Сказание про Лихо Степное и Кишку-царя

Когда были Деды наши в степях, жили они на возах, на возах и добро держали. А где поставят воз — там и село целый день стоит, там и слобода у речки костры палит и на них юшку рыбную готовит. Поедят-попьют, скот напоят, переночуют, а на Зорьке Утренней дальше едут, в другие места, где трава сочнее и вода чище, где цветов больше.

Едут Деды табором, а впереди воз идёт, а в том возу царь дедовский спит, попоной накрытый, овчиной подоткнутый. И был тот царь совсем стар и больше спал на возу, чем царевал, и больше мирил людей, чем наказывал.

Вот взял царь, да и умер как-то ночью, умер, как заснул, будто дитя малое в попону вцепился, и дышать перестал.

Собрались Деды хоронить царя. Обвешали гарбу его боталами разными железными — блях всяческих и цепей нацепили и повезли его вокруг земли дедовской, чтоб он землю свою в последний раз увидел, и чтоб люди с ним проститься могли.

Идут кони, шагом переступают, а бляхи звенят печально, цепи громыхают, железо гудит и разносит жалобный стон. И, слыша то, люди спешат к возу и кланяются царю, плачут, провожая его в последний путь.

Схоронили царя Деды наши, а сверху насыпали курган высокий, чтоб не добрался до могилы зверь дикий, и чтоб не тронула чужая злая рука, схоронили, страву поели, а потом собрались на Раду — как дальше жить без царя? Сыновья его царевичи в войнах полегли, и из родни никого не осталось.

Думали-спорились, а потом решили разойтись по Родам, и чтоб в каждом Роду свои Старейшины-Родичи правили, и как они скажут, тому и быть. Решили, что единый царь и единое Племя не надобны.

Разошлись люди, и пришло к ним Лихо Степное, стало скот морить, Дедов хватать, в полон уводить на чужбину. Раскидало то Лихо Дедов наших по всей степи, разбросало, друг на друга озлобило, каждый Староста своё речет, а других не слушает. И такое горе тяжкое по всей степи покатилось, что никто не знал, как ладу дать и что сделать, дабы опять к ним Добро пришло.

И вспомнили тогда, что при едином царе лад был кругом и мир. И собрались Роды и выбрали себе нового царя — Кишку, или, иначе, Киську. И сказал им Кишка-царь, чтоб собирали скотину, считали, заново по Родам делили, чтоб всем досталось, и дети не сидели без молока. И сказал дозоры в степи ставить, всадников собирать и врагов отваживать, отбивать у них и коней, и скот.

И ходило в траве высокой Лихо Степное Одноглазое (образ врага), посматривало на Дедов, а подступиться уже не могло, потому что прекратились у них свары, прекратились раздоры, а поселилось меж них Добро.

А против Добра Лихо ничего поделать не может.

Глава 7. Войны русов казаков с Киром и Дарием

В VI веке до н.э. царь персов Кир II, из династии Ахеменидов, вторгается на Кавказ, где его полчища были разгромлены Царицей Саков (казаков)-масагетов, Сиромахой. Царица Сиромахова (вдова Махова, Мах-означиет Великий) имела свои летние пастбища на Дону и Донце, а зимние — в современном Азербайджане, где граница её царства пролегала по реке Араксу. Тут и произошла в 529 г. до н. э., описанная в сказе (см. ниже) битва руссов (саков-массагетов) с персидскими полчищами., а плененный Кир был казнён. Через 16 лет после смерти Кира Дарий I новый владыка Персиды усилился настолько, что решил наказать русов за смерть Кира и в 513 году до н. э. перешёл через Босфор и Дунай в Северное Причерноморье с войском в 800 тысяч человек и флотом 600 кораблей. Против него выступил союз казачьих царей Белгородского царя Иданфирса, Царя Скопы, Донского Князя Антира, Кубанского Кныша. Царица Сиромаха — (греку Геродоту еврейский толмач прочел её имя с права налево и получилась Тамирис) была жива, но, находясь к востоку от мест вторжения персов, уже не играла основной роли в непосредственном разгроме Дария. Однако участвовала в Совете старейшин русских, главным князем над руссами был тогда царь КАНЫШ.

