Теория вероятности в действии

Не удержалась и устроила сыну проверку знаний, помня о вчерашнем позоре.

– Вася, кто написал «Красную Шапочку»?

– Ты?

– При чем тут я?

– Ты все пишешь и пишешь, за это время могла и «Шапочку» написать.

– Вася, подумай, ты же знаешь, – заламывала я руки.

– Пушкин?

– Нет, зарубежный писатель.

– Не знаю.

– Знаешь. Подумай. Вспомни.

– Не помню.

– Шарль Перро.

– Да? – искренне удивился Вася.

– А кто придумал Чебурашку? – сделала я еще одну попытку.

– Пушкин?

– Нет, не Пушкин.

– Шишкин?

– Какой Шишкин? Вася, нет такого писателя. Точнее, он есть, но не детский и вы вряд ли будете его в школе проходить.

– А почему тогда его портрет висит?

– Это портрет художника. Он картины рисовал. А кто Чебурашку придумал?

– Шарль Перро?

– Васенька, ты издеваешься? Успенский, помнишь?

– Нет, не помню.

– А кто про старика и золотую рыбку написал?

– Успенский?

– Нет. Вася! Не пугай меня.

– Шишкин?

– Сам ты Шишкин. Пушкин написал!

– Мама, ты издеваешься, что ли?

– Это ты издеваешься. Ты в четыре года знал больше писателей, чем сейчас.

– У меня в четыре года мозги были моложе. Скоро я вообще ничего помнить не буду.

– Ладно, а кто написал «Винни-Пуха»?

– Мам, скажи сама, а то время теряем.

– Алан Милн.

– Чё?

– Ничё!

– Дисней.

– Что – Дисней?

– Не знаю. Просто Дисней. Не подходит? Я вспомнил случайно.

– Дисней мультик создал. И не он сам, а его студия.

– Ну вот. Значит, я угадал.

– Надо знать, а не гадать!

– Нет, мама, есть такая теория, не помню, как называется. Короче, можно угадать правильно.

– Нет такого слова – «короче». А теория называется вероятности. Кто написал сказку о мертвой царевне и семи богатырях?

– Пушкин.

– Правильно.

– Теория вероятности в действии.

– О Боже!

 

Февраля

Девочки совсем ку-ку

– Мама, а ты знаешь, что есть такой праздник, когда только девочек поздравляют? – сказал мне мой сын-первоклассник Вася. – Приходи в пятницу в школу к третьему уроку – я тебя вместе с девочками поздравлю.

– И что вы будете делать?

– Я точно не помню. Но учительница сказала, что надо поздравить мам, бабушек и девочек. Открытку сделать красивую и рисунок. Сделаешь?

– Я?

– Ну да. Я же сам не смогу всякие цветочки клеить и бабочек из бумаги рисовать, как нам сказали. Я же мальчик.

– Но рисунок хоть сам нарисуешь?

– Мама, ты подумай. Я что тебе нарисовать могу? Рыцарей, сражение, дракона.

– Хорошо.

– Нет, для праздничного рисунка плохо. Нам учительница по изо сказала, что нужно маму нарисовать. Красивую. А тебя я рисовать не могу. Ты же не рыцарь.

– Ну, нарисуй солнышко, дом, дерево…

– Мама, я что – младенец?

– А девочек вы как будете поздравлять?

– Так же, как они нас на Двадцать третье февраля.

Всем мальчикам тогда подарили пеналы и календарики, что они расценили как плевок в душу. Девочки читали стихи. По очереди. Несколько девочек забыли на партах напечатанные листочки со своими словами, и за них пришлось читать учительнице. А Лиза, у которой был самый главный и самый большой кусок текста, вообще заболела.

– Мам, может, вообще не пойдем в школу на этот праздник? – подумав, спросил Вася. – Там делать будет нечего. Физру же отменят. А что там делать без физры? Да и еще учительница велела тебе подумать.

– О чем?

– Понимаешь, там нужен номер для концерта. Чтобы ученики вместе с родителями выступали. Например, ты играешь на гитаре, а я пою. Или наоборот.

– Но ведь ни ты, ни я не умеем играть на гитаре!

– Вот и я про то же. Значит, мы подумали и решили, что не будем участвовать. Я так и передам.

– Подожди, подожди. Но мы можем на фортепиано сыграть в четыре руки.

– Да, только отбирать номера для концерта будет учительница музыки. Ты думаешь, ей понравится, как мы с тобой играем «У козы рогатой»? – с явным намеком на неминуемый позор спросил Вася. – Та мама, которая на гитаре умеет, про ежика с дырочкой в правом боку сыграет. А их папа будет свистеть. Наш папа будет свистеть про козу?

