Сказание про братский пир князей степных

Ой, да как тяжко Щурам-Пращурам нашим в степях вольных при Годяках жилось и Волоках! Ой, да как часто враги набегали и людей резали, будто скот!

Бывало, проснутся Прашуры на Зорьке и рады, что ночка тихо прошла. А то встанут — двух-трёх сторожей не хватает, зарезали их вороги проклятые, что в траве высокой гадюками-змеями неслышно в ночи приползли.

Ой, не спи, не спи, милый козаче! Гляди зорко вперёд во все очи! Не верь степи вольной, траве высокой, не то — заснёшь навек, не проснёшься, Солнца ясного не увидишь!

Ой, не смейтесь, неразумные дети, не смейтесь, как бы не довелось потом горько плакать!

Ой, не спи, княже наш, думай думу, от врага нас лютого борони и на возах спящих в ночи стереги, пока день не наступит ясный!

Как-то у князя ярусланского Бужича сторожа двух Торжаков поймала, а те клянутся, что Ормяны они и товар везут Ормянский. А потом, коли железы жгли, да теми железами подбодряли их, так признались, что Волохи. И что послали их Волошские Воеводы разведать, где кто живёт, где какие князья, воеводы, сколько людей и какие стада, и где припасы их и кошары.

И позвал князь Бужич всех князей и воевод на Совет великий, чтоб сговориться всей степью идти на Волохов.

И приехал на возу со своей дружиной Голога старый, и сошлись все князья от Ярусланов, и прочие Воеводы и цари-князья разные, чтоб держать Великий Степной Совет. Один годяцкий князь не приехал, прислал сына своего Конарека. А тот сидит на коне надутый и речёт так важно, не слезая с коня:

— Что нам Волохи? У нас двадцать тем войска доброго, да мы их руками голыми передушим!

Отвечал ему князь Ярусланский Бужич:

— К голым рукам надобно меч прибавить, да щит, да лук, да копьё дубовое. Рано похваляешься, молодой княжич, лепше старших людей послушайся!.

И добавил Голога Старый:

— Негоже витязю прежде временное похваление. Надобно мысль Волошскую выведать, чего им от нас надобно...

Пригласил Яруслан-князь Бужич всех гостей поесть-попить, поджидаючи, пока соберутся князья дальние.

Пришли девицы молодые пригожие и подавали гостям баранину печёную с доброй кашей, с луком крепким, огурцами и бураками. И мёды носили пенистые, и подавали каждому гостю с поклонами.

Только князь Конарек не пил, не ел, и дружина его нашей ежей пренебрегала, жрали конину сухую и питьё своё пили годяцкое.

Поглядел на то Старый Голога, ничего не сказал, только крякнул.

Приехал с дружиной Хорол-царь и сказал:

— Благослови вас Боги, друзья-князья, и ежу вашу, и мёды пенистые!

— И ты будь здрав, брате наш, — отвечали князья, садись с нами, не гребуй!

А к вечеру приехал Лзыкий-князь, весь день скакал, с коня-на-конь пересаживался. За ним на другой день и самые дальние приехали.

Три дня дожидались всех князей, а потом Великий Совет держали, И решили Чашу Братскую пить, чтобы всем стать братьями и завсегда помогать во всём один другому.

И пили они Чашу с вином, с кровями всех степных князей смешанную, и нареклись меж собою братьями. Только Годяка не стал пить и сказал:

— На Волоха и без Братства поможем. А какие мы Братья вам?

И встал, и сел на коня, поехал прочь, и «прощай» не сказал никому.

Князьям, однако ж, то было не в новину, они знали повадки готские. Привели пленников- Волохов и те опять всем князьям рассказывали, для чего воеводы их в степь послали.

А на десятый день Совета прискакали гонцы от Хоропов и сказали, что Волохи до Карпат — горы добираются и что, началась там большая война.

И ещё узнали князья, что Годяки разорвали конями трёх Русов, а с ними и детей малых, и жён.

Встал тут Голога Старый и сказал:

— Князья мои, братья вольные! Отовсюду идёт беда, ни там, ни тут, нету добра. И есть у нас два пути: первый — идти к Дунаю и по-мирному сговариваться с Волохом, а другой — начинать войну! Что будем решать, братья?

— И скоту ярмо не любо, а Волохам служить ещё тяжче, — отвечал Яруслан-Бужич. И так — смерть, и так — отрочество, а убитому всё же легче, он позора не ведает.

Тем часом примчались гонцы с Днепра и сказали, что Хоропы уже на Дунай идут.

И решили князья степные весь скот и возы с семьями отправить к Городечням, а дружинам идти до Карпат-горы.

Так началась Великая война, и растянулась она аж на сто лет! И за те сто лет люди умирали, новые рождались и тоже гибли, и до правнуков война шла та злая. И сгинуло в ней много людей, и Хорсунъ с Олявой сгорели, а Щуры пошли за синий Дунай и далеко в Волоках воевали.

Сказание про Беду Степную

Ой, что там за Туча-Хмара поднялась, ой почто она надвигаться стала? Ой, почто Русичи собрались, ой почто они изменились? И почто великая Туча с полудня идёт — сунется прямо к полуночи? И летит в небе птица всякая, и бегут в степи звери разные, туры бегут и сайгаки, корсаки скачут вместе с волками, и зайчат с дрофою не трогают, и стрепеты подскакивают, крылами бьют, и лисы бегут наляканные.