В сече русы-казаки порубили около 700 тысяч персов (512 г.), но Дарий сумел бежать. Согласно легенде, война окончилась так: «Однажды русы-казаки послали Дарию послов с весьма странными дарами — птицей, мышью, лягушкой и пятью стрелами. Сам Дарий истолковал это послание как признание безоговорочной капитуляции: русы отдавали ему всю землю — ведь мышь водится в земле и питается тем же, что и человек — зерном; лягушка живёт в воде, птица быстротой полёта символизирует лошадь — самое ценное имущество воина-казака; а присланные стрелы говорят о том, что казаки складывают своё оружие к ногам победителя. Однако Персидский жрец Горбий истолковал это послание иначе: «Если вы персы — пересказывает это толкование Геродот — не улетите как птицы в небеса или подобно мышам не скроетесь в землю, или подобно лягушкам не ускачете в озёра то не вернётесь назад и падете под ударами этих стрел». Последующие события убедили Дария в правильности толкования Горбия.

Сказание про царя Дида-Маха

Во времена царя нашего храброго Маха (сына казачьего царя Гура), которого люди величали ещё и Дидом, были степи полуденные богаты и травой, и водой, и скотом всяческим. Только одна Беда была там, одно Лихо, одно Диво-Дивное, что нельзя было мирно жить русским людям. Везде в траве, где ни ступишь ногой, людские кости найдёшь. Погибали там люди ни за что! Нападали на них то волки злые, то ночью темной из густой травы налетали лихие разбойники — перережут людей безжалостно, а скотину с собой уведут. Потом те разживутся, разленятся, а на них другие нападут и всех перебьют.

Так и были те степи ничьи, кто хозяином заявится, сам и погибнет.

И Русы-саки только по краю той степи ходили, ближе к лесу гоняли скот, а сами стереглись, глядели в оба. А вечером уходили в лес, чтоб в степи огня не разжигать и не спать под открытым небом. В лесу же копали глубокую яму, в ней делали печь, ставили сверху котлы и варили вечерю, А как сварят, тут же гасят огонь — лучше быть во тьме и холоде, чем у костра светлого, который враги могут увидеть. Спать ложились, закутавшись в войлок и обложившись бараньими шкурами. А двоих-троих оставляли на страже, чтоб не спали, степь слушали, а ежели недоброе услышат, чтоб всех потихоньку будили, — а оружие у каждого даже во сне рядом было.

Так жили-были наши Пращуры — в степи не заживались, а к осени домой ворочались — подальше в леса тёмные, дубовые. А чтоб враги пути не нашли, следы свои заметали, траву побитую выпрямляли, следы конские засыпали и ногами утаптывали.

А дома все хаты за тынами стояли, друг к дружке жались, ярками окапывались. И в хатах тех на всю весну, зиму и осень оставались только старые, малые и жёны. Все вместе они траву косили, сено сушили, в стога-скирды складывали. Собирали грибы, солили их, мочили, сушили. Копали коренья, солили щавель, ягоды сушили и с мёдом квасили — запасали всё, чтоб на долгую зиму хватило и себе, и скотине. Жёны и дети также ловили рыбу, солили, сушили, вялили, сами не ели, на зиму берегли, когда мужья, сыновья и братья пригонят скот из степи. В те дни были празднества, отмечали вместе Великие Овсени (новолетие отмечалось раньше Осенью в день Осеннего равноденствия) и наедались досыта. Когда Радогощ приходил, ходили друг к другу в гости, на Коляду Солнечное Коло о восьми лучах носили, на Масленицу ели творог, пекли блины. А часто хлеба до весны недоставало, и жили пустым борщом, морковкой, петрушкой и корнями всякими, а какие горькие — в золе пекли. Кто подальше жил — курей держал, а кто с краю, держать боялись. И собаки у них были такие, что не гавкали, и кони не ржали, скотина не ревела. Даже животина понимала, что тихо себя надо вести, а то враг злой услышит, придёт. Песню кто затянет — старшие цыкают, потому, как та песня может Лихо накликать, а за Лихом Диво-Дивное увяжется, а за ним и враг кровожадный.

Так до первых снегов таились, а когда снега на крыши падали, покрывали леса и овраги, тогда радовались люди — до весны уже не придут враги! И охотники отправлялись в лес выслеживать зверя дикого — косулю, птицу какую, а может и кабана дикого или рыбу подо льдом уснувшую.

Привезут охотники еланя забитого, снимут кожу, каждый возьмёт свою часть, а остальное — для всех людей, кто хочет. Нарежут мясо тонко — да на мороз, а оно за день, если мороз крепкий, вымерзнет, высохнет и долго держится.