– Боюсь, что не будет.

– Вот и я так думаю. Ну все, мы решили – я тебя рисовать не буду, открытку ты мне для школы сделаешь, коза в пролете, в школу не идем. Отлично мы, мама, с тобой придумали!

– Вася, что значит «в пролете»? Кто так говорит?

– Учительница по танцам учительнице по музыке. Нас отбирали для танца ромашек. Кого не взяли – те в пролете.

– А тебя взяли?

– Нет, конечно. Какая из меня ромашка? Никакая! – Вася не скрывал своего счастья.

– Скажи прямо – ты не хочешь поздравлять девочек?

– Не хочу. Потому что эти девчонки – совсем ку-ку. – Вася покрутил пальцем у виска.

 

Марта

Пища для мозга

– Вася, садись делать уроки, – прошу я.

– Не сейчас. Я сейчас занят, – отвечает сын.

Невозможно засадить ребенка за уроки. При этом он раскусил, что если сидит и валяет дурака, то я начинаю злиться, а если занят делом – то с уроками можно подождать. Сын рассматривает энциклопедии, собирает магнитный конструктор – не придерешься. А тут неудачно плюхнулся на диван и ударился головой об стену. Звонко и больно.

– Не могу уроки делать, у меня голова болит, – сказал он мне.

– Уже прошла давно.

– А ты попробуй так стукнуться, а потом садись работать. Много ты напишешь? – обиженно заявил ребенок.

Мне в последнее время тоже работать не хочется, о чем я всем сообщаю. Лежу на диване и читаю книги. Вася делает то же самое. И говорит, что у него тоже «не пишется» русский. Тогда, после удара головой, я ему разрешила не делать уроки. Жалко все-таки. Так на следующий день Вася занялся членовредительством. Шел по коридору и вмазался плечом в угол.

– Рука болит. Писать не могу, – доложил он.

– Ты же левой ударился, а пишешь правой, – не поддалась я.

– А, понятно, – понял свой просчет сын, – значит, надо правой.

Вася пошел по коридору, вдруг вскинул руки и шлепнулся на попу.

– Ой, ай, моя рука, – схватился он уже за правую руку.

– Вася, перестань, ты же на попу свалился. Я видела.

– Жаль, – сказал сын, бодренько вставая, – я, между прочим, есть хочу.

– Ладно, пойдем, накормлю. А после этого – уроки.

– Хорошо.

Вася съел две котлеты с картошкой, салат, выпил сок.

– Что-то я не наелся, – заявил он.

Принесла булку. Вася съел булку.

– А яблочко?

Принесла яблоко. Съел яблоко.

– Все? Наелся?

– Нет. А что еще есть?

– Вася, ты сейчас лопнешь.

– Нет, не лопну. Хочу греночек.

Принесла гренок. На второй гренке сын сломался.

– Нет, мама, я решил, что это не выход.

– Какой выход?

– Ну, есть, чтобы уроки не делать. Не могу больше.

– Конечно, не выход. Иди уроки делай.

– Не могу. У меня мозг пищу переваривает. Я отупел.

– Вася, ну сколько можно? Почему как делать уроки, так проблема?

– Это у всех так, мам, – философски заметил сын.

– Я не хочу, как у всех. Я хочу, чтобы ты быстро делал уроки и получал хорошие отметки.

– Мама, это же скучно. Нам с тобой тогда и поговорить будет не о чем.

 

Марта

Мальчик-колокольчик

Все, у меня проявился синдром обиженной родительницы. Я уверена, что Васе занижают отметки. Например, уравнение он решил правильно, а записал не так, как нужно. Ставят «четыре». Или по русскому. Да, не может ребенок написать «классная работа» с двумя «с». Да, я понимаю, что уже в двадцатый раз не может. Но ведь он же исправляет. Ему вообще нравится искать ошибки и исправлять их. Наверное, это моя вина. У нас игра такая – я пишу слова неправильно, а он ищет ошибки и ставит мне оценки. Так мы выучили написание «чн», «чл» и мягкого знака. Так вот в тетради он тоже пишет сначала неправильно, а потом исправляет. Вся тетрадь в зачеркиваниях. За это ему ставят в лучшем случае тройку. Конечно, сложно прочитать, что он там понаписал, если не видеть перед этим текста в учебнике. Но я это списываю на почерк. Мой почерк тоже никто расшифровать не может.