Ой, что ж сталося в той степи, что в зелёной приключовалось? Что за Лихо злое бежит, что за Диво кричит и скачет, и какая Беда нынче Русам выпала?

И летят по степи возы, а в тех возах овцы лежат связанные, а рядом коровы бегут с быками, и люди русские на конях с мечами.

И во главе дружины стоит воевода — Рус Старый на своей буланом коне, а по правую руку его — витязь младший — всадник Русич Тугой Перечич, а по левую руку — комонец Всятич.

И сказал Рус Старый тихо идти, коней жалеть, не загонять. И пошли они мерным шагом к полуночи. А вскоре за ними враги показались, гнали коней, не жалели, и пылъ-курява вставала за ними великая. И когда они приближались, Русы сами начинали гоном скакать, и кони у них были свежие, не уставшие, и легко скакали вперёд, и врага далеко позади нехали.

Тем часом русские стада и возы ушли к лесам полуночным, и дружина за ними пришла и табором стала.

И была в те времена в степи такая сумятица, ходьба, скачки и всякие заколоты, и один народ убегал от другого, и нападали Роды на Роды и Племена на Племена, потому как налетела в степь великая сарана, и траву всю как огнём дочерна уничтожила. И стали народы за пастбища биться, за траву и за воду чистую. И Русы тоже бились за пастбища и людей некоторых утратили.

А тут пришли в степи Волохи и стали людей хватать, забирать в отрочество, и явилось в степь Горе великое, и людская кровь лилась, как вода.

И отошли Русы в край полуночный, да и там у лесов покоя им не было.

И пришли Кощобцы и помогли Руси, и погнали они Волоха хищного к полудню аж до горы Хороповой, до Кровавец-горы, что теперь Крывань-гора называется. И били Волоха Русы с Кощобами, и гнали его. В полон брали, и коней брали, и волов, и овец отбивали отары великие, и хлеба много брали, вина и олеи и другого добра всяческого.

И дошли аж до Тьши-реки великой, и там за рекою — пропали Волохи.

И вернулись назад Русы и восславили воеводу своего Руса Старого, и Перуна-Громометателя, что в войне помогал, и всех людей своих живых и погибших.

Восславим и мы тех Праотцов-Русов, пусть венчают их Боги в Нави синей навек!

Боянов гимн.

(Памятник русской культуры IV в. н.э., написанный славянскими рунами на пергаменте. Из рунической библиотеки Анны, королевы Франции дочери Ярослава Мудрого. Хранившийся в собрании статского советника Сукиладзева.)

Гимн послушника Бояна старому (князю) Словену и молодому, умершему, и живому и Злату, волхву — (С)варги.

Мёд не мечите Вы гости, затаите вы рот! Послушайте речь о делах Словена Старого, мглу изгнавшего от (Д)непра. Он будет рода Скифа, Сва (небесное) дитя. Примчали меня кони и спешивали их в ряд и строили у княжьей руки. Видит Боян очами лишь истину, но князь велик, как небо и являет полки на гостей -хетов и хунов.

Служит сними (с полками князя) младой стременной Боян.

Молвим хором родимичи — Гой — ВЭ! Готы и други (другие) Земеголы услышат злой звон клича сынов Рода. Гимн Боян поёт, и стекаются к нему волхвы, вои, голядь, а также сколоты, родна, рытвы, росены. Ибо как руки плечам нужны, — князю нужны те мужи с конями. Белы месяцы окружили тихо. Словен очами сияет, как солнце летом. Обжигают ярые кнуты нам плечи.

Я же Боян Словенову речь внимаю и трепещу как дерева листы, очи с дыма (от дыма) как ключи (родники) точат (слезоточат, так как при волховании использовался дым специальных трав). Зимеголы вы внимайте мне! Зря вы кормили меня даром и поили меня.

И грянул в Нави глас Старого Руса (воевода см. выше), наставника Буса, Бояна младого волхва отца (Бус отец Бояна). И глаголила тень — о кроде (поминальный обряд сожжения погибших) великой, врагам сотворенной, баил (расказывал) Злат (погибший перед этим в сражении брат Буса). — Лепы (хороши) Златогоровы гимны, истинно лепы.— Оком глядите — огни Чегирь-Звезды (Кометы) идут. У Чегирь угря хвост иже зеленый. Зрите в стлязях (просторах) небесных срок чарам. Мечи Яра Буса (их рода Яров) и до Кияра (первый Киев который был основан на Кавказе) Славны! (Наверное, здесь предсказывается скорая гибель Буса Яра и еще 70 мужей Русколани от рук готов). Проговорив, умерла Злата тень. И страхи были долго ещё.

Я Боян пою любовь рокоту ристалища. Зрю, великие воды утекли после Пращуров наших Кимров (это роды славян, жили на Северном Кавказе). Волхвы, которые умерли, вешают из Сварги, — изгоните варягов, они не ясуни (светлые). И молча на концах мечей, прогнали гостей. Смотри из Сварги Старый Словен, кто удал и кто смел. Не молчи Боян! Снова удачу пропой, тому, кто благ. Зрим! От Велеса не убежать! (так как он встречает все умершие души у врат Ирия) Славы Словена не умалить! И меч Бояна, то язык ясный. И пьём в память Златогора Волхва. То Орию память и Скифу то гимн.

Златыми мисками на тризне сыпь!