Ставили Пращуры ледники глубокие, набивали их свежим снегом, крыли соломой, и лёд держался до самой осени, и летом там хранили свежее мясо. Вокруг ледников бегали псы, охраняя хозяйское добро от злых людей и диких зверей. За службу свою получали добрый корм, чтоб могли в ночи выдержать холод. За ледниками стояли стога соломы и сена, псы прятались в них в лютые морозы. А когда, заявлялись волки и лисы, из стогов выскакивали, гавкали, и хозяин выходил с пикой или секирой.

Так жили Пращуры, и всё время на страже были.

Как-то раз по весне примчались гонцы с полудня и поведали, что на землю Киверецкую Ромы напали, людей похватали, царя их Достовала в полон взяли, вместе с царицой Живой в Ромею далёкую увезли. Осталась Кивереччина одна, без царя, разбитая, разграбленная, и просит царя Дида-Маха, чтоб он её к себе принял.

Поглядел Дид-Мах с воза на гонцов киверецких и сказал:

— Так и быть, идите! Гоните скотину на земли наши, живите мирно, не злобитесь, не сварьтесь, а мы вас Обиде не отдадим!

Пришла Кивереччина чуть живая — настрадалась, наголодалась, всего боится, всего опасается, будто лань, мыоивцами загнанная.

И кинул Дид-Мах клич собраться всем царям и князьям, а где Родами живут старейшинам-родичам и воеводам отважным. И сказал им Мах:

— Братья-Цари, Князья и Воеводы с Родичами! Прибежали к нам Киверцы и поведали страхи великие. Напали на них Ромы, побили, царя их Достовала с царицей Живой забрали. Осталась Кивереччина одна и прислала гонцов у нас защиты искать. Я принял их, как родню, потому что они такие же русичи, как и мы. А теперь, Цари, Князья, Воеводы и Родичи, прошу попить медов наших и поесть мяса, да помыслить всем вместе, отчего так случилось с Киверой и что делать дальше. Враги со всех сторон нападают, людей убивают, скот угоняют, а наши Роды отдельно живут, каждый сам по себе.

Сели Цари и Князья во главе стола, а ниже их сели Воеводы и Старейшины-Родичи. Стали есть-пить угощаться, а Цари с Князьями начали похваляться, как бились они прежде с врагами да как побеждали их всех до единого!

Молчат Воеводы и Старейшины-Родичи, слушают, пьют и едят. И Мах тоже молчит. Когда ж гости стали мёд пить по пятому рогу, обозвался к ним Дид-Мах:

— Что было когда-то, то прошло, Цари, те времена уже в буркунах-травах заплутали и сгинули, так что не осталось о них ни славы, ни памяти. А надо нам нынче мыслить, как войско единое собирать и как свою защиту создавать-будовать. Сколько можно от врагов по лесам да по балкам прятаться, сколько можно в опасеньи и страхе жить?

— Успеется про то толковать! — отвечали Цари-Князья и опять за своё — мёды крепкие пьют да старыми подвигами похваляются. Вскоре и вовсе упились — неведомо, что рекут, разоряются.

Кликнул Дид-Мах своё войско, да те полки взял, что с Князьями-Царями приехали, и повел их в чистое поле, сказал, что к походу готовиться надо, освобождать земли киверецкие от врагов. Сам же тайно один полк назад отослал и велел ему настрого:

— Кого пьяным в Станс увидите, того рубите нещадно! Кто не годен нынче е поле сражаться, недостоин и Царём-Князем зваться!

Пошёл полк вспять и побил всех Царей-Князей, что во хмелю спать завалились. А было их всего сто да ещё пятьдесят Царей-Князей русских.

Вернулся полк, доложил Маху исполненное, и Мах тут же отослал его в Киверецкую землю на разведывание, и велел раньше пяти месяцев не ворочаться. А сам повёл войско назад.

Приехали в Стан, а там все перебитые. И сказал Мах:

— Видите, что натворили Цари? Упились мёдами, а враги налетели и перебили их до единого!

Похоронил Дид-Мах Царей достойно в земле русской, а Племена их под свою руку взял. С тех пор укрепилась Русь намного и оборонялась от всех врагов.

А полк тот, что на Дунай ушёл, через год воротился с добычей великою. А царя Достовала Ромы только через тридцать лет но старости домой отпустили, да и то в обмен на их пленников. А дети его так и не воротились с чужбины.