Или в проверочной Вася делает даже то, что не нужно, – не только чертит отрезки, а еще и решает, насколько один больше другого. А это ошибка. Никто же не просил вычислять, просили только начертить. Две помарки – четверка. А у нас их пятнадцать. Ну и что? В общем, я считаю, что оценки нам снижают ни за что. И вообще Вася самый умный. Муж сказал, что это несправедливо и нужно идти к учительнице разбираться. Иногда мне кажется, что он в школе не учился.

Зато у Васи обнаружилась фотографическая память. Им задали выучить наизусть стихотворение «Весна недаром злится». Вася прочел его два раза и рассказал без ошибки. А я поняла, что старею – память ни к черту. Вася заставил и меня учить, а потом исправлял ошибки. На третьем куплете меня заклинило.

– Вася, я не помню, – призналась я.

– Да, мама, тяжело тебе жить с такой памятью, – пожалел меня сын.

Вечером муж на радостях подсунул сыну Пастернака – «Снег идет». Вася прочел, но учить отказался. Муж расстроился.

А еще они готовятся к празднику прощания с букварем. Вася сказал, что он ничего делать не будет, а только звонить в колокольчик. Потому что ему не дали петь песню, читать стихи и танцевать. Причем он совершенно не расстроился. Даже обрадовался.

– А ты в школе что делала? Тоже в колокольчик звонила? – спросил Вася меня.

Свой праздник букваря я хорошо помню. Надо было дома сделать корону из картона на голову. Мне досталась буква «К». Делать должна была мама. Маме корона никак не давалась. Буква «К» была похожа на что угодно, только не на букву. А я хотела красивую, яркую. А мама мне сделала кривенькую, косенькую и зеленую – другой краски в доме не нашлось.

А еще нужно было выучить любой детский стих. Маме было неинтересно учить про первую учительницу или первую книжку. Поэтому она выучила со мной Есенина «Дай, Джим, на счастье лапу мне». Я прочитала стих, поправляя корону, которую мама закрепила мне на голове с помощью канцелярской скрепки, а в конце залаяла и завыла на луну, как Джим. Хлопала мне только моя мама. Собственно, это ее была идея – полаять в конце. Чтобы добавить драматизма. Поскольку все сидели с застывшими улыбками и молчали, я решила, что выступление не закончено и надо заполнить паузу. «Есенин пил и гулял, – громко сказала я, – у него было много женщин. Без этого стихов не напишешь. Одна из них – балерина Дункан – умерла. Ее шарф попал под колесо кареты, и она задохнулась. Это стихотворение про собаку. Некоторые люди любят собак больше, чем людей. Их можно понять. Люди – сволочи». Я поклонилась, потеряв корону, и медленным шагом спустилась с лестницы. Про Дункан и людей-сволочей мне мама рассказала. Так, для общего развития. Ярче меня выступил только мой одноклассник Женька, который одновременно бубнил стих, ковырял в носу и переминался с ноги на ногу, потому что хотел в туалет. И все гадали – успеет он стих добубнить или нет. Не успел – на середине куплета убежал за кулисы.

В общем, после того праздника мне не доверяли выступать с сольными номерами. Зато ставили объявлять, чему я была очень рада. Не нужно ходить в дурацкой короне, а можно завязать огромные банты. Я себя ощущала главным человеком на концерте – у меня была специальная красная папочка, в которой была записана очередность номеров. Мне казалось, что все зависит только от меня – если объявлю, то они выступят, а если не объявлю, то нет. Кстати, мои одноклассники считали так же и подхалимничали напропалую, что добавляло мне радости.

Может, Вася тоже сказал что-то не то, после чего его назначили мальчиком-колокольчиком?

Да, тут выяснилось, что на музыке его просят не петь. Он не поет, а гудит. Это очень странно, потому что Вася занимается музыкой два раза в неделю и слух у него, если верить преподавателю по музыке, абсолютный. Дома Вася поет чистенько, а в школе гудит. Все на одной ноте. А еще он сказал учительнице, что она фальшивит, когда играет. Заявил уверенно. Боюсь, что он был прав, но учительнице было, наверное, не очень приятно. С урока его выгнали в два счета. Если так пойдет дальше, то мы в школу не будем ходить. До этого его выгнали с дополнительного урока развития логики. Что он там заявил – не знаю, а Вася не признается.

 

Марта

«Знинае сали»

Вчера вечером, часов в семь, Вася сказал, что завтра у него праздник – прощание с букварем. Родители приглашены.

