила я.

– Нет, ты все испортишь. Не трогай. У нас есть плакатные перья? Почему нет? В доме должны быть плакатные перья. А маркер толстый есть? Тоже нет? И как я должен рисовать? Пальцем? – возмущался муж.

– Что ты так нервничаешь? Можно красками раскрасить.

– А вдруг не понравится? И Васе скажут, что его папа плохо нарисовал? Он же расстроится.

– Знаешь, тут только два варианта. Или к нам больше не обратятся, или ты будешь рисовать стенгазеты до пятого класса.

– Смотри, какой я шрифт придумал.

– Да, замечательно. Только букву «А» по-другому нарисуй.

– Ты ничего не понимаешь. Это же в стилистике «Нью-Йоркера» шестидесятых годов.

– А-а-а. Так учительнице и передать?

– Так и передай.

Я все-таки решила помочь. Стала стирать ластиком карандашные наброски. Задела краску и слегка размазала.

– Что ты делаешь? Уйди лучше! – закричал муж и чуть ли не закрыл ватман своим телом.

Он нарисовал замечательный паровоз с вагонами, которые везли буквы – как заголовок. А подзаголовок – «проектная работа» написал прямо на вагонах, как на табличках в настоящих поездах. Было очень красиво.

– Нет, не оценят, – держа кисточку и рассматривая свое творение, сказал муж, – не поймут.

– Ну что ты. Так здорово.

Легли поздно, встали рано. Муж кинулся обводить буквы фломастером.

Сдавать работу отправили няню. Она вернулась расстроенная.

– Светлана Александровна сказала, что все хорошо, только паровоз не нужен. Нужно только название написать и все. Переделать.

Я позвонила мужу. Сказала, что работу зарубили.

– Я так и знал.

– Не расстраивайся.

– Я и не расстраиваюсь. Она хоть объяснила, почему паровоз не нужен?

– Ну, у них свой паровоз.

– А что значит – «оформить»? Что они имеют в виду, когда просят «оформить»?

– Надо, наверное, рамочку нарисовать, – высказала предположение я.

– Я не буду рамочки рисовать. Это же примитивно! – кричал муж в трубку.

– Хорошо, не надо. Мы сами что-нибудь придумаем.

– Да, вы придумаете. Конечно…

– Чего ты обижаешься?

– Я не обижаюсь. Паровоз им мой не понравился… Да никто до такого оформления не додумался бы. Это же идея. Настоящая.

– Там еще многоточие нужно было поставить.

– А у меня вместо многоточия труба и дым из трубы. Неужели это не понятно? Три точки любой дурак нарисует. А я дым придумал.

– Мне очень твой паровоз понравился. Я его сохраню.

– Нет, выброси, чтобы я и не видел. Порви и выброси.

– Ну перестань. Ты самый талантливый, самый умный.

– Не надо меня уговаривать.

– Я не уговариваю.

– И успокаивать меня не надо. Ты специально так говоришь.

– Нет, не специально. Я правда так думаю.

– Все, пока, мне работать надо. Паровоз им мой не понравился… Рамочки им нужны…

 

Ноября