– Мне нужен колокольчик, – сказал Вася, – я же буду звонить. Учительнице я сказал, что у нас есть.

Колокольчик у нас был, но Вася так активно им пользовался, что у него отвалилась эта фиговина, которая звонит. Язычок.

– Вася, он же не звонит, – сказала я сыну.

– Надо найти колокольчик. Я же не могу без него, – строго сказал Вася таким тоном, что было понятно – вынь да положь ему колокольчик, – а еще мне нужны костюм и галстук. Учительница велела.

Я выпучила глаза.

– Она сказала, что хотя бы галстук, – добавил сын.

Позвонила мужу на работу. Звоню я ему редко, поэтому он испугался.

– Что случилось? – спросил он.

– Нам срочно нужны галстук и колокольчик, – сказала я таким тоном, что мужу стало сразу понятно – вынь да положь.

– Но я не могу прямо сейчас, я на работе, – замямлил муж.

– «Детский мир» работает до девяти. Успеешь.

– И где я там колокольчик буду искать?

– Спроси у продавщиц.

– Вообще-то Олег собирает колокольчики. Может, ему позвонить?

Олег – друг мужа. Он-то и подарил нам колокол из своей обширной коллекции.

– Нам нужно к завтрашнему дню.

– А почему ты раньше не сказала?

– Потому что только что об этом узнала.

Муж выдохнул и сказал, что сделает все возможное.

Весь вечер я обзванивала знакомых и спрашивала, нет ли у них случайно под рукой колокольчика. Знакомые дружно тупели. Первый вопрос: «Какого колокольчика?» Приходилось объяснять, что это такая штука, которая звонит. Второй вопрос: «А тебе зачем?» Я рассказывала, что Вася у нас на празднике мальчик-колокольчик, только без колокольчика. Знакомые офигевали окончательно и говорили, что чего-чего, а колокольчика нет. В результате я за вечер поговорила даже с теми людьми, с которыми не созванивалась примерно год. Уже потеряв надежду, я позвонила Кате, которая у нас убирает. Катя обладает редким даром – она из подручных средств может сделать нужную вещь. Последний раз она оторвала от шкафа ручку и привинтила ее к холодильнику, у которого ручка оторвалась, решив, что ручка на холодильнике важнее. А еще Катя не задает лишних вопросов, за что я ее особенно люблю.

– Катя, у тебя нет колокольчика? – спросила я.

– У тебя стоит на полке, – ответила Катя будничным тоном, как будто каждый вечер в одиннадцать ей звонят и спрашивают про колокольчики.

– Там оторвалась эта штуковина, – заныла я.

– Я знаю. Она лежит в корзинке в коридоре. Что ты ноешь? Возьми и привинти.

– Нет в корзинке.

– Ну, возьми гвоздь или шуруп, проволоку и сделай новый язычок.

– Катя, ты – гений.

– Я знаю. Давно страдаешь?

– Весь вечер.

– Ну и дура.

Когда я приделала к колокольчику конструкцию из шурупа на проволоке, нашелся настоящий язычок. Он лежал там, где сказала Катя, только я его не заметила. Отвинтила шуруп и прилепила язычок.

– Вася, у тебя будет колокольчик! – закричала от восторга я. – Самый лучший, самый громкий!

– Спасибо, мамочка, – чуть не расплакался от счастья сын.

С работы пришел муж.

– Галстук купил, еле успел, – сказал он.

– Ну слава Богу.

Утром Вася стоял в белой рубашке, синем новом галстуке в тонкую полоску под джемпером и белой рубашке. Муж им явно любовался.

– Может, все-таки надо было костюм купить? – спросила я. – Все буду в костюмах.

– Это кембриджский стиль. Классический, – обиделся за ребенка муж.

– Вася, не забудь, колокольчик у тебя в портфеле, – напомнила я.

Праздник начинался в одиннадцать. Пошла пораньше, чтобы занять место. Взяла фотоаппарат.

Наконец на входе в актовый зал появились дети. Их построили по парам. Вася стоял первый, с Лизой. Все девочки были в красивых бальных платьях, туфельках, с цветами в волосах. Вася себе не изменил. Белая рубашка торчала из штанов, на рукаве – пятно. Я не удержалась, вскочила с места и побежала поправлять.

– Я же тебе говорила, заправься, – сказала Лиза и помогла мне запихнуть рубашку в брюки. – Галстук поправь, – велела она и сама стала поправлять ему галстук, как родному мужу.

Зашли под музыку, стали рассаживаться. Вася сел с Димой наискосок от меня – впереди. Прямо передо мной села завуч начальной школы с учительницей. Мальчик, сидевший рядом, испугался такого соседства и стал отползать. Но его не пустили одноклассники. Мальчик стоял и в панике искал свободное место.

– Садись, начинается, – дернула его за руку завуч и усадила рядом с собой. Мальчик сел и затих.

Начинали с песни. Певцы выстроились на сцене и с серьезными лицами начали петь. Учительница музыки знаками показывала, что надо крутиться, улыбаться и качать в такт головой.

– Улыбаемся! – крикнула с места завуч.

Дети дружно заулыбались.

– Ручками машем, все дружно! – крикнула опять завуч.

Дети замахали руками, кто как мог.

– Ты тоже маши и пой, – сказала завуч своему несчастному соседу.

Мальчик лихорадочно замахал руками.

На сцене тем временем мальчик пихал локтем девочку. Поскольку они размахивали руками, кто вправо, кто влево, девочка заехала мальчику по голове. Тот, продолжая петь, как бы случайно, врезал ей в ответ. Девочка пихнула мальчика локтем, мальчик наступил ей на ногу. Так они и пихались до конца песни.

Следующими вышли чтецы.

– Вася, Вася, иди скорее, – зашептала ему Лиза.

– Вася, где твой колокольчик? – спросила громким шепотом учительница.

– Я его в портфеле забыл, – с ужасом осознал ребенок.

– Ну, иди так, без колокольчика, – велела учительница, – просто по сцене пробежишь.

Вася с ногами забрался на стул, свернулся клубочком и зарыдал. Не в голос. Сотрясался плечиками. Я пыталась прорваться к сыну через ряд родителей, но на моем пути вырос папа с фотоаппаратом. Завуч была ближе. Она кинулась успокаивать Васю. Я замерла. Надеялась, что Вася, который не любит, когда его успокаивают чужие люди, не даст ей рукой в живот. Но сын еще крепче свернулся и продолжал рыдать.

– Что вы стоите, ничего же не видно, – сказала мне мама.

Я села, потому что над Васей стояла завуч, подружки Настя, Лиза и друзья Антон с Димой. Настя гладила Васю по голове, завуч что-то говорила, а Антон отрывал Васины руки от лица. Спереди Илюша, который у них самый послушный и рассудительный, тоже не удержался и стал успокаивать:

– Что ты расстроился? Подумаешь, номер… Вышел на сцену, прошел один раз с колокольчиком, и все. Нашел из-за чего плакать. У тебя еще столько таких выходов с колокольчиками будет. Учителя опять какой-нибудь праздник придумают. Сиди и смотри, как другие мучаются. А ты зритель – тебе хорошо.

Вася продолжал тихо рыдать. На сцену никто не смотрел. Все смотрели на Василия, и всем его было жалко.

– Ну дали бы ему другой колокольчик, тоже проблема, – пожалела его чья-то бабушка.

– Точно. И вообще, почему одни дети участвуют в нескольких конкурсах, а другие – нет? – поддержала ее та мама, которой я мешала смотреть. – Моя дочка тоже еще на сцену не выходила. А она и танцует, и поет. Почему ее не отобрали? Где справедливость? Все дети должны участвовать.

– Вот-вот. Да где вы справедливость в этой жизни видели? – поддакнула бабушка.

Чтецы читали стихи без выражения – им тоже было интересно, что там случилось в зале. Наконец девочка со сцены громко сказала: «И прозвенел веселый звонок». Все замолчали и посмотрели за кулисы. Девочка сказала еще раз, громче и задорнее: «И прозвенел веселый звонок». С двух сторон на сцену выбежали мальчики, человек пять, с колокольчиками. Пронеслись, трезвоня что есть мочи, и скрылись. Номер закончился. Видимо, Вася должен был тоже так пробежать. Сын сполз под стул от страдания.

Потом опять вышли певцы и стали петь про буквы.

– Смотри, смотри скорее, – сказал Антон Васе и буквально выдернул его из-под стула.

Антон показывал пальцем на сцену. Дети вокруг тоже зашептали: «Смотри, смотри», – и стали показывать пальцами.

Вася выполз и заулыбался. У одной из девочек задралось бальное платье. Мальчишки дружно хихикали. Девочки с мест кричали: «Платье, платье поправь!» Певцы, которые пели алфавит, перепутали буквы и пели вразнобой – кто «эл», кто «эн». Все девочки на сцене судорожно поправляли платья. Только та, у которой подол застрял в колготках, ничего не поправляла.

Антон обрадовался, что ему удалось успокоить и развеселить друга, и, когда на сцену вышли танцоры-ромашки, стал все комментировать:

– Смотри, а Никита в девчачьей шапке. Во дурак. Сейчас точно буквы перепутают, как на репетиции.

Дети действительно держали буквы и в конце танца выстроились в линейку и подняли буквы над головой. «Знинае сали», – прочитала я.

Антон с Васей валялись на полу и держались за животы от хохота.

– Буквы, поменяйтесь местами! – крикнула с места завуч. Дети, толкаясь, стали меняться. Опять не получилось.

– Абракадабра, – хохотал Антон.

– А что там должно быть написано? – спросила у всех мама.

– Знание – сила, – перевела бабушка.

Дети все еще пытались составить фразу. Девочка, которая держала букву «И», пыталась впихнуться хоть куда-нибудь. Но дети ее отгоняли – «Тебе не сюда, туда, ты там стоишь».

– Уходите, уходите, – махала им из зала завуч.

Потом все встали на заключительную песню. Вася тоже пошел на сцену и занял место в первом ряду. Эту песню даже я знала наизусть, потому что Вася ее распевал дома на все лады. Но на сцене он так и не раскрыл рот. Ни разу. Просто стоял и молчал. Впрочем, Антон тоже не пел. Он выкрикивал окончания слов. «Школа любимая», – пели дети. «Ла», «Мая», – выкрикивал Антон.

На выходе из актового зала Васю с Антоном ждал их друг Денис.

– А тебя почему в зале не было? – спросила я его.

– А я не в костюме и в водолазке пришел, – равнодушно ответил мальчик. – Чего я там не видел? И песни мне не нравятся. Там рифмы нет.

– Давайте я вас сфотографирую, – сказала я.

Фотографировать пришлось всех. Отдельно Настю с Лизой, которые не могли решить, кто будет первый фотографироваться с мальчишками. Мальчики продолжали позировать и в раздевалке. Картинно били друг друга сменкой, обнимались, садились друг на друга, тянули девчонок за платья.

– Васенька, – сказала я, когда мы вышли, – ты у меня самый лучший.

– Я знаю. Пошли подарок покупать, чтобы я не расстраивался из-за колокольчика.

– Пошли.

– Ура! Настя, пока, мы с мамой идем подарок покупать.

– Несправедливо, – сказала Настя, – я пела-пела, а мама не смогла прийти, и подарок мне не купят. Больше не буду петь.

– Хочешь, в снежки поиграем, снег же выпал, – остановился Вася, пожалев свою подружку.

– Хочу, пока за мной няня не пришла, – обрадовалась Настя.

– Настя, ты в платье, – пыталась остановить ее я.

– Да ну его. Оно все равно прошлогоднее, – махнула рукой девочка и залепила Васе снежком.

Настя была совершенно счастлива в заляпанном грязным снегом бальном белом платье и с цветком, который болтался у нее около уха.

– Настя, пошли! – крикнула ей няня.

– Не могу, мы с Васей прощаемся, – строго сказала девочка.

Они стояли голова к голове и шептались. Только когда из школы вышли Антон с Димой и Денисом, Вася нехотя отлепился от Насти и кинулся к друзьям.

– Несправедливо, – выдохнула девочка.

 

Марта

Преимущества галерки

– Мама, я все-таки решил, что меня нужно пересаживать, – сказал Вася.

– Тебе опять девочки мешают?

– Нет. Меня никак стих не спросят. Очередь не доходит.

Вася сидит на самой последней парте в самом последнем ряду, у стеночки. Выучить наизусть стихотворение им задали давно. Сын его выучил и был готов отвечать. Но все рассказывали друг за другом – с первого ряда.

– Спрашивали сегодня? – интересовалась я.

– Нет, еще полряда осталось, – отвечал обиженный ребенок, – хочу, чтобы меня пересадили. Антона ведь пересадили и Лизу – тоже. Они друг другу мешали.

– И куда ты хочешь? На первую парту?

– Нет, только не туда. У нас там Илья сидит. Прямо напротив учительницы. Так Светлана Александровна все время ему в тетрадь заглядывает и поправляет. А когда по рядам ходит, то до меня вообще редко доходит. Я же далеко.

– Где ты хочешь сидеть?

– Ну не знаю. Может, в середине?

– Ладно, тогда я схожу в школу и попрошу, чтобы тебя пересадили.

Но до школы я так и не дошла, а Вася, похоже, забыл про пересадку. Стих он благополучно рассказал, получил пятерку, и необходимость что-либо предпринимать вроде бы отпала.

– Нам опять стих наизусть задали, – сообщил он.

– На когда?

– Светлана Александровна сказала, что в четверг или в пятницу будет спрашивать. Я успею.

– Конечно, успеешь.

Но оказалось, что Вася все перепутал, – стих нужно было выучить к следующему уроку. То есть к завтрашнему дню.

– Я пятерку с плюсом получил, – объявил сын.

– Ты же дома не учил, – удивилась я.

– Я вообще больше дома учить не буду. Пока до меня очередь дошла, пришлось этот стих двадцать раз слушать. Вот я и выучил. Он мне даже надоел. Теперь я понимаю, почему Светлана Александровна много стихов наизусть знает. Она их столько раз слышала, что выучила бы, даже если бы не хотела. Как я. Да, мама, ты не ходи в школу, мне мое место уже опять понравилось.

– Ну слава Богу.

– А тебе твое место нравилось, когда ты училась? – спросил сын.

– По-разному. Я на разных партах сидела, то с мальчиками, то с девочками…

– Это как?

Нынешние первоклассники не знают, что такое сидеть по двое. У них одиночные парты. С одной стороны, хорошо, удобно. С другой – они не знают того, от чего у нас замирало сердце. Они не пихаются локтями, деля парту ровно надвое и устанавливая границы. Мы рисовали черту, отгораживались учебниками. Они не чувствуют плечо и ногу соседа, не пинаются под партой с криками «Ты первая мне наступила!», «Нет, ты первая!». Не закрывают ладошкой тетрадь и не загибают тетрадные листы, чтобы сосед помучился, – он не знает ответ, а ты знаешь, но не дашь списать. Не рубятся в «Морской бой» и «Виселицу». Не мечтают сидеть за одной партой с самой красивой девочкой или самым красивым мальчиком. У них нет одноклассника, к которому могут посадить только в наказание, потому что по доброй воле никто к нему не сядет. Они не знают этой сосущей обиды – твой сосед по парте передал записку, а наказывают тебя. И нет у них этого захватывающего чувства: сосед по парте – твой лучший друг на всю жизнь! Вы всегда будете вместе! Можно забыть, как звали географичку или физичку, забыть имена и лица половины класса, но соседа по парте будешь помнить всю жизнь.

Может, позже, в старших классах, они будут сидеть по двое…

 

Марта

Робот Вася

По телевизору показывали «Приключения Электроника». Все серии подряд. Мы с Васей случайно наткнулись на фильм в середине второй. Сели смотреть. Я рассказала ему, что фильм про мальчика-робота, который захотел стать человеком, и про его друзей.

– А это робот? – спрашивал все время сын, показывая на экран.

– Нет, это Сыроежкин.

– А это робот?

– Да, это Эл, сокращенное от Электроника.

Эл как раз получал пятерки в школе, а Сыроежкин катался на мотоцикле.

– Вот бы и мне такого мальчика-робота. Чтобы вместо меня в школу ходил, – размечтался сын.

– Да, только Электроник вместо Сыроежкина и дома был – ужинал, спал. Его даже мама за родного сына принимала. А Сыроежкин в сарае жил. Ты тоже хочешь в сарае жить?

– Нет, не хочу. Хочу, чтобы робот только в школу вместо меня ходил и домашнее задание делал.

– Вот Сыроежкин тоже так хотел, а потом ему пришлось доказывать, что он настоящий.

– И все уроки делать?

– Да, экзамены по всем предметам сдавать.

– Да, не повезло. А это правда?

– Что – правда?

– Что были такие роботы, как люди? Фильм же старый.

– Нет, не правда. Это придумали.

– Но ведь изобрели моего динозавра на пульте управления, и еще я читал в журнале, что есть собаки-роботы и другие игрушки, которые как настоящие. А на прогулке я видел девочку с куклой, и эта кукла писать умела и плакать.

– Да, но все равно они не настоящие. На батарейках. И настоящих никто не заменит. Даже те, кто умеет писать.

– А кто придумал Электроника? – спросил через некоторое время Вася.

– Профессор. Ученый.

– Когда я вырасту, тоже ученым буду. И что им за изобретения дают?

– В каком смысле?

– Ну, хоть медаль мне дадут, если я что-нибудь изобрету?

– Дадут. Только ученые не за медали изобретают. А ради интереса. Есть даже такие ученые, которые от денег отказываются.

– Они что, сумасшедшие?

– Люди думают, что да.

– Я от денег точно не откажусь, – подумав, заявил сын, – а много дадут?

– Не знаю. Бывает, что много.

– А на мои кукурузные палочки хватит? Которые у нас в школьном буфете продаются и которые ты не разрешаешь мне есть до обеда?

– Точно хватит. И что ты хочешь изобрести?

– Не знаю. Например, пишущую машинку. Чтобы за меня писала русский.

– Уже изобрели. Только на ней печатают. Как на компьютере.

– Жаль. А такую машинку, которая числа считает по математике?

– Калькулятор. Тоже уже придумали.

– А которая зубы чистит?

– Электрическая зубная щетка, как у тебя.

– Так мне ничего не останется изобретать!

– Не волнуйся. Придумаешь что-нибудь.

– А мне больше ничего не надо! Все остальное я и сам могу сделать! Но все-таки хорошо, если бы был такой мальчик, который за меня в школу ходил. Хотя бы два раза в неделю… Я бы его назвал Васей, и никто бы не догадался, что это не я.

 

Марта

Женщина-врач

Вечером Вася долго не вылезал из ванны.

– Ты тут утонул? – зашла я к нему спустя сорок минут. – Вылезай, а то у тебя скоро жабры вырастут.

Вася деловито тер себя мочалкой, чего за ним раньше не водилось.

– Мама, уйди, не мешай, я завтра должен быть чистенький. Нам в школе сказали, – ответил ребенок, выливая себе на голову полфлакона шампуня.

– А так ты грязненький все время ходишь, – пошутила я. – А что у вас завтра?

– Медосмотр, – торжественно ответил сын.

– Понятно. И что смотреть будут?

– Все. И кровь брать. Но можно сказать, что ты боишься или не хочешь, тогда не будут.

– А ты боишься или не хочешь?

– И то, и другое. У нас Настя даже заплакала, когда про кровь услышала, и ей разрешили не сдавать. Я Настю успокаивал, поэтому тоже не буду сдавать.

На следующий день муж забыл сменку, не нашел чистый свитер и одел ребенка во вчерашний. Расчесаваются они вообще кое-как, да и насчет зубов я не уверена. Вася тяжело вставал, вполне мог заснуть над раковиной. В общем, на медосмотр явился грязненьким.

– Ну и как? – спросила я.

– Да ерунда, – махнул рукой Василий, – только сказали, чтобы ты мне уши почистила.

Я заглянула Васе в ухо – вполне себе чистое.

– А еще что проверяли?

– Да ничего. Буквы надо было прочитать одним глазом. Я Антону подсказывал, а он мне. А врач, которая уши смотрела, смешная. У нее такой диск на голове, как фонарь. Я ей рассказал, что есть такие животные, которые едят ушную серу у других животных. Только я забыл, как они называются. А та врач этого не знала. А зубному доктору я рассказал, как мне зуб пломбировали, как нужно укол делать обезболивающий и как состав смешивать. Она так меня слушала, как будто этого не знала. Странно, правда?

– А в рот она тебе заглянула?

– Нет, забыла. Я ее уболтал.

– Больше никого не уболтал?

– Нет, только врача, которая сердце слушала. Она не как другие, она почти девочка. Я ей рассказал, где сердце находится и как кровь по венам бежит и заставляет сердце работать. А еще я ей свои родинки показал. Даже ту, которая под мышкой. Ей понравилось. Только у меня времени мало было, а то бы я ей еще что-нибудь рассказал. Она была красивая, как Лиза. У нее на столе молоточек лежал, которым по коленке надо стучать. Я ей стукнул. Представляешь, у нее не только нога подскочила, она вся сама подскочила. Такая смешная. – Вася засмеялся.

– Как прошел день? – спросил муж, вернувшийся с работы.

– Вася клеился к врачице. Бил ее молотком по ноге. Вырастет, женится, будет свой врач в доме, – пошутила я.

– Почему на враче? Не надо на враче, – испугался муж, – каким молотком?

– Не волнуйся. У них медосмотр в школе был.

– И что? – опять перепугался муж.

– Ничего, только уши грязные. Велели почистить.

– Боже, Маша, почему Вася с грязными ушами в школу ходит? – впал в панику муж.

– А почему ты сменку утром забыл?

– Какой я идиот! Как я мог забыть?

– Ты все будешь так всерьез воспринимать? Ну, походил один день в грязных ботинках, ты, что ли, не ходил…

– Я никогда сменку не забывал, – торжественно заявил супруг.

– Вот зануда.

– Хм, женщина-врач, в этом что-то есть, – сказал муж.

 

